Продолжение, начало в 1-ой части.
«Благодаря громадным излишкам земли, киргизы не придают никакого значения, что в течение целого лета одна часть волости используется для пастбищ киргизами не только соседней волости, но даже другого уезда и области. Так, киргизы Кукрековской волости (Пишпекского уезда), не имея проложенных границ между Кукрековской волостью и волостями Верненского уезда, часто заходят в означенные волости со своими стадами, а в горных частях Дулатовской волости иногда пасут стада в течение всего лета». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 458, л. 49].

При нехватке земель с такими нарушениями со стороны соседей в администрацию сразу посыпались бы жалобы. Но их не было. (Мне известна только одна жалоба, и то не на пользование пастбищами, а на передачу одного урочища в Аулиеатинский уезд.) Причину этого молчания раскрывает опять же Зименко: «В Кукрековской и Балхашской волостях скотоводство занимает первое место. Значительное влияние на развитие скотоводства этих волостей оказала громадная площадь, позволяющая иметь всегда свежие пастбища». [Там же, л. 52].

Наличие излишков земель у кочевников признавали и отдельные представители местного населения. В 1910 г. казахский общественный деятель, доверенный от Джаильмышевской волости Верненского уезда, отставной надворный советник Б. Сыртанов в жалобе Главному управлению землеустройства и земледелия на изъятие 835-и дес. земли под переселенческий участок писал: «Признано бесспорно установленным по Джаильмашевской волости излишек удобных земель 16020 дес.

«Об излишке земель вообще в Джаильмышевской волости я спорить не буду, но не могу не указать на несоблюдение Верненской временной комиссией требования ст. 2 инструкции от 9 июня 1909 года» (инструкция Совета министров о порядке изъятия земельных излишков у кочевников). [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 828, л. 41]. То есть, при объективном подходе обилие пространств, закреплённых за кочевниками, и возможность выделения земель для переселенцев нельзя было не признать.

Причины и поводы для заявлений о нехватке земель.

При выделении от 40 до 80 десятин на одного юртовладельца, после приведённых раскладок, что у кочевников и на хозяйство, и на душу населения земли было в разы больше, чем у оседлых жителей, возникает резонный вопрос: почему тогда от киргизов поступали заявления о нехватке земель, которые теперь некоторым авторам служат основанием для заявлений про обезземеливание кочевников? Причин этому несколько. 

О главных – распоряжение манапами общественными землями в своих интересах, сдача манапами общественных земель в аренду, нерациональное использование земли кочевниками – я расскажу отдельно в следующих разделах освещения земельного вопроса, а сейчас начну с других причин. Первая причина – житейски обыденная: земли и денег никогда и ни у кого много не было. Много ли довольных своей зарплатой, площадью и количеством комнат своего жилья, а тем более, когда лишают каких-то льгот.

Показательно описал обстановку при землеустройстве кочевников заведующий Семиреченским переселенческим районом. Даже «таксировка» (оценка) земельных угодий вызывала «нескончаемые пререкания со стороны киргизов и их прошенных и непрошенных «защитников» по поводу выработанных норм для обеспечения киргизов землёй и в особенности по поводу применения этих норм при изъятии земель в переселенческие участки». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 779, л. 43).

Отсюда и заявления о выселении «на воздух» и о выдаче компенсаций, составляющих «десятую часть действительной стоимости» построек. О «десятой части» я расскажу в разделе о компенсациях за переселение. А вот «воздух», норма обеспечения землёй для киргизских волостей Пишпекского уезда была установлена от 40-а до 80-и десятин на юрту. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 911, л. 69 и РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 486, л. 10].

Понятно, что к моменту восстания, особенно после массового переселения во время столыпинских реформ, количество земель в пользовании киргизов уменьшилось. Но не до «воздуха», как ранее говорили заявители и утверждают сейчас сторонники обезземеливания кочевников, а до 40 десятин на юрту для кочевников и до 10 десятин на мужскую душу для переходящих на оседлость. Из этого «воздуха», который оставили кочевникам в начале XX в., спустя 50 лет, почему-то смогли распахать только в Казахстане ещё 18 млн. гектаров целинных земель.

В прошении киргизов чуйских волостей Пишпекского уезда на имя ревизующего Туркестанский край графа К. К. Палена о запрещении создания русских сёл в их волостях просители признают, что им выделили на каждого юртовладельца по 39 десятин орошаемой земли, а для степных волостей по 65 десятин неорошаемой земли. Такой надел был выше крестьянской нормы – на мужскую душу 10 десятин, включая в этот надел пашню, сенокос и выпаса.

А после наплыва переселенцев в результате столыпинских реформ, эта норма в отдельных случаях уменьшалась до шести десятин. Но, по заявлению одного из киргизских просителей, «такое количество земли (39 дестин на юрту) не удовлетворяет нужды населения, а потому мои доверители таким наделением недовольны». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 263, л. 164]. Кочевники недовольны, хотя норма надела в разы больше крестьянской, потому что «не удовлетворяет нужды населения».  

Вторая причина – основная. Кочевники платили налог с юрты, а не с занимаемой земли. Поэтому становится понятным стремление отстоять бесплатную собственность, используемую в кочевой жизни непроизводительно. Если русские крестьяне платили земельный налог, то, как писал производитель работ Семиреченского переселенческого управления А. Д. Соколов, были случаи, когда переселенцы просили «отрезать у них лишнюю землю», дабы не платить лишний налог.[«Семиреченские ведомости» от 05.02.1910 г., №11, неоф. часть]. Почему и вносились предложения о замене поюртовой подати поземельной, как и у русского крестьянина.

Статистик Семиреченского переселенческого района П. П. Румянцев в докладной записке в Главное управления землеустройства отмечал: «Общее число киргизских хозяйств, взятое по данным покибиточной налоговой переписи, далеко не выражающей действительность». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1354, л. 19).  Поэтому верненский уездный начальник писал: «Земля, имеющая определённую площадь, поддающаяся точному учёту, как основа налогообложения поставит податную систему на прочный фундамент и сделает излишней необходимость периодического фиктивного переучёта кибиток». В постановлении Совещания о постановке переселения и землеустройства в областях,  управляемых на основании Степного положения, состоявшегося в 1909 г. предлагалось заменить кибиточную подать государственным поземельным налогом. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 300, л. 44об].

Учитывая неопределённость и противоестественность владения землёй киргизами, Совещание по упорядочению поземельно-податного дела в Туркестане, состоявшееся в 1907 г., «высказалось за необходимость впредь, до осуществления намеченных им мер, приостановить окончательное укрепление земель за местным населением». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 882, л. 114).  Далее предлагалось утвердить землю за коренным населением  по определённым нормам с выдачей свидетельства на владение. Но в законе такие предложения так и не были реализованы, давая повод кочевникам считать земли, находящиеся в их бесплатном пользовании, «своими».

Третья причина. Любой критически настроенный читатель вполне закономерно может возразить, что это «закон, норма на бумаге», а в действительности положение может быть совсем иное. Надо признать, что нарушения Положения об изъятии земель у киргизов со стороны Переселенческого отдела были. Например, начальник Пишпекского уезда отмечал, что земли изымались «частью под русские поселения, а часто изъято просто для извлечения доходности». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 16].

