Продолжение, начало в 1-ой части.

И если первоначально с арестованными грубо обращались – пинки, толчки, удары кулаками, то после того, как Босова в одном из переписываемых признала убийцу мужа, а Краснобородкина, побывавшая в плену у киргизов, громко призвала присутствующих к избиению, началось побоище, переросшее в расправу с убийствами. Впоследствии и пристав, и старшина объяснят это «попыткой к бегству», которой в действительности не было. Переводчик Ф. Усманов, обслуживающий запись арестованных, сообщал следователю: «Я не видел, чтобы киргизы бежали, и не знаю, за что их били русские». (ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128,  л. 226об).

Побеги начались во время побоища, чем и объясняется наличие трупов в разных местах села. В эту ночь в Бловодском останавливалась на ночлег рота, следующая из Аулиеата в Пишпек под командованием Левашова. Рымша обратился к нему и рассказал ему о побоище в волостном правлении. Но рота уже выступила к Пишпеку и офицер не среагировал на сообщение Рымши. Поражает бездействие всех должностных лиц, кроме писаря Рымши и доктора Нерсесьянца, который пытался вступиться за избиваемых. Все остальные – судья беловодского участка Петерсон, начальник почты Оплачкин, мировой судья Карпов, священники: беловодский С. Мятыга и петровский Долиндо не обращались к толпе, а только делали замечания старшине Белимову.

Особенно удивляют священники. Если бы два священника встали перед толпой с поднятыми крестами, думаю, что она остановилась бы. А так погибло 250 человек, трупы которых были погружены на телеги, отвезены на старую крепость за селом и закопаны в крепостной ров. Некоторым повстанцам (в частности Мураталы Токсонбаеву, Алымкулу Манапову, Рысману Боромбаеву, Таныбеку Сарбагишеву, Джумашу Асылову, Момыру Отунчиеву, Асылу Суранчиеву и другим) удалось бежать и скрыться в садах. [(22), стр. 193].

Старшина Белимов понял, что по его вине произошло преступление. Доложить о случившимся начальнику уезда он трусливо поручает писарю Рымше, а сам у начальника почтового отделения Оплачкина и присутствовавшего там судьи Карпова спросил: «Ну что, господа начальники, теперь делать?» [ЦГА РКаз, ф. 77, оп. 1, д. 971а, л. 18об]. Неизвестно, кем и как было принято решение, но Белимов составлять протокол о случившемся отложил до возвращения пристава.  

Описание событий в Беловодском с 10 по 13 августа изложено по рапортам чиновника особых поручений при Туркестанском генерал-губернаторе Мельникова, помощника прокурора Верненского окружного суда Добрынченко, пристава Грибановского и старшины Белимова. А также по показаниям следствию доктора Нерсесянца, судьи Карпова, писаря Рымши и переводчика Усманова и по другим документам из архивов Ташкента, Алматы, Москвы и Петербурга. 

Кроме доказательств преувеличенности цифры убитых – 517 человек, изложенных при описании события, дополнительные сомнения. Сомнительная цифра ещё и потому, что в январе 1917 г., после запроса Государственной думы о событиях в Беловодском, помощник Туркестанского генерал-губернатора исполняющему обязанности губернатора Семиреченской области даёт указание «по этим вопросам представить … объяснение». Не провести тщательное дополнительное или повторное расследование, а «представить».

Уж если начальник уезда даёт указание казнить пленных киргизов за городом, «чтобы не было шума», то не думаю, что Грибановский, прежде бывший начальником полицейской части в Токмаке и в Верном, не понимал факта расправы. Поэтому учёт казнённых повстанцев не вёлся, и протокол не составлялся, а наоборот – быстрее увезти трупы и скрыть следы расправы, о чём и рассказывает в воспоминаниях старожил Акименко. А протокол был составлен потом, по требованию начальства.

Свершившийся самосуд произошёл не без попустительства и бездеятельности местной администрации (для прекращения побоища можно было вернуть отряд Левашова). Поэтому чиновники, даже присланные для расследования, по поводу расправы стали давать путаные объяснения. В конечном счёте, объяснили стандартной причиной: «попытка к бегству». Да, беглецы были, но то, что они бежали уже во время расправы, для власти значения не имело. Далее не оправдание самосуда, а попытка объяснить преступления жителей села. Пятый день восстания.

О разгроме русских сёл Токмакского участка и нападениях на Сосновку (предгорья Карабалтов) и 11 августа в районе Чалдовара на рабочих, строивших Семиреченскую железную дорогу, жители села, конечно, знали, причём слухи в таких ситуациях, как правило, преувеличены. Убиты два односельчанина, нападения на заимки, несколько женщин побывали в плену, прекращены полевые работы. Жители в напряжении. Утром возбуждены отправкой конвоя в Пишпек, испуганы появлением в селе группы киргизов на лошадях, и, в результате, трагедия свершилась.

