Главная » Статьи » Мои очерки

ОСНОВАНИЕ БЕЛОВОДСКОГО И ДОРЕВОЛЮЦИОННАЯ ИСТОРИЯ СЕЛА. ЧАСТЬ 4-АЯ.

Продолжение, начало в 1-ой части.

«Освобождённые на 15-19 лет от повинностей, при благодатной почве и достаточном орошении, они очень скоро входят в нормальные условия жизни и даже богатеют, т. е. имеют такой достаток, что ни в чём не нуждаются. Достаток этот, между прочим, виден из того, что поселенцы редко когда нанимаются в рабочие, ямщики и прочее». [(235), стр. 130]. Насколько русские переселенцы преобразили край, описывал Б. Тимшин, проехавший от Кабулсая, станции Ташкентской железной дороги, до Пишпека:

«Вдоль дороги развёртывались сначала голые холмы, перешедшие потом в бесконечную равнину – степь, окаймлённую с одной стороны цепью гор Александровского хребта. Впервые путешественник, трясясь на «почтовых» и глядя на расстилающуюся голую, обожжённую солнцем не степь, а пустыню, на нередко валяющиеся кости животных, невольно приходит в ужас: как может жить здесь человек, когда жара бывает выше 60 градусов. (Автор называет температуру на солнцепёке – Б. М.).

«Как можно вести здесь хозяйство, когда всё сгорит и высохнет, ибо период дождей бывает только ранней весной и поздней осенью. Но здесь сказываются чудеса орошения. Вот замелькали перед нами малороссийские «мазанки» с их причудливыми вырезками и украшениями. Внезапно выросли по бокам дороги целые аллеи стройных тополей. И уже красивую картину представляют попадающиеся по тракту русские посёлки, сплошь заросшие зеленью среди голой степи и безлесья. Невольно высунешься из тарантаса и глядишь, глядишь и не наглядишься». Другой путешественник Л. Ф. Костенко рисует ещё более отрадное положение:

«Со станции Кара-Балты начинается Семиреченская область, где почтовая езда становится несколько лучше. Тут даже появились верстовые столбы. По приезде на следующую станцию, Аксу, ещё более переносишься в Европейскую Россию. Перед взором путешественника, как бы по манию волшебства, открывается малороссийский посёлок (дворов 50), со всеми атрибутами украинской жизни. Хаты приветливо глядят своими окнами, плетёные заборы, садики вокруг хат, огороды, домашняя птица – всё это ублажает зрение и наполняет душу отрадным чувством. Вот она Русь куда забралась, и где приютились наши переселенцы». [(164), стр. 161].

Расслабленный внешней идиллией, далее он продолжает: «Участь переселенцев здесь, кажется, довольно беспечна. Аксуйский (Беловодский) выселок считает только второй год своего существования, а люди уже успели достаточно обжиться. Они всем довольны и только жалуются на недостаток воды, необходимой для орошения полей». Но всё же, первоначальное обустройство для переселенцев было трудным. Обратите внимание на фразу: «Тут даже появились верстовые столбы».

Но верстовые столбы не в совремённом понимании. Первоначально по тракту для указания пути и расстояния были сооружены  из дёрна, а местами из камней тумбы около 2-х метров высоты. Сверху сажали куст или дерево, чтобы указатель было видно во время метели и после снежных заносов. Похожее описание нашего села даёт писатель, участник среднеазиатских походов А. П. Хорошхин: «Далее пикет Аксу, около которого стоит выросшее за последние 5-6 лет село Беловодское.

«Выходцы из Воронежской губернии, малороссы, принесли сюда со своей далёкой родины всю свою обстановку: и хаты, и тыны (плетень), и огороды с подсолнухами, и конопляники. Все хаты обсажены талом, улицы широки. Флегматичный хохол едет на своих волах, женщина в красной суконной юбке идёт через улицу с вёдрами на коромысле. Толпа мальчуганов с белокурыми, как лён, волосами окружает экипаж и рассматривает проезжих панов. Совсем Русь, если бы не кавалькада киргизов и киргизок, да не горы на горизонте, покрытые вечным снегом». [(208), кн. 1, стр. 4].

«Русский дух» селений, основанных переселенцами, отмечал в своих путевых очерках и офицер служивший в Туркестане П. И. Шрейдер: «Русь во всём её первообразе», – подумает каждый свежий человек. Только яркая зелень, своеобразные домики, зажиточность крестьян, да к небесам поднявшиеся белые пики снеговых гор, издали смотрящие с высоты своего величия на раскинувшуюся у подножия этих гигантов деревню, напоминают, что вы далеко от северной родины». Уже окрепшие старожильческие сёла описал П. Н. Краснов:

«Днём вдруг покажется вдали зелёное пятно. Высокие деревья, густые сады, дома. По деревянному низкому мосту, а чаще вброд переедем широкий мелкий арык. За арыком убранные поля и селение. Это «старые» поселенцы. Лет пятнадцать, двадцать тому назад они прибыли сюда из Харьковской, Полтавской, Черниговской губерний, устроились в новом краю, и любо-дорого смотреть все эти громадные русские сёла. На пять-семь вёрст и больше идёт главная улица. Улица – аллея акаций, лип, ясеней, раскидистых мощных карагачей.

«Она так широка, что деревья не образуют свода над нею. За деревьями большие фруктовые сады. В садах просторные дома под соломенными крышами. Посреди села площадь, на ней кирпичная красная церковь кораблём, сельское училище, волостное правление, дом священника, лавки». Описывая поездку и. д. генерал-губернатора в Семиреченскую область в 1871 г., газета «Туркестанские ведомости» приводит интересный факт: «Беловодские поселенцы, по убеждению начальника края, (это говорится о Колпаковском, он в это время временно замещал генерал-губернатора – Б. М.) постановили приговор о закрытии кабака в своём посёлке». [(161), №14, 1871 г.].

И верстовые столбы, на которые обратил внимание путешественник, тоже результат деятельности губернатора области Колпаковского. И не только верстовые столбы. Многие проезжавшие отмечали, что путь от Ташкента до Верного различается на две половины: от Ташкента до Карабалта и от Карабалта до Верного. На верненском отрезке на станциях постоялые дворы отапливались, «порядок, хотя и далёкий от совершенства, но, всё же, сравнительно лучше». Вызвано это было тем, что до 1870 г. почтовый тракт содержался на земские средства и зависел от внимания и требовательности местных властей.

С 1870 года содержание почтового тракта было отнесено на смету Министерства внутренних дел. [(190), 1882-83 гг., стр. 56].  Справедливости ради, надо сказать, что такие лестные отзывы о почтовом тракте сказаны путешественниками потому, что они проезжали в благополучное время. В распутицу была совсем другая картина. Даже в 1914 г. «Туркестанская газета» (№879) писала: «В конце февраля почтовый тракт на Кабул-Сай окончательно испортился: между Пишпеком и селением Беловодским почта идёт на верблюдах. Между Карабалтами и Чалдоваром выставлена временная подстава» (для вытаскивания застрявших экипажей – Б. М.).