Заведующий Переселенческим делом в Семиреченской области в феврале 1917 г. на представление губернатора А. И. Алексеева признавал, что «земельные изъятия в некоторых случаях были произведены неправильно и с игнорированием интересов киргизов». В доказательство того, что изъятие земель у киргизов иногда производились «крайне спешно и неправильно», он приводит пример с Нарынским подрайоном, когда у киргизов «лучшие земли были изъяты, и, всё-таки, эти лучшие земли заселить не представлялось возможности, и они эксплуатировались путём сдачи в аренду тем же киргизам», вместо того, чтобы, коль не нашлось желающих поселиться в этих местах, оставить эти земли киргизам в прежнем пользовании. [ИСТАРХ КазССР, ф. 19, оп. 1а, д. 130, л. 363].

То, что это были отдельные нарушения, служит, например, случай с участком Чамолган, о котором более подробно будет рассказано далее. Кочевники несогласные с решением областного Переселенческого управления об отчуждении земель в урочище Чамолган, и не получив решения в свою пользу в областном и краевом правлениях, обжаловали его в центральных инстанциях – в Военном министерстве и в Главном управлении землеустройства. Но более ярким примером служит возврат земель кочевникам  из фонда Семиреченского казачьего войска.

При образовании Семиреченского казачьего войска в 1867 г. оно было наделено землёй по нормам Сибирского казачьего войска. В 1882 г. администрация Семиреченской области, признав, что казаки владеют землями в излишнем количестве и оставив им по действующим нормам (30 десятин на душу в станичный надел и 10 десятин на душу в войсковой запас), изъяло 215 тысяч десятин. Большая часть этих земель была возвращена казахам и небольшая часть во владение городов. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 870, л. 99).     

В-четвёртых, «излишек земли» в понятиях земледельца и кочевника разные по количеству земли, необходимой для хозяйственной деятельности. В-шестых, видимое нарушение вековых устоев извне: всегда пасли здесь скот, а теперь тут русское село, всегда здесь кочевали в горы, а теперь тут русские пашни, надо обойти по новой скотопрогонной дороге.

И последнее, и во времена Кокандского ханства у дехканина или кочевника земли много не было, чему свидетельствуют постоянные междоусобные войны за пастбища, и они не были её полновластными владельцами. Как уже говорилось, Туркестанское и Степное положения об управлении установили государственную собственность на землю с прежним принципом общественного пользования ею у кочевников.

Право распределения территорий между волостями и аульными обществами было возложено на съезды биев и волостных управителей, а в аулах между отдельными кибитковладельцами – на аульных выборных. Заправилами на этих съездах и сходах были манапы или их ставленники, чем манапы беззастенчиво и неограниченно пользовались. Ревизующий в 1908-1910 гг. Туркестанский край сенатор К. К. Пален, отмечая, что под переселенческие участки, в основном, отводятся земли, которые раньше манапы сдавали в аренду, дал следующую характеристику киргизскому обществу:

«Киргизское население подразделяется на две группы: джакшиляров (баи-богачи, манапы – «лучшие» люди") и букара («чернь»). В руках первых, составляющих не свыше 4% всего населения, сосредоточены громадные стада, лучшие земли и все органы киргизского самоуправления и народного суда. Что же касается букары, то она пользуется землёй лишь в меру милости джакшиляров и уплачивает в их пользу негласные налоги, едва ли не вдвое превышающие казённые сборы.

«Джакшиляры при помощи народного суда строго охраняют приносящий им выгоды старый уклад жизни и весьма косо смотрят на образование русских поселений. Земли крестьян, до некоторой степени, стесняют их скотоводческий промысел. Букара от русских поселенцев узнаёт, что такое русская община с её подушным уравнительным распределением земли, понимает выгоды оседлого земледелия. Всё это в глазах джакшиляров грозит крушением старого быта, их господства над киргизским массами.

«Стоит букаре сесть на землю и получить определённый участок земли, как джакшиляры лишатся своих обширных земельных пространств. Кроме того, при образовании переселенческих участков, изымается часть земель, сдаваемых джакшилярами в аренду вследствие чего они лишаются известных выгод. Букара втайне сочувствует колонизационной деятельности, надеясь на освобождение от манапов.

«Джакшиляры же осаждают все правительственные места и заваливают их жалобами на обиды, чинимые киргизам при образовании переселенческих участков». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1498, л. 19об]. В перечисленных причинах и обстоятельствах и кроется корень зала, почему простые кочевники, получающие на одну юрту надел в 40 десятин, больше, чем крестьяне, всё равно оставались без земли.

Захват манапами общественных земель.

В обезземеливании простых кочевников главную роль сыграла своя, местная знать. Основой патриархально-феодальных отношений у кочевников до второй  половины XVIII вв. была частная собственность на скот при общинном владении пастбищами. Пастбища не были собственностью отдельных скотоводов, они находились в общинном владении рода. В конце XVIII в., особенно при кокандском владычестве в первой половине XIX в., когда всё было собственностью хана, включая землю, которой он награждал своих сторонников, общинное землепользование стало нарушаться. Богатые скотовладельцы, а следовательно имеющие большие экономические возможности, стали лучшие выпаса объявлять запретными для других. Постепенно родовая знать стала распорядителями общественных земель. 

Бывший председатель Комиссии для изучения быта киргизов и начал, на которых должно быть устроено управление степью,  Ф. К. Гирс при обсуждении «Степного положения» 1891 г. по поводу общественного пользования землёй у кочевников предупреждал, что при феодально-родовом строе «люди бедные не получат земли, а воспользуются ею богатые и влиятельные люди». (Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. М. 2008, стр. 409). Что и подтвердилось в жизни.

Но об этом, говоря о причинах восстания, многие авторы умалчивают. Постоянные заявления про обезземеливание кочевников Переселенческим управлением, в том числе и в трудах солидных учёных, привело к эффекту «спора у колодца в деревне»: «Откуда у тебя такие сведения? – Да все говорят!» Переселенческое управление изымало только излишки земли (свыше 40-а десятин на юрту), а за недвижимость, находящуюся на изымаемых землях, выплачивалась компенсация. В нехватке земель киргизам в первую очередь следует обвинять своих манапов, которые для своего обогащения присваивали себе и сдавали в аренду общественные земли.

Положение с землёй у кочевников после присоединения было следующим. Юридически владельцем земли было государство. За аулом в общественное пользование оформлялся надел из установленного расчёта на каждую юрту. В ауле распределение земель осуществлялось аульными выборными, где заправляли манапы или их ставленники. В таких условиях феодально-родовой знатью из бывших родовых традиций исполнялись только приемлемые для неё. Главным нарушением обычаев было то, что манапы, отвергнув права простых общинников, фактически стали владеть общественными землями на правах частной земельной собственности.

