Продолжение,начало в 1-ой части.
Являясь более образованной, лучше понимая сложившуюся обстановку, стоящая ближе к русским и здраво оценивая мощь государства, она отлично понимала опасность открытого сопротивления власти в военное время, что противодействие не удастся, что неотвратимо последуют суровые ответные меры, и что в событиях можно пострадать своим карманом и положением. 7-го августа 1916 г. в Оренбурге по инициативе и под председательством лидера казахской интеллигенции А. Букейханова состоялось совещание делегатов Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей.

Делегаты утверждали, что «корень всех недоразумений и трений» в связи с призывом на тыловые работы заключается «в неподготовленности населения и чрезвычайной поспешности, местами – в грубости и злоупотреблениях властей». Не выступая против призыва на тыловые работы, совещание ходатайствовало перед министрами внутренних дел и военным о поверхностных мерах по предотвращению эскалации конфликта. После объявления указа о призыве по предложению национальной интеллигенции были созданы и ею возглавлялись комитеты по содействию набору тыловых рабочих.

В Семиречье М. Тынышпаев (инженер путей сообщения, кандидат в Государственную думу от инородцев Семиреченской области, впоследствии один из лидеров партии «Алаш») после приёма 10 августа у Куропаткина обратился к пишпекским киргизам с призывом успокоиться и подчиниться указу. Но пламя восстания уже разгорелось, и призыв не подействовал на восставших. Часть мусульманской буржуазии Туркестана, избегая этого лавирования, определённо выступала за исполнение указа и против восстания.

Переводчик Семиреченского областного управления И. Джайнаков в своих показаниях сообщал, что «между киргизскими интеллигентами есть рознь». [ЦГИА КазССР, ф. Прокурор Верненского окружного суда, д. 2140б, л. 47. (31), стр. 342]. Сартовские торговцы города Пишпека в телеграмме генерал-губернатору края от 14 августа 1916 г. писали: «Чувством полного негодования мы, иногородние сарты города Пишпека, проникнуты к подлым, опозорившим нас перед лицом Белого царя выступлением некоторых злонамеренных наших братьев по вере.

«В эту самую тяжелую для нас минуту, которая пятном обозначится на странице книги культурного развития Туркестана под скипетром Русского монарха, мы, Ваше Превосходительство, как милости, просим позволить нам стать в ряды того отряда, который призывает теперь к обузданию шаек последователей грязных инициаторов. Дабы здесь, на окраине Туркестанского края, и мы могли простереть карающую руку на голову не заслуживающих никакой милости за свои преступные выступления». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 46].

В начале XX в. возникло и стало заметным после революции 1905-1907 гг. прогрессивное движение в исламе – джадидизм. Название движения произошло от арабского «усул-и-джидад» – «новый метод». Имелся в виду новый метод обучения. Джадиды, являясь представителями просветительского движения тюркских народов России, искали пути прогресса исламского общества в просвещении, в светском образовании. Они стали открывать, так называемые, «новометодные школы», в которых при сохранении преподавания на родном языке традиционных мусульманских дисциплин, изучались физика, химия, литература и европейские языки.

Помимо просвещения джадиды стремились к модернизации всей жизни мусульман. Однако один из лидеров джадидов Файзулла Ходжаев в 1920 г. признавал, что они не были революционерами «большевистского» типа и «представляли из себя не политическую партию, а просто кучку фрондирующих, затронутых европейской культурой мелких буржуа». (Туркестанский Г. Кто такие были джадиды. Ташкент. 1926, с. 17).

Во время восстания джадиды пытались контактировать с властями. По инициативе лидеров джадидов Мустафы Чокаева и Убайдуллы Ходжаева была создана комиссия Государственной думы по изучению положения и восстания в Туркестане, устраивались верноподданнические манифестации. Для помощи уже призванным на тыловые работы по инициативе джадидов были организованы, так называемые, «туземные комитеты», которые содействовали набору и отправке рабочих. Газета джадидов «Аль-Ислах» в сентябре 1916 г. писала:

«Защищать дорогую родину есть дело обязательное для всего населения, как русского, так и мусульманского». Из-за этого традиционалисты (кадимисты) считали их предателями и пособниками власти. В тоже время, сами консерваторы, понимая, к чему может привести противоборство с царской властью, не поддерживали восстание, обосновывая это тем, что царь является «наместником Аллаха на земле». Главный редактор журнала кадимистов «Ислах» Абдулла Саех поддержал царский указ и осудил восстание.

