Продолжение, начало в 1-ой части.
Торопясь исполнить мечту о создании своего ханства, не одержав ещё ни одной победы, сарыбагишевцы 9-го августа на съезде дали клятву ни в коем случае не давать рабочих, не подчиняться приказам русских властей и торжественно провозгласили ханом манапа Мукуша Шабданова. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 11об].  Провозглашение Шабданова ханом не единичный случай. В Загорном участке Пишпекского уезда под именем «кочкорского» был провозглашён ханом Канат Абукин.

На Иссык-Куле в племени бугу объявил себя ханом Батырхан Ногаев. В отличие от остальных сёл иссык-кульского побережья постройки Иссык-кульского монастыря хотя и были захвачены восставшими, но особо не пострадали. «Церковь, жилые помещения и службы целы, за исключением стёкол, разбросанных книг и поломанной мебели». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 4, д. 5038, л. 167]. Говорят, что Батырхан предполагал сделать монастырскую обитель своей ханской резиденцией.

В поспешном стремлении стать ханами претенденты не соблюдали существующую на Востоке традицию – правитель, хан должен был быть чингизидом. Даже великий Тамерлан не нарушил этого правила. Будучи создателем и властителем империи Тимуридов, он не принял ханского титула и довольствовался званием «великого эмира». Номинальными ханами империи при Тамерлане последовательно были чингизиды Суюргатмыш-хан и Махмуд-хан.

Обилие киргизских ханов, появившихся во время восстания, в будущем, в случае создания ханства, предвещало возрождение кровопролитных междоусобиц. Престолы нарынского и алайского ханов, наверное, ещё оставались свободными. А вот за титул кочкорского уже началась борьба: с Канатом соперничал Тезекпай. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 1об]. Но при первых же признаках поражения эти новоявленные ханы или скрывались в горы (Абукин), или бежали, бросив восставших (братья Шабдановы бежали в Китай). 

Д. А. Аманжолова вообще считает, что «повсеместное избрание ханов … вряд ли можно расценивать как стремление к самоопределению, скорее, это был один из этапов организации в рамках традиционных представлений о системе управления». [Туркестанское восстание 1916 г. Материалы Международной научной конференции. Москва, 23-24 мая 2016 г. М. 2016, стр. 139].  

Да, освобождение было одной из целей руководителей восстания, но не то, какое в это понятие вкладывали в советское время и имеют в виду сейчас национальные исследователи. Объявляя себя ханами, манапы не ставили перед собой цель создания конкретного киргизского объединённого независимого государства, а стремились стать лишь местечковыми властителями. Можно ли такие стремления называть «освобождением» киргизского народа?

Манапы, руководившие восстанием, хотели освобождения, но не для народа, а для своей независимости от русской власти, чтобы бесконтрольно и без всяких ограничений со стороны эксплуатировать свой народ. Эту цель восстания наблюдатели отмечали уже во время волнений. Губернатор Самаркандской области писал: «Мусульманские идеалы (независимости – Б. М.) и мученичество за веру … только украшают слегка … чисто экономическое движение». (Ланда Р. Г. Россия и ислам. // Восток. 2000, №5, стр. 178).

Уже упоминаемый «Комитет в защиту прав магометанских тюркско-татарских народов России», созданный Турцией и поддерживаемый Германией, в своём обращении из Будапешта к главам европейских государств и США призывал: «Мы надеемся, что знаменосцы западной цивилизации – Австро-Венгрия и Германия – в ближайшем будущем переведут эти народы на культурные пути. И установление центрально-азиатских ханств могло бы это стремление в высшей степени облегчить».

То есть, тот же призыв к возрождению ханств, но только прикрытый заявлениями о цивилизации и культурном пути. Отдельные, частные призывы к независимости были и прежде. Но национальная интеллигенция, в отличие от феодальной верхушки, если и поднимала вопрос самостоятельности, то выступала только с требованием автономии. Общее же отношение мусульман к России, к «Ак-Падишаху» было следующим.

Они, за редким исключением (некоторые горцы Северного Кавказа), были настроены на сотрудничество с русскими властями. Но Первая мировая война внесла изменения в настроение мусульман империи. Лояльность мусульман к царскому режиму пошатнулась как из-за внутренних социально-экономических потрясений, так и потому, что с осени 1914 г. Османская империя вступила в войну против России.

