Продолжение, начало в 1-ой части.
Засуха, нашествия более сильных соседей, ссоры между племенами порождали у кочевников уже передвижения племён из одной местности в другую. Такие передвижения для кочевников, не имеющих прочной связи с землей, не были редкостью. Помощник губернатора Семиреченской области, председатель съездов биев по урегулированию земельных споров в Семиреченской области Н. А. Аристов, характеризуя землепользование у кочевников отмечал, что киргизы «положили себе особые пределы, о чём и сами они никакого доказательства учинить не могут». (Аристов Н. А. Усуни и кыргызы или кара-кыргызы. Бишкек. 2001. Стр. 484).

Например, племя солто пришло в Чуйскую долину из Ферганской долины. Сарыбагышский манап Ормон, кочевавший на западном берегу озера Иссык-Куль, в 1851 г. из-за выпавших обильных снегов и притеснения кокандцев, желая стать под защиту русских, перекочевал со своим родом в долины рек Чилика и Тургеня, притоков р. Или. «Он сеял там два лета хлеб», но затем ушёл обратно на свои прежние места на Кочкоре. Откуда впоследствии его преемник Уметалы, не желая принимать российское подданство, откочевал на Нарын.

Топограф Сибирского корпуса И. Г. Андреев, описывая границу  между кочевьями казахов и киргизов, сообщал, что киргизы, «когда не имеют ссоры с кайсками (казахами), потому ж выходят из-за камня (гор) Алатау для кочевья к  устью рек Цуи (Чу) и Каука».  (Андреев И. Г. Описание Средней орды киргиз-кайсаков. Астана. 2007. Стр. 71-72). То есть, заходили далеко во владения казахов. При таких условиях и традициях кочевого землепользования трудно говорить о правах собственности на землю.

Поэтому земля по нормам обычного кочевого права считалась общей собственностью племён, родов и общин.  Но даже при постоянном кочевании в одной местности фактически истинными владельцами земель являлись ханы и султаны, а внутри племени – баи, манапы и другие феодалы. Имея главенствующую роль в роду, они для личного обогащения, захватывали лучшие земли или на определённых участках допускали кочевание только после своих стад. Но всё же, в силу традиций и условий кочевого землепользования, не могли закрепить за собой и своими потомками определённые участки в прочную частную собственность, ибо это выходило за рамки понятий родового быта и правосознания. (Вопросы истории, 2013, №7, стр. 120).

У киргизов внутри рода, общины вплоть до XX в. тоже сохранилась общинная форма землепользования. На основе принципа общности территории внутри общины скотовладельцы имели право бесплатно и беспрепятственно пользоваться всей территорией общины. Но в конце XIX и в начале XX вв. у киргизов начинают разлагаться патриархально-родовые отношения, разрушается и общинная форма землепользования. Возникает самовольный захват манапами лучших участков земли и сдача в аренду общинных земель манапами.

Я уже говорил о существовании государственной собственности на землю при захвате чужих территорий. При завоевании кочевых племён ханствами, в данном случае Киргизии Кокандским ханством, земля объявлялась ханской собственностью. По одиозным законам и обычаям восточной деспотии владыкам (ханам, эмирам, султанам) в подвластном государстве принадлежало всё, не только земля, но даже право распоряжаться жизнью своих подданных.

Для закрепления своей власти ханы наделяли правом владения определёнными территориями своих верных слуг и сторонников. Такое же положение было и в Киргизии, находившейся под властью Кокандского ханства до её присоединения к России. Исходя из такого положения, после присоединения к России все земли, занимаемые кочевниками, были признаны государственной собственностью и отданы в бессрочное бесплатное общественное пользование на основе местных кочевых обычаев.  

Положениями об управлении Туркестанским и Степным краями в ст. 119 говорилось, что «земли занимаемые кочевьями и все принадлежности этих земель, в том числе и леса, признаются государственной собственностью». А в ст. 120 что «земли занимаемые кочевьями остаются в бессрочном общественном пользовании кочевников», дополнительно, в примечании к этой статье указывалось, что «земли,  могущие оказаться излишними для кочевников, поступают в ведение Министерства государственных имуществ». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 7об].

Обращаю внимание, что земля оставалась у кочевников в бессрочном пользовании, но не навсегда, и, во-вторых, в бесплатном пользовании, налога на землю для кочевников не было. Поэтому ко времени массового переселения крестьян, за 40 лет этого бессрочного, бесплатного, общественного пользования государственной землёй в народном правосознании создалась понятие собственности этих земель. А ведь по закону земли были государственными, отданными в бесплатное пользование, до особого распоряжения.

Генерал-губернатор Западной Сибири Г. Х. Гасфорд, по поводу одной жалобы кочевников об изъятии земли для переселенцев, предписывал объяснить киргизам: «Все земли киргизов, состоящих в подданстве России, не составляют (их) собственности, а принадлежат Правительству, которое, дозволяя киргизам на оных кочевать, охраняет их своими войсками от иноземцев». Положение с государственной собственностью на землю чётко разъяснил епископ Туркестанский Дмитрий (1906-1912 гг.).

Он говорил, что, заняв край, русское правительство «отдало всю землю в полное распоряжение тем, которые при владычестве своих природных правителей не только никогда не считали её своей собственностью, но даже не имели права думать об этом». То есть, как раз-то с разгромом Кокандского ханства и присоединения к России киргизы и получили возможность свободно пользоваться землёй, на которой они кочевали.

Подтверждение этого права читатель увидит далее, при описании порядка изъятия земель у кочевников для переселенцев. Поэтому при поселении переселенцев происходило не изъятие земельной собственности у кочевников, а прекращение их права бесплатного пользования государственной землёй. Регулирование же земельных отношений у кочевников на месте, внутри общин, по-прежнему осуществлялось, на основе норм обычного кочевого права. Письменности у киргизов не было; землёй, как уже говорилось, распоряжался правитель, причём осуществлял это своим волевым решением, без оформления каким-либо ханским указом. В пояснительной записке к «Степному положению» 1891 г. бывший Председатель комиссии для изучения быта киргизов Ф. К. Гирс писал:

«Для русских властей, при неимении достаточных сведений о землях в степи, собирание необходимых данных и правильное разрешение споров весьма затруднительно». Поэтому «в настоящее время распределение зимних стойбищ и разборов между аульными обществами производят волостные выборщики (пятидесятники), а между отдельными кибитковладельцами – аульные выборные десятники». Но так как все они полностью зависели от манапов, то «предоставленное их власти право распределять поземельные угодья обратилось, в большинстве случаев, в произвол». (Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. М. 2008, с. 411 и 412).

Краткое разъяснение. Согласно Положению об управлении степными областями кибитковладельцем считался каждый кочевник, имеющий отдельное жилище – кибитку, юрту, землянку, саклю, дом. (РГИА, ф. 1291,оп. 82 1891 г., д. 6а, л. 103об). Кочевник мог иметь и не одну юрту, или юрту на летнем пастбище и какое-то строение на зимовке. И в таких случаях при учёте принималось за одно хозяйство.

Всегда ли было недовольство кочевников переселением крестьян в их кочевья? Оказывается нет. Казахский султан Бек-Султан Агадаев, вступая в русское подданство, дал следующие обязательства: «1839 г. июня 25 дня султан Бек-Султан Агадаев с подведомственной ему волостью, состоящей из четырёхсот аулов, изъявляет сердечное желание вступить в подданство Его Императорского Величества.