О Колпаковском ещё не раз будет упоминаться в этом очерке. Нелишне будет сказать о нём подробнее. Сенатор К. К. Пален, проверявший Туркестанский край, писал: «Три личности из числа покорителей Туркестана оставили после себя глубокий след в деле его устроения: генералы Колпаковский, Кауфман и Куропаткин. Другие деятели были или последователями и подражателями, нередко весьма неудачными, или, оставаясь в крае слишком короткое время, не успевали проводить в жизнь задуманные мероприятия.

«Созданное генералом Колпаковским носит характер более русский, общегосударственный, доказывающее высокий государственный талант его. Некоторые циркуляры его поражают дальновидностью, несмотря на то, что в столь сложном юридическом вопросе пришлось разбираться человеку, воспитанному на войне и проведшему почти всю жизнь в походах». Обратите внимание, что Пален по заслугам не только ставит в один ряд губернатора области Колпаковского и генерал-губернаторов края Кауфмана и Куропаткина, но и, нарушая субординацию, называет его первым.   

Герасим Алексеевич Колпаковский – генерал-лейтенант, выслужившийся из солдат, Георгиевский кавалер. Родился он в 1819 г. в Харьковской губернии в семье старшего офицера Алексея Дмитриевича Колпаковского, мать Прасковья Николаевна, урождённая Иващенкова. В одном из очерков о Колпаковском сказано: «Этот благородный, высокообразованный, воспитанный человек, являлся примером человечности». (В. Гештовт, газета «Лад», 2001, №6). Что удивительно, по одной версии он закончил всего частный лицей.

По другой – он не получил не только специального, но и даже школьного образования. Читать и писать его научила мать. В юности увлекался биографией, сражениями и походами Суворова и боготворил его. В шестнадцать лет поступил на службу вольноопределяющимся рядовым в пехотный полк. Через год был произведён в унтер-офицеры. В 1839 г. начинает боевую жизнь и в течение 11-и лет без перерыва участвует в походах и сражениях, сначала против горцев на Кавказе, затем в Молдавии и Валахии и заканчивает первый период своей боевой службы в Венгрии.

Смелостью и отвагой в боях в горах Кавказа он завоёвывает себе эполеты прапорщика – младший офицерский чин в русской армии. Потом за ту же храбрость в боях и за отличие по службе повышается до звания штабс-капитана и награждается орденами св. Анны 4-ой и 3-ей степеней и св. Владимира 4-ой степени с мечами и бантом. Орденами с мечами и бантом награждали только за отличия непосредственно в боевых действиях. Это только его первые награды, перечисление всех воинских наград Колпаковского заняло бы много строк.

В 1852 г. Колпаковский назначается адъютантом командира Сибирского корпуса Г. Х. Гасфорда. Должность, на которую попадали либо по протекции, либо по особым личным качествам. В данном случае основанием были личные качества Колпаковского, которого генерал Гасфорд знал по Венгерской компании. Затем Колпаковский служил в корпусном штабе, а в 1854 г. произведён в капитаны и командирован окружным начальником в исторически известный сибирский город Берёзов. В этой должности он проявил себя толковым администратором, за что был повышен до майора и награждён орденом св. Анны 2-ой степени.

Но мирная жизнь в этом глухом углу не могла быть привлекательной для такой цельной натуры. В 1858 г. Колпаковский переводится окружным начальником во вновь образованный Алатавский округ. Назначенный в Верный (Алматы), он снова попал в привычную для него обстановку. Ведь положение в округе в это время, из-за столкновений с кокандцами и Китаем, было довольно сложное. Кроме того, колонизация Семиречья сибирскими казаками первое время особых экономических результатов не имела (да и в последующем отдача крестьянских хозяйств была выше казачьих).

Переводя Колпаковского на юг и назначая на ответственную должность, Гасфорд рассчитывал, что Колпаковский, как уроженец Малороссии, и познакомившийся с более высокой культурой земледелия в Европе, создаст нечто подобное и в Семиречье. Как показало будущее, в этом Гасфорд не ошибся. В 1867 г. Алатавский округ преобразовывается в Семиреченскую область, и Колпаковский назначается губернатором области. Здесь надо отметить, что это было не просто повышение по службе.

Для казаков военные губернаторы были одновремённо и наказными (назначенные царём) атаманами, ответственными за положение дел в казачьих войсках. В казачьей культуре наказные атаманы были наместниками царя, и к ним соответственно и относились. С их личностями казаки связывали состояние службы, тяготы и радости станичного быта, все наиболее значимые события. Генерал-лейтенант Д. Г. Колокольцев, служивший в Туркестане, так вспоминал о Колпаковском:

«Колпаковский был из офицеров старой школы, прежней службы, свыкшийся с точным исполнением долга службы, человек порядка, где бы он ни находился. Это был офицер боевой, старых кавказских войск, где он приобрёл много опытности, поэтому по всем обстоятельствам всегда был чрезвычайно осмотрителен и осторожен. Генерал-губернатор Гасфорд давал Колпаковскому очень серьёзные поручения. Колпаковский изучил край так, что вряд ли кто найдётся, чтобы знать так хорошо Туркестан, как он.

«Он проехал все степи, как говорится, вдоль и поперёк. Знал всю степную местность, как сами туземцы. Изучил нравы и обычаи степных жителей как нельзя лучше. Одним словом, в этой стране Колпаковский был, что называется, человеком наторелым». Г. П. Фёдоров, прослуживший 36 лет в канцелярии Туркестанского генерал-губернатора, в своих воспоминаниях писал: «Первым губернатором Семиреченской области был Г. А. Колпаковский. Колпаковский не получил высшего и военного образования, но был человеком огромного ума и такта.

«Обладая железным характером и силой воли, он оказался превосходным губернатором вновь образованной области. При учреждении генерал-губернаторства пришлось набирать сотни чиновников для замещения должностей. Понятно, что в их число попало немало людей с сомнительной репутацией, с тёмным прошлым и с волчьим аппетитом. Благодаря своему умению распознавать людей, Колпаковский набрал контингент служащих довольно удачный, а главное, он умел зорко следить за всеми и крепко держать в руках весь служебный персонал.

«В 1873 году, когда Кауфман отправился с отрядом в Хиву, для временного управления краем был назначен Колпаковский. Мне приходилось часто докладывать ему, и вот тут я убедился, какого большого ума и такта был этот человек. Самое сложное и запутанное дело он усваивал сразу, умел отбросить все ненужные детали, схватить самую суть и положить резолюцию краткую, но точную и иногда остроумную. Это был выдающийся самородок, и если его считали хитрым дипломатом, то, конечно, это нельзя поставить ему в упрёк. Служить под его начальством было очень приятно». [(214), стр. 806-807].