Подстрекательская роль мусульманского духовенства.

Подстрекательную роль в восстании сыграло и мусульманское духовенство. Начиная с присоединения Средней Азии, русские войска, а затем и власти столкнулись не столько с отпором государственных структур (войска и правители) и местных феодалов, сколько с сопротивлением духовенства и религиозных братств. Отношение к исламу в Туркестане со стороны русской власти не было однозначным. Ислам не запрещался и даже не преследовался, но ограничения для него были.

Первый Туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман не проявлял активного вмешательства в дела вероисповедания, ограничившись устранением должности верховного судьи кази-каляна, передав его функции представителям русской власти. Для управления делами татарских, башкирских и кавказских мусульман были созданы муфтияты, которые находились в ведении МВД. Кауфман так же рассматривал вопрос о создании муфтията в Туркестане, но потом оставил эту идею.

Попытки его преемников, М. Г. Черняева и С. М. Духовского, создать для Туркестана духовное управление мусульман, из-за разногласий между МВД и Военным министерством, высшими властями были заблокированы. Эти разногласия привели к тому, что вплоть до 1917 г. в Туркестане сохранялось автономное положение мусульманского духовенства. Ташкентское 1892 г. и Андижанское 1898 г. восстания, где явно прослеживалось участие мусульманского духовенства, заставили задуматься об отсутствии контроля над деятельностью мусульманского духовенства в Туркестане.

После андижанских событий была создана комиссия для разработки проекта по созданию органа управления мусульманским духовенством в Туркестане. После издания царского указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» представители мусульман также обращались в правительство с проектами образования муфтията в Туркестане. Были проведены совещания: в 1911 г. по преобразованию управлением Туркестанским краем, на котором рассматривался и мусульманский вопрос, и в 1914 г. по мусульманским делам при МВД. Но из-за упомянутых разногласий между министерствами и из-за боязни распространения панисламизма муфтият в Туркестане так и не был создан.

В результате, в Туркестане мусульманское духовенство в текущей деятельности, практически, не зависело от русской администрации. Но ограничениям подвергалось. Так, под предлогом эпидемий в Аравии царские власти не раз запрещали паломничество в Мекку, которое приносило немалые доходы духовенству. Но главное, Положением об управлении Туркестанским краем 1886 г. духовенство лишалось части вакуфных земель. Вакуф – по мусульманскому праву земля и недвижимое имущество, переданное государством или отдельными лицами на религиозные цели.

Согласно учению ислама, грешник мог искупить свои грехи, подарив часть или всё своё имущество в пользу бедных. В вакуф обращалось любое имущество, но главным образом земли. Способ образования и использования вакуфа постепенно менялся. Сначала духовенство установило право на оформление и выдачу свидетельства вакуфа, а затем и право на его использование. Имущество стало жертвоваться лишь мечетям и медресе. Таким образом вакуфные земли превращались в землевладение мусульманского духовенства, подобно церковному землевладению в России.

Вакуф был неотчуждаемым имуществом, изъятым из гражданского оборота, и являлся основным источником доходов культовых учреждений. В среднеазиатских ханствах в этом статусе находилось около половины обрабатываемых земель. После присоединения Туркестана к России как землевладение, так и землепользование подверглись существенным изменениям. Законом от 17 ноября 1886 г. было предписано представить документы, подтверждающие права на вакуфные земли. Так, в Ошском уезде из 287 вакуфов с документами, оформленными ханской властью, было только 60, остальные существовали без документов. (Изв. АН Кирг. ССР. 1955, вып. 1, стр. 150).  Т. е., эти владения были скрыты от налогообложения. Кроме того имелись подложные или утратившие силу документы, которые были признаны недействующими, а остальные передавались на рассмотрение Земельно-податной комиссии.