«Султан Агадаев, входя в состав Аягузского округа, просит на месте его кочевьев сделать тут население русских, для чего он уступает свои обилующие и сенокосами, и лесами, и хлебопахотными местами, и поставить при нём военную стражу». [(219), стр. 82]. В декабре 1824 г. бии иссык-кульского племени бугу Койчибек и Муса Ширгалиевы и Ходжибай Нуши направили начальнику Омской области С. Б. Броневскому письмо с «изъявлением войти в российское подданство».

Они писали, узнав, «что в подданных Государю Императору кочевьях киргизских (казахских – Б. М.) для спокойствия их заводятся селения, то самое мы и народ наш приемлем за благо. Желаем, чтоб и в наших кочевьях восстановилось такое же спокойствие». [ГА Омской области, ф. 3, оп. 1, д. 419, л. 93-103]. Здесь уже просители подданства соглашаются на ещё большее: не только уступают свои земли, но и просят о создании русских поселений. И впоследствии такие просьбы повторялись, так как наличие русских поселений служило твёрдой гарантией защиты казахов и киргизов от внешних вторжений.

В сентябре 1850 г. манапы племени бугу просили омские власти: «Хорошо бы было, если бы на наших местах было учреждено какое-либо заселение или пикеты. Мы были бы готовы во всякое время быть слугами Вашими». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 25]. В 1861 г. глава племени бугу Сарпек Саскин, влиятельные манапы Кныч Боромбаев, Канай Койсомасов и ещё 11 человек обратились к начальнику Алатавского округа Г. А. Колпаковскому с просьбой оградить их земли и их самих от притеснений китайцев.

В своём обращении они писали: «Вследствие обид и притеснений китайцев и других народов вынуждены были принять подданство, повергнув к престолу Великого Падишаха русского и свои земли». [(293), стр. 44. АВПРИ, ф. 1-9, 1861 г., д. 24, ч. 1, л. 453]. Прошу на эти факты обратить особое внимание: кочевники, постоянно ведущие борьбу и войны за обладание земель и пастбищ, сами добровольно отдают часть своих земель и приглашают к себе на поселение подданных "Великого Падишаха".

То есть, находясь под угрозой порабощения Кокандским ханством или Китаем, и зная, что это такое, при присоединении к России местные правители были согласны на поселение русских колонистов на своих землях, на выделение им земель и даже просили об устройстве военных укреплений. Но, ни правители, вступающие в русское подданство, ни российское правительство не предвидели, какие масштабы и последствия в будущем примет переселение крестьян в эти края.

В 60-х гг. XIX в. в Семиречье, наряду с продолжавшейся казачьей колонизацией, основным направлением был взят курс на крестьянскую колонизацию. Задачи второго этапа переселенческого движения сформулировал министр иностранных дел Н. К. Гирс: «Расширение наших владений в киргизских степях и Средней Азии окажется благотворным лишь в том случае, если наши азиатские окраины станут развиваться в земледельческом и промышленном отношениях».

Обратите внимание: не колониальный грабёж, а развитие «в земледельческом и промышленном отношениях», а коль это говорил, министр, то, значит, это было изложением политики правительства. Поэтому заявления про колониальный гнёт и утверждения про обезземеливание кочевников являются первыми из нескольких мифов о восстании 1916 г. Первоначально, согласно ст. 120 Степного положения местные власти были лишены права отводить земли переселенцам, даже «из земельных излишков, неиспользуемых киргизами, не иначе, как по добровольному соглашению с последними». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 911, л. 18].

С увеличением количества переселенцев оставлять переселенческое дело на таких условиях было уже невозможным, поэтому перешли к образованию «переселенческих участков на одинаковых основаниях с землеустроительными работами в районах Сибири». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 911, л. 19]. Суть этих условий заключалась в том, что определялось и устанавливалось количество земли необходимого для благополучного существования и дальнейшего развития хозяйства коренного населения.

Остальные земли считались излишними и изымались для устройства переселенцев. С увеличением количества переселенцев, с конца XIX в. начинается усиленное изъятие земель из пользования кочевников, поэтому Министерством земельных и государственных имуществ были организованы исследования для определения норм землепользования у кочевников применительно для различных районов.

Вопрос о нормах обеспечения землёй кочевого хозяйства изучался Особой экспедицией в течении нескольких лет, начиная с 1896 г. Для получения данных к определению этих норм экспедиция предварительно провела «естественно-исторические и хозяйственно-статистические исследования» нескольких областей, намечаемых для переселения крестьян. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1552, л. 81]. Из предгорных волостей Пишпекского уезда для изучения была выбрана Аламединская волость, где обследовали 1700 хозяйств кочевников. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 899, л. 116об]. На основании этих исследований была разработана Инструкция для определении норм киргизского землепользования от 9 июня 1909 г.

Инструкция главным условием ставила, «чтобы оставшаяся у киргизов земля вполне обеспечивала хозяйства при современных условиях их быта». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 222, л. 5]. Причём пункт 3 инструкции о поземельном устройстве киргизов устанавливал: «В основание определения земельного обеспечения киргизов принимается потребность в земле киргизского хозяйства, признаваемого в данной местности достаточно состоятельным». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 197об].

Общие правила определения норм обеспечения землёй киргизского населения гласили: «1. В основу размера нормы положена потребность семьи, живущей при данной степени культуры безбедно и могущей поступательно развивать своё хозяйство. 2. Так как для удовлетворения этих потребностей киргизы извлекают средства исключительно из доходов от скота, то на потребное количество последнего и должны быть исчислены земельные нормы.

«3. Размер земельных угодий определяется пастбищными условиями данной местности или, точнее, количеством корма извлекаемого кочевником для поддержания потребного количества скота». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 81]. В заключение напоминалось, что эти нормы не считаются окончательными, а, по мере проведения хозяйственно-статистических исследований, будут уточняться. Дополнительными требованиями при определении норм землепользования были следующие условия.

При землеустройстве киргизов количество земли у них должно было оставляться не меньше, чем у русского хозяйства в этом же районе. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 933, л. 9об]. В заявлении Совещания по вопросам земельного права в Туркестанском крае в июле 1905 г. разъяснялось, что излишки земель у кочевников определяются не волевым решением какого-либо чиновника, а «не иначе, как на основании специального исследования Особой партией земельно-хозяйственного быта кочевников. Причём правила такого исследования и последующего затем обращения в казну излишних земель подлежат утверждению в законодательном порядке». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 481, л. 12].

При определении земельных излишков в земельное обеспечение киргизов не учитывались неудобные земли (солонцы, пески, каменистые галечники, крутые склоны, озёра), а также площади для выпаса содержащегося на карантине скота и пространства, находящиеся под караванными и кочевыми дорогами, ширина которых составляла до полутора вёрст на летовочных землях и 100 сажен (200 м.) на зимних стойбищах. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 199об].

Причём, эти нормы землепользования для кочевников не были взяты с потолка, не указаны волевым решением, а определены на основании статистических исследований. Общее присутствие Семиреченского областного правления приняло решение определить нормы киргизского землепользования, исходя из количества скота имеющегося у кочевников в данный момент, выраженного числом условных единиц скота в переводе всех его видов на взрослую лошадь. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 86].