К этим воспоминаниям можно добавить, что описанное временное управление краем Колпаковским было не единственным и неслучайным. Генерал-губернатор Туркестанского края Кауфман высоко ценил Колпаковского, считал его своим первым сотрудником и при своих отъездах из края «исправляющим делами» назначал Герасима Алексеевича. К подчинённым он был не только строг, но и заботился о них. Кашгарский эмир Якуб-бек отправил с письмом к Туркестанскому генерал-губернатору своего племянника Шади-Мирзу с предложением установления сношений.

Так как Кауфман в это время находился в Петербурге, то принимал посланника Колпаковский. Занимаясь такими важными межгосударственными делами, Герасим Алексеевич не забывал о своих непосредственных подчинённых. Пользуясь случаем, в ответном письме Якуб-беку он потребовал выдать разбойников Омара и Койчи, которые ограбили начальника Токмакского уезда майора Загряжского и скрылись в Кашгарии. И современники, и исследователи заслуженно называли его «устроителем Семиречья».

Другой автор, писавший о Колпаковском, назвал его «Петром Великим для Семиречья». Эта характеристика подтверждается объёмом, значимостью и разносторонностью его деятельности. За его знание языка кочевников, энергичность, постоянные поездки по краю казахи дали ему прозвище «Темир-Кут – «железнозадый», что в устах степных наездников служило высокой похвалой. Ю. Д. Южаков, служивший в Туркестане, писал о Колпаковском:

«Этот глубокоуважаемый генерал – бесспорно авторитетнейший судья по вопросам о туземцах Туркестанского края. Он тридцать лет управлял туземцами. То как начальник Алатавского округа, то как губернатор Семиреченской области, то как исправляющий должность Туркестанского генерал-губернатора и, наконец, как Степной генерал-губернатор. Он основательно изучил киргизский быт, их нравы и обычаи». Он командовал соединёнными силами русских и казахов в битве при Узун-Агаче в 1860 г. и по-суворовски разгромил многократно превосходящие силы кокандцев.

За эту победу Колпаковскому было присвоено звание полковника, и он был награждён Георгиевским крестом 4-ой степени. Интересна резолюция Александра II на донесении командующего Западно-Сибирским корпусом Гасфорда о победе под Узун-Агачом: «Славное дело! Подполковника Колпаковского произвести в полковники и дать св. Георгия 4-ой степени. Об отличившихся войти с представлением, всем штаб- и обер-офицерам объявить благоволение в приказе. Нижним чинам дать по одному рублю серебром на человека. Знаки отличия военного ордена выслать генералу Гасфорту, согласно желания».

То есть, Колпаковскому, непосредственному руководителю, участнику и герою боя, что считаем заслуживающим, а Гасфорду, сидящему в Омске, и который, между прочим, в предписании Колпаковскому перед сражением предполагал, что «кокандцы не решатся вторгнуться в наши пределы, поэтому…не стоит изнурять войска передвижениями» – что сам себе пожелает. В 1862 г. за взятие Пишпека Колпаковский был произведён в генерал-майоры. О значении этой победы говорит тот факт, что производство в генеральские звания производилось только по «Высочайшему усмотрению».

При Колпаковском завершилось присоединение Северной Киргизии к России и началось освоение Семиречья. Ему обязаны Алматы и Бишкек правильной планировкой улиц (разметку делали военные топографы), сетью арыков и вековыми деревьями вдоль них. Ботаник А. Н. Краснов после экспедиции в Семиречье писал: «Поселённые в предгорьях Заилийского Алатау семиреченские казаки сумели быстро превратить в кустарниковую степь и леса, протянувшиеся вплоть до их посёлков.

«Если бы не распоряжения генерала Колпаковского, благодаря которым уцелели яблочные леса около Верного, вероятно леса из абрикосов и дикой яблони сохранились бы лишь в преданиях киргизов (казахов – Б. М.) и в имени станицы. Будущее благосостояние края навсегда будет тесно связано с именами лиц, стоявших во главе при начале его заселения, в особенности Г. А. Колпаковского. Благодаря его неусыпной деятельности население убедилось в пользе лесоразведения.

«Теперь каждое селение обсажено деревьями и имеет сады, а сам Верный представляет собой сплошной зеленеющий сад. Почтовая дорога от Верного до Любовного обсажена деревьями, и повсюду виднеются рощицы и насаждения деревьев. И всё это – дело непреклонной энергии одного лица, сумевшего заинтересовать своих помощников и население». Долго бытовала легенда, что за каждое посаженное дерево возле усадьбы Колпаковский награждал хозяина серебряным полтинником.

Со временем эта награда выросла до рубля. Учитывая довольно значительную по тем временам сумму награды, это только предания благодарных жителей края, основанные на его многочисленных приказах о посадке деревьев в населённых пунктах, вдоль дорог и арыков, на почтовых станциях и заботе о лесоводстве. Документально подтверждается только гривенник. Но известен факт, когда Колпаковский наградил простую казачку Варвару Мальцеву серебряным кубком за вкусно испечённый хлеб, преподнесённый ему при встрече в казачьей станице. [(160), №46 от 18.11.1880 г.].

Своим приказом от 10.01.1881 года за «предоставленные» ему «хорошо сшитые сапоги обучавшимися в Верненской ремесленной школе казачьими мальчиками: станицы Лепсинской Григорием Семибратовым, станицы Софийской Алексеем Ивановым и Елизаром Нестеровым» он подарил «названным мальчикам серебряные часы каждому». [(160), №2 от 10.01.1881 г.]. Если, случайно, найдутся потомки названных мальчиков, то гордитесь своими предками, проявившими свои достоинства уже в детстве, и с благодарностью вспоминайте своего атамана. 

Кроме военной и предписанной административной деятельности, Колпаковский занимается самыми разносторонними инициативами и проектами, например, доставкой племенного скота в область. В 1874 г. в имении Ф. Э. Фальц-Фейна Таврической губернии (Аскания-Нова) он приобрёл быка и двух коров шортгорнской породы. Надо отметить беспримерный переход этих животных с берегов Днепра в Семиречье и ту особую заботу сопровождавшего их чиновника Мышковского, доставившего породистый скот гоном в сохранности в город Верный.

Такое испытание на выносливость шортгорнов, прошедших 3000 вёрст, надо полагать, было первым и единственным в мире. Надо отнести к достоинству, что шортгорны благополучно преодолели этот путь, учитывая, что порода мясная, с большим убойным весом. Эти производители содержались на губернаторской ферме. Их содержание (380 руб. в год) относилось на резервные суммы губернатора.  Для улучшения местной породы лошадей Колпаковским в 1876 г. на средства Семиреченского казачьего войска была устроена войсковая случная конюшня. Она просуществовала до 1897 г.

При содействии Колпаковского в 1876 г. казаком Дмитриевым на Иссык-Куле был основан конный завод. [(253), ч. 1, стр. 141]. В 1882 г. по указанию Колпаковского из Ташкента прислали стадо каракулевых овец из 28-и маток, 3-х баранов и 28-и ягнят. Это стадо содержалось при войсковой случной конюшне. Из них несколько голов было роздано бесплатно некоторым казакам и разночинцам. Затем часть приплода продавалась по очень низким ценам, чтобы только возместить стоимость содержания. Другая часть раздавалась заинтересованным овцеводам бесплатно для разведения каракулевой породы овец. [(160), неоф. часть, №75 от 17.09.1904 г.].