В результате, духовенство лишилось многих земель, а оставшиеся в его распоряжении были обложены поземельной податью и другими налогами, от которых прежде освобождалось, что сильно ударило по духовенству материально и, соответственно, ослабило его общественно-политические позиции. Духовенство, пользовавшееся при ханской власти большими правами, привилегиями, преимуществами и влиявшее на гражданское управление, было уравнено в правах со всем остальным населением.

Но так как новая русская власть после присоединения не затронула ни структуры, ни обычаев местного ислама, то позиции и влияние, как официальных служителей ислама, так и неофициальных - сохранились. «Влияние (исламского) духовенства на население было очень сильным. В любое время в своих интересах оно могло возбудить массы на определённые выступления». (Алимова Д. А. и др. Ислам в Центральной Азии и его особенности в XVI-XIX вв. // Историческое пространство. 2011 г., стр. 162).

Что и произошло в 1916 г. Начальник Туркестанского управления земледелия, характеризуя восстание, подчёркивал, что действия туземцев носили характер враждебности всему русскому, подогретой фанатизмом своего мусульманского духовенства. [РГИА, ф. 426, оп. 3, л. 2]. Особенно влиятельным в регионе было религиозное братство Накшбандия. Члены ордена были светскими людьми, они, в отличие от других орденов, контактировали с властями, принимали участие в управлении страной и экономикой. Почти все лидеры антироссийских

Например, вождём восстания 1871 г. в долине Чирчик был шейх Ходжа-ишан (ишан – региональный руководитель братства). Руководителем восстания киргизов в 1773-1776 гг. против кокандского хана, переросшее потом и против русских властей, был представитель мусульманского духовенства Исхак Мулла Хасан-оглы (Пулат-бек). Главой Андижанского восстания 1898 г. был ишан Мухаммед Али. В сопроводительной записке к проекту «Положения об управлении Туркестанским краем» говорилось, что большинство населения Туркестана исповедует ислам.

«Одна часть этого населения прониклась духом этого учения, сложило жизнь свою в общий тип мусульманской жизни и существует на основании правоотношений, указанных шариатом (религиозное право – Б. М.). Другая, большая часть, уклоняясь от обрядности по особым условиям быта, официально исповедует ислам, но в действительности чуждая ему и не имеет никаких определённых религиозных верований. К первой группе принадлежат сарты и таджики, ко второй – киргизы или, лучше сказать, кочевники».

Характеризуя в этом отношении киргизов, Чокан Валиханов говорил, что «даже казахи мусульманнее киргизов». Но Министр внутренних дел в письме Туркестанскому генерал-губернатору от 24.11.1912 г. отмечал, что «муллы являются не только толкователями религиозных сомнений, но и политическими руководителями». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 9об]. Драгоман Российского консульства в Кашгаре Стефанович, работая с беженцами в Китае, также отмечал, что духовные лица у киргизов «пользуются большим влиянием и авторитетом». [(44), стр. 85].

Подтверждением этому может служить внутренний военный заем 1916 г. Первоначально мусульмане не проявляли активности в приобретении облигаций займа. Отчасти это объяснялось религиозным запретом у мусульман к отдаче денег в рост под проценты. Власти обратились к духовным лидерам, которые откликнулись на просьбу властей. После разъяснения богословов, что содержащееся в шариате воспрещение не может быть применяемо к займам, совершаемым общиной или государством.

По их толкованию в таких случаях проценты являются только справедливым возмещением убытков, понесённым лицом, предоставившим общине своё имущество во временное пользование, и не является воспрещением взимать проценты. [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 617, л. 10об]. Была опубликована разрешительная фетва бухарского кази-каляна (верховного религиозного судьи), который имел авторитет не только в Туркестане, и положение изменилось. После революций в Персии и Турции и особенно после вступления в войну Османской империи исламский фактор во внутренней жизни страны обострился.

Управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора на запрос Департамента духовных дел об отношении мусульман к войне 28 августа 1914 г. сообщал, что «после объявления войны в большинстве городов края мусульманским населением совершены торжественные богослужения о даровании победы русской армии с выражением верноподданнических чувств Государю Императору». Туземным населением края был организован сбор пожертвований на нужды воинов и на помощь семьям призванных на военную службу. [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 73-73об].

Причём, подчёркивалось, что размер таких пожертвований в некоторых местах достигает значительных сумм, а в Семиреченской области приняты приговоры киргизских аульных обществ о бесплатной уборке полей призванных на фронт. Особо отмечалось, что «устройство мусульманами патриотических манифестаций … не наблюдалось, за исключением в г. Верном одного случая патриотической манифестации» с участием мусульман. [Там же, л. 73об].

Если муфтии Казани и Оренбурга обратились к верующим с призывом о поддержке Правительства в начавшейся войне, то управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора, сообщая о лояльности туземного населения края, отмечал, что «не было констатировано случаев, которые указывали бы на появление со стороны мулл активной деятельности к распространению и укреплению в населении … понимания обязанностей, лежащих на всех верноподданных, без различия религии и национальности». [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 74].

С началом войны в Туркестане участились посещения разного рода хаджей и проповедников. (Ходжа – мусульманин, совершивший «хадж» – паломничество в Мекку, имеющий уважение среди верующих). В октябре 1914 г. посол в Константинополе представил в МВД воззвание турецких панисламистов к мусульманам всего мира, в том числе и к российским, в котором они призывали мусульман «немедленно объявить повсюду священную войну неверным». [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 131].

В фонде Туркестанского охранного отделения [ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1788, л. 1-3] есть распространявшаяся летом 1916 г. среди мусульман Туркестана перепечатка из газеты «Хавер», издававшейся в Константинополе и содержащая лживые утверждения о притеснении мусульман в России. Кроме этих выдуманных и несправедливых обвинений в статье содержался гнусный перечень измышлений против России и русских, самым мягким из которых было, что «русские являются врагами цивилизации и мирной жизни».

Заканчивалась статья призывом к противоборству русским, что мусульмане обязаны «доказать свое право на существование в этом мире, должны отказаться от личных земных благ и пожертвовать для означенной цели и положением, и жизнью». Мусульманское духовенство, воодушевлённое обещаниями турецких агентов восстановлением своего социального статуса в случае начала «священной войны» и её победы, было агитатором восстания и сыграло в нём активную роль.

Как выяснилось в ряде судебных разбирательств, агитация среди мусульман велась с участием некоторых представителей мусульманского духовенства. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 6]. В Центральном архиве фотодокументов Киргизии есть фотография начала XX в. мечети Шабдана Джантаева. На ней надпись по-киргизски (латиницей) и по-русски: «Мечеть Шабданова, где было решено начать восстание». Помощник Начальника Туркестанского охранного отделения в рапорте, отмечая настроения в туземном обществе, писал:

«Ишаны и муллы держат себя весьма подозрительно и, по имеющимся агентурным сведениям, агитируют среди населения о неисполнении распоряжения о призыве в рабочие команды. Если бы они возвысили голос и обратились к общей массе населения с разъяснениями и указаниями на текст Корана о повиновению сему распоряжению, то, безусловно, всё обошлось бы спокойно». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., д. 1132, л. 146].

Управление земледелия по Туркестанскому краю отмечало, что «действия туземцев носили характер враждебности всему русскому, подогретые фанатизмом своего мусульманского духовенства». По донесению Токмакского пристава, манапы Султан Долбаев, Мукуш Шабданов и их сородич Белек Салтанов «с помощью мулл убеждали киргизов повести священную войну против русских». [(184), стр. 103]. На сходе восставших Атекинской и Сарыбагишевской волостей почётный мулла Умар уговаривал киргизов не подчиняться указу, а свой призыв к восстанию закончил словами:

«Не бойтесь умирать здесь, эта смерть есть священная, таких людей ожидает рай». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 12об]. В нападении на село Гоголевка Пржевальского уезда одним из лидеров восставших был мулла Тонской волости Сабар, который приказывал убивать русских мужчин, а женщин и детей брать в плен. (Восстание 1916 г. в Азиатской России: неизвестное об известном. Сост. Т. В. Котюкова. М. 2017, стр. 215). Писарь Улахолской волости Пржевальского уезда В. Терентьев, побывавший в плену у повстанцев, рассказывал:

«Главные руководители (восставших) сарты, всего их четыре, сарты эти придают всему религиозную окраску и самому восстанию религиозный характер». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 9об]. (В Киргизии было много мулл из татар и узбеков). Российский консул в Кашгаре сообщал в МИД: «Киргизы были смущаемы мусульманскими агитаторами, введшими их в заблуждение относительно действительных условий призыва». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1205, л. 1]. В этой агитации священнослужители шли даже на нарушение догматов религии. Начальник Туркестанского охранного отделения сообщал:

«В селе Токмак Пишпекского узда имам означенного селения, когда к нему обратился один из волостных управителей за советом, что делать с убитыми киргизами, так как их без намаза хоронить нельзя, разрешил погребальный намаз совершать над живыми, отправляющимися воевать против русских. И сам совершал таковой несколько раз над партиями киргиз в количестве более 300 человек». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1138-а, л. 160]. Это нарушение ритуала совершалось для поднятия боевого духа повстанцев перед очередным наступлением на Токмак.

Уже вскоре после возникновения (считается в 610 г.) произошёл раскол ислама на суннитов и шиитов. Основой разногласия была политическая борьба, кому из последователей пророка Мухаммеда должна принадлежать власть в халифате. Одним из различий между суннитами и шиитами является отношение к власти. Шииты считают, что правоверные могут свергать недостойного правителя.

Сунниты, наоборот, проповедуют, что «власть идёт от Аллаха, что один день смуты и безвластия хуже, чем сто лет деспотизма». Мусульмане Средней Азии, в том числе и Киргизии, являясь суннитами, поддавшись подстрекательствам духовенства, нарушили этот постулат – выступили против существующей власти. К сожалению, предостережение постулата оправдалось: восстание привело к разрухе и страданиям на несколько лет.

Массовое, но не всенародное восстание.

В результате указанных причин восстания, все они вместе придали выступлениям в Семиречье, по сравнению с другими районами Туркестана (кроме Тургайской области Казахстана), более массовый характер. В Семиречье в восстании участвовало более 100 тысяч человек [(179), стр. 4]. Да, массовый, но не общенародный характер, как утверждают некоторые исследователи, преувеличивая участие в восстании всего киргизского населения. Например, по утверждению Усенбаева К. У.:

«Восстание отличалось широкими масштабами и небывалым размахом. ... Что касается Киргизии, то трудно назвать аил или кыштак, жители которого в той или иной степени не принимали бы участия в данном выступлении». [(22), стр. 255]. Однако, как свидетельствуют факты и архивные документы, среди мусульман не было единства в отношении к восстанию. Пржевальские дунгане приняли участие в восстании, а чуйские выступили на стороне правительства. Иногородние сарты Пишпека обратились к начальнику края с просьбой разрешить им создать отряд для борьбы с восставшими. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 46].

Не было единства и в киргизском обществе, не то, что аил или кыштак, но были целые волости, которые в восстании участия не принимали, а другие даже выступили на стороне правительства. Среди киргизов были и просвещённые, и просто мудрые люди, которые говорили о бесперспективности восстания, о военной мощи государства. Киргизский акын Нурмолдо Наркулу уулу (1838-1920) предостерегал своих соплеменников от восстания: "Алкандай аз элсин, / Каласын дароо жок болуп». – «Мы, всего лишь горстка народа, / можем разом исчезнуть».

Губернатор области 9-го августа 1916 г. писал Военному министру: «Бесспорно известно, что много благомыслящих киргизов против мятежа, но они бессильны». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64]. Бессильны против манапов, рвущихся к своим целям. Восстание было одним из вариантов ответных и протестных действий населения, призываемого на тыловые работы. 