Землёй теперь, вместо ханов и султанов при кокандском правлении, стали распоряжаться свои манапы. Тюрколог С. М. Абрамзон о земельных отношениях у киргизов писал: «Хотя владение пастбищами внешне имело общинный характер, на деле все пастбища были поделены между крупными биями и манапами, которые и присвоили себе право распоряжаться ими и другими землями в качестве феодальных владельцев».  (Абрамзон С. М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи. Фрунзе. 1990, стр. 168). Обозреватель в статье «Киргизское землепользование» в газете «На рубеже» (Ташкент, №129 за 1910 г.) сообщал:

«В киргизской родовой общине существует деление на классы: чёрная и белая кость. Последняя представляет собой потомков разных правителей, князьков киргизского народа прежних времён, т. е. до российского владычества. Пользуясь правом сильного белая кость, манапы, как представители влиятельных родовичей, захватили в свои руки массу земель, и, таким образом создалось своеобразное крепостное право. На деле выходило, что белая кость являлась владелицей земли, считающейся государственной, а чёрная кость может пользоваться землёй из рук богачей.

«При издании Туркестанского и Степного положений власть белой кости ещё более укрепилась, ибо при выборном начале в волостные управители, бии и т. п. опять-таки попадали богачи и потомки былых родоправителей. Следовательно, соединялись богатство и власть, а вся киргизская масса обращалась в крепостных белой кости и находилась в полной от неё зависимости. Таким образом, происходило полное обезземеливание киргизской массы, так называемой, букары».  

В отчёте о работе Семиреченского переселенческого управления за 1908 г. отмечалось: «В силу исторических причин, под влиянием которых сложилось киргизское землепользование, богатые представители общин владели лучшими землями и в большем количестве, чем рядовая киргизская масса». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 870, л. 105). Как видим, манапы, являясь влиятельными и сильными в экономическом отношении, пользуясь своей властью и представительством (бии, почётные люди), захватывали наиболее удобные общественные земли. (Почётными лицами в киргизской общине называли людей, получивших знаки отличия от правительства и местных властей: дворянство, чины, награды, а также занимавшие административные должности в киргизском самоуправлении).  

То есть, первым способом изъятия земель у букары был простой грубый захват манапами общественных земель, которые объявляли их своими и запрещали пользоваться ими рядовым кочевникам. Помощник по статистической части Семиреченского переселенческого управления В. Воронков в 1907 г. писал: «Факты захвата земли белой костью у киргиз-кайсаков (казахов), существующие в настоящее время, ещё более резче выражены у кара-киргизов, занимающих центральную часть Тянь-Шаня (уезды Пржевальский и Пишпекский Семиреченской области)». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 15].

Захваты манапами общественных земель были настолько распространены, что о них знали не только местные власти, но и в Центре. Начальник Главного штаба Н. П. Михневич (напомню, что Туркестан находился в ведении Военного министерства) относительно недовольства кочевников изъятием земель писал: «Наибольшее неудовольствие проявляют богатые киргизы-кулаки, которые, захватив в своё пользование значительнейшую часть инородческих земель, лучшие пастбища, держат своих соплеменников а полном подчинении». (АВПРИ, ф. Среднеазиатский стол, оп. 486, д. 340б, приложение, с. 10).    

В феврале 1909 г. на совещании трёх министерств о переселении и землеустройстве в областях, управляемых по Степному положению, отмечалось, что земли, оставляемые кочевникам при образовании переселенческих участков, фактически находятся во владении зажиточных киргизов, которые часто сдают в аренду земли общественного пользования. В результате, «70-80% киргизского населения, находящегося у манапов чуть ли не в крепостной зависимости, не могут заниматься скотоводством». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 300, л. 29].

В отчёте Семиреченского переселенческого района за 1907 г., отмечая хорошие условия для сельского хозяйства долины реки Большой Кемин, сообщалось: «Слабое использование киргизами земель долины реки Большой Кебень объясняется тем, что земли всецело находятся в руках богатой и влиятельной группы киргизов, представителем которых является войсковой старшина милиции Шабдан Джантаев, имеющий здесь своё постоянное местопребывание». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 844, л. 51].

Далее в отчёте говорилось: «Занимая почти все волостные должности, манапы давно уже захватили в свои руки все лучшие земли». [Там же, л. 119]. Вот факты, подтверждающих выводы обозревателя, что самоуправные захваты общественных земель манапами наносили рядовым общинникам большее зло, чем изъятие земель в переселенческий фонд. Глава племени солто манап Байтык Канаев местность, где он проживал в долине р. Алаарча, объявил своей собственностью, куда он никого не допускал. Без его разрешения никто не имел права не то что пользоваться выпасами, но даже прогнать скот при кочевании через эту долину. (Чекменёв Н.  Материалы к докладу о двадцатилетии киргизского восстания 1916 г. Фрунзе. 1936, стр. 8).  

Манап Чолпон Тыналиев (Сукулукская волость), отец волостного управителя Сукулукской волости и сам бывший волостным управителем, заручился от волостных выборщиков двумя приговорами, которыми ему передавались в исключительное пользование два участка земли в урочищах Арал и Дынарал общей площадью около 1500 десятин. Даже Шабдану с выделенными ему правительством 400 десятинами было далеко до него, и перечень захватов общественных земель этими двумя манапами не заканчивался.

Другой манап Сукулукской волости Алимбек Дикамбаев имел приговор на участок земли около 200 десятин по Теренарыку. Приговор он получил, когда волостным был его отец Дикамбай Джангарачев. Джантай Кенесарин (Сарыбагишская волость) имел приговор от волостного правления на участок земли по Коларыку площадью более 100 десятин.  (Семиреченские областные ведомости, №58 от 20.07.1910 г.). При этом эти участки в приведённых примерах их владельцами непосредственно не были заняты. Сами они жили совершенно в других местах имея там дома, сады, пашни и клеверники.  

Перечень захватов общественных земель указанными манапами не заканчивался. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области Велецкий указывал на «значительный земельный фонд, ныне занимаемый кочевьями меньшинства зажиточных киргизов». Вследствие таких захватов крупным землевладельцем в Чуйской долине был волостной управитель Шамсинской волости Мамбеталы Мураталин. Крупные землевладения имели манапы Баимбет Боромбаев, Дор Соромбаев и другие. Захватив общинные земли и объявив их своей собственностью, манапы брали со своих же соплеменников «отмай» – плату за пастьбу скота на этих землях.

На оставшихся родовых землях они указывали своим простым родовичам, где кочевать и когда, причём, только после своих стад. Такое же положение было не только с пастбищами, но и с обрабатываемыми землями. Заседание Общего присутствия Семиреченского областного правления от 30 мая  1911 г. при обсуждении выделения земли для переселенческого участка Байсерке Восточно-Талгарской волости Верненского уезда отмечало: «Земледелие сосредоточено в руках лишь нескольких, наиболее богатых лиц. …

«Эти богачи имели возможность тем или иным способом забрать в свои руки лучшие, уже обработанные куски удобной земли по 30 и даже по 40 десятин на одного владельца, предоставив бедноте право пользоваться жалкими остатками в 1/4-1/2 десятины нетронутой степной целины. Причём обработка этих земель бедняками нисколько не обеспечивает за ними права собственности на продолжительное время. Рано или поздно, эти площади неизбежно попадут к богатым однообщественникам, для которых своеобразное «обычное право» всегда обеспечивает возможность таких насилий». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 828, л. 36].