Колпаковский был зачинателем пчеловодства в Семиречье. В 1857 г. по его распоряжению в Верненский уезд завезли несколько ульев с пчёлами. Рассказывали, будто первый пчелиный улей Герасим Алексеевич привёз, завернув его в свою шубу. [(160), неоф. часть, №25 от 27.03.1909 г.]. Думаю, что это благодарная память жителей Семиречья, как и рубль за посаженное дерево, подчёркивающие легендарность этого человека. В 1878 г. Колпаковский подарил крестьянам села Покровского на Иссык-Куле несколько ульев и организовал показательную пасеку.

Способствовал развитию садоводства в Семиречье. По его приказанию сначала в станице Сарканской, а потом и в других местах были устроены питомники для разведения лесных и фруктовых деревьев. Колпаковский был инициатором многих социальных и патриотических и проектов. По его инициативе и при непосредственном содействии 21 марта 1879 г. был открыт Верненский городской приют для детей сирот и детей неимущих родителей. При скудости средств для организации и содержания приюта, Колпаковский ходатайствовал перед Начальником края о разрешении использовать имевшиеся в распоряжении областной администрации свободные остатки от других статей расходов.

В 1886 г. для улучшения обеспечения приюта добился согласия на принятие его в ведомство учреждений Императрицы Марии Фёдоровны. В 1881 г. организует снабжение голодающих дунган, бежавших из Китая. У выселка Илийского по приказанию Колпаковского была построена часовня в память о переправе русских войск в этом месте через реку Или при занятии Семиречья.

На собственные средства в выселке Любовном построил «довольно благолепный  и вместительный храм, снабдив его иконостасом, утварью и ризницей, а при храме и дом для священника со всеми службами. В выселке Константиновском – училище для мальчиков и девочек, а в церковь сего выселка пожертвовал золочёный иконостас с иконами из Москвы». [(304) за 1872 г.]. По его личной инициативе был создан фонд для строительства памятника Чокану Валиханову на его родине. Принимал деятельное участие в устройстве Иссык-кульского мужского монастыря.

Содействовал научному изучению края. Так, например, хранитель зоологического музея Петербургского университета А. М. Никольский после своей научной экспедиции в Семиречье писал: «Его Высокопревосходительство Степной генерал-губернатор Г. А. Колпаковский материальной поддержкой дал мне возможность лучше обставить путешествие и расширить план предприятия. Поэтому считаю приятным долгом выразить мою признательность Г. А. Колпаковскому за то широкое содействие, которое ему угодно было оказать мне в исследовании края». [(249), стр. 2].

Всем своим подчинённым, командируемым по области, предписывал собирать все сведения о крае и народах, его населяющих, доставлять в музей все исторические и археологические находки. Все собранные таким образом коллекции Колпаковский передавал в дар музеям и научным организациям. Взаимно просил лишь об одном, чтобы ему сообщались «открытия – для сведения, ошибки и упущения – для назидания и урока при будущих подобных работах наших местных офицеров и чиновников, соединяющих выполнение своих административно-служебных задач с посильною деятельностью на пользу науки».

Даже во время своих военных походов Колпаковский не прерывал своих научных исследований и поисков. Во время Кульджинского похода по его распоряжению была собрана большая этнографическая коллекция о народах Восточного Туркестана и подготовлен фотоальбом типов жителей Кульджинского края. Во время похода в Коканд по его поручению был организован сбор рукописей и древних книг. Им были приобретены для Туркестанской публичной библиотеки два экземпляра «Теварихи-Шахрухие» – ценного источника по политической истории Кокандского ханства.

Трудно указать количество и объёмы коллекций, собранных по указанию Колпаковского. О значении этой его деятельности говорит тот факт, что ему была присуждена большая именная золотая медаль Московского общества любителей естествознания, археологии и этнографии. В признание его заслуг при научных исследованиях края, в благодарность за содействие в проведении этих исследований учёные в его честь дали несколько названий. Именем Колпаковского в Семиречье названы ледник, перевал, река, ирис, тюльпан и один из видов маринки.

А жители Семиречья в его честь назвали одно из селений Семиреченской области Колпаковским и присвоили имя генерала Колпаковского Верненскому училищу садоводства. Колпаковский был почётным членом нескольких научных обществ России, вёл переписку с учёными, в том числе и с Чарльзом Дарвином, одним из первых обратил внимание учёных на остатки древних поселений на дне озера Иссык-Куль.

В 1890 г., заботясь о развитии земледелия, требующего в местных условиях орошения, и считая, что строительство плотин на реках для забора воды и оросительных каналов для её подачи на поля требует больших затрат, он обратился к специалистам по геологии Туркестана профессорам Мушкетову и Романовскому с просьбой сообщить возможность и приблизительную стоимость создания орошения в Илийской и Чуйской долинах из артезианских скважин. Направления деятельности Колпаковского были действительно «петровские», самые разносторонние.

Будучи Степным генерал-губернатором, он ходатайствовал перед правительством о выделении денег на изыскания и разработку проектов орошения долины реки Или. В «Вестнике садоводства, пчеловодства и огородничества» от 22 февраля 1886 г., №8 сообщается, что Степной генерал-губернатор Колпаковский обратился в Императорское общество садоводов. Сообщив о заносе летучими песками городов Семипалатинска, Павлодара и Омска, он просил у Общества садоводства совета в борьбе с подвижными песками, подсказать способы облесения песчаных холмов и открытых степных равнин, а также перечень пород растений, наиболее пригодных для этих целей. 

Колпаковский заложил начало просвещения местных кочевников, открыв при верненской гимназии «киргизский пансион». Для замены непрочной глины при строительстве каменных зданий даёт поручение разыскать в окрестностях Верного месторождения известняка и обращается за помощью в этих поисках к местным султанам. При их содействии были найдены Каскеленские залежи. Предложил идею и добился выделения денег на проведение конкурса работ по написанию истории Семиреченского казачьего войска.

К сожалению, это начинание не исполнилось при жизни Колпаковского; оно было завершено по инициативе А. Н. Куропаткина в 1909 г. Были у Герасима Алексеевича и экзотические начинания. Предпринимал попытки по разведению раков в водоёмах Семиречья. Увлёкся поиском в горах Тянь-Шаня предполагаемого вулкана Бей-Шань, о котором немецкий географ А. Гумбольдт, по рассказам купцов, писал, как о горе, «извергающей пламя». Для поиска вулкана был командирован областной чиновник И. А. Попрядухин.

Вулкана Попрядухину найти не удалось, но результатом экспедиции были собранные коллекции и гербарии. В 1878 г с этой же целью посылается учёный-садовод А. М. Фетисов, и тоже неудачно. И только в 1882 г. исследователям Коратанёву и Ковалёву удалось, наконец, отрицательно разрешить вопрос о, якобы, вулкане Бей-Шань. Но бесполезными эти экспедиции назвать нельзя, потому что и отрицательный результат в науке тоже результат, а потом – эти экспедиции выполняли и другие исследования.