Кроме скотоводства, у киргизов существовали ещё земледелие и некоторые ремесла. Но так как эти занятия в бюджете киргизов существенной роли не имели, то при определении земельных норм во внимание принималось только занятие скотоводством. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 84]. Да и в занятии скотоводством не учитывались другие доходы от скотоводства – шерсть, волос и шкуры после забоя скота, которые в киргизском натуральном хозяйстве всё же имели солидное значение. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 88].

Поэтому в очерке «Об утверждении норм земельного обеспечения киргизов в Семиреченском районе» 1912 г. отмечалось, что установленные «нормы обеспечения землёй киргизского хозяйства … должны почитаться далеко превосходящими действительную нужду в земле киргизского населения». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 91об]. Земли сверх этих норм изымались и передавались Переселенческому управлению для устройства переселенцев.

В феврале 1908 г. на особом заседании Общего присутствия Семиреченского правления, на которое дополнительно были приглашены уездные начальники и члены Семиреченского переселенческого управления, на основании проведённых исследований были рассмотрены и утверждены нормы землепользования для кочевников. Вся область по почвенным и климатическим условиям была разделена на пять районов, и для каждого из них были установлены нормы землепользования для среднего кочевого хозяйства.

В 1-ом районе, включающем местности, отличающиеся сухим климатом, бедные водными источниками, с преобладанием сухих полынных степей и каменисто-щебневых пустынь (Дулатовская, Кукрековская и Сейкимовская волости Пишпекского уезда) – 72 десятины на хозяйство.

Во 2-ом районе, включающем местности, хотя и обводнённые несколько лучше, чаем в первом районе, но всё же страдающие от недостатка водных источников (Восточно-Ргайтинская, Джанышевская, Джилонкузовская, Калгутинская, Карабулакская, Кыбраевская, Ново-Чуйская, Чуйская и Чумичёвская волости Пишпекского уезда) – 50 десятин на хозяйство.

В 3-ем районе, включающем местности, которые хорошо обводнены и являются районом долинных лёссовых почв, нагорных чернозёмных пастбищ и лесов хвойной альпийской зоны (Аламединская, Багишевская, Булюкпаевская, Джамансартовская, Иссыгатинская, Карабалтинская, Сукулукская, Толкановская, Тынаевская и Шамсинская волости Пишпекского уезда) – 40 десятин на хозяйство. Эти нормы были утверждены Начальником края с дополнительными условиями, определяющими порядок отчуждения земель у кочевников, их переселения и выдаче компенсаций. [(160), неоф. часть, №28 от 04.04.1908 г.].

Для читателей незнакомых со старинными мерами площади напомню, что десятина – это 1,09 га, 40 десятин – это около 44-х гектаров. Уверен, что такая норма у современного сельского фермера Чуйской долины вызовет восторг и восхищение. Для сравнения, после проведения реформы сельского хозяйства в Киргизии в 1992-1993 гг., когда были ликвидированы колхозы, бывшие колхозники, теперь фермеры, получили каждый по 1-3,5 га. на семью [Осмонов О. Дж. История Кыргызстана с древнейших времен до наших дней. Бишкек. 2005. Стр. 517].

Да и установленные излишки в пользовании кочевников рекомендовалось изымать для переселенцев осмотрительно и экономно. Ещё в первых правилах об устройстве крестьянских поселений в Туркестанском крае, утверждённых генералом К. П. Кауфманом в 1869 г., когда ещё не было трудностей с устройством переселенцев, предлагалось поселять крестьян на землях, «избранных, с возможно меньшим стеснением для кочевого населения». (Обзор Семиреченской области за 1882 г., стр. 72-73).

Главноуправляющий землеустройством А. В. Кривошеин в 1908 г. требовал от губернатора области «особой бережливости» использования земель, отводимых под переселенческие участки, для чего максимальную норму душевого надела для переселенцев рекомендовалось применять только для «участков трудных для заселения, во всех же прочих случаях эта норма должна непременно понижаться». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1250, л. 1].

Циркуляром от 05.03.1901 г. Министерство земледелия и государственных имуществ предписывало: «При образовании из киргизских земель переселенческих участков наблюдать, чтобы в пользовании киргизов оставалось не менее того количества земли, которое будет (соответствовать) установленной норме по расчёту на наличное домохозяйство». [РГИА, ф. 391, оп. 1, д. 408, л. 362]. Ещё раз напомню, что для предгорной зоны Чуйской долины норма была 40 десятин на одно хозяйство. Далее в этом документе ещё более интересное.

По возможности, к норме для данного района разрешалась дополнительная прибавка в 25%. В особых случаях, при невозможности использования излишних земель под переселенческие участки, допускалось оставление отдельной группе кочевников даже более двойной нормы [РГИА, ф. 391, оп. 2, д. 1216, л. 2-2об]. В результате таких норм землепользования, с учётом выгонов, сенокосов и неудобий, в пользовании кочевников иногда находилось до 200 десятин на одну юрту, в то время как русские крестьяне имели максимум 45 фиксированных десятин на семью. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 300, л. 68]. Казаки обеспечивались землёй по особым, повышенным нормам.  

Дополнительно инструкция образования переселенческих участков требовала, чтобы они не преграждали киргизам удобных путей для перекочёвок, не препятствовали доступу к водопоям и не затрудняли сообщения между участками, оставленными в пользовании киргизов. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 199]. С 1905 г. началось создание региональных Переселенческих управлений, ведающих образованием переселенческих участков.

Деятельность Переселенческого управления, независимого от местных властей, вызвала недовольство не столько администрации, сколько манапской верхушки, которая теперь всё больше ограничивалась в распоряжении землёй ужесточением требований к оформлению арендных сделок на землю. Встречаются опровержения, что это на бумаге, по инструкции и по закону, а в жизни было по-другому, и в доказательство приводят аргумент, что землю у кочевников изымали и после закрепления участков. Да, были нарушения правил, и окончательно правила переселения крестьян и выделение им земель законодательно были определены в 1903 г. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1803, л. 22].

В связи с увеличением числа переселенцев земельные наделы кочевников были пересмотрены. Дополнительные прирезки, о которых говорилось ранее – 25% и другие прибавки – были изъяты. Снижение норм коснулось не только кочевников, но и переселенцев. Душевой земельный надел для переселенцев в особых случаях уменьшался до 4-6,5 дес. [РГИА, ф. 1276, оп. 17, д. 132, л. 422]. Так, селу Михайловка Пишпекского уезда был увеличен надел. Но на выполненную прирезку были водворены новосёлы. В результате, старожилам осталось, по-прежнему, по 4 дес. на душу. (Семиреченские ведомости, неофиц. часть, №132 от 15.06.1912 г.).

Во всех работах о восстании 1916 г., в том числе и в этом очерке, главной причиной восстания справедливо называется непродуманное, с нарушением закона от 14 февраля 1905 г. изъятие земель у кочевников, без надлежащего землеустройства самих киргизов. Но даже это непродуманное, так называемое «обезземеливание» я бы назвал «относительным». Почему-то молчаливо обходят другую, обратную сторону земельного вопроса.