Сдача манапами общественных земель в аренду.

Недостатки общинного землепользования у старожилов и невозможность Переселенческого управления удовлетворить потребность на землю всех вновь прибывших переселенцев вызывали аренду земли у киргизов. Манапы не только захватывали общественные земли для себя, но, пользуясь спросом, и сдавали их в аренду. Агроном Семиреченского переселенческого управления, описывая аренду крестьянами земель у киргизов, сообщал:

«Играет также значительную роль (в землепользовании) известный избыток земель вообще, при котором легко арендовать их». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 116,л. 95об]. Это ещё одно подтверждение современника и специалиста по землепользованию об избытке земель у кочевников. Также он отмечал стремление манапов к получению доходов «более лёгким способам их добывания, нежели личным трудом, именно путём продажи в долгосрочную аренду своих земель». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1415, л. 66об).  

Ротмистр корпуса жандармов Г. А. Юнгмейстер, направленный в Пржевальский уезд для выяснения причин восстания и положения в уезде после восстания, путая наём работников-киргизов для уборки урожая с арендой, ошибочно сообщает что «киргизы … принуждены были арендовать землю у крестьян, которые сдавали её испольно». (Семиречье. 1916 год. Сборник материалов и документов». Алматы. 2008, стр. 34). Наоборот, манапы, неограниченно распоряжаясь киргизскими общественными землями, самовольно, без согласования с обществом сдавали их в аренду в свою пользу.

Это было второй причиной обезземеливания рядовых кочевников. Ранее уже приводились цифры, что 98% общей площади Семиреченской области занимали кочевники и 2% – оседлое население [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 444, л. 6 и 11]; что кочевникам выделялось от 40 до 82 десятин на одно хозяйство; что при расчёте и на одно хозяйство, и на душу населения у кочевников земли было больше, чем у оседлого населения. По этому поводу секретарь Семиреченского областного статистического комитета В. Е. Недзвецкий, много лет изучавший Семиреченскую область, писал:

«Естественные и климатические условия (области) таковы, что если все земли, годные для земледелия, отведены будут под земледельческие культуры, то и затем останутся громадные пространства, которые для земледелия совершенно непригодны, но могут быть использованы для кочевого скотоводства». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1632, л. 82об]. Имелись в виду земли солончаковые, полупустынные, невозможные для орошения и увлажнённые поймы в низовьях рек пригодные для пастьбы скота весной и зимой; и высокогорные пастбища, пригодные для выпаса летом.

Наличие таких пастбищ, находящихся в распоряжении кочевников, позволяло им земли, пригодные для земледелия, сдавать в аренду, а на оставшихся пасти свой скот. В исследованиях о восстании нередко приводятся цифры, показывающие, что в пользовании у русских было больше земли, чем у киргизов. Во-первых, не указывается, что разговор ведётся о пахотных землях. Во вторых, это искажение фактов.

В действительности же в Пишпекском уезде русское население составляло 25% всего населения уезда, а площадь пахотных земель, находящихся в пользовании русского населения, – 10%. [(280), стр. 24]. Из-за отсутствия удобрений переселенцы применяли переложную систему использования земли. Сеяли на участке до тех пор, пока получали приемлемые результаты, а когда почва истощалась, и урожаи падали, участок оставлялся без обработки несколько лет.

Земля «отдыхала», плодородие почвы восстанавливалось за счёт естественной растительности. Такие земли, в отличие от целины, назывались залежь, перелог. Соотношение лет посева к годам отдыха было 5 к 3-ём или 4 к 3-ём. При такой системе земледелия пока наделы были по 15 десятин на душу, крестьяне обходились своей надельной землёй. Но когда наделы уменьшились до 6 и менее десятин, то арендовать землю у киргизов стали не только прибывшие и неустроенные переселенцы, но и старожилы в дополнение к своим надельным землям.

А. Н. Куропаткин писал: «Из-за господствующей залежной системы землепользования, поля в старых селениях до такой степени выпаханы, что не выдерживают более одного года посева. Каждый раз после посева пшеницы земля требует отдыха, хотя бы в течение одного года. Главным источником благосостояния русских хлеборобов является аренда киргизских земель». («Военная мысль», Ташкент, 1920 г., №1, стр. 267). Обозреватель сообщал:

«Киргизы же охотно отдают в аренду земли. В 1905 г., когда начались аграрные беспорядки в России, наши крестьяне тоже потребовали от администрации прирезки земли. Прирезку просили не от того, что мало земли, а оттого, что землю выпахали, а киргизы за аренду стали просить больше, чем в прежние года». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 307, л. 1об]. В «Материалах переселенческого дела в Сырдарьинской области в 1906-1907 гг.» также отмечалось: «Если старожилы живут в достатке, то лишь благодаря возможности арендовать киргизские земли». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 307, л. 23].   

На совещании по вопросам земельного права в Туркестанском крае, состоявшимся в 1905 г., отмечалось: «В огромном большинстве случаев сдают земли (в аренду) не кочевые общества, а местные воротилы – ханы и манапы, распоряжающиеся общественными землями с единственным расчётом только своих личных выгод». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 481, л. 19]. Главноуправляющий землеустройством в представлении в Совет министров от 23 мая 1909 г. о землепользовании у киргизов писал:

«Поднятие ценности земли, возможность сдачи её в аренду, выгодность её земледельческой обработки поощрили известную часть населения к фактическому захвату земель, номинально состоящих в общинном пользовании. Под прикрытием идеи принадлежности отведённых под кочевание киргизов государственных земель всему киргизскому народу, фактическими распорядителями этих земель явились отдельные, наиболее состоятельные лица, которые, не неся никаких особых государственных повинностей и налогов, раскладываемых по кибиткам (то есть посемейно), сосредоточили в своих руках все выгоды пользования общиной землёй». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 929, л. 21].

Исследователь В. Воронков писал: «В Чуйской долине манапы создают своё богатство на земельной спекуляции, сдавая в аренду общественные земли, … отчего страдают интересы наиболее многочисленной и беднейшей части населения, которая при этом либо вовсе лишается обрабатываемых ею пашен, либо терпит недостаток в поливной воде. Сдача земель в аренду производится манапами негласно, не имеющая за собой никакого юридического права и основана лишь на бесправии киргизской массы. …

«Не лучше обстоит дело и при сдаче земель в аренду по общественным приговорам. Сдача земель по таким приговорам, обыкновенно, происходит по самой ничтожной цене, не дающей никакой выгоды ни обществу, ни тем лицам, интересы которых при этом затрагиваются. Но зато манапы, под давлением которых составляются эти приговора, негласно получают от арендаторов за услугу большие суммы денег». [(160), неоф. часть, №34 от 25.04.1908 г.].