Колпаковский много делал для примирения местных враждующих родов, для установления добрососедских отношений местного населения с Китаем и с прибывшими в край русскими. Художник В. В. Верещагин, побывавший в Семиречье в 1869 г., описал случай,  происшедший на китайской границе: «Пришёл управитель волости со свитою и между разными новостями рассказал, что его киргизы, мстя не раз грабившим их таранчам, в свою очередь отбарантовали недавно много скота и захватили немало всякого добра, даже серебра.

«Но губернатор, генерал Колпаковский, известясь об этом их подвиге, рассердился и приказал всё возвратить. Обстоятельство, о котором собеседники мои глубоко скорбели, и причину которого никак не могли сообразить. В кои-то веки довелось побаловаться, пограбить, и, вдруг, награбленное с опасностью для жизни возвращать». [(311), стр. 62]. Заботился об устройстве переселенцев и не допускал насилий и притеснений в отношении кочевников. Управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора А. К. Гейнс отмечал:

«В Алатавском округе, где окружной начальник имеет большую над ними (казаками – Б. М.) власть, гораздо меньше слышно про казачий произвол. Это многозначительно». Г. И. Бройдо, критиковавший переселенческую политику царизма, однако признавал, что администрация Семиречья под руководством генерала Колпаковского «действовала осмотрительно, внимательно относясь к вопросу об изъятии земель у киргизов».

По отзыву начальника штаба Сибирского корпуса И. Ф. Бабкова, Колпаковский «всегда был против крутых мер и радикальных переделок в установившемся порядке в киргизских степях». При несправедливостях не ограничивался в мерах воздействия, вплоть, пользуясь казачьими обычаями и правилами, до телесных наказаний. Упоминавшийся Г. П. Фёдоров писал: «Узнав, что верненский полицейский чиновник получил в подарок от одного просителя четыре шкурки соболя, Колпаковский вызвал его к себе и в кабинете избил его нагайкой.

«Другой случай более забавный. Колпаковский объезжал восточную часть области по границе с Китаем. В одном пункте его встретила делегация из китайцев, и один из них начал говорить ему что-то непонятное.
– Что он говорит? – спросил Колпаковский. – Нет ли здесь переводчика?
Из толпы выступил молодцеватый урядник (младший казачий чин – Б. М.), начальник этого пограничного поста.
– Ваше превосходительство, я понимаю по-ихнему.
– Что же он говорит?
– Просит фунт чая, ваше превосходительство.
– Дайте ему чая, - приказал Колпаковский. Китайцу дали фунт чая. Он низко поклонился и опять залепетал непонятное.
– Что ещё ему нужно? – спросил губернатор.
– Одного фунта ему мало, просит ещё.
– Ну, дайте ему ещё.
Но в это время из толпы вышел другой китаец и на ломаном языке быстро выпалил:
– Врёт казак! Чай не нужно. Китайцы жалуются, что этот казак бьёт их нагайкой. Дурной человек. Возьми казака отсюда.Колпаковский тут же приказал сорвать нашивки с урядника и выпороть его на глазах делегации. Впоследствии Колпаковский искренне смеялся, вспоминая находчивого урядника-плута, чуть не обманувшего своего атамана». [(214), стр. 807].

Историк Семиреченского казачества Н. В. Леденёв, обижаясь на Колпаковского за его критику хозяйственной деятельности казачества, писал: «Генерал Колпаковский до своего атаманствования казачьим войском был начальником Алатавского округа, т. е. тем же приставом Большой орды, но только с  более широкими полномочиями. Поэтому привычка к сохранению интересов киргизов, привычка к исключительным заботам о них глубоко въелась и не могла исчезнуть вслед за назначением его наказным атаманом». [(203), стр. 301].

Критикуя Колпаковского, Леденёв непроизвольно подчёркивает его справедливость в решении вопросов межнациональных отношений. О внимательном отношении к своим подчинённым, писал и Н. Петерсон, занимавшийся исследованием судебного архива Семиреченской области: «Не могу не указать на то внимание, с которым Г. А. Колпаковский относился ко всякой обращённой к нему просьбе. Из рассмотренных мною дел почти не было прошения, на котором не было бы собственноручного распоряжения Колпаковского. Так он относился и ко всем порученным ему делам по управлению обширною Семиреченской областью». [(160), неоф. часть, №25 от 27.03.1909 г.]. 

В 1871 г. за покорение Кульджинского края Колпаковскому присвоили звание генерал-лейтенанта и наградили орденом св. Георгия 3-ей степени. Свои Георгиевские кресты сам Герасим Алексеевич считал общими, полученными им благодаря мужеству русских солдат и казаков, и поэтому завещал их Семиреченскому казачьему войску. Воля покойного была исполнена его дочерью Марией Герасимовной Топорниной (по другим данным Петрова).

26 ноября 1899 г., в день св. Георгия Победоносца Георгиевские кресты генерала Колпаковского в торжественной обстановке, с воинскими почестями были переданы на хранение: Георгиевский крест 4-ой степени, полученный за победу в битве под Узун-Агачём, в церковь села Казанско-Богородское (Узун-Агач), а Георгиевский крест 3-ьей степени, полученный за Кульджинский поход,  в войсковой собор Семиреченского казачьего войска в станице Большая Алматинская.

Показательное описание занятия русскими Кульджи сохранилось в донесении китайского чиновника Лю Цинь-Ханя своему командованию: «Русское войско вступило в Или и в 5 дней, дав 3 сражения, покорило Илийскую землю. … Семиреченский генерал (Колпаковский – Б. М.) успокоил всеми мерами находившихся в Сайдун-Чене (город Синьцзяне – Б. М.) манчжуров-китайцев как военных, так и граждан, равно как и китайских мусульман (дунган и уйгуров – Б. М.), не причинив вреда никому: даже ни одной травинке, ни одному деревцу, ни одной курице, ни одной собаке не было нанесено никакого вреда и ущерба ни на волос». [(161), №140 от 28.06.1911 г.].

Такое эмоционально наивное донесение китайского чиновника является не только характеристикой личности Колпаковского, но и свидетельством благородства и дисциплинированности русских войск, а так же и того гуманного отношения к местному гражданскому населению, которым отличались все военные действия русских войск в Средней Азии. В 1882 г. Колпаковский  назначается генерал-губернатором вновь образованного Степного края. Но волею судеб с Семиречьем не расстался, так как в административном подчинении Семиреченская область была переведена из Туркестанского края в Степной.

Более того, английский путешественник Генри Ленсдел, побывавший в Семиречье, писал: «Я слышал, что генерал Колпаковский сильно желает переместить свою резиденцию на старое пепелище, в Верное». Не знаю, почему Лэнсделл написал «пепелище». Заботами Колпаковского и Верный, и Семиречье были процветающими местами. Герасим Алексеевич, прослужив в Семиречье 28 лет, полюбил этот край. Став генерал-губернатором Степного края, он предложил перенести управление краем из Омска в Верный.