О первой части этого вопроса я уже сказал, что после присоединения края к России земли русским правительством были изъяты из юрисдикции кокандского хана, его ставленников и султанов, объявлены государственными и переданы в бесплатное, бессрочное (до особого распоряжения) пользование проживающим на ней кочевников. Не было сказано, что навсегда, в вечное пользование. Земли передавались кочевникам в бесплатное и в бессрочное пользование, без указания возможного срока пользования.

Но есть ещё и вторая часть этого вопроса. В очерке Соколова П. И., проводившего в 1906-1907 гг. исследования трассы Туркестано-Сибирской железной дороги, о землепользовании крестьян села Беловодского прочитал: «Их наделы окружены тесным кольцом земель, принадлежащих киргизам, которые, как и во всём Семиречье, являются владельцами в буквальном смысле, несмотря на закон, предоставляющий им землю «во временное пользование». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 899, л. 51].

Подождите, везде говорится про обезземеливание кочевников, а тут наоборот – крестьянская земля окружена тесным кольцом киргизских земель. Занялся поиском данных по этому вопросу. Во всех работах о восстании говорится об изъятии земель у кочевников. Например, две цифры по этому вопросу. В результате земельной политики Переселенческого управления в Семиреченской области у кочевников было изъято 4.193.520 десятин земли [(175) стр. 77], причём с 1913 по 1915 годы – 1 млн. 800 тыс. десятин [(176), стр. 4]. Сравните эти цифры: 4 млн. 200 тыс. за все 70 лет (Семиреченское казачество начали заселять с 1847 года) и 1 млн. 800 тыс. только за последние три года.

Если за всё предыдущее время, до 1910 г. в Туркестане было устроено 6,5 тысяч хозяйств, то после издания закона о переселении от 19.12.1910 г., в первый же год его применения было образовано 88 переселенческих участков на три тысячи хозяйств. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 20]. Цифры впечатляющие и, вроде бы, подтверждающие заявления киргизов и утверждения исследователей про обезземеливание кочевников. Но нигде не сообщается, а сколько же земли осталось у кочевников.

В отчёте о состоянии Семиреченской области в 1905 г., да и в отчётах за другие годы, сообщалось: «Из общего пространства Семиреченской области 352.979 кв. вёрст в пользовании кочевников находится 346.609 кв. вёрст, т. е. 98,2%. И лишь 6370 кв. вёрст (2%) отведены оседлому населению области под русские поселения, казачьи станицы и селения оседлых инородцев – дунган и таранчей». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 444, л. 6 и 11].

Площадь Пишпекского уезда была 77683,4 кв. вёрст или 8.092.503 дес. В Пишпекском уезде было 28 селений (из них два дунганских) с 28172 жителями, у которых усадебной земли было 4395 дес. и под угодьями 177446 дес. (Семиреченские ведомости, неоф. часть, №147 от 10.07.1911 г.). Всего 181841 дес., то есть 2,25% от общей площади уезда. Остальные 97,75% принадлежали киргизам.

Понятно, что в результате преобладания кочевого населения в количественном отношении, у кочевников, даже при неблагоприятном раскладе, земли будет больше. Поэтому необходимо сравнивать количество земли на одного кочевника и на одного оседлого жителя, количество земли на одну юрту и на одно крестьянское хозяйство. Кочевое население Семиреченской области на 1-ое января 1908 г. составляло 797.780 чел. (Записка о состоянии Семиреченской области в 1908 г. Верный . 1909 г., стр. 10), а оседлое 190083 человека.

Тогда вышеприведённые цифры о площадях показывают, что у кочевников на человека (не на учётную мужскую душу) приходилось 0,4345 кв. версты (346609 : 797780); а у оседлого населения 0,0335 кв. версты (6370 : 190083). У кочевников земли на одного человека было в 13 раз больше, чем у оседлого жителя. В отчёте указываются общие площади, а не размеры земель сельскохозяйственного назначения, поэтому из площадей, указанных в пользовании кочевников надо извлечь абсолютно непригодные пространства (озёра, реки, ледники, горные вершины, солончаки и галечники без растительности).

При обсуждении в 1893 г. в Комитете министров землепользования Семиреченского казачьего войска в своём представлении генерал-губернатор Степного края (в который тогда входила Семиреченская область) отмечал, что в Семиреченской области на одну киргизскую душу мужского пола приходится около 100 десятин земли». [РГИА, ф. 1263, оп. 2. д. 5118, л. 174]. При этом генерал-губернатор объективно заявлял, что из этих 100 десятин «половина покрыта озёрами, бесплодными песками, каменистыми горами и солонцами».

Но и с учётом этих условий получим превышение количества земли на душу населения у кочевников в несколько раз больше, чем у оседлого населения. Далее рассмотрим третий вариант – количество земли на одно хозяйство: кочевое и оседлое. Как уже сообщалось, в Пишпекском уезде в пользовании кочевников находилось 8.092.503–181.741=7.910.762 десятины. По данным Омской казённой (налоговой) палаты на 1-ое января 1912 г. в Пишпекском уезде состояло на окладе 32984 кибитки. (Семиреченские ведомости, неофиц. часть, №276 от 19.12.1912 г.). Значит, на одну кибитку приходилось 240 десятин земли. Опять половину надела щедро выбрасываем на непригодность использования и получаем более ста десятин земли на одну кибитку.

Напомню, в 60-ые годы XIX в. только впервые поселяемым у почтовых станций выделяли по 30 десятин на мужскую душу, всем остальным по 15 десятин. Но к 1916 г., к началу восстания, наделы уменьшили до 4-6 десятин на душу и положение на ранее выделенных наделах, в связи с ростом населения, изменилось. Семиреченские ведомости (неоф. часть,№219 от 09.10.1912 г.) в заметке о селе Лебединовском Пишпекского уезда писали: «Село наше одно из старых, основанное вслед с завоеванием края, поэтому теперь с приростом населения из наделов в 15 десятин осталось по 2-4 десятины на душу», то есть 6-12 десятин на одно крестьянское хозяйство.

И при варианте подсчёта количества земли на юрту у кочевников и на хозяйство у крестьян надел у кочевников был в несколько раз больше, чем у крестьян. Поэтому при описании землепользования в Пишпекском уезде Семиреченские ведомости (неоф. часть, №169 от 09.08.1911 г.) отмечали, что «использованием киргизами громадных количеств роскошных земель и ничтожными запашками объясняется ненормальный рост цен на хлеб».   

С такой статистикой в любом варианте – общее количество земли в пользовании, на одно хозяйство и на душу населения – трудно говорить о нехватке земель у кочевников. А то, что землёй, выделенной кочевой общине, распоряжался манап, а не рядовой кочевник, то это беда патриархально-родового строя, существовавшего в киргизском обществе, а не вина русского переселенца, пострадавшего во время восстания. Доктор филологических наук К. И. Мамбеталиев в статье «Причины и последствия восстания 1916 года» (https://centrasia.org/newsA.php?st=1505451300) приводит следующую статистику по распределению земель в Семиречье за 1904 г.:

«Казак (славянин) имел 51,6 десятин, крестьянин (россиянин) – 32,4 десятины, а таранчинцы и дунгане (оседлые туземцы) – 12,8 десятин на один двор». Но не приводит данных о количестве земли у киргизов-кочевников. Почему? Да потому, что киргизы-кочевники имели земли в разы больше, чем указанные категории населения. В 1906 г. 579 юртовладельцев Сукулукской волости  в своём ходатайстве о переводе их в оседлое состояние соглашались «с особыми от кочевников земельными наделами». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 393, л. 3об]. «Особыми» потому, что наделы у оседлого населения были намного меньше, чем у кочевников.