В этой трагедии проявилась стихийность общего процесса событий. Стихийность беловодского события (подсознательная реакция защиты, нервное напряжение людей, психология толпы и элемент случайности), как в зеркале, отразило стихийность восстания киргизов с теми же чертами. 

Похожий случай был и в селе Преображенском Пржевальского уезда. Казачий отряд, прибывший на усмирение восставших, «вначале никого не убивал, только взяли в плен человек 50. Но когда казаки увидели, что сделали киргизы с женщинами и детьми в соседнем селе Алексеевском … Понятно, что пленные до суда не дожили». (Воспоминания Якова Фёдоровича Мячина, предоставленные его внуком С. А. Медведевым). Подобный срыв произошёл и у жителей Беловодского.

Пристав Грибановский в рапорте коменданту Пишпекского уезда отмечал: «Русское население сильно возбуждено, питает недоверие ко всем киргизам, волнуется и угрожает истреблять всех киргизов, объясняя, что полевые работы спокойно могут продолжаться тогда, когда не будет киргизов. Населению объяснял, что убивать мирных киргизов жестоко, бесчеловечно и т. д., но они ничего не признают, уповая, раз военное положение, то должны бить всех». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 1, том 4, д. 5038, л. 32-32об].

Печальный и жестокий настрой. Но ведь в предыдущие годы такого не было. Создали его сами восставшие своими погромами заимок, пленением женщин, работавших в поле, убийствами Босова и семьи, бежавшей с Сусамыра. Но наткнулись не на испуганных новосёлов, а на сплочённых старожилов.  

Была ещё одна негативная сторона трагедии 13 августа в Беловодском – это мародёрство жителями села. Наверное, по этой причине старожилы села и уходили от моих расспросов о восстании. Но в материалах следствия об этом упоминается не раз. Показания писаря Ф. А. Рымши: «Тут я увидел, как хромой портной обшаривает убитых киргизов». [ЦГА РКаз, ф. 77, оп. 1, д. 971а, л. 33об]. То же в своих показаниях сообщает и мировой судья С. М. Карпов: ««Николай Улиско уверял, что он сам видел, как Кононенко (крестьянин соседнего села Петровки – Б. М.). во дворе волостного правления обыскивал убитых киргизов». [Там же, л. 19].

Подтверждает и врач Н. М. Нерсесьянц: «Вечером, часов в 6 того же дня, я видел близ волостного правления бричек семь, наполненных трупами убитых киргизов. Все они были в одних рубашках и штанах, карманы которых были вывернуты». [Там же, л. 21об]. В то время, как писарь Рымша утверждает: «Все они (арестованные киргизы) были в одежде и подходили к переписи в одетыми, куда с них потом делась верхняя одежда, я не знаю. Старшина говорил, что их хоронили в одежде, но я сам видел, как возили трупы, все они были голые». [Там же, л. 33об]. Он же объясняет и про вывернутые карманы:

«Я слышал, что эти прибывшие киргизы (из Джамансартовской волости) были почетные лица, и все они имели деньги, да и, как мне известно, все богачи-киргизы всегда имели при себе деньги». [Там же, л. 34]. Мародёрством занимались даже дети, о чём сообщает судья Карпов: «Под вечер я приходил к волостному правлению, видел через ворота караван-сарая, как какие-то мальчуганы обыскивали валявшиеся там трупы убитых киргизов». [Там же, л. 18об]. Более подробно о трагедии в Беловодском можно прочитать в разделе «Восстание в Беловодском участке» в очерке «История села Беловодского».

Продолжаю рассказ о восстании в Беловодском участке. Такой же трагической была участь арестованных, отправленных в Пишпек. Старший конвоя Попов, прибыв в Пишпек, предъявил постановление Беловодского пристава об отправке арестованных в тюрьму. Из-за отсутствия такого количества мест в тюрьме в их приёме ему было отказано. Из тюрьмы Попов поехал в уездное управление, куда уже прибыл конвой с первой группой арестованных. Уездный начальник Путинцев дал неопределённое указание поместить арестованных «куда-нибудь».

Городовой приказал полицейским и дружинникам оцепить церковную площадь, «чтобы никто не проходил, сейчас будем киргизов кончать». Арестованным было приказано лечь на землю, и они были заколоты штыками полицейских. Пристав вызвал из уездного управления арестованных киргизов, которым приказал погрузить убитых на подводы, трупы вывезли за город, «где берут глину», и всех закопали. На площадь из арыка пустили воду и смыли кровь. Другую партию пристав велел встретить за городом и там перебить, «чтобы не было шума». Всего закопали 118 человек [(43), стр. 164 и (48), стр. 25].

По сравнению с сёлами Токмакского участка Беловодское пострадало меньше. Всего в Беловодском участке восставшими было убито 5 человек и один пропал без вести. [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 1, том 14, д. 20088, л. 17]. Убитая семья с Сусамыра, как не проживающая в Беловодском участке, в эти показатели не вошла.