В 1914-начале 1915 гг. отношение менялось незначительно. Но после поражений России в 1915 г. начались первые проявления, а в 1916 – открытое недовольство, связанное с ухудшением экономического положения и призывом на тыловые работы. Последней, побудительной причиной восстания было не стремление к освобождению, а протест против мобилизации, переросший в выступления против русских. 

Ниязматов Маримбай (http://blog.turklib/com/2010/11/1916.html) приводит слова Филиппа Д. Картина (к сожалению, не нашёл сведений о нём), что в 1916 г. в Туркестане «протесты против мобилизации коренного населения на тыловые работы получили широкое распространение». Но в тоже время Ф. Д. Картин констатирует, что, несмотря на это, «никакого значительного подъёма движения за независимость не наблюдалось».

Ревизующий последствия восстания член Совета при Министре внутренних дел В. Г. Кондоиди на основании заявлений «крестьянских начальников» и «киргизских уроженцев» в своём отчёте также утверждал, что «киргизы никогда не проявляли сепаратистских стремлений», и только указ о наборе подал им «повод прибегнуть к мерам, которые», как они считали, «избавят их от реквизиции». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956. л. 69]. Обратите внимание: цель восстания избавление «от реквизиции», но не освобождения от России.

В жалобе на пристава И. Г. Грибановского киргизы Беловодского участка писали: «В этих событиях (восстание) нужно видеть не желание киргизов отдалиться от русских, такое мнение было бы ошибочным, а неправильное понимание набора рабочих среди киргизов». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 211]. Шамбеталы Сейдалин, киргиз Тлеубердинской волости подтверждает: «Киргизы бунтовали потому, что не хотели идти на работы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 54об].

Ответ на вопрос «освобождение от чего и от кого?» скромно подразумевает освобождение от России. Но, если бы оно и состоялось, то племенными элитами «освобождение» имело целью возвращение к ханскому устройству, для простого народа более трудного и более жуткого. Такой поворот событий, если бы он и состоялся, не был бы освобождением для простого народа, а ещё большим закабалением. 

Примером тому являлись соседние среднеазиатские ханства – Бухарское и Хивинское, в которых, по сообщению начальника Туркестанского охранного отделения, «мечтой населения, исстрадавшегося в бесправии и от поборов всякого рода сборщиков податей, является полное присоединение этих ханств к государству Российскому». [ГАРФ, ф. 97, оп. 4, д. 78].

Об отсутствии общей идеи освобождения говорит и характер действий восставших. Делегат от станицы Самсоновской Алексей Александрович Иванов в своём докладе на заседании Семиреченского казачьего исполнительного комитета 15 мая 1917 г. отмечал, что киргизское восстание выразилось «просто в разбойных нападениях на русских, в грабежах, поджогах убийствах, пленениях, поруганиях и прочее». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 67].

Восстание началось не с нападений на административные центры, не с ударов на ключевые и стратегические объекты, не со штурмов на казармы воинских частей, а с нападений на отдалённые заимки, пасеки, мельницы и маслобойки, затем переходили к нападениям на сёла, подвергая все эти объекты грабежам, погромам и поджогам. Понять такие действия можно, как метод устрашения, вытеснения русского населения, но не борьбой за освобождение.

Если цель восстания действительно освобождение, то зачем уничтожать линии связи, громить мельницы и почтовые отделения, разрушать мосты? Не просто изгнать русского переселенца и занять его дом под свою зимовку, а именно сжечь усадьбу. Показательны в этом отношении погромы объектов Управления строительства Чуйской оросительной системы.

В 1912 г. начались изыскания и проектирование Чуйской оросительной системы. На это было израсходовано 972 тысячи рублей. Строительство началось в 1914 г. Были построены цементный завод, два лесопильных завода, деревообрабатывающая и механические мастерские, три мукомольных мельницы, телефонная сеть и гражданские сооружения для строителей. Всего на сумму 660 тысяч рублей. Заготовлено разных материалов и оборудования на один миллион рублей, в том числе, небывалое для Туркестана: закуплено пять экскаваторов. [(323), том 2, часть 1, стр. 40]. Началось строительство гидротехнических сооружений, имеющее цель оросить пустующие земли, сгладить земельный вопрос.