Расчёты по этому показателю в различных вариантах были приведены ранее, а вот конкретный пример. При разделе Темирбулатовской волости в 1915 г. на Темирбулатовскую и Абаильдинскую, Темирбулатовской волости на 1118 кибиток было оставлено 34910 десятин удобной и 34189 неудобной земли, Абаильдинской волости на 872 кибитки было оставлено 25824 дес. удобной и 26736 дес. неудобной земли. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 13-13об]. Неудобными назывались земли, непригодные для хлебопашества, но приемлемые для скотоводства.

То есть, в общей Темирбулатовской волости до раздела на одну юрту приходилось 61,1 десятина. Гораздо больше, чем у оседлого населения на одно хозяйство. В связи с этим интересна рекомендация Министерства земледелия о нежелательности вступления крестьян в киргизские кочевые общества.Оказывается было и такое: так как кочевникам выделяли намного больше земли, то среди переселенцев находились желающие заниматься не хлебопашеством, а скотоводством, только не кочевым, а более прогрессивным, стойловым содержанием.

Запрет объяснялся тем, что «киргизам обязательно оставляются площади по определённой норме …, каковые нормы во много раз превышают переселенческие наделы. Поэтому с причислением к кочевым обществам переселенцев пришлось бы оставлять (им). … земли по … высоким кочевым нормам, что повело бы к сокращению колонизационного фонда». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 19]. По данным «Статистического ежегодника России за 1914 г.» Пг. 1915, средняя плотность населения по Империи была 9,3 чел. на кв. версту.

И это с учетом громадных пространств незаселённой Арктики, редконаселённой тундры и малозаселённых Сибири и районов Дальнего востока. А в Средней Азии, по данным того же ежегодника, плотность населения на кв. версту 3,6 человека всего и 3,1 чел. в сельской местности. Заведующий Семиреченским переселенческим районом С. Н. Велецкий в 1916 году писал: «Населённость Семиреченской области чрезвычайно редкая – 3,6 чел. на кв. версту. Уже одно это может опровергнуть все доводы об отсутствии в Семиречье земель, необходимых для колонизации этого края». [(313), стр. 22].

Действительно, с такими показателями сомнительно говорить о нехватке земель в Семиречье. Подобные цифры приводил и Межевой отдел Семиреченского областного правления. По его данным площадь Семиреченской области составляла 352.979 кв. вёрст или 36.709.816 десятин. Из этой площади 25.974.018 десятин находились в бессрочном общественном пользовании казахов и 9.924.250 десятин в бессрочном общественном пользовании киргизов. То есть, из 36.709.816 десятин 35.898.268, 98%, находились в пользовании кочевников. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 899, л. 13-13об].

Автор очерка «Население, культура и колонизация района Туркестано-Сибирской дороги» Соколов П. И., проводивший в 1906-1907 гг. исследования трассы Туркестано-Сибирской железной дороги, приводил следующие цифры: «Причуйский край, охватывающий все притоки р. Чу и окрестности оз. Иссык-Куля с притоками, занимают площадь около 100 тыс. кв. вёрст. Из этой громадной площади под земледельческую культуру занято только около 160 тыс. десятин, то есть, 1/72 (часть)». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 899, л. 63об].

Всего 72-ая часть всей площади региона, остальная в пользовании кочевников! Но ведь и киргизы занимались земледелием. С учётом этого, доля пахотных земель, находящихся в пользовании оседлого населения, ещё уменьшится. Это обстоятельство, количество земель, находящихся в пользовании кочевников, в отчёте о состоянии Туркестанской епархии в 1885 г. отмечал и епископ Неофит: «Экономическое господство вообще находится в руках инородцев». (Стр. 43 «Отчёта»).

В отчёте Семиреченского областного статистического комитета за 1905 г. подчёркивалось, что в его работе «особое внимание обращено было на получение возможно точнейших сведений о посевных площадях». Это «экономическое господство» в землепользовании по данным Статистического комитета в Пишпекском уезде в 1910 г. выглядело следующим образом. Пахотных площадей было: у горожан – 368 десятин, у дунган – 7.922, у крестьян – 28.457, у киргизов – 211.125 десятин. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 90. л. 139]. У киргизов пахотной земли в 7,3 раза больше, чем у крестьян.

При переходе на оседлость киргизы обеспечивались землёй по тем же нормам, что и русские переселенцы. В 1911 г. в результате землеустройства в Толкановской волости Пишпекского уезда было образовано 14 переселенческих участков общей площадью 29.388 десятин на 3.336 душ (по 8,96 десятин на душу – Б. М.); и 11 участков для осевших киргизов общей площадью 54.601 десятина на 5.271 душ (по 10,36 десятин на душу – Б. М.). [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 68, л.13]. Получается, что и у осевших киргизов на душу населения земли было тоже больше, чем у русских крестьян. Вызвано это было тем, что, в связи с проведением «столыпинских» реформ, возросло количество переселенцев.

Поэтому, как уже говорилось, душевой земельный надел для переселенцев в отдельных случаях уменьшался до 4-6,5 дес. [РГИА, ф. 1276, оп. 17, д. 132, л. 422]. Для кочевников же, переходящих на оседлость, эта норма оставалась прежней – 10 десятин на мужскую душу. Учитывая уменьшение земельного надела для переселенцев, обозреватель того времени Восторгов в 1910 г. писал: «Несмотря на щедрое обеспечение землёй киргизов-кочевников, которым оставляются земли в три, даже в четыре раза больше, чем отводится русским переселенцам, в Семиречье имеются громадные излишки … земель». (Семиреченские ведомости №59 от 23.07.1910 г.).

Кроме того, изъятие земель для переселенцев производилось не повсеместно, а, в основном, вдоль предгорий, где имелась вода для полива или было возможным богарное земледелие. Как отмечал врио губернатора А. И. Алексеев, изъятие земель для переселенцев коснулось «только волостей, кочующих вдоль предгорий, волости же, кочующие в горах и в прибалхашских степях, остаются почти совершенно в стороне от переселенческого вмешательства». [Семиречье. 1916 год. Сб. мат. и док. Алматы. 2008, стр. 82. РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 40, л. 3].

Например, попытка образования русских сёл в долине Сусамыра окончилась неудачей из-за суровой зимы, короткого лета для земледелия и отсутствия связей с Чуйской долиной. В то время как у кочевников Сусамыр считался благодатным краем. Изымались именно излишки земель, причём учитывались не только количество земли, но и способ её использования. Так, в 1908 г. Семиреченское переселенческое управление после обследования выступило против изъятия для переселенцев ранее намеченного участка земли в Тынаевской волости Пишпекского уезда (район Токмака).