Хотя после 13 августа на территории Беловодского участка выступлений восставших не было, но до 17 августа дружинники под руководством пристава Грибановского совершали устрашающие выезды, которые превращались в грабительские. Сам Грибановский сообщал об этом следующее: «16 и 17 объезжал нижнюю (Чуйскую часть), скопищ не обнаружил. В юртах оставались только старики и старухи с детьми. Молодых киргизов и киргизок не было. С 18 августа наступило полное успокоение, жители приступили к полевым работам, бежавшие киргизы постепенно возвращались на свои места». [ЦГА РКаз, ф. 77, оп. 1, д. 971а, л. 187об].

Куропаткин писал в своём дневнике, «что с приезда выслушивает старшин киргизских волостей, окрестных Пишпеку. Говорили, что ограблены русским населением, что в каждой хате и куточках можно найти много награбленного добра». [(186)]. По поводу Беловодских событий в дневнике другая запись: «Соколинский (как раз перед этим Фольбаум сменил свою фамилию на фамилию матери: Соколов-Соколинский – Б. М.) считает, что эта жестокая расправа принесла пользу, ибо остановила колеблющихся киргизов разных волостей пристать к бунту, к чему они готовились». [(186)].

Представитель власти признаёт, что это была расправа. В то же время были совершенно противоположные факты.  Крестьянин Беловодского Дудко Моисей, имевший посев рядом с заимкой Босова, убитого повстанцами, был накануне знакомым киргизом предупреждён о готовившемся восстании. Другой житель села Семененко Александр, возвращаясь из Иссык-Ата, случайно, в одиночку встретился с восставшими, но они его не тронули, наверное, помогло владение им киргизского языка.

Да и побеги отдельных арестованных во время расправы совершились не без помощи некоторых жителей села. Сообщение, что Беловодское подвергалось нападению, старожилами не подтверждалось. Как гласит русская пословица, нет худа без добра. Организованный отпор беловодчан сыграл роль сдерживающего фактора. Кроме грабежей в окрестностях селений Кара-Балта и Николаевки 13 августа, в Беловодском участке было относительно спокойно и во время восстания, и при его подавлении.

В работах по восстанию о трагедии в Беловодском, чаще всего, кратко отмечаются сам факт и количество погибших. Попытался подробнее исследовать эту трагедию, в результате, раздел, по сравнению с другими, получился довольно объёмным. Поэтому в заключение краткое резюме. Не умоляя трагизм события, всё же надо отметить, что число убитых в источниках, 517 человек, с подачи волостного старшины Белимова, завышено минимум в два раза. Реакцию жителей понять можно, но оправдать, при любых обстоятельствах, всё равно, нельзя. И уж тем более нельзя оправдать мародёрство и участие женщин и детей в избиениях.

Обстановка в Северной Киргизии.

Зато в Токмакском и Загорном участках Пишпекского уезда, и особенно в Пржевальском уезде положение было напряжённым. 8-го августа восставшие совершили нападения на станицу Самсоновскую, сёла Новороссийское, Быстровку, Орловку и станцию Джиль-Арык в Боомском ущелье. М. А. Фольбаум 9-го августа докладывал в Ташкент: «Считаю положение резко изменившимся, требующем энергичных мер». [РГВИА, ф. 1396, оп. 3, д. 549, л. 194об]. А. Н. Куропаткин 10-го августа докладывал Военному министру: «Мятежные действия киргизов Семиреченской области распространились на район Токмака. Телеграф на Пржевальск порван, киргизы грабят русское население». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, л. 245].

Высочайшим повелением 10 августа Куропаткину были предоставлены права Главнокомандующего, то есть, по сути, восстание в Туркестане приравнивалось к фронту. Куропаткин 19 августа о положении в крае сообщал, что более спокойно в районе беловодских волостей, «удерживаемых в повиновении войсками и русским населением». Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области отмечал, что «в окрестностях Беловодского крестьяне хлеб и вообще поля и огороды убрали своевременно».

Однако строительство дороги прекратилось. Часть рабочих разбежались, а часть покинули работы с разрешения администрации. Уехали в Ташкент и инженеры-строители. Военнопленных, работавших на строительстве дороги, отправили в Пишпек. Было нарушено почтовое сообщение. Начальник Туркестанского почтово-телеграфного округа 17 августа сообщал: «До Пишпека посылаются только письменные сообщения. Посылки же будут оставаться на хранении в Аулие-Ата». Но в Пржевальском и Джаркентском уездах и в Токмакском участке положение было сложное.

Восставшие ставят своей целью не только уничтожение русской власти, но и изгнание русского населения. В Семиречье из 210 русских поселений нападению подверглись 94, большинство из которых были разграблены [(115), стр. 299]. В Пржевальском уезде, например, из всех русских селений неразграбленными остались только три: город Пржевальск и два наиболее крупных и расположенных недалеко от города села. В Семиречье в это время войск почти не было.