При заявлениях о нехватке земель эта развернувшееся стройка была остановлена из-за нападений на объекты строительства и их погромов, из-за убийства строителей, начиная со смотрителей водомерных постов, расположенных на выходе рек из ущелий. Многое, уже построенное, было разрушено, например, сожжён лесопильный завод на Кемине. Точно такое же положение было и на Семиреченской железной дороге, о строительстве которой неоднократно ходатайствовали в течение многих лет.

Из-за нападений на строителей сооружение дороги было остановлено, а рабочие разбежались. Все эти оросительные сооружения, мосты, линии связи, мельницы и прочее, ох как бы, пригодились после освобождения. Но бессмысленные погромы говорят об обратном: о неприятии нового, о стремлении к старому, бывшему образу жизни. Во время восстания отдельные призывы к самостоятельности были. В Джизакском уезде Самаркандской области, например, были призывы к созданию самостоятельного бекства.

Нечто схожее сообщал М. А. Фольбаум А. Н. Куропаткину, что «некоторые влиятельные киргизы» решили, «что наступил удобный момент уничтожить русскую власть для создания киргизского ханства». Исследователь Юсупов Э. Ю. насчитал шесть лозунгов, с которыми выступали восставшие. (История СССР, 1981 г., №5, стр. 163). Но среди них нет лозунгов «Да здравствует независимый Киргизстан!» или «Свободу Киргизстану!»

Я также не встречал документов, воспоминаний или сообщений, что на собраниях, съездах или курултаях киргизов звучали лозунги: «Отделимся от России! Да здравствует свободный Киргизстан!», что повстанцы шли на штурм Токмака с кличем «За свободный Киргизстан». О ханском Киргизстане мечтали Шабдановы, их приспешники и фанатичное духовенство.

Житель Токмака Г. К. Иваненко сообщал: «Относительно целей восстания мне пришлось говорить с одним молодым киргизом ещё до начала восстания. Он говорил, что киргизы не хотят давать рабочих на войну, и что они под властью Мукуша Шабданова создадут ханство». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 16об].

Токмакский торговец У. Фальзыбаев тоже подтверждает: «Относительно планов и целей восстания среди киргизов я слышал следующее: 1) воевать с русскими до тех пор, пока не будет отнята земля до самого Ташкента; 2) после захвата указанной части края организовать ханство; 3) русское правительство изгнать и истребить». [Там же, л. 21об].

И в социальном плане не освобождение народа было целью феодальной элиты и манапской верхушки. Их цели в восстании выразили ташкентские казии в своём письме афганскому эмиру: «Наша жизнь в этой стране пропадает даром. Свои дела исполняем благодаря даваемым начальству взяткам. Всё, что собираем от населения, передаём в руки чиновников и служащих. В государстве этих неверных нельзя добиться блага в жизни».

Поэтому феодалы и направили гнев толпы, вызванный трудностями жизни и тяготами военного времени, в нужное им русло, устремив этот гнев на русских, чтобы «добиться блага в жизни» для себя. Чтобы самим не отвечать за непомерный «чигын», за несправедливые списки мобилизуемых, чтобы, имея защиту от внешних притеснений, всё же освободиться от опеки «Белого царя» и снова стать безраздельными владыками прежних феодальных порядков, «всё собираемое с населения» забирать себе.

Ревизующему Туркестанский край К. К. Палену было подано прошение от «участвовавших на съезде в гор. Пишпеке по обследованию правового быта оседлых и кочевых мусульман Семиреченской области». В прошении, кроме справедливых, обсуждаемых и религиозного характера жалоб, были и следующие просьбы, требующие возврата к старым порядкам, и националистического характера:

«Пункт 4. Разрешить вакуф. (Мусульманское духовенство по Положению 1886 года было лишено значительной части вакуфных земель и вот теперь хотело их возврата.) «П. 5. Рассмотрение и решение всех дел, вытекающих из семейных, брачных и наследственных отношений мусульман подчинить исключительно Духовному собранию» (на основе шариата, конечно). [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 264, л. 319-320].

Далее шёл ещё ряд расплывчатых требований с передачей их решения Духовному управлению, то есть духовенству. Более конкретно и подробно о желаемых изменениях говорит и прошение от, так называемых, жителей города Самарканда и Самаркандского уезда, «подписавшихся и приложивших печати». Раз приложили печати, то, значит, это не простые жители, а волостные старшины.

«Пункт 6. Все судебные решения согласовывать по шариату. П. 7. Восстановить все вакуфные права. П. 8. Обучение в медресе и мактабах проводить по шариату. П. 13. Народные судьи подчинялись бы Духовному собранию. (А независимость суда? Причём подчинение не какому-то светскому законодательному органу, а именно духовенству. – Б. М.).