В своих показаниях следствию Канат Абукин сообщал, что «киргизы, не желающие идти по призыву на работы, думали откочевать в Китай. Почётные лица Пржевальского уезда Кыдыр и Батыркан прислали Мокушу Шабданову письмо» с предложением «ухода в Китай, где места уже высмотрены и облюбованы». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 934, л. 22]. Другие предлагали поднять вопрос о замене призыва повышенным военным налогом. А часть выступала за восстание.

Врио губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев писал, что указ послужил поводом к «открытому неповиновению и беспорядкам во многих волостях под давлением призываемых, на которых не действовал благоразумный голос старейшин». Более того, ещё до начала восстания начальник Туркестанского охранного отделения полковник М. Н. Волков 24 июля сообщал: «Получаются сведения о начинающейся вражде между согласными и несогласными дать рабочих». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 303].

Староста селения Чининского Тлеубердинской волости Беловодского участка сообщал, что, узнав о наборе, «30 юртовладельцев были согласны выставить рабочих, а остальные 65 заявили, что он воспротивятся набору». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 1, л. 23]. Почётные лица Тынаевской волости на своём собрании 1-го августа решили выбирать рабочих по семейным спискам и просить руководство Васильевской партии принять этих рабочих к себе на работу. С этой просьбой в Васильевскую партию были посланы представители, которым объяснили, что этот вопрос решается вышестоящим начальством. [Там же, д. 49, л. 28].

В Пржевальском уезде, например, часть манапов предлагала начальнику уезда арестовать в каждом ауле по одному-два влиятельных лица, выступающих за восстание. Сторонники такой меры уверяли, что тогда киргизы не поднимут восстание, опасаясь за жизнь заложников. («Крестьянская газета» №105 от 17.06.1926 г.). Такие предложения говорили уже не о различии в подходах реагирования на указ, а о расколе среди манапской верхушки. В своём рапорте сотрудник Пржевальского охранного отделения (жандармерия – Б. М.) Юнгмейстер отмечал:

«Должен сказать, что далеко не все киргизы принимали участие в восстании. Примерно треть киргизов совершенно не участвовала (в восстании) и если ушла в горы, то лишь из опасения быть уничтоженными русскими отрядами. Треть киргизов была принуждена так или иначе принять участие в мятеже из опасения быть перебитыми своими же сородичами». И. Муратов, киргиз Барскаунской волости Пржевальского уезда, рассказывая об агитации к восстанию, сообщал: «В нашей волости не согласилось (с восстанием) до 300-от человек, в том числе я и мой отец, и когда начался бунт, то мы в числе 300-от человек ушли в горы и никакого участия в бунте не принимали». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 6, л. 36].

Прокурор Ташкентского окружного суда сообщал: «Население района беспорядков Аулиеатинского уезда представляло собой две части. Одна часть – вооружённый стан мятежников, а вторая – укрывшееся от мятежников в горах и отдалённых песках мирное население». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1068, л. 4]. Часть повстанцев, принявших участие в восстании, «доверились и присоединились к своим вожакам, соблазнившись обещанием на выдачу ей благ, отнятых у русских, а больше всего из-за страха перед силой и влиянием манапов.

«Безумие всей затеи восстания учитывали немногие. Например, Кадыр, манап Тургенской волости Пржевальского уезда, как установлено фактами, не выступал в массе активно». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64]. Разногласия продолжались и во время восстания. Помощник генерал-губернатора Ерофеев 7-го сентября докладывал Военному министру: «В районе Сусамыра среди сгруппировавшихся там мятежных шаек замечаются признаки раскола, выражающиеся в появлении перебежчиков из числа влиятельных киргизов». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 309].

В результате таких расхождений киргизское общество распалось на четыре прослойки: активные сторонники и участники восстания, о которых и говорит К. Усенбаев; участвующие в восстании по принуждению и под угрозами; нейтральные, не участвовавшие в восстании, и, наконец, противники восстания, вставшие на сторону русских и действующей власти. О первой категории в литературе о восстании сказано много, поэтому я о ней говорить не буду.