Восставшие, хотя и плохо вооружённые, но имеющие большое численное преимущество, преодолевают самооборону русских сёл, подвергая их разгрому. Поджигали дома и постройки, убивали мужчин, уводили в плен женщин. Были уничтожены посевы, угнан скот, разграблено имущество, пострадало много людей. Десятилетия гнёта вылились в жестокость массы, но не на истинных виновников угнетения. [(115), стр. 299 и (170), стр. 264].

Положение спасало несогласованность восставших: отдельные отряды действуют только в своих волостях; активные действия в одной волости начинаются тогда, когда в другой уже затихают. Это позволяло властям выходить из затруднений, маневрируя даже имеющимися малочисленными силами. Вот что сообщал своим сослуживцам Токмакский участковый пристав Я. Т. Байгулов, возвратившийся домой из армии:

«Спешу уведомить Вас, Ваше Высокоблагородие, какие у нас в Семиреченской области новости. Токмак разбили совсем и девятнадцать посёлков, а в Пржевальском уезде разбили 33 посёлка. Молодых баб позабирали с собой. Наши солдаты отобрали 114 баб, 143 мужчин, 12 солдат и 81 мальчика. Все сидели у киргиз в плену. Моего отца убили, и сестру, и двух братьев, и мать, а моя жена убежала». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 73].

Учитывая активизацию восставших и сложность создавшейся обстановки (нападения на русские поселения, убийства, грабежи и насилия над мирными русскими людьми). Начальник края, руководствуясь статьёй 12 Правил о местностях, состоящих на военном положении, телеграммой от 11 августа разрешил командующему войсками области учредить в городе Верном, во всех уездных городах области и при отдельных карательных отрядах (по особому списку) военно-полевые суды для осуждения повстанцев, совершивших преступления.

Следует обратить внимание на дату создания военно-полевых судов. Восстание в Туркестане началось 4-го июля, а решение о создании военно-полевых судов было принято только 11 августа, когда разгорелось восстание в Семиречье. Это говорит о накале восстания в Семиречье, о первоначальной надежде подавить выступления более мягкими мерами.

Войска, направленные на подавление восстания.

При малочисленности войск в Семиречье с разгоранием восстания для его подавления в область были посланы дополнительные отряды. Применение войск в таких случаях определялось приказом по Военному министерству от 16.04.1893 г. Первая статья этого приказа гласила:

«Войска могут быть призваны гражданскими властями при недостаточности полицейских средств для охранения порядка и внутренней безопасности в следующих случаях: … ж) для предупреждения или прекращения народных беспорядков или волнений. … Ст. 4. Право призыва войск принадлежит Генерал-губернаторам, губернаторам, градоначальникам, полицмейстерам и сенаторам во время обозревания ими губерний». Статьи 16 – 19 устанавливали правила и порядок применения войск и оружия «при народных беспорядках и волнениях». [(160), №23 от 05.06.1893 г.].

В момент начала восстания в Семиречье 1-ый и 2-ой Семиреченские казачьи полки находились в действующей армии. 3-ий казачий полк охранял границу с Китаем. Командующий войсками Семиреченской области М. А. Фольбаум располагал на всей огромной территории Семиречья только тремя дружинами, одной ополченской сотней, 2-мя сотнями 3-го Семиреченского полка и одной запасной сотней. [РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 2463, л. 394].

С началом восстания в Туркестане Фольбаум, учитывая, что Семиречье находится вдали от железных дорог, по которым расположены войска Туркестанского военного округа, попросил разрешения на формирование дополнительных 4-х отдельных сотен из казаков ополчения. Но это ходатайство не было удовлетворено [РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 2463, л. 394об]. Восстание в Семиречье началось тогда, когда выступления в соседних областях были уже подавлены. Это облегчило положение командования.

На помощь войскам, находящимся в области, для усмирения восставших были двинуты отряды с трёх сторон. Из Семипалатинска на Верный была направлена 240-ая Сибирская дружина. Основные силы под командованием подполковника А. И. Гейцига двинулись тремя колоннами из Ташкента на Токмак. Из Андижана на Пржевальск и Нарын выступили три роты пехоты, конная разведрота и сотня казаков. Кроме этого Куропаткин посылает телеграмму Военному министру:

«Ходатайствую о быстрой отправке в Туркестан маршрутными поездами двух казачьих полков, двух пулемётных команд и одной конной батареи. Прошу отправить один полк по Ташкентской дороге на Арысь и далее в Аулие-Ата, другой полк – по Сибирской дороге в Семипалатинск и далее в Копал. Пехотные части в достаточном количестве я соберу для подавления беспорядков. Но без конницы догнать киргиз на огромных степных просторах, куда они отступят, нельзя».