"П. 15. Люди разделены на 4 степени (первая, вторая, третья и четвёртая), чтобы они имели предпочтение согласно их степени во время дачи свидетельского положения. (А равенство перед законом? – Б. М.). П. 17. Чтобы мусульманские женщины ходили с закрытым лицом. П. 18. Тела убитых не вскрывать по шариату. П. 20. Всех, не исполняющих предписания шариата, не принимать свидетелями. П. 25. Всякие книги печатать мусульманским шрифтом.

"П. 37. Всю полицию в городе назначить из мусульман». [Там же, л. 229-234]. Явное, неприкрытое стремление к переходу от светского к клерикальному, теократическому управлению государством и обществом. Для себя манапы хотели освобождения от русской власти. Пример того, какого «освобождения» они хотели для народа. В 1910 г. 277 юртовладельцев Сарыбагишевской волости, устав от тяжких поборов со стороны Шабдана Джантаева, возбудили ходатайство об отделении и образовании самостоятельной волости.

Поняв, что он лишается части данников и земель, которыми до этого мог пользоваться бесконтрольно, Шабдан выступает с инициативой созыва чрезвычайного съезда биев. На открывшийся в гор. Пишпеке съезд биев было вызвано 227 юртовладельцев. Посредством зависимых и родственных волостей на воспротивившихся было выдвинуто масса обвинений.

В результате, зависимый от Шабдана суд признал иски справедливыми и назначил к взысканию со сторонников отделения 778 лошадей, 57 верблюдов, 36 баранов, 30 кошм, 19 женщин и деньгами 1255 руб. [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 6951, л. 2. Рабочее и аграрное движение в Казахстане в 1907-1914 гг. Сб. док. и матер. Алма-Ата. 1957, стр. 176]. Если читатель ничего особенного не заметил, то заостряю его внимание – в погашение штрафа требовались скот, деньги и 19 женщин.

И это в 20-ом веке! Вот такого ханства, вот такого «освобождения» хотели «освободители» для восставшего народа. Поэтому главной целью восстания была не столько борьба с указом, сколько изгнание русских и создание исламского ханства, то есть возвращение на пятьдесят лет назад, когда манапы и духовенство имели неограниченную власть, когда шла война всех против всех; ко временам Ормон-хана, когда в качестве подарка или откупа преподносились рабы и девушки.

Вот к такому «освобождению» стремились феодально-клерикальные руководители восстания. Е. Макаров, рассказывая про осаду Токмака («Слово Кыргызстана» от 03.08.1991 г.), писал: «Рядовые повстанцы, подгоняемые батырами, вынуждены были идти на верную смерть. И совсем не «за свободу и будущее своего народа», а за интересы реакционной феодально-родовой верхушки, против будущего. Только не все это чётко понимали».

Губернатор А. И. Алексеев писал: «Составление списков призываемых почти везде вызвало ссоры и распри, так как масса во многих случаях противилась, прибегая даже к угрозам к тем лицам туземной администрации, которые настаивали на составлении списков призываемых.

"Этим воспользовались некоторые влиятельные туземцы, которых вынесла наверх волна общего расстройства. Решив, что Россия ослаблена войной, что Семиречье обездолено охраной и настало время использовать наступившую разруху для уничтожения русской власти в крае и на руинах последней создать новое киргизское ханство, они подняли восстание». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 9об].

Войсковой старшина, командир 1-ой Семиреченской ополченской казачьей сотни П. В. Бычков, направленный с отрядом в Синьцзян для освобождения русских пленных и ареста руководителей восстания, после изучения положения беженцев в Уч-Турфане и общения с ними в своём рапорте об этой командировке писал:

«По моему глубокому убеждению, многие главнейшие киргизские вожди, как Атекинцы и Шабданы, являются не идейными вождями киргизов, а простыми закоренелыми преступниками уголовного кадра. Об этом лучше всего свидетельствуют их зверства, как против беззащитных русских в большинстве женщин, детей и дряхлых стариков, как равно и в отношении своих соплеменников киргизов». [Истархив КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 16920, св. 266, л. 193].

Неужели исследователи, называющие восстание освободительным, считают создание феодального ханства, с его деспотизмом, бесправием и нещадной эксплуатацией – освобождением киргизского народа? Если «да», то тогда они становятся в один лагерь с манапами, стремившихся к возвращению патриархально-феодальных порядков под лозунгом «освобождения».