Пчеловод В. П. Ровнягин из г. Токмака в письме в газету «Семиреченские ведомости» (неоф. часть, №96 от 02.12.1905 г.) жаловался на засилье киргизских родоправителей: «Мы берём пчеловодные участки у киргизских обществ с платой от 50-и коп. до 2-х руб. за арендованную десятину земли, со взносом этих денег в счёт податей за бедных общественников. Но прежде, чем получить приговор от общества, мы платим «дань хазарам» – киргизским манапам от 50-и до 300-от руб. за участок».

Крестьянин с. Дмитриевского Лебединской волости И. Д. Мальцев в прошении об аренде земли писал: «Аренда земли у киргизов … сопряжена с большими денежными расходами … Арендатор затрачивает большие деньги, первоначально на частные вознаграждения манапам волости до 100 руб., и затем ежегодная арендная плата по приговору волостного общества по 6-7 руб. в год». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 851, л.  1об). При незаконной аренде на длительный срок манапы применяли следующий приём. Когда арендатор обустраивался на арендуемом участке и заводил хуторское хозяйство, манапы заявляли о незаконности сделки и начинали притеснять арендатора, «запрашивая нового, ещё большего вознаграждения за выдачу законного приговора». (Там же, л. 2).   

П. И. Соколов в 1908 г., про село Беловодское сообщал: «Беловодцам (был) нарезан надел на 500 душ, теперь у них 1060, вследствие чего они арендуют землю у киргизов по 6-7 рублей за десятину». [(260), стр. 71]. Вновь прибывшие и неустроенные переселенцы также арендовали землю у киргизов. Главное управление землеустройства считало «аренду крестьянами земли одним из видов их устройства и не усматривает вреда в аренде крестьянами киргизских земель» [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 970, л. 6], с условием, чтобы арендные сделки были оформлены по закону и «не распространялись на пространства, назначенные уже по составленному и утверждённому плану землеотводных работ под переселенческие участки". [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 970, л. 12].

Но как раз-то закон массово и повсеместно нарушался. Согласно ст. 126 Положения об управлении степными областями обществам кочевников сдавать зимовочные земли в аренду русским разрешалось по приговорам волостных съездов, утверждаемых областным Правлением, с указанием тех общественных надобностей для удовлетворения которых предназначается арендная плата. (РГИА, ф. 1291, оп. 82 1894 г., д. 5, л. 1). Отдельные члены общества не имели права сдавать свои зимовки в аренду.

Но манапы, используя своё положение, сдавали в аренду не только стойбищные, но любые общественные земли без всяких согласований с выборщиками, без утверждения сделок в Областном правлении, причём доходы от аренды присваивали себе. Из-за многочисленных нарушений при сдаче киргизских земель в аренду губернатор области в 1894 г. издал циркуляр о соблюдении требований при сдаче земель в аренду, в котором отмечалось:

«В силу 126 статьи Степного положения киргизам предоставляется право сдавать земли, находящиеся в пределах их зимовых стойбищ. … Между тем, замечено отступление от требований означенного закона. Так, например, излишняя для кочевого хозяйства земля не всегда сдаётся в аренду из участков, принадлежащих к зимовым стойбищам. … Кроме того, сдача сих земель производится нередко не обществами, а … отдельными киргизами, причём не соблюдается требования закона относительно составления приговоров волостного съезда и утверждения таковых Областным правлением». [(160) №39 от 24.09.1894 г.].

Требования закона при заключении сделок, в большинстве случаев, не исполнялось, причём с обеих сторон. Например, в 1909-1911 гг. Областным правлением на аренду земли крестьянами у киргизов было официально было утверждено 156 договоров. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 970, л. 19об]. А неоформленных, так называемых, частных сделок было в несколько раз больше. Да и официальные сделки оформлялись по заниженным ценам аренды, разницу манапы опять же присваивали себе.

Губернатор в 1911 г., докладывая генерал-губернатору о незаконных арендных сделках, писал: «Выгодность частных сделок для киргизов очевидна из того, что они этим путём, не работая совсем, получают деньги или хлеб чужими руками». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 970, л. 20об]. Манапы, получая выгоду, скрывали от властей сдачу земель в аренду, чтобы по-прежнему заявлять о нехватке земель и протестовать против их изъятия.

Арендаторы-крестьяне тоже не хотели тратить время на поездки за десятки, а то и сотню вёрст для заключения сделок, избегали бюрократической волокиты при их оформлении, опасаясь, что им не утвердят полюбившийся участок. Власти пыталась препятствовать сдаче земель киргизами в аренду с нарушением правил и требовали от администраций «иметь самое неуклонное наблюдение за самовольной сдачей отдельными киргизами земель в аренду», а виновных в этом наказывать. Но наказания эти по существующим положениям были смехотворными в сравнении с выгодой, получаемой от сдачи земли в аренду.

Так, в 1903 г. 15 киргизов «за самовольную продажу земли крестьянам» были оштрафованы на 15 руб. каждый и арестованы на 5 суток. [РГИА, ф. 391, оп. 2, д. 1572, л. 2об]. А манапы уходили даже от таких незначительных наказаний. Они, зная, что нарушают закон при сдаче земли в аренду, и что администрация преследует такие незаконные сделки, не выступали в качестве сдающих и не давали расписок, являющихся уличающим документом. Манапы действовали через подставных лиц,  через своих подручных. (Семиреченские ведомости, неоф. часть, №58 от 20.07.1910 г.).

Поэтому административные меры ощутимых результатов не давали. Манапы продолжали сдавать землю в аренду, повышая ставки, и стали относится к крестьянам, как экономически зависимым от них лицам. Местные власти, понимая, что манапы сдают в аренду государственную землю, предоставленную киргизам в общественное бессрочное пользование, подымали вопрос об упорядочении сдачи земель в аренду на государственном уровне, законодательно. Например, предлагали плату за аренду земель выдавать не волостным правителям и манапам, а зачислять в общественные киргизские фонды и капиталы.

Но подобные предложения и не были реализованы. Обозреватель газеты «На рубеже» в статье «Киргизское землепользование» писал: «Сильные сдавали земли в аренду не свои, а общинные, тем самым лишая букару пашен и выпасов. Все попытки сбросить с себя иго земельного рабства успеха не имели и не могли иметь. При малейшей к тому попытке сейчас же следовали репрессии через народных судей, являющихся представителями той же белой кости».

Корреспондент той же газеты К. Сарыкулаков подтверждал выводы обозревателя: «Грустно смотреть, как наши братья утопают в грязи, как слышатся стоны бессилия в этой тяжкой жизненной обстановке. Картина эта ярко очерчивается тем произволом, который приходится терпеть кара-киргизу от своих манапов. Если киргиз безмолвно и переносит произвол манапов, так это потому, что каждый его протест грозит ему прибавлением тяжести». («На рубеже» №192 за 1911 г.).

В соответствии с примечанием к статье 126 Степного положения аренда земли у киргизов русскому населению разрешалась на 12 лет. Для устройства предприятий (мельница, сыродельня) и насаждений ценных культур (сады, лесопосадки для строительства) аренда допускалась на 30 лет.  Старожилы старались взять землю в аренду на длительное время, обычно на разрешаемые 30 лет.