Несмотря на трудности на фронте, требуемые войска из действующей армии были посланы в Семиречье: через Семипалатинск 9-й Сибирский казачий полк, а через Арысь 7-ой Оренбургский казачий полк. В пути с казаками была проведена соответствующая обработка: «Вы тут за царя и отечество кровь проливаете, а дома ваших жён и детей киргизы убивают». Но, увидев разгромленные сёла, узнав о своих личных трагедиях, солдаты и казаки и не нуждались в агитации. Оправдать казака в погромах нельзя, но, учитывая его погибших родных и разгромленный дом, к сожалению, понять можно.

В дополнение к этим посланным войскам Куропаткин разрешил Фольбауму, при необходимости, перебросить одну пограничную сотню из Кульджи [(175), стр. 43]. Таковы были меры, предпринятые властями в связи с началом восстания в Семиречье. В телеграмме от 21 августа Куропаткин писал Фольбауму: «Вместе со сформированными вами частями по приходе отправленного вам подкрепления, не считая двух казачьих полков и конной батареи, вы будете располагать 35 ротами, 24 сотнями, 240 конными разведчиками, 16 орудиями, 47 пулемётами. Черняев, Романовский, Кауфман и Скобелев завоёвывали области Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Ферганскую меньшими силами».

Куропаткин забыл, что Черняеву киргизы помогали, а теперь они были против власти. И не учитывал, что кокандцы бросали укрепления, а киргизы боролись на своей земле. Более того, Куропаткиным учтены не все войска. Были ещё, пусть и малочисленные и плохо обученные, караульные команды уездных городов, волостные стражники, вооружённое население казачьих станиц и созданные городские и крестьянские дружины.

Всё это вместе говорит о размахе и ожесточённости восстания в Семиречье. Безусловно, регулярные войска были лучше вооружены и обучены для ведения боевых действий. Но, в то же время, не стоит и поддаваться гипнозу перечня цифр. Положение было трудным. 35 рот и 24 сотни – это 6.000 человек на всю огромную, по площади равную некоторым европейским государствам Семиреченскую область, охваченную восстанием. В то время, как только один Токмак осаждало 5.000 повстанцев.

О вооружении повстанцев.

Как были вооружены повстанцы, и было ли огнестрельное оружие у киргизов? Да, оно у них имелось. Об этом говорят неоднократные постановления губернатора области ещё до начала восстания о наказании, вплоть до тюремного заключения, именно киргизов, за приобретение и хранение оружия без разрешения, причём изымались винтовки и патроны, в том числе и военных образцов. [(160), офиц. часть, от 20.02.1908 г. и №29 от 08.04.1908 г.]. Особенно много таких постановлений было в 1916 г.

Перед восстанием в одном из домов дунганского селения Мариинское пржевальским инспектором полеводства Каракаш при розыске опиума был случайно найден склад разного оружия. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, лл. 41]. 170 винтовок повстанцы захватили при разгроме транспорта в Боомском ущелье, оружие частично добывали при погромах полицейских участков, были и свои охотничьи ружья. На снимке группы повстанцев на стр. 54 в книге «Восстание 1916 г. в Казахстане. Алма-Ата. 1947» половина повстанцев вооружена ружьями. Ответ на первый вопрос в начале раздела, о вооружении повстанцев, дан в докладе заведующего Розыскным пунктом в Семиреченской области В. Ф. Железнякова:

«Вооружение нападавших (на Токмак) составляли надетые на длинные палки топорики, пики и переделанные из кос алебарды. (Алебарда – колющее и рубящее древковое холодное оружие в виде длинного копья с насаженным лезвием, иногда двусторонним или снабжённым крюком для стаскивания противника с коня – Б. М.). Были и ружья, главным образом гладкоствольные, было небольшое количество винтовок, главным образом берданок. Некоторые отдельные лица были вооружены револьверами и даже новейших образцов». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 486].

Револьверы новейших образцов и винтовки военных образцов являются доказательством поставок оружия со стороны, в частности, из Китая. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 8]. Участник осады Токмака из Буранинской волости Дюшаке Мамырбаев сообщал: «Оружия имелось по 30 ружей на волость. Из них несколько винтовок, остальные кремнёвые и фитильные ружья. Пороха и свинца было мало, а на каждую винтовку 10-15 патронов. Помимо ружей киргизы были вооружены пиками и топорами, надетыми на длинные палки». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 8].

Пострадавшие из осаждённых сёл и участники подавления восстания также неоднократно упоминают о перестрелках с восставшими, о массовом обстреле и залповом огне со стороны повстанцев. Вот несколько выдержек из описаний нападений на русские сёла и стычек с повстанцами. Рассказ участника боя в ущелье на Кемине о действиях восставших, «густо стрелявших в нас, не жалея патронов». Село Красноярское Джаркентского уезда: «Киргизы открыли по осаждённым стрельбу». «Население Ново-Афонского (Джаркентский уезд – Б. М.) в течение суток подвергалось обстрелу со стороны киргизов».