Приведённые факты и высказывания современников говорят о том, что восстание 1916 г. не было борьбой за освобождение, а являлось обострённым сопротивлением этнической общности, находящейся в составе и под властью более сильного государства и направленное манпами в нужное им русло В мировой истории, начиная с еврейских восстаний против Римской империи, было много подобных восстаний, вызванных обострением социальных, национальных и религиозных противоречий.

В заключение пример с республикой Тува. В 1921 г., пользуясь неразберихой в годы Гражданской войны, она вышла из состава РСФСР, была признана СССР в 1926 г., но испытав «прелести» отсталой экономической формации, соседства с Монголией и притязаниями Китая, в 1944 г. вернулась в СССР. Предположим невообразимое: Киргизия в 1916 г. добилась бы независимости, не превратилась ли бы она в результате этого, с её племенными распрями, во второй Афганистан? Если сразу после начала восстания только в Северной Киргизии объявились три хана.

Опровержение характеристики восстания, как антицарское.

Оценка восстания «антицарское» в работах национальных историков наиболее распространённая после характеристики «национально-освободительное». По докладу  Генерал-губернатора о состоянии края в 1916 г. первый момент восстания был в г. Джизаке Самаркандской обл. Беспорядки начались с убийства уездного начальника Рукина и пристава Зотоглова, а в уезде были убиты Зааминский пристав Соболев, чины лесной стражи, статисты Министерства земледелия и русские жители. (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917, д. 24, л. 2).

То о начале восстания в Семиреченской области в этом же докладе сообщалось: «Большие скопища киргизов … делали набеги на русские селения, истребляя имущество и зверски убивая попадавших в их руки русских жителей». (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917, д. 24, л. 3). Образно говоря, штурма Монкады и взятия Бастилии не было. Сообщений о нападениях на административные центры, управленческие здания, даже на малочисленные воинские гарнизоны или казармы нет ни в документах, ни в показаниях свидетелей восстания.

Укреплённых воинских гарнизонов в Туркестане не было. Военный министр после поездки в Туркестан в 1912 г., докладывая царю о плохом обустройстве казарм округа, подчёркивал, что «очень многие войсковые дворы не окружены заборами». (РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1664, л. 23). Но нападений на них не было.  Не было нападений и на административные центры с царской администрацией.

Ни один из шести уездных центров, не говоря уже про областной центр Верный, не подвергались нападению восставших, хотя они о малочисленности находящихся там войск и слабом их вооружении знали. Повстанцы нападали на мелкие сёла, в которых «царскими ставленниками» были избранные сельские старосты, в крайнем случае, участковый пристав. 

В Пишпеке, например, имелись всего караульная команда и спешно созданная в связи с началом восстания местная команда . (РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 2464, л. 74об). Каковы были численность и вооружение этих команд в документе, к сожалению, не указывается. Но, учитывая по названиям «караульная и местная команды» в отличии от «дружина государственного ополчения», эти две команды были немногочисленными и со скромным вооружением. Причём местная команда была вооружена только имеющимися подручными средствами. 

20 декабря 1916 г. проходило заседание Совета Министров, на котором обсуждались события произошедшего восстания в Туркестане. Ожидаемо, что в таких случаях говорят о беспорядках, если хотят преуменьшить, сгладить масштаб события. А если требуется осудить, то сообщают о мятеже против власти и монарха. В данном случае восстание называлось «волнениями».  

В постановлении заседания в перечне «весьма тяжёлых последствий волнений» не упоминалось о нападениях на властные органы и структуры. Для такого пропуска имелись основания. Именно из администрации в Семиреченской области погибло два представителя – это помощник начальника Пржевальского уезда Каичев Ф. П. и пристав Загорного участка Пишпекского уезда М. Н. Меньшиков.

Остальные, убитые вместе с крестьянами, – это рядовые сотрудники управленческих органов: служители отдалённых почтовых станций, волостные писари, топографы, смотрители водомерных постов, лесничие, статистики Переселенческого управления, проводившие обследования участков и межевые работы. То есть, не представители власти, а простые служащие.