На этом участке арендаторы организовывали своё хуторское хозяйство, причём с затаённой мыслью, что теми или иными путями арендованный участок со временем перейдёт в их собственность. Если от членов общины жалоб и претензий не поступало (а такое было при существующем обеспечении киргизов землёй и при аккуратных взносах арендной платы арендатором), а хуторское хозяйство было основательно обустроено, то участок переходил арендатору.

Так, одним из пунктов плана работ Переселенческого управления на 1909 г. по Пишпекскому уезду намечалось «отграничение в натуре хуторских участков, образовавшихся на землях киргизов Джамансартовской волости путём частных сделок, в целях легализации этих незаконных сделок». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 39об). Как уже говорилось,  Положением об управлении Степным краем сдача земли в аренду разрешалась по решению общества или выборщиков.

Так как выборщиками опять же были сами манапы или их ставленники, то манапы широко пользовались этой лазейкой: через выборщиков сдавали общественные земли в аренду, а арендную плату присваивали себе. О. А. Шкапский отмечал, что «манапы по-прежнему смотрят на себя, как на единственных собственников всего, что принадлежит народу – «букаре». Не исключается из этого и земля. Манапы сдают её в аренду и делят деньги между собой. Они лишают букару земли».

В жалобе казахов Саркандской волости Копальского уезда на изъятие земель под переселенческие участки заявители указывали, что «у казаков и так много земли, так как они лишние земли сдают в аренду для хлебопашества». В данном случае подходит пословица: «В чужом глазу соломинку вижу, в своём бревна не замечаю». Если казак, находясь на службе, сдавал в аренду часть надела, то манапы, используя своё положение, самым бесцеремонным образом сдавали в аренду общинные и родовые земли сотнями и даже тысячами десятин.

Чиновник особых поручений Переселенческого управления Н. Гаврилов в отчёте о командировке в Туркестан писал: «Киргизы, до настоящего времени сохранившие в своём пользовании обширные, излишние для них пространства, создали себе доходную статью из них, сдавая в аренду и продавая, как вновь прибывшим крестьянам, так и старожилам». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1803, л. 4]. Другой ревизующий Министерства землеустройства и земледелия Г. Ф. Чиркин писал, что при землеустройстве переселенцев кочевники лишаются земли не вообще, а государственных земель, находящихся в пользовании кочевников и сдаваемых ими в аренду переселенцам, получая за это «многия тысячи рублей».

Беда была в том, что, как писали «Семиреченские ведомости», «отдача земли в аренду совершается богатыми киргизами, в аренду же отдаются земли бедных, причём последние никакого вознаграждения не получают». [(160), неоф. часть, №121 от 24.11.1910 г.]. Сдача земель в аренду стала одной из доходных статей для манапов. В 1910 г. стоимость одной десятины в Пишпекском уезде доходила до 200-300 рублей за право аренды на 30 лет, а за аренду одной десятины пашни на год платили 4-6 рублей. [РГИА, ф. 391, оп. 11, д. 2, л. 14].

Причём, особо отличались в этом отношении манапы Пишпекского уезда. Если по области сдатчиками земли в аренду 44% были киргизы, 29% – новосёлы и по 12% – казаки и старожилы, то в Пишпекском уезде из сдатчиков киргизы составляли 75%. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 90, л. 202]. А. Н. Куропаткин при объезде края после восстания, сравнивая наличие земель в Пишпекском уезде с положением в Ферганской и Самаркандской областях, отмечал:

«Ещё больше киргизских земель, отведённых киргизам Переселенческим управлением, но арендованных русскими переселенцами». Старожил дореволюционного Семиречья, краевед Пржевальска генерал Я. И. Корольков писал: «Киргизы … охотно отдавали свои земли в аренду всем просившим её у них». Таким порядком на арендных землях возникли соседние с Беловодским сёла Петровка и Садовое, когда сообщества новосёлов арендовали земли у киргизов. В 1910 г. в Пишпекском уезде около восьми тысяч новосёлов возвели постройки на арендованных землях. [РГИА, ф. 391, оп. 11, д. 2, л. 20].

При длительных сроках аренды, в понятии простых кочевников,манапы "продавали землю". Так, например, манап Султан Долбаев, волостной управитель Атекинской волости, знаменитый кражами и поборами с населения, «продал» переселенцам «почти всю долину Большого Кемина». Киргизы Калгутинской волости обратились с жалобой к Пишпекскому уездному начальнику с жалобой, что управитель волости Кийлебай Башкин «продал» общественные покосы пишпекскому дунганину Мансузе Лаучану. [(327), стр. 111].

Так как уездный начальник ограничился только замечанием волостному управителю, то киргизы были вынуждены обратиться с такой же жалобой в областное управление. Киргизы Джанышевской волости в жалобе о произволе волостного управителя писали: «Наш волостной управитель совместно со старшиной продал дунганам Николаевской волости в аренду на шесть лет занимаемую нами землю». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 8642, л. 175].

В мае 1904 г. переселенцам, временно проживающим вблизи Пишпека, было отказано в получении земельных участков до окончания землеустроительных работ. В повторном прошении доверенный этих переселенцев Е. Ефремов сообщал, что «этими землями киргизы торгуют. Продают по 100 и по 150 десятин. За каждую десятину берут по пять рублей». [РГИА, ф. 391, оп. 2, д.1575, л. 13]. Обозреватель сообщал: «Знаю крестьян, которые кроме своего надела засевают у киргизов 50-100 десятин». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 307, л. 4].

Вот далеко неполный перечень крестьян из Беловодского, арендующих землю у киргизов. В Багишевской волости: Кузьмин – 42 десятины, Орлов – 33, Улиско – 30, Воронов – 19, Богданов – 15, Мальцев – 15, Бачевский – 12, Романовский – 12, Шапарев – 12, Пономарёв – 10, Домашов – 5 десятин. [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 192, л. 109]. В Джамансартовской волости Шапарев арендовал 52 десятины, а 43 семьи беловодских крестьян коллективно арендовали 418 десятин земли. [Там же, л. 111].

В 1908 г. в Беловодском на надельной земле было засеяно 1318 десятин, а арендовано у киргизов 1280 десятин. [(277), стр. 316]. Арендовали земли также под пасеки: Домашов – 3 десятины, Краснобородкин и Мальцев – по 2 десятины, а Потёмкин – 3 десятины под мельницу. [Там же, л. 110]. Всего же беловодские крестьяне арендовали у киргизов под заимки, пасеки и покосы 850 десятин земли. [(231), стр. 48]. Но это, так сказать, мелкая рыбёшка.

Несмотря на несогласие аульного схода, старшина Толкановской волости Ашир Узбеков сдал Пишпекскому уездному чиновнику Писаржевскому за 800 руб. 300 десятин покосов, находящихся в общем пользовании. [(22), стр. 123]. Владельцы сенокоса узнали об этом только летом, кода косари пришли косить сено. Жалобы владельцев сенокоса остались без последствий. 

Волостной старшина Сукулукской волости Чолпонкул Тыналиев в 1909 г. сдал в аренду крестьянам села Новотроицкого 370 десятин за 2000 руб. в свою пользу. В результате, 579 кибиток Сукулукской волости лишились пахотной земли. [(327), стр. 161, док. №106. ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 6981, л. 2]. Рекордом в таких злоупотреблениях был следующий факт.