Обосновывалось это тем, что на этом участке много киргизских зимовок, а также заимок сартов, дунган и татар с многочисленными садами и виноградниками. Как отмечал чиновник Переселенческого управления, обследовавший этот участок, с изъятием этого участка для переселенцев, не знакомых с местными условиями земледелия, «пришлось бы уничтожить очень высокую культуру (садоводства), до которой переселенцы едва ли могут достигнуть в скором времени». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 929, л. 4об].

Стоит задуматься, например, над таким фактом. В 1904 г., то есть до «столыпинской» волны переселенцев, в Семиреченской области на 100 жителей кочевого населения приходилось 671 голова скота, а в 1914, за два года до восстания – 792 головы. (Сельскохозяйственный обзор Семиреченской области за 1914 г. Верный, 1915, стр. 93). Далее в отчёте отмечается: «Следовательно, ни на чём не основано довольно распространённое мнение о том, что с заселением области русскими переселенцами началось сокращение размеров киргизского скотоводства, грозящее привести киргизов к обнищанию. Благодаря всё ещё громадному количеству свободных земель в области, – скотоводство в области ведётся ... в больших размерах». (Там же, стр. 94).

Начальник Управления земледелия и государственных имуществ по Туркестанскому краю, отвечая на жалобу кочевников Джаильмашевской волости Верненского уезда, указывал: «Киргизы и после всех изъятий под переселенческие участки устроены в Семиречье в земельном отношении лучше русских переселенцев. У них остаётся не менее 40-а десятин удобной земли на хозяйство, т. е., примерно, по 15 десятин на душу. Переселенцам же даётся от 7 до 10 десятин удобной земли на душу». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34. л. 63]. Описывая землепользование в низовьях реки Чу, производитель землеустроительных работ Зименко в своём отчёте за 1915 г. сообщал:

«Благодаря громадным излишкам земли, киргизы не придают никакого значения, что в течение целого лета одна часть волости используется для пастбищ киргизами не только соседней волости, но даже другого уезда и области. Так, киргизы Кукрековской волости (Пишпекского уезда), не имея проложенных границ между Кукрековской волостью и волостями Верненского уезда, часто заходят в означенные волости со своими стадами, а в горных частях Дулатовской волости иногда пасут стада в течение всего лета». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 458, л. 49].

При нехватке земель с такими нарушениями со стороны соседей в администрацию сразу посыпались бы жалобы. Но их не было. (Мне известна только одна жалоба, и то не на пользование пастбищами, а на передачу одного урочища в Аулиеатинский уезд.) Причину этого молчания раскрывает опять же Зименко: «В Кукрековской и Балхашской волостях скотоводство занимает первое место. Значительное влияние на развитие скотоводства этих волостей оказала громадная площадь, позволяющая иметь всегда свежие пастбища». [Там же, л. 52].

Наличие излишков земель у кочевников признавали и отдельные представители местного населения. В 1910 г. казахский общественный деятель, доверенный от Джаильмышевской волости Верненского уезда, отставной надворный советник Б. Сыртанов в жалобе Главному управлению землеустройства и земледелия на изъятие 835-и дес. земли под переселенческий участок писал: «Признано бесспорно установленным по Джаильмашевской волости излишек удобных земель 16020 дес.

«Об излишке земель вообще в Джаильмышевской волости я спорить не буду, но не могу не указать на несоблюдение Верненской временной комиссией требования ст. 2 инструкции от 9 июня 1909 года» (инструкция Совета министров о порядке изъятия земельных излишков у кочевников). [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 828, л. 41]. То есть, при объективном подходе обилие пространств, закреплённых за кочевниками, и возможность выделения земель для переселенцев нельзя было не признать.

После подавления восстания был разработан план переселения киргизов волостей, принимавших участие в восстании. Атекинскую и Сарыбагишевскую волости предполагалось переселить в низовья реки Чу, а киргизов из южной части Токмакского участка и Иссык-кульской котловины – в Нарынский район Центрального Тянь-Шаня. Из-за революционных событий 1917 г. план не был осуществлён. Но он показателен в части наделения землёй кочевников даже при наказании за участие в восстании.

К переселению в Нарынский район намечалось 37355 киргизских хозяйств. Вместе с проживавшими там 9325 хозяйствами Пржевальского уезда и 3846 хозяйствами Пишпекскго уезда общее количество составило бы 50526 киргизских хозяйств. В этом случае при имеющихся угодьях Нарынского района. по данным исследований статистика П. П. Румянцева, на одно хозяйство приходилось бы пахотной земли 1,1 десятина, сенокосов 0,9 дес., пастбищно-зимовочной территории 36,3 дес. и пастбищно-летней территории 55,7 дес.; всего – 94 десятины на одно киргизское хозяйство. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 7об].

Причины и поводы для заявлений о нехватке земель.

При выделении 40-а десятин на одного юртовладельца, после приведённых раскладок, что у кочевников и на хозяйство, и на душу населения земли было в разы больше, чем у оседлых жителей, возникает резонный вопрос: почему тогда от киргизов поступали заявления о нехватке земель, которые теперь некоторым авторам служат основанием для заявлений про обезземеливание кочевников? Причин этому несколько, о главных – распоряжение манапами общественными землями в своих интересах, сдача манапами общественных земель в аренду, нерациональное использование земли кочевниками – я расскажу отдельно в следующих разделах освещения земельного вопроса, а сейчас начну с других причин.

Первая причина – житейски обыденная: земли и денег никогда и ни у кого много не было. Отсюда и заявления о выселении «на воздух» и о выдаче компенсаций, составляющих «десятую часть действительной стоимости» построек. О «десятой части» я расскажу в разделе о компенсациях за переселение. А вот «воздух», норма обеспечения землёй для киргизских волостей, соседних с Беловодском, была установлена в 40 десятин на юрту. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 911, л. 69 и РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 486, л. 10].

Понятно, что к моменту восстания, после массового переселения во время Столыпинских реформ, положение усложнилось. Но не до «воздуха», как ранее говорили заявители и утверждают сейчас сторонники обезземеливания кочевников, а до 40 десятин на юрту для кочевников и до 10 десятин на мужскую душу для переходящих на оседлость. Из этого «воздуха», который оставили кочевникам в начале XX в., спустя 50 лет почему-то смогли распахать, только в Казахстане, ещё 18 млн. гектаров целинных земель.

В прошении киргизов чуйских волостей Пишпекского уезда на имя ревизующего Туркестанский край графа Палена о запрещении создания русских сёл в их волостях просители признают, что им выделили на каждого юртовладельца по 39 десятин орошаемой земли, а для степных волостей по 65 десятин неорошаемой земли. Такой надел был выше крестьянской нормы – на мужскую душу 10 десятин, включая в этот надел пашню, сенокос и выпаса.

А после наплыва переселенцев в результате столыпинских реформ, эта норма в отдельных случаях уменьшалась до шести десятин. Но, по заявлению просителей, «такое количество земли (39 дестин на юрту) не удовлетворяет нужды населения, а потому мои доверители таким наделением недовольны». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 263, л. 164]. Кочевники недовольны, хотя норма надела в разы больше крестьянской, потому что «не удовлетворяет нужды населения». Все ли довольны своей зарплатой?