«В Карабулакском ущелье, на запад от станицы Джаланашской (Джаркентский уезд – Б. М.) киргизы встретили наших усиленным огнём». Беженцы из села Столыпино рассказывали: «Возле станции Ново-Дмитриевской (Рыбачье – Б. М.) нас встретила масса киргизов, залпами стреляли в нас» (рассказ беженцев из села Столыпино). Рымшевич из станицы Самсоновской докладывал: «Я с таким малым отрядом не мог двинуться в горы, засеянные сплошь киргизами, хорошо вооружёнными винтовками «Бердана» и не жалеющими патронов». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 9].

Наблюдатель отмечал: «Ружей всяких систем в руках мятежников, осаждающих Токмак, 150-200, прочие вооружены плохо». [(294), №67 от 25.09.1916 г.]. В одном из сообщений говорится, что при захвате отрядом Бычкова 300 кибиток, отступавших в горы, было взято 100 ружей. [(206) от 13.11.1916 г. №87]. То есть, каждый третий повстанец имел ружьё. Имеется ряд других сообщений, что повстанцы не просто сражались, а вели перестрелку [(177), стр. 105]. 

В приказах по Семиреченскому казачьему войску №380 и 381 от 11.10.1916 г. говорилось о гибели в «перестрелке с киргизами-мятежниками» 14-и казаков. [(160), неоф. часть, №220 от 01.10.1916 г.]. К сожалению, в приказах не указывается, где и при каких обстоятельствах произошла перестрелка. Командир одного из отрядов подпоручик В. В. Бейк докладывал:

«2-го сентября у села Барскаун (Пржевальского уезда) произошла стычка нашего отряда с мятежными киргизами. Толпа мятежников была около 150-и человек и, судя по их огню, у них было до 40-а человек вооруженных огнестрельным оружием, а по свисту пуль, можно было предположить, что у киргизов было от 8-и до 10-и трехлинейных винтовок. … 12 сентября был бой с мятежными киргизами на речке Сары-Булак и Малый Джаргалык. Мятежников было до 1500-от человек и судя по их огню, человек до 200-от были вооружены огнестрельным оружием. Были и здесь у киргизов трехлинейные винтовки». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л. 33].

Драгоман Российского консульства в Кашагаре Стефанович, в своём докладе о восстании в Семиречье писал: «Что касается вопроса об отобранном оружии у дунган и киргизов, то довольно трудно определить точную цифру. Но если принять во внимание то обстоятельство, что одними Шабданами было передано даотаю свыше 30-и винтовок, то количество оружия, отобранного у киргизов, достигает 300 ружей, среди коих, надо считать, не менее 100 винтовок». [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 21].

И это кроме «оружия, как имеющее значительную ценность на местном рынке, проданного (беженцами) китайским сартам» в Аксуйском округе. [Там же, л. 486об]. А ведь беженцы уходили ещё в Кашгарский и Кульджинский округа. Оружие восставшие получали с территории Китая. Начальник джаланашского отряда (Кульджинский уезд – Б. М.), докладывая о преследовании повстанцев, сообщал: «Огонь киргизы вели иногда довольно оживлённый». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп.1, д. 34, л. 42].

Учитывая, что речь идёт о казахской территории, то сомнительно, чтобы киргизские повстанцы поделились с казахами добычей, захваченной в Боомском ущелье. Да и времени после этого события прошло порядочно: рапорт начальника отряда от 28 августа, а захват обоза с оружием произошёл 9-го августа. Но вооружение повстанцев, конечно, было несравнимо хуже с вооружением правительственных войск. В противоположность, у повстанцев хорошо была поставлена разведка, что объясняется подробным знанием местности и тем, что киргизы «природные охотники и степные жители, обладающие отличным зрением и способностью ориентироваться на местности.

Продолжение описания восстания в Токмакском участке.

В описании событий возвращаюсь из Беловодского участка в Токмакский. Как уже рассказывалось, нападение на станицу Самсоновскую было отбито. [(176), стр. 175]. Учитывая, что жителям Самсоновки помогают казахи Карабулакской волости, а угроза Токмаку, напротив, возрастает, туда был направлен отряд Бакуревича. Интересный факт, волость, не только не принявшая участия в восстании, но и выступившая против восставших. Ещё 7-го августа Куропаткин указывал Фольбауму:

«Привести в покорность восставших, не стесняясь никакими средствами», использовать «родовую или племенную рознь туземного населения для борьбы с возмутившимися». [(171), стр. 284]. Что и было сделано, используя давние пограничные разногласия между казахами и киргизами, Так же в сражении под Ивановкой 20 августа, по донесению Фольбаума, «прекрасно» вела себя в бою сотня дунган-добровольцев [(175), стр. 50]. Чтобы лучше понять некоторые события восстания и тактику борьбы с восставшими, приведу выдержки из инструкции от 11 августа Куропаткина Фльбауму:

«1) Вооружите имеющимся оружием всё способное носить оружие русское население. … 5) Не довольствуйтесь обороной, где можно переходите к наступательным действиям. 6) Не прекращайте полевых работ, чтобы не пропал урожай сего года. Производите уборку киргизских полей, брошенных хозяевами. 7) При действиях карательных отрядов, истребляя сопротивляющихся и нападающих, не допускайте излишних жестокостей относительно тех, кто не сопротивляется.