По рапорту агронома Семиреченской переселенческой партии Главноуправляющим землеустройством в 1906 г. было прервано заключение сделки на аренду в Пишпекском уезде 20.000 десятин земли пишпекским купцом Г. А. Узбековым, занимающегося коневодством. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 88, л. 34-36]. Чиновник Семиреченского переселенческого управления В. Воронков, говоря об аренде земли у киргизов, отмечал:

«В таком же положении находятся киргизы и других солтинских волостей, и привести все те примеры эксплуатации манапами букары, ввиду их многочисленности, представляется невозможным. В Карабалтинской волости манапы сдали в долгосрочную аренду крестьянам почти все удобные для хлебопашества земли, вследствие чего многие бедные киргизы принуждены были идти в батраки к манапам и крестьянам.

«В Аламединской волости один влиятельный манап ежегодно сдавал в аренду до 1000 десятин по берегу реки Чу дунганам под посевы риса, другой – до 500 десятин крестьянам для пахоты в предгорной зоне. Причём оба эти манапа арендную плату брали в свою пользу. Не лучше обстоит дело и при сдаче земель в аренду по общественным, волостным приговорам, так как сдача земель по таким приговорам, обыкновенно, происходит по самой ничтожной цене, не дающей никакой выгоды ни обществу, ни тем лицам, интересы которых при этом затрагиваются.

«Но зато манапы, под давлением которых составляются эти приговора, негласно получают от арендаторов за услугу большие суммы денег. Так, в 1907 г. в Толкановской волости влиятельные манапы по соглашению с волостной администрацией сдали в аренду мещанам города Пишпека 750 десятин, получив за эту услугу от арендаторов сверх обусловленной в приговоре арендной платы 150 руб. в год, ещё 4500 руб. негласных, которые манапы разделили между собой». [(160), неоф. часть, №34 от 25.04.1908 г.].

Имея возможность без особых затруднений арендовать земли у манапов, этим пользовались не только крестьяне, но, как уже говорилось, и мещане, а также артели и общества. Пишпекская городская управа арендовала у киргизов 783 десятины. [(206), №102 от 02.12.1916 г.]. В рапорте от 19 января 1906 г. в Департамент земельных имуществ агроном Семиреченской переселенческой партии сообщал:

«За устройство на правах долгосрочной аренды хутора близ Иссыгатинских источников в количестве 10 дворов берут с этих домохозяев 1000 рублей, не выдав никакой расписки в получении этих денег и не говоря, для чего эти деньги берутся. Причём само устройство хутора заключалось единственно в отводе в долгосрочную аренду данным домохозяевам ста десятин земли, находившихся в пользовании киргизов». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 88, л. 1].

В рапорте Пишпекского уездного начальника от 30 апреля 1899 г. говорилось, что киргизские «манапы из волостей, прилегающих к русским поселениям, самовольно, без приговоров обществ сдают в аренду землю. Манапы тайком совершают с арендаторами незаконные документы на отдачу земли, и остальным членам общества только тогда становится известным, что их земля продана, когда арендатор приезжает и начинает пахать».

Так, доверенные 412-и юртоовладельцев Булекпаевской волости обратились к ревизующему Туркестанский край сенатору К. К. Палену с жалобой о том, что управитель волости И. Сулейманов «составил заочный приговор, по которому уступил в аренду на 30 лет местность Кенбулун крестьянам села Ивановки, от которых получил вознаграждение 2500 рублей. Приговор в нарушение был составлен от имени волостных выборщиков», а не от волостного схода, как того требовалось по правилам. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 45, л. 65].

Была и скрытая форма захвата земли манапами. На общественной земле члены рода могли пасти хоть 100, хоть 1000 своих овец. Манапы за плату брали на выпас скот со стороны, объявляя его своим и, по праву сильного, вытесняли своих бедных родовичей на бесплодные выпаса. В результате чего, последние вынуждены были бросать собственное скотоводство и идти в пастухи к манапам. Кочкорбаев Садык (Кантский район) вспоминал:

«Давно это было. Наши юрты стояли тогда на месте, где сейчас расположен посёлок нашего колхоза. Здесь мы пахали земли и сеяли. Однажды весной манап Караке Изаков предложил нам перекочевать к горам на неудобные и плохо орошённые земли. Оказывается, что землю, которую мы пахали и засевали, манап Караке продал русскому кулаку Сергею Королёву. Спорить с манапом мы не могли. Перекочевали. На новом месте земли были каменистые, воды мало. Лишь на одном массиве – Джелды-Су – земли был хорошие. Но ими нам пользоваться не пришлось. Караке сдал их в аренду под заимку кулаку Антону Баталову, а потом совсем продал». («Советская Киргизия» №172 от 27.07.1936 г.).
 

Злоупотребления с арендой земли имели такое распространение, что Степной генерал-губернатор издал циркуляр от 22.09.1890 г.: «Из заявлений, поступивших как в канцелярию, так и мне лично при обозрении края явствует, что волостные управители отдают в аренду земли в большинстве случаев не с согласия всех кибитковладельцев, а единоличным решением и без всяких письменных условий.

«В устранение сего в будущем, покорнейше прошу Ваше превосходительство дать распоряжение, чтобы земли, находящиеся в пользовании всей волости или аула, отдавались бы в аренду не иначе, как по приговору волостных выборных или аульного схода». [(160), №41 от 13.10.1890 г.]. Но такие нарушения продолжались, и на следующий год генерал-губернатор к этому циркуляру издаёт дополнительное распоряжение, по которому уездным начальникам Семиреченской области (наверное, здесь было больше всего нарушений) разрешалось аннулировать договоры «на арендованный участок в случае возникновения претензий на этот участок со стороны заинтересованных киргизов». [(160), №18 от 04.05.1891 г.].

Жалобы всё равно продолжали поступать. В ноябре 1899 г. губернатор области издаёт новый циркуляр №14899 об ужесточении надзора за свершением арендных сделок, в котором требовалось, чтобы «в приговорах об отдаче земель в аренду непременно было высказано, что все кибитковладельцы волости в достаточном количестве наделены землёю». [(160), №91 от 12.11.1899 г.]. Но и это не останавливало алчных волостных управителей и манапов.

Видно, что этот вопрос – незаконное использование киргизской волостной верхушкой общественных земель – был острым и надоевшим, если даже губернатор области в своих указаниях отошёл от корректного тона официальных документов. В его циркуляре от 14.10.1895 г. «Об исполнении статьи 126 Степного положения 1891 года» говорилось, что арендаторы, не имея приговоров от общества всей волости, используют земли «только заручившись разрешениями отдельных лиц, мироедов и воротил волости». [(160), №42 от 21.10.1895 г.].

К тому же надо ещё и учитывать, что манапы, утверждая арендные сделки в областном правлении, занижали площади земель, сдаваемых в аренду. Заведующий Семиреченским переселенческим районом сообщал, что пржевальские мещане, арендуя по приговорам 2-3 десятины, в действительности пользуются по 30-50 десятин. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 844, л. 80]. Производитель работ Пишпекского переселенческого подрайона М. М. Романов в 1913 г. отмечал несоответствие фактически арендуемых земель количеству отмеченных в волостном приговоре.