Но его предложение не нашло поддержки у высшего руководства. В 1890 г. Колпаковский был переведён в Петербург на должность члена Военного совета, где и скончался 23 апреля 1896 г. Были предложения перенести прах Колпаковского в край его длительных и плодотворных трудов, в Верный. Но похоронили его на Никольском кладбище Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге рядом с его женой Меланьей Фоминишной Колпаковской. В 1911 г. Семиреченскому казачьему полку было присвоено имя генерала Колпаковского.

20 июля 1914 г. царским указом было дано разрешение на открытие подписки по сбору средств для сооружения памятника в городе Верном первому губернатору Семиречья Колпаковскому. Но начавшаяся война отложила исполнение этого указа, а свершившаяся революция вообще поставила на нём крест. Благодарные жители Семиречья хранили память о Герасиме Алексеевиче Колпаковском долгие годы, пока коммунистические идеологи не отбросили многое из того, что, так или иначе, было связано с царской Россией.

До революции в Верном существовал кружок почитателей первого губернатора и устроителя Семиречья Г. А. Колпаковского. Через 10 лет после его кончины, в 1906 г. местный казак-поэт А. Горбунов своё незатейливое стихотворение, посвящённое Герасиму Алексеевичу, заканчивал следующими строками:

Хоть время, быть может, намного
Весь жизненный строй переменит,
К Герасиму чувства святого
Казак-семирек не изменит.

 

Быть может, тяжёлое время
Всё скроет невзгодой тумана,
Казак-семирек не забудет
Заслуг своего атамана.

Причём помнили его не только русские. Жители Токмака были свидетелями, как дунгане молились за упокой души бывшего губернатора Семиречья. Каракунузский волостной управитель явился к русскому священнику в Токмаке с 7-ью рублями, собранных копейками, от дунганского общества и просил отслужить панихиду по покойному устроителю Семиречья. [(205), №16 от 04.02.1901 г.]. Корреспондент «Русского Туркестана» описал встречу с ходоками семиреченских казахов, которые приехали в областной центр жаловаться на притеснения местной администрации.

В этом они руководствовались советами отца одного из ходоков, который служил у Колпаковского. То есть, и спустя годы у кочевников осталось доверие к бывшему губернатору. [(205), №247 от 16.12.1901 г.]. В 1914 г. на сооружение памятника Колпаковскому мусульманским населением области было собрано 585 руб. 39 коп. [(160), №50 от 24.06.1914 г]. И в заключение. Наверное, только в одном ошибся Герасим Алексеевич: в освоении земель Казахстана.

Колпаковский утверждал, что Акмолинская область (впоследствии Целиноград, сейчас Астана – Б. М.) невозможна для заселения русскими переселенцами, так как здесь нет годных для культуры земель, и что только киргизы приспособились здесь к местным условиям. Но русские переселенцы уже в XIX в. и особенно освоение целинных земель опровергли это ошибочное утверждение. Вообще, нашему краю повезло на первых начальников.

Первый губернатор Туркестанской области генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев (1828-1898) – один из известных русских генералов. На военной службе с 19-и лет после окончания Константиновского военного училища. Окончил Академию Генерального штаба. Во время Крымской войны 1853-56 гг. воевал с турками на Дунае, затем участвовал в обороне Севастополя. Уже здесь проявились его презрение к тыловым казнокрадам и неприятие кабинетных генералов.

Эта нескрываемая им черта характера постоянно приводила его к конфликтам с высокой бюрократией. После окончания Крымской войны Черняев стал начальником штаба дивизии в Польше. Это была высокая должность для 28-летнего офицера. Но Черняев, как боевой офицер, не полюбил штабной работы, да ещё в мирном положении. Он переводится в действующую армию в распоряжение Оренбургского губернатора. С этого времени у М. Г. Черняева начинается период жизни, связанный с Туркестаном.

31 декабря 1858 г. он был назначен начальником штаба Сырдарьинской пограничной линии и откомандирован в форт Перовский (ныне г. Кзыл-Орда). На новом месте службы Черняев быстро стал профессионалом степной пограничной войны. С небольшим, но хорошо обученным отрядом казаков он громил отряды кокандцев, отбивал невольников  и совершал рейды вглубь Туркестана. Летом 1859 г. Черняев возглавил отряд, посланный на помощь жителям Кунгарда, выступившим против хивинского хана.

В этот период службы Черняев проявил себя и как военный стратег. Его соображения сыграли не последнюю роль во взятии русскими войсками кокандской крепости Джулек на р. Сырдарье. К 1859 г. в российском правительстве сложилось мнение о необходимости активного наступления в Средней Азии. Но Александр II, опасаясь осложнений с Англией, Турцией и Персией, в данный момент не подержал эти планы. В этих условиях Черняев принимает решение покинуть Туркестан и в декабре 1859 г. отправляется на Кавказ, где прошёл школу войны против горцев.

Тем временем в Петербурге утверждается идея решительных действий в Средней Азии. В 1860 г. Оренбургским Губернатором назначается генерал А. П. Безак, сторонник соединения Сырдарьинской и Сибирской военных линий. Летом 1862 г. Черняев возвращается в Оренбург на должность начальника штаба Оренбургского корпуса. В феврале 1863 г. состоялось заседание Особого комитета, где обсуждался вопрос о соединении Сырдарьинской и Сибирской линий.

Министерство финансов не поддержало проект из-за финансовых трудностей, а Министерство иностранных дел не определилось со статусом Ташкента: включить его в состав империи, или создать ханство под протекторатом России. Тогда инициативу взяли на себя оренбургское и западносибирское военные командования. Весной 1863 г. полковником Г. А. Колпаковским была проведена рекогносцировка Чуйской долины до кокандской крепости Аулие-Ата, отрядом Черняева на р. Сырдарье были взяты крепости Сузак и Чулак-Курган.

Как отмечает туркестанский исследователь Е. А. Глущенко, взятие этих укреплений «стало образцом для проведения операций в Средней Азии: малыми силами и средствами, энергично и решительно, без должно согласования с верхами, не дожидаясь одобрения и подхода резервов». Петербургское правительство, поставленное перед фактом, согласилось на соединение Сырдарьинской и Сибирской линий. Весной 1864 г. Военное министерство приступило к выполнению утверждённого императором решения. Командующим Западносибирского отряда был назначен полковник М. Г. Черняев.  

Будучи командующим экспедиционным корпусом, наступавшем на кокандцев с севера, Черняев был ограничен в средствах: расходы на экспедицию покрывались остатками по интендантской статье Западно-Сибирского округа. Однако он всё же включил в состав экспедиционного корпуса группу учёных для исследования края, за что   получил насмешки в свой адрес: «Как Наполеон в Египте». После занятия Мерке Черняев вместе с Чоканом Валихановым выступил с миротворческой миссией по урегулированию взаимных претензий между казахами и киргизами.