В Семиречье из воинских команд погибли в Нарынском участке при внезапном нападении прапорщик и 8 солдат. В рейде для освобождения села Новороссийского погибли сотник, прапорщик и два солдата. В казачьих сотнях погибли в Нарынском участке  9 казаков, в Джизакском уезде в  Каркаре погибло 24 казака и в окрестностях Джаланаша 6 казаков. (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917, д. 24, л. 3).

Всего 52 человека. По Туркестанскому краю на 1-ое января 1917 г. в строевых частях были следующие потери: убито офицеров 4 человека, нижних чинов – 79; ранено офицеров – 4 человека, нижних чинов – 64; пропало без вести 77 человек. Итого в войсках пострадало 227 человек. [ЦГВИА, ф. Главный штаб, Азиатская часть, 1917 г., д. 26, л. 18-34. (31), стр. 83].  

В то же время в Пишпекском уезде погибло 210 мирных жителей, взято в плен и пропало без вести 237 человек [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 50, л. 180]. Пропавшие без вести – это уведённые в плен, редко кто из них остался в живых, поэтому их тоже можно считать погибшими. В Пржевальском уезде, наиболее пострадавшем от восстания, погибло 2179 человек и 1299 пропали без вести.  

227 человек, пострадавших в войсках всего Туркестанского военного округа и 2179 погибших и 1299 пропавших без вести только в Пржевальском уезде. В области 94 разгромленных села и ни одного нападения на воинские казармы, на тюрьмы, где томились национальные борцы с царизмом, или на административные центры, где заседали слуги и приспешники царя. Сопоставление этих данных показывает, против кого было направлено восстание: против царизма или против мирных жителей.

Отсутствие антицарских действий восставших подтверждают и ежедневные рапорты Начальника края А. Н. Куропаткина Военному министру. В них нет донесений о нападениях на административные центры и административные здания, т. е. на местонахождения представителей царской власти, но ежедневно сообщается о грабежах и убийствах русских людей, о погромах и нападениях на русские сёла.

В прошении к Туркестанскому генерал-губернатору киргизы Аулиеатинского уезда признавались: «Мы, конечно, далеки от того, чтобы оправдывать поведение киргизов, выразившееся в столь преступных формах, мы старались лишь почтительнейше обратить внимание Вашего Высокопревосходительства на то обстоятельство, что преступные деяния киргизов были направлены не против правительства и его органов, а против частных лиц». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1134, л. 232–233]. 

Свидетели восстания также не упоминают о нападениях повстанцев на административные управления, на представителей власти. Доверенные крестьян Пржевальского уезда Д. Г. Каракаш и М. Н. Ткачёв в записке, поданной в Совет Министров в апреле 1917 г. писали: «Если бы они (киргизы) восстали против Правительства, били и убивали чиновников, администраторов и т. п., то было бы понятно, но они поднялись против такого же бесправного, такого же забитого крестьянина, как и они сами». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 80].

Делегат от станицы Самсоновской Алексей Александрович Иванов в докладе Семиреченскому казачьему исполнительному комитету также подчёркивал, что нападения восставшими совершались на мирные русские селения, «которые к делу набора туземцев на тыловые работы совершенно были не причастны и никакого отношения к этому делу не имели».  [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 68об].

Пренебречь этими показаниями свидетелей, назвав их не видящими дальше своей разгромленной усадьбы, – невозможно: они общественные деятели, доверенные крестьян уезда, делегат от станицы. Можно предположить, что восстание, запланированное и начавшееся, как «антицарское», в своём ходе приняло неожиданный поворот, непредвиденный характер.

Но факты говорят о том, что нападения на русские сёла были не спонтанными, а планировались заранее, и восстание началось не с нападений на властные структуры, а на отдалённые мелкие сёла.  В результате, в отчёте о состоянии области за 1916 г. губернатор отмечал, что «на общем механизме управления областью киргизские беспорядки отозвались слабо». (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1916, д. 40, л. 16). Реально протест против царизма среди восставших проявлялся, всего лишь, только в осквернении портретов царя.

Но если к требованию Корана о запрете на выступления против правителя: «Повинуйтесь Аллаху и повинуйтесь посланнику и обладателям власти среди вас» (Сура 4, аят 62) дают уточнение, что это требование относится к мусульманским правителям. То об уничтожении портретов царя есть сомнение. Это социальный протест или исполнение религиозного требования – запрет на изображение живых существ. Особо строго исполнения этого запрета (харама) требуется у суннитов, к которым принадлежат киргизы.  
Продолжение в 15-ой части.