Так у арендаторов из Пишпека было: у Морозова вместо 38-и десятин по приговору, фактически было 53 десятины; у Бошко вместо 25-и – 34 десятины; у Чернышова вместо 41-ой – 75 десятин и другие. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 968, л. 12]. Но М. М. Романова удивили не сами захваты, сколько то, что «киргизы об этих захватах не заявляют». Поэтому он писал, что о количестве арендуемых земель «истинное положение сказать затрудняюсь». В результате внимательного изучения земельных арендных отношений, выясняется парадоксальная ситуация.

Со стороны киргизов. Говорят о недостатке земель, и одновременно сдавали её в аренду. Национальные исследователи утверждают, что при размежевании кочевников смещали на бесплодные земли. Но бесплодные земли, имеющиеся у киргизов, крестьяне-хлебопашцы в аренду не брали бы. Значит, плодородные земли в распоряжении киргизов были. Конечно, прежних просторов не было, но возможность сдавать часть земель в аренду всё же была, потому что на каждое кочевое хозяйство оставляли по 40-80 десятин земли.

Но беда была в том, что распоряжались этой землёй не рядовые юртовладельцы, а манапы, причём, распоряжались только с выгодой для себя. Со стороны переселенцев. Возникает вопрос: зачем арендовать земли, да ещё в таких огромных количествах, если, как говорят историки, их просто захватывали. Не думаю, что переселенцы, а тем более старожилы, были настолько благородны, что вместо аренды не использовали возможность захвата киргизских земель.

А когда познакомился с жалобами пасечников о затруднениях с установкой пасек на киргизских землях, вообще встал в тупик. Захватить сотню десятин под пашню, опять же по утверждениям национальных историков, было можно, а занять четверть десятины под пасеку – нельзя. В действительности не так-то просто было занять землю. Этому препятствовали и сами киргизы, и власть. Изымало излишки земель у кочевников и распределяло землю среди переселенцев государство.

А те переселенцы, которым земли недоставало, и которым очередь по распределению ещё не дошла, арендовали земли у манапов. В связи с изъятием земель у коренного населения обращает на себя ещё один факт. В 1882 г., после возвращения Россией Кульджинского края Китаю значительная часть дунган и некоторые уйгуры переселились в Семиречье. Размещены они были также, как и русские переселенцы, на казахских и киргизских землях. Дунганам выделили 137000 десятин земли, и уйгурам – 27000 десятин. («Военная мысль», Ташкент, 1920 г., №1, стр. 271). В Семиреченской области было шесть уйгурских и дунганских волостей с 62-мя селениями. [РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 5502, л. 374].

Однако восставшие не нападали на них. Значит, главная причина была не только в изъятии земель. Причина была и в том, что дунгане и уйгуры, занимая киргизские земли, в противоположность русским властям, не ущемляли киргизских и казахских феодалов во всевластии, не мешали им сохранять и удерживать феодальные порядки, что и заставило манапов спровоцировать восстание. В заключение, краткий общий обзор внутриобщинных земельных отношений дал производитель работ Семиреченской переселенческой партии А. Д. Соколов, работавший в Сукулукской волости:

«Всё современное общинное землепользование у киргизов характеризуется полным бесправием рядовой массы на землю. Небольшая кучка заправил волости – манапы с биями являются полноправными хозяевами земли. Сдаются земли десятками и сотнями десятин в аренду крестьянам, не спрашивая, кто на этой земле сеял, в то время как десятки бедняков остаются без пашен. Посеет бедняк ячмень или клевер, приезжает манап забирает у него плоды, а на клевер пускает свой табун, хотя клевер ещё не убран. Кому жаловаться? Где просить защиты? Бий не поможет, так как он сам ставленник этого манапа. Русский судья не примет, потому что это ему не подсудно». [РГИА, ф. 391, оп. 11, д. 2, л. 15].

В результате изложенных фактов и документов возникает два вопроса. Первый, так кто же лишал простого кочевника земли? Переселенческое управление, которое при изъятии земель для переселенцев оставляло ему 40 десятин и выплачивало компенсацию при сносе зимовки, или свои манапы, которые присваивали общественные земли и массово сдавали их в аренду с выгодой для себя. И второй – если землю у киргизов отобрали, то какую же землю они массово сдавали в аренду. А если киргизов выселили на бесплодные земли, то зачем эту непригодную для хлебопашества землю крестьяне брали в аренду.

Нерациональное использование земли кочевниками.

Следующий фактор мнимого недостатка угодий – нерациональное использование земель кочевниками. Ещё в 1880 г. Н. А. Северцов, полемизируя с М. И. Венюковым о количестве земель в Семиречье, возможных для ведения хозяйства, указывал на этот фактор. Обосновывая возможности использования земель южного Семиречья (Чуйская долина, западная часть Иссык-кульской котловины и часть долины Кочкора), он показал, что «количество хозяйственно-удобных земель южного Семиречья в двадцать раз превышает принимаемую Венюковым цифру в 30-40 квадратных миль». [(156), стр. 98].

В этих подсчётах имелось в виду рациональное использование земель: развитие орошения, применение новых технологий и новых способов ведения хозяйства. В 1902 г. по Высочайшему повелению был создан «Семиреченский областной комитет для сбора сведений и заключений о нуждах местной сельскохозяйственной промышленности». Его выводы подтверждали мнение Н. А. Северцова:

«Из всего пространства Семиреченской области удобных и малоудобных для земледелия земель около 703.000 десятин обрабатываются и орошены. Остальные же 4.846.000 десятин лежат совершенно впусте, несмотря на то, что при орошении представляли бы собою земли, наиболее удобные для земледелия. Между тем, встречающиеся на этих землях следы древних арыков, развалины построек и целых городов указывают на то, что эти земли некогда были орошены, и на них процветала богатая культура.

«Так как большинство этих земель лежит в долинах больших рек Семиречья, совершенно непроизводительно текущих в замкнутые озёра или теряющиеся в песках, то орошение этих земель и приведение их в культурное состояние, в котором они были раньше, не представляет никаких технических затруднений. Нужны только деньги и знание ирригационного искусства. Необходимость орошения этих земель давно осознана населением области, как кочевым, так и оседлым. Но оно своими средствами выполнить этого не в силах, из-за отсутствия капиталов и умения.

"А оседлое население, кроме того, по закону не имеет права ни приобретать, ни арендовать на долгий срок эти земли (ст. 119 и 126 Степного Положения), составляющих государственную собственность и находящихся в бессрочном пользовании киргизов. Между тем, если бы вышеуказанные свободные 4.846.000 десятин были орошены, то явилась бы возможность водворить, нисколько не стесняя коренное население, около 1.000.000 душ людей». [(160), №42 от 27.05.1903 г.]. В выводе Комитета, что нужны деньги и знание ирригационного искусства верна только первая часть.

Продолжение в 4-ой части.