4-го июня после двухчасового штурма была взята крепость Аулие-Ата. За эту победу Черняеву было присвоено звание генерал-майора. В июле 1864 г. штурмом был взят Чимкент, который, имея мощные крепостные сооружения, считался неприступным. Проведя тщательную разведку, войска ворвались в крепость по желобу через крепостной ров и сквозь проём для водоснабжения города. Гарнизон до того был поражён появлением русских войск внутри города, что почти не оказал сопротивления. За взятие Чимкента Черняев был награждён Георгиевским крестом.

Но не как руководивший взятием крепости. Георгиевским крестом в то время награждались исключительно за личное мужество и отвагу, проявленные в бою, при согласии собрания не менее семи Георгиевских кавалеров. Поэтому и существовала воинская поговорка: «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Уже за год пребывания начальником вновь образованной Ново-Кокандской военной линии, а затем созданной в начале 1865 г. Туркестанской области, Черняев расположил к себе местное население.

Край, повидавший множество свирепых завоевателей и владык, в лице Черняева обрёл не только храброго воина, что особо ценится на Востоке, но и справедливого правителя, уважающего местные обычаи. Русские войска не обижали местных жителей и не занимались грабежами. Русские власти на завоёванной территории отменили рабство и большинство прежних налогов. Военный обозреватель в «Военном вестнике» за 1868 г. №7 писал:

«Надо сказать несколько слов о двухлетней деятельности в крае генерала Черняева. За это короткое время Черняев рядом блистательных побед дал возможность стать твёрдою ногою в Средней Азии и от прежней пассивной политики перейти к активной, что, без сомнения, доставило нам громадное значение в делах Средней Азии. Своими личными качествами Черняев сумел снискать себе уважение и доверие туземного населения, что также во многих отношениях немаловажно, особенно в Азии.

«Можно сказать, нисколько не преувеличивая, что личное влияние этого генерала много способствовало скорому водворению порядка в крае после занятия оного. Уничтожение рабства обязано также ему. О военных доблестях Черняева говорить не будем. Скажем только то, что войска его обожали и по его слову с охотою шли на всякую опасность, труды и лишения». Ташкент, как мощный оплот Кокандского ханства, находящийся всего в ста верстах от растянутой и малочисленной Кокандской военной линии, был для неё постоянной угрозой.

К тому же Ташкент всегда был яблоком раздора между Бухарой, Казахским и Кокандским ханствами. Весной 1865 г. Черняев получил сведения, что бухарский эмир Музафар-Эдин решил воспользоваться затруднительным положением Кокандского ханства после поражения от русских и намеревается захватить Ташкент, находящийся под властью Коканда. Для этого бухарские войска подтягиваются к Ура-Тюбе, а их отдельные передовые отряды уже вторглись в пределы Кокандского ханства.

Если бы взятие Ташкента бухарскими войсками состоялось, то это явилось бы подчинением Коканда Бухаре и образованием одного сильного Бухарского ханства вместо двух слабых, что осложнило бы положение России в этом регионе. В апреле 1865 г., вопреки имевшимся у него инструкциям не вмешиваться в дела Коканда и Бухары, без санкции сверху, учитывая сложившуюся обстановку, Черняев с двухтысячным отрядом и 12-ью орудиями двинулся к Ташкенту.

Разгромив 8-го мая под Нияз-Беком передовой отряд кокандцев, Черняев 15 июня 1865 г. отчаянным штурмом занял крепость с тридцатитысячным гарнизоном при 60-ти орудиях, а затем, после трёхдневных боёв на узких и кривых улицах, был занят и весь город со стотысячным населением. Характерный факт самостоятельности Черняева. Перед самым штурмом, незадолго перед постановкой штурмовых лестниц, к Черняеву прискакал фельдъегерь с письмом от командующего Оренбургским округом с приказом повременить с занятием Ташкента до его приезда приблизительно месяца через два.

Как писал военный обозреватель, «увлекаемый не тщеславием, а полный мыслей и забот о поддержании чести русского имени» Черняев сказал фельдъегерю: «Опоздал ты, братец» и, «возложив надежду на одного Бога», отдал приказ о начале штурма, в результате которого «вложил в царскую корону ещё один крупный алмаз». К обширному, с перечислением многих владений титулу Российского императора добавился ещё один эпитет – Туркестанский. Взятием Ташкента отважный генерал, как он сам сказал впоследствии, «решил судьбу Средней Азии».

После взятия Ташкента местные жители уважительно прозвали Черняева «Шир-Наиб» – «подобный льву», «ташкентский лев», подчёркивая этим силу и храбрость победителя. Неудивительно, что сразу после взятия Ташкента к Черняеву явились аксакалы города и изъявили своё полное подчинение русскому царю. С ташкентскими жителями был заключён договор, в котором, в частности, говорилось: «1282 г., месяца Сафара, 6 дня, пятница. Губернатор Черняев из сожаления освобождает жителей и ничего брать не будет, а в следующий год Великий Белый Царь окажет надлежащую милость по своему благоусмотрению».

Черняев стал героем не только русской, но и мировой прессы. Русские газеты назвали его «Ермаком XIX века». В Англии испугались, что русские войска двинутся к Индии, из Лондона была получена нота протеста. В Петербурге, несмотря на важное приобретение, встревожились.  Мало того, что Черняев оставил без победных реляций и наград своих начальников, так он ещё проявил и самостоятельность. Перед этим, не утверждая предложений Черняева о взятии Ташкента, правительство всё же не считало этот вопрос окончательно решённым.

Для выяснения положения дел на месте Оренбургский генерал-губернатор Крыжановский должен был летом 1865 г. лично объехать границу и представить свои соображения. А тут у него перед носом  уводят такую блистательную победу. В понимании начальства – это непочтение. Часто и много Россию изображают жадно агрессивной империей. Но Россия не захватывала заморских территорий. Расширение империи, кроме первопроходческого характера на Северо-востоке и в Сибири, было направлено  туда, откуда исходили военные угрозы и нападения.

И даже больше, иногда пассивно следовало за ходом развивающихся или свершившихся событий. Пример этому – взятие Ташкента, который путешественник Вамбери называл «воротами Средней Азии». Черняев на блюдечке преподнёс эти «ворота» правительству. Но начальство не проявляет особого желания к присоединению и рекомендует Черняеву образовать из Ташкента и долины Чирчика вассальное владение. Черняев не соглашается, тогда его в 1866 г. увольняют в отставку с формулировкой «за превышение власти».

Но дальновидный Кауфман, сменивший Черняева, всё же исправил ситуацию с Ташкентом, тем самым подтвердив правильность решения Черняева. Но впоследствии сам окажется в подобном положении с Зеравшанской долиной и Самаркандом. Как показали дальнейшие события, военные победы были не единственным фактором, вызывающим уважение к Черняеву со стороны местного населения. Туркестанский публицист А. П. Хорошхин писал, что «он умел привязать к себе этих дикарей, и они звали и зовут его батыром».