«8) Под страхом расстрела, не допускайте грабежа войсками или русским населением. Весь отбитый скот, лошадей и имущество строго охраняйте и обращайте в достояние казны. 9) Разрешаю вам образование при отрядах и уездных городах полевых судов. … 12) Временно не стесняйте откочёвку киргиз в китайские пределы, пока не справитесь с внутренней смутой». [(175), стр. 47]. С 12 августа положение в Токмакском участке усложнилось. В этот день Куропаткин сообщал Военному министру:

«Шайки киргизов продолжают терроризировать русское население. Отрядами, высланными из Пишпека и Верного, шайки отогнаны от почтового тракта. Телеграфное сообщение с Верным восстановлено, но мятежники группируются в районе Кастекских гор и делают набеги на русские селения». [ЦГВИА, ф. Главный штаб, Азиатская часть, оп. 4, 1916 г., д. 40, л. 251. (31), стр. 340]. Житель села Покровки (под Токмаком) Кирилл Севостьянович Карих рассказывал:

«12 августа киргизы большими толпами напали на Покровку. В село ворвалась небольшая кучка киргизов и подожгли около 5-и домов и заграждения на улицах. Остальные жгли клевера, расположенные вблизи села. Через несколько дней киргизы такими же большими толпами произвели вторичное наступление, но теперь уже с южной стороны. Во время этих двух нападений в селе жертв не было, но в поле были убиты крестьяне Полукаров Василий Иванович,14 лет, Рыжих Иван Александрович, 15 лет, и Старыгины Михаил, 15 лет, и Яков, 20 лет. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 26, л. 1 и д. 27, л. 5об].

По рапорту старосты села М. Климова без вести пропали на пасеке Кирьянов Прокопий, его жена и дочери Ульяна и Федосья; и крестьянка Полукарова Пелагея Ивановна, поехавшая в Иссык-Ата. [Там же, д. 27, л. 6 и 7]. На помощь беженцам из предгорных сёл и с заданием соединиться с Рымшевичем 11 вечером из Пишпека была послана команда в 40 человек под командованием штабс-капитана Полторацкого. [ЦГВИА, ф. Штаб Туркестанского военного округа, оп. 1, д. 234, л. 41-45. (31), стр. 730].

Утром 12 на подходе к Токмаку команда была атакована восставшими. Отряд отстреливался до обеда. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 348]. Была разрушена телеграфная линия между Пишпеком и Токмаком. Первые попытки восстановить повреждения не дали результатов. Повстанцы нападали на ремонтников, восстанавливающих линию, и на следующий день снова разрушали линию на другом участке. 12 августа в Токмак для усиления прибыл направленный из Верного отряд под командованием подъесаула Бакуревича в составе сотни казаков с пулемётом и 70-и солдат. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 13].

На подходе к Токмаку 2000 повстанцев атаковали отряд Бакуревича, но отряд нападение отбил. [(176), стр. 176]. В послании пастве епископ Туркестанский Иннокентий, характеризуя обстановку и успокаивая население, говорил: «Для ограждения культурных центров и обеспечения правильного течения жизни, было признано необходимым укрепить городские границы, заградить дороги, в некоторых пунктах разобрать мосты, выдать населению оружие, организовать милицию, усилить гарнизоны, назначить патрули. … Подобные предосторожности были приняты повсюду». [(160), неофиц. часть, №187 от 21.08.1916 г.].

Нападение на Юрьевку.

Так же 12 августа повстанцы Булекпаевской волости напали на село Юрьевку, с примечательным событием пред нападением. Староста села Ткаченко Василий Макарович рассказывал: «Накануне нападения живший в селе таранчинец Амурла предупредил нас, что готовится восстание киргизов и посоветовал нам уехать из села. 11 августа в сопровождении байсеитовских киргизов приехал к нам Исмаил Сулейманов, отец байсеитовского волостного старшины. Он успокаивал нас и дал расписку, что киргизы нас не тронут. После этого разговора некоторые крестьяне, и я в том числе, всё же уехали в Ивановку». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 22, л. 15об].

Крестьянин Дахно Яков Гаврилович рассказывал: «12 августа, в последнюю минуту перед погромом, в село приехал бий Найзабек Тулин, ранее приложивший печать к расписке Сулеймана, и опять горячо уговаривал крестьян не покидать село. Он говорил, что если мы уедем, то киргизам будет совестно перед начальством, что крестьяне покинули свои дома, и что он ручается за нашу безопасность. Найзабек продолжал это говорить, даже когда уже начался погром». [Там же, л. 34об].