Вторая категория – участвовавшие в восстании по принуждению. Врио губернатора Семиреченской области Алексеев отмечал: «Главари сарыбагишей, для обеспечения успеха своего выступления, разослали послания и гонцов во все каракиргизские волости Пржевальского и Пишпекского уездов. Значительные группы этих гонцов не только вели агитацию, но и применяли меры энергичного воздействия на колеблющихся и трусливых». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 52.].

«К счастью, не всё население бунтующих волостей было враждебно настроено. Среди них не было согласия. Активный элемент часто силою принуждал колеблющихся примыкать к восстанию». [Там же, л. 55]. Житель Токмака Касым Юнусов сообщал: «Некоторые киргизы находятся среди бунтовщиков против своей воли. Так я слышал, что Сулейман, почетное лицо Байсеитовской волости, Муса Утегенов и Найзабек Тулин Нурмамбетовской волости пытались бежать из лагеря киргизов, но были перехвачены на пути по распоряжению Каната». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 25об.].

Это подтверждал и токмакский торговец Ульмесбай Фальзыбаев, скупавший кожи на джайлоо в Тынаевской волости: «Точно не помню, какого числа в урочище Котурчак прибыла вооружённая группа сарыбагишевских и атекинских киргизов и предложила тынаевцам присоединиться к восстанию и ограбить Токмак. Брат волостного управителя Осмоналы ответил, что они дадут определенный ответ после возвращения управителя Тынаевской волости Дюра Саурамбаева. Сарыбагишевские и атекинские киргизы стали угрожать, что если тынаевцы не присоединяться к восстанию, то они ограбят их. После угрозы … тынаевцы присоединились к угрожавшим». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 20].

Примеров участия в восстании по принуждению немало. Калдыбай Сарбаев, киргиз селения Токтинского Тлеубердинскойй волости Беловодского участка сообщал: «Киргизы Рыскул, Толеген, Эгемберды и другие киргизы заставили меня ехать с ними» (для осады Белогорки – Б. М.). [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 58]. Киргизы Иссыгатинской волости, разграбившие заимку пишпекского мещанина Бочкарёва, сами сознались ему в грабеже, объяснив, что сделали это по принуждению, и возвратили взятый у него скот: 351-го барана и 11 голов рогатого скота. [Там же, д. 49, л. 39].

Управляющий Нарынской таможенной заставы Доценко в своём дневнике 19 сентября писал: «Многие киргизы, из вернувшихся к своим зимовкам, вынуждены были, как они сами о том заявляли коменданту, стать в ряды восставших, так как «манапы» и «почетные лица» били и гнали их палками в общую толпу против русских». [ЦГА КырР, ф. И-46, оп. 1, д. 435, л. 72-85 об]. Киргиз Нурмамбетовской волости Темирбек Мадияров рассказывал следствию:

«Волна (собраний по поводу набора на работы) охватила все волости и особенно деятельное участие принял почётный киргиз Абаильдинской волости Канат, который стал возмущать все волости Загорного участка. Многие не хотели принимать участия в восстании и тогда Канат стал угрожать, что перебьёт всех на месте, кто не пойдёт воевать с русскими».  [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 11об-12. ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 58]. И это были не пустые угрозы. Переводчик Пишпекского уездного правления Найзабек Тулин, находившийся в плену у Каната Абукина, в показаниях следствию рассказывал:

«Канат с киргизами обращался очень грубо, заставлял идти против русского войска, кто не слушался, того наказывал своим судом. Канат Абукин говорил, что он избран ханом, и кто его слушаться не будет, тому голову снимет. Говорили, что Канат Абукин одному киргизу Темирбулатовской волости срубил голову за то, что он не пошёл против русских. После чего киргизы Темирбулатовской волости ушли в горы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 22, л. 40об].

Примечателен в этом отношении, принуждение к восстанию, рассказ инженера Пугаченко, захваченного в плен восставшими на станции Самсы. По его словам, напавшие в своих действиях проявляли нерешительность. «Так, нанося удары пиками, они старались