Вторая причина – основная. Кочевники платили налог с кибитки, а не с занимаемой земли. Поэтому становится понятным стремление отстоять бесплатную собственность, используемую в кочевой жизни непроизводительно. Если русские крестьяне платили земельный налог, то, как писал производитель работ Семиреченского переселенческого управления А. Д. Соколов, были случаи, когда переселенцы просили «отрезать у них лишнюю землю», дабы не платить лишний налог.[«Семиреченские ведомости» от 05.02.1910 г., №11, неоф. часть, стр. 90]. Почему и выдвигались предложения о замене кибиточной подати поземельной, как и у русского крестьянина.

Верненский уездный начальник писал: «Земля, имеющая определённую площадь, поддающаяся точному учёту, как основа налогообложения поставит податную систему на прочный фундамент и сделает излишней необходимость периодического фиктивного переучёта кибиток». В постановлении Совещания о постановке переселения и землеустройства в областях,  управляемых на основании Степного положения, состоявшегося 19-28 февраля 1909 г. предлагалось заменить кибиточную подать государственным поземельным налогом. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 300, л. 44об]. Но в законе это предложение так и не было реализовано.

Третья причина. Любой критически настроенный читатель вполне закономерно может возразить, что это «закон, норма на бумаге», а в действительности положение может быть совсем иное. Надо признать, что нарушения Положения об изъятии земель у киргизов со стороны Переселенческого отдела были. Например, начальник Пишпекского уезда отмечал, что земли изымались «частью под русские поселения, а часто изъято просто для извлечения доходности». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 16].

Заведующий Переселенческим делом в Семиреченской области в феврале 1917 г. на представление исполняющего губернатора Алексеева признавал, что «земельные изъятия в некоторых случаях были произведены неправильно и с игнорированием интересов киргизов». В доказательство того, что изъятие земель у киргизов нередко производились «крайне спешно и неправильно», он приводит пример с Нарынским подрайоном, когда у киргизов «лучшие земли были изъяты, и, всё-таки, эти лучшие земли заселить не представлялось возможности, и они эксплуатировались путём сдачи в аренду тем же киргизам», вместо того, чтобы, коль не нашлось желающих поселиться в этих местах, оставить эти земли киргизам в прежнем пользовании. [ИСТАРХ КазССР, ф. 19, оп. 1а, д. 130, л. 363].

В-четвёртых, «излишек земли» в понятиях земледельца и кочевника разные по количеству земли, необходимой для проживания. В-пятых, изъятие земель, конечно, имело значение. Но имело значение и то, что это изъятие заставляло кочевников переходить на интенсивное скотоводство. Переход на интенсивное скотоводство, повышая отдачу, требовал увеличения трудозатрат (заготовка кормов на зиму) и вложений (строительство стойловых сооружений).

А это было уже нарушением вековых устоев, что и вызывало неудовольствие. В циркуляре уездным начальникам от 02.05.1890 г. о заготовке кормов на зиму для скота губернатор Семиреченской области отмечал: «Примеры суровых зим не научили беспечное туземное население припасать на зиму для скота запасы сена и зерна. Кочевники продолжают по-прежнему относиться к этому делу беспечно и равнодушно, уповая лишь на милосердие Аллаха». [(160), №20 от 19.05.1890 г.].

В-шестых, видимое нарушение вековых устоев извне: всегда пасли здесь скот, а теперь тут русское село, всегда здесь кочевали в горы, а теперь тут русские пашни, надо обойти по новой скотопрогонной дороге. И последнее, и во времена Кокандского ханства у дехканина или кочевника земли много не было, чему свидетельствуют постоянные междоусобные войны за пастбища, и они не были её полновластными владельцами. Как уже говорилось, Туркестанское и Степное положения об управлении установили государственную собственность на землю с прежним принципом общественного пользования ею у кочевников.

Право распределения территорий между волостями и аульными обществами было возложено на съезды биев и волостных управителей, а в аулах между отдельными кибитковладельцами – на аульных выборных. Заправилами на этих съездах и сходах были манапы или их ставленники, чем манапы беззастенчиво и неограниченно пользовались. Ревизующий в 1908-1910 гг. Туркестанский край сенатор Пален, отмечая, что под переселенческие участки, в основном, отводятся земли, которые раньше манапы сдавали в аренду, дал следующую характеристику киргизскому обществу:

«Киргизское население подразделяется на две группы: джакшиляров (баи-богачи, манапы – «лучшие» люди") и букара («чернь»). В руках первых, составляющих не свыше 4% всего населения, сосредоточены громадные стада, лучшие земли и все органы киргизского самоуправления и народного суда. Что же касается букары, то она пользуется землёй лишь в меру милости джакшиляров и уплачивает в их пользу негласные налоги, едва ли не вдвое превышающие казённые сборы.

«Джакшиляры при помощи народного суда строго охраняют приносящий им выгоды старый уклад жизни и весьма косо смотрят на образование русских поселений. Земли крестьян, до некоторой степени, стесняют их скотоводческий промысел. Букара от русских поселенцев узнаёт, что такое русская община с её подушным уравнительным распределением земли, понимает выгоды оседлого земледелия. Всё это в глазах джакшиляров грозит крушением старого быта, их господства над киргизским массами.

«Стоит букаре сесть на землю и получить определённый участок земли, как джакшиляры лишатся своих обширных земельных пространств. Кроме того, при образовании переселенческих участков, изымается часть земель, сдаваемых джакшилярами в аренду вследствие чего они лишаются известных выгод. Букара втайне сочувствует колонизационной деятельности, надеясь на освобождение от манапов.

«Джакшиляры же осаждают все правительственные места и заваливают их жалобами на обиды, чинимые киргизам при образовании переселенческих участков». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1498, л. 19об]. В перечисленных причинах и обстоятельствах и кроется корень зала, почему простые кочевники, получающие на одну юрту надел в 40 десятин, больше, чем крестьяне, всё равно оставались без земли.

Захват манапами общественных земель.

В обезземеливании простых кочевников главную роль сыграла своя, местная знать. Бывший председатель Комиссии для изучения быта киргизов и начал, на которых должно быть устроено управление степью  Ф. К. Гирс при обсуждении «Степного положения» 1891 г. по поводу общественного пользования землёй у кочевников предупреждал, что при феодально-родовом строе «люди бедные и не получат земли, а воспользуются ею богатые и влиятельные люди». (Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. М. 2008, стр. 409). Что и подтвердилось в жизни.

Но об этом, говоря о причинах восстания, многие авторы умалчивают. Постоянные заявления про обезземеливание кочевников Переселенческим управлением, в том числе и в трудах солидных учёных, привело к эффекту «спора у колодца в деревне»: «Откуда у тебя такие сведения? – Да все говорят!» Переселенческое управление изымало только излишки земли (свыше 40-а десятин на юрту), а за недвижимость, находящуюся на изымаемых землях, выплачивалась компенсация.

В нехватке земель киргизам в первую очередь следует обвинять своих манапов, которые для своего обогащения присваивали себе и сдавали в аренду общественные земли. Положение с землёй у кочевников после присоединения было следующим. Юридически владельцем земли было государство. За аулом в общественное пользование оформлялся надел из установленного расчёта на каждую юрту. В ауле распределение земель осуществлялось аульными выборными, где заправляли манапы или их ставленники.