Знатные жители Ташкента, узнав об отставке Черняева, подали прошение царю со 101 подписью, в котором говорилось: «Со дня присоединения Ташкента к России генерал Черняев стал нам отцом. Узнав о его смене, мы сильно встревожены и в отчаянии». На прощание они подарили Черняеву символический подарок – щит, тем самым признавая его своим защитником. Уволенный генерал получал письма от граждан Ташкента, в которых они выражали надежду на его возвращение, обращались к царю с жалобами на сменившего Д. Е. Романовского и просили вернуть Черняева. 

Талантливый военачальник в рассвете лет и сил (39 лет), уволенный в отставку с минимальной пенсией, чтобы прокормить семью, изучает юриспруденцию и становится нотариусом. Но из-за противодействия шефа жандармов Шувалова вынужден был оставить это занятие. В Москве Черняев познакомился с писателями И. С. Аксаковым и Ф. М. Достоевским. Сам Черняев мало интересовался внутренней политикой. Но, считая себя жертвой военно-канцелярского режима и столичной дипломатии, примкнул к московскому кружку патриотов-славянофилов и разделял их неприязнь к бюрократам и иностранщине.

В 1873 г. Черняев вместе со своим знакомым по Кавказу Р. А. Фадеевым приобрёл консервативную газету «Русский мир». Здесь открылся его талант публициста, он стал яростным критиком петербургской бюрократии и проводимых ею реформ. Ради справедливости, надо отметить, что в этой критике Черняев был не всегда прав. Это потом в Большой советской энциклопедии дало основание охарактеризовать его, как реакционного, а за единственное поражение в Сербии – как бездарного генерала.

В 1876 г., поддерживая балканских славян в начавшемся восстании против турок, он связался с сербским правительством и был приглашён в Белград для руководства сербской армией. Узнав об этом, Министерство иностранных дел приняло меры к тому, чтобы воспрепятствовать выезду Черняева в Сербию. Черняев обошёл это запрещение тайным переездом в Москву, где и получил заграничный паспорт. Приказ, переданный на границу о задержании Черняева, опоздал: в июне 1876 г. Черняев уже был в Белграде.

По его призыву много русских добровольцев отправилось в Сербию для борьбы с турками. Сербско-турецкая война, в отличие от Средней Азии, не стала триумфом для Черняева. Сербская армия, в сущности, была соединением партизанских отрядов, подчинявшихся своим воеводам. Вооружение и снабжение армии было плохое. После первых побед, 18 октября 1876 г. в ожесточённом бою у Джуниса Черняев потерпел от турок, вооружённых и поддержанных Англией и Германией, единственное в своей карьере поражение.

Эта война стала роковой для Черняева, Петербург и Белград объявили его виновником поражения. Но среди славянских народов  Черняев был по-прежнему популярен. 12 июня 1877 г. в Москве ему был вручён почётный меч, подаренный чехами. Рукоятка меча изображала голову сокола, держащего в клюве турецкую голову. Меч усыпан драгоценными камнями, оправленными в золото, из которых составленные разные фигуры и украшения, между которыми находится буква «Ч», сделанная из редких гранатов. На ножнах надпись золотом: «Чехи Черняеву , 1877 г.».

Сам дамасский клинок весь в золотой резьбе, на нём на одной стороне русская надпись: «Славянству, христианству, человечеству». На другой стороне – чешская, которая в переводе означает: «Там, где славянин торжествует, растёт русское могущество и слава». («Русская газета», Москва, 03.07.1877 г. №2). С началом русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Черняев опять зачисляется на службу, чтобы попасть в действующую армию. Но ему не простили самовольного отъезда в Сербию.

Он был оставлен за штатом и для серьёзных дел не привлекался, а после войны военным руководством забыт совсем. Но о популярности М. Г. Черняева среди солдат говорит следующий факт. Исчезновение после Сербско-турецкой войны 1876 г. «архистратига славянской рати» (так величали Черняева в славянофильских кругах), чьё имя ещё несколько месяцев назад пестрело в газетах, поразило народное воображение. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. появляется легенда, что генерал И. В. Гурко, герой Забалканского похода, не кто иной, как переодетый М. Г. Черняев.

Корреспондент газеты «Гражданин» со слов раненого солдата приводит причину черняевской маскировки: «Ещё, значит, с прошлой войны турецкий паша оценил его голову, и вот теперь, чтобы башибузуки его не искали, царь и приказал ему называться Гуркою». В 1882 г., после нескольких лет вынужденного безделья Черняев Александром III был назначен Туркестанским генерал-губернатором. Это был знак прощения. Но Черняев, храбрый воин, оказался неспособным к чиновничьей должности.

В России приграничные губернии возглавляли генерал-губернаторы. В Туркестанском крае, с его военным управлением, генерал-губернатор был одновременно и командующим войсками округа, и гражданским администратором. Он должен был быть и военачальником, и хозяйственником одновременно: руководить учением войск, обеспечивать охрану внешних границ, заниматься хозяйственными делами края и переселенческими вопросами, а в отличие от других генерал-губернаторов ещё и межэтническими проблемами и политикой, потому что надо было контактировать с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством.   

Будучи боевым, талантливым генералом, он не проявил ни способностей к чиновничьему управлению, ни умения в подборе сотрудников и доверенных лиц. Положение усугублялось тем, что талантливый Черняев часто портил себе карьеру тем, что не хотел приспосабливаться к правящим лицам. В то же время его деликатность в отношениях с людьми позволяла нечистоплотным личностям пользоваться его слабостями. Генеральный консул в Кашгаре Н. Ф. Петровский писал:

«М. Г. Черняев, к которому я питаю самое глубокое уважение и расположение, человек в административном деле совершенно неопытный». Карцев, хорошо знавший Черняева, в интересных воспоминаниях, опубликованных в «Русской старине», писал: «Непонятно, как могли люди, близко его знавшие, поставить его на административный пост и удивляться, что он понаделал промахов, а потом преследовать его и колоть этими промахами почти до самой гробовой доски».

В обращении, обнародованным Черняевым ещё в 1864 г., сразу после вступления в поход под Токмаком, он заявил об уважении к культуре и обычаям народов Средней Азии и лично подтвердил это. Изучал историю и географию Туркестана, с уважением относился к традициям здешних народов и даже всячески подчёркивал это. В многотысячном мусульманском Ташкенте перемещался по городу в сопровождении всего двух-трёх казаков. Не брезговал, как другие офицеры, мыться в среднеазиатских банях, есть конскую колбасу и пить кумыс.

Эта простота и доступность Черняева были настолько необычны, что некоторые упрекали его, считая, что этим он роняет свой авторитет. На что Михаил Григорьевич философски отвечал: «В простоте и проявляется величие. Большие господа сами найдут себе дорогу, с ними каждый будет говорить и даже предупреждать их желания. А сирот и маленьких людей не всякий выслушает». Коренное население края отвечало ему взаимностью. А. П. Хорошхин в 1869 г., через три года после увольнения Черняева из края, писал:
Продолжение в 5-ой части.

Категория: Мои очерки | Добавил: Борис (12.02.2018)
Просмотров: 751 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0