Вслед за отъехавшими крестьянами толпа восставших вышла из ущелья, разгромила село и подожгла постройки. Крестьянин Николай Ефимович Кулик не стал уезжать из села и заперся с семьёй в доме. Нагрянувшие повстанцы выломали дверь, избили Кулика и перебили ногу снохе, которая упросила нападавших не убивать её ради двухлетнего ребёнка. Жена Кулика спаслась, спрятавшись под полатью (настил для сна – Б. М.). Пишпекский мещанин Гушин, убегавший от повстанцев вместе с женой и детьми, был ими настигнут и убит. [Там же, д. 49, л. 36].

Н. Е. Кулик рассказывал: «Шайка киргизов, приблизительно до ста человек, вооружённых пиками, топориками, ружьями и шашками, напали на село. Грабители-разбойники немилосердно били крестьян, не имевших у себя оружия, убили 8 сельчан, разграбили моё движимое имущество, а недвижимое сожгли». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 22, л. 1]. Так же были разгромлены хутора Мордовка и Харьковский, расположенные рядом с Юрьевкой. Действия И. Сулейманова становятся понятными из показаний крестьянки хутора Харьковского Химулиной Варвары Владимировны:

«В 10 часов утра киргизы с криками набросились на наш посёлок, начав грабить. Грабежи начались одновременно по всему хутору. Нападению подверглись все восемь дворов, причём конные начали избивать нас, а пешие переносили награбленное имущество в дом Сулеймана». [Там же, л. 40об]. Сулейманов приезжал не успокоить жителей села, а уговорить их, чтобы они не увозили своё имущество, которое он собирался грабить. Далее Химулина продолжает: «Забрав своих детей, я спряталась в погреб под сараем.

«Киргизы, услышав плач моего ребёнка, стали вызывать меня оттуда, но я не послушалась. Тогда Алуах вытащил меня за волосы из погреба за волосы, причём клок волос остался у него в руке. Затем он снял с меня кофту и платье и взял себе. Тут же стояли Низалы и Гизмаров сын. Они заставили меня целовать им руки и ноги. Гизмаров сын приказал мне опять спуститься в погреб, говоря, что вечером вернётся и возьмёт меня в жёны». [Там же, л. 43об]. Крестьянки Денисенкова Анна Макаровна и Кулакова Елена Ивановна обе сообщили, что киргизы, избивая их, приговаривали: «Вот тебе расписка сулеймановская». [Там же, л. 16об и 17].

«Грабежи продолжались с 10-и часов утра до 4-х дня, пока ни прибыли из Ивановки вооружённые крестьяне вместе со служащими конторы Васильева в числе около 70-и человек. Киргизы бросились бежать в горы и прятаться в посевах конопли, где один из них был убит дружинниками». [Там же, л. 41]. Это, узнав от бежавших от погрома крестьян о нападении на Юрьевку, из Ивановки был направлен отряд из 20-и человек с ружьями и 30 человек с пиками и вилами. По пути к ивановским дружинникам примкнул отряд села Краснореченского из 20 человек с ружьями и 10 человек с пиками под командованием учителя села Краснореченского Гаврина.

При приближении отряда повстанцы, орудовавшие в селе, рассеялись. Прибыв в Юрьевку, дружинники «увидели полный разгром: окна и двери в домах были выбиты, всё разворочено, на улице валялись связки брошенного награбленного имущества». [Там же, л. 29]. Крестьянин Н. Е. Кулик добавляет: «Из первого же дома выбежала пораненная женщина с детьми, далее на дороге лежал труп убитого мужчины, как потом выяснилось жителя Пишпека Гущина. В другом доме опять был найден труп мужчины, местного крестьянина.

«Потом ещё находили раненых спрятавшихся женщин и детей. В это время за рекой Иссыгаты, на склонах гор появились скопища киргизов, которые после выстрелов (по ним) ушли в горы. Забрав раненых женщин и детей 5-и семей и трупы двух убитых мужчин, отряд возвратился в Ивановку. Отъехав с версту, увидели зарево: горело село Юрьевское, подожжённое киргизами». [Там же, л. 29об]. Всего в Юрьевке было убито семь человек, ранено двое, две женщины пропали без вести и взят в плен мальчик 12-и лет. [Там же, д. 49, л. 38 и д. 34, л. 12].

Что можно было забрать с собой, а так же свой скот, юрьевские крестьяне вывезли в Ивановку. Оставленное же имущество, а так же большие запасы зернового хлеба и заготовленный на зиму корм, были разграблены восставшими, причем повстанцы занялись здесь заготовкой муки из крестьянской пшеницы, для чего пустили в ход имеющиеся в селе мельницы. Заготовленную муку они отправляли в горы. После разграбления всего ценного, постройки были преданы огню, от которого уцелела лишь половина поселка. Впоследствии часть скота юрьевцев была угнана уже из Ивановки. [ЦГА РКаз, ф. 19, оп. 1, д. 603, л. 185].

Продолжение в 20-ой части.