Поэтому фактически землёй теперь, вместо ханов и султанов при кокандском правлении, стали распоряжаться свои манапы. С. М. Абрамзон о земельных отношениях у киргизов писал: «Хотя владение пастбищами внешне имело общинный характер, на деле все пастбища были поделены между крупными биями и манапами, которые и присвоили себе право распоряжаться ими и другими землями в качестве феодальных владельцев».  (Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Фрунзе. 1990, стр. 168). Обозреватель в статье «Киргизское землепользование» в газете «На рубеже» (Ташкент, №129 за 1910 г.) сообщал:

«В киргизской родовой общине существует деление на классы: чёрная и белая кость. Последняя представляет собой потомков разных правителей, князьков киргизского народа прежних времён, т. е. до российского владычества. Пользуясь правом сильного белая кость, манапы, как представители влиятельных родовичей, захватили в свои руки массу земель, и, таким образом создалось своеобразное крепостное право. На деле выходило, что белая кость являлась владелицей земли, считающейся государственной, а чёрная кость может пользоваться землёй из рук богачей.

"При издании Туркестанского и Степного положения власть белой кости ещё более укрепилась, ибо при выборном начале в волостные управители, бии и т. п. опять-таки попадали богачи и потомки былых родоправителей. Следовательно, соединялись богатство и власть, а вся киргизская масса обращалась в крепостных белой кости и находилась в полной от неё зависимости. Таким образом, происходило полное обезземеливание киргизской массы, так называемой, букары". Как видим, манапы, как более влиятельные и сильные (в экономическом отношении), пользуясь своей властью и представительством (бии, почётные люди), захватывали наиболее удобные общественные земли.

То есть, первым способом изъятия земель у букары был простой грубый захват манапами общественных земель, которые объявляли их своими и запрещали пользоваться ими рядовым кочевникам. Помощник по статистической части Семиреченского переселенческого управления В. Воронков в 1907 г. писал: «Факты захвата земли белой костью у киргиз-кайсаков (казахов), существующие в настоящее время, ещё более резче выражены у кара-киргизов, занимающих центральную часть Тянь-Шаня (уезды Пржевальский и Пишпекский Семиреченской области)». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 15].

В феврале 1909 г. на совещании трёх министерств о переселении и землеустройстве в областях, управляемых по Степному положению, отмечалось, что земли, оставляемые кочевникам при образовании переселенческих участков, фактически находятся во владении зажиточных киргизов, которые часто сдают в аренду земли общественного пользования. В результате, «70-80% киргизского населения, находящегося у манапов чуть ли не в крепостной зависимости, не могут заниматься скотоводством». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 300, л. 29].

В отчёте Семиреченского переселенческого района за 1907 г., отмечая хорошие условия для сельского хозяйства долины реки Большой Кемин, сообщалось: «Слабое использование киргизами земель долины реки Большой Кебень объясняется тем, что земли всецело находятся в руках богатой и влиятельной группы киргизов, представителем которых является войсковой старшина милиции Шабдан Джантаев, имеющий здесь своё постоянное местопребывание». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 844, л. 51].

Далее в отчёте говорилось: «Занимая почти все волостные должности, манапы давно уже захватили в свои руки все лучшие земли». [Там же, л. 119]. Вот факты, подтверждающих выводы обозревателя, что самоуправные захваты общественных земель манапами наносили рядовым общинникам большее зло, чем изъятие земель в переселенческий фонд.

Манап Чолпон Тыналиев (Сукулукская волость), отец волостного управителя Сукулукской волости и сам бывший волостным управителем, заручился от волостных выборщиков двумя приговорами, которыми ему передавались в исключительное пользование два участка земли в урочищах Арал и Дынарал общей площадью около 1500 десятин. Даже Шабдану с выделенными ему правительством 400 десятинами было далеко до него, и перечень захватов общественных земель этими двумя манапами не заканчивался.

Другой манап Сукулкской волости Алимбек Дикамбаев имел приговор на участок земли около 200 десятин по Теренарыку. Приговор он получил, когда волостным был его отец Дикамбай Джангарачев. Джантай Кенесарин (Сарыбагишская волость) имел приговор от волостного правления на участок земли по Коларыку площадью более 100 десятин.  (Семиреченские областные ведомости, №58 от 20.07.1910 г.). При этом эти участки в приведённых примерах их владельцами непосредственно не были заняты. Сами они жили совершенно в других местах имея там дома, сады, пашни и клеверники.  

Перечень захватов общественных земель указанными манапами не заканчивался. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области Велецкий указывал на «значительный земельный фонд, ныне занимаемый кочевьями меньшинства зажиточных киргизов». Вследствие таких захватов другим крупным землевладельцем в Чуйской долине был волостной управитель Шамсинской волости Мамбеталы Мураталин. Крупные землевладения имели манапы Баимбет Боромбаев, Дор Соромбаев и другие. Захватив общинные земли и объявив их своей собственностью, манапы брали со своих же соплеменников «отмай» – плату за пастьбу скота на этих землях.

На оставшихся родовых землях они указывали своим простым родовичам, где кочевать и когда, причём, только после своих стад. Такое же положение было не только с пастбищами, но и с обрабатываемыми землями. Заседание Общего присутствия Семиреченского областного правления от 30 мая 1911 г. при обсуждении выделения земли для переселенческого участка Байсерке Восточно-Талгарской волости Верненского уезда отмечало: «Земледелие сосредоточено в руках лишь нескольких, наиболее богатых лиц. …

«Эти богачи имели возможность тем или иным способом забрать в свои руки лучшие, уже обработанные куски удобной земли по 30 и даже по 40 десятин на одного владельца, предоставив бедноте право пользоваться жалкими остатками в 1/4-1/2 десятины нетронутой степной целины. Причём обработка этих земель бедняками нисколько не обеспечивает за ними права собственности на продолжительное время. Рано или поздно, эти площади неизбежно попадут к богатым однообщественникам, для которых своеобразное «обычное право» всегда обеспечивает возможность таких насилий». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 828, л. 36].

Манапы не только захватывали общественные земли для себя, но и сдавали в аренду, при длительных сроках аренды, в понятии простых кочевников, продавали землю. Так, например, манап Султан Долбаев, волостной управитель Атекинской волости, знаменитый кражами и поборами с населения, «продал» переселенцам «почти всю долину Большого Кемина». Киргизы Калгутинской волости обратились с жалобой к Пишпекскому уездному начальнику с жалобой, что управитель волости Кийлебай Башкин «продал» общественные покосы пишпекскому дунганину Мансузе Лаучану. [(327), стр. 111].

Так как уездный начальник ограничился только замечанием волостному управителю, то киргизы были вынуждены обратиться с такой же жалобой в областное управление. Киргизы Джанышевской волости Пишпекского уезда в жалобе о произволе волостного управителя писали: «Наш волостной управитель совместно со старшиной продал дунганам Николаевской волости в аренду на шесть лет занимаемую нами землю». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 8642, л. 175].

В мае 1904 г. переселенцам, временно проживающим вблизи Пишпека, было отказано в получении земельных участков до окончания землеустроительных работ. В повторном прошении доверенный этих переселенцев Е. Ефремов сообщал, что «этими землями киргизы торгуют. Продают по 100 и по 150 десятин. За каждую десятину берут по пять рублей». [РГИА, ф. 391, оп. 2, д.1575, л. 13].
Продолжение в 3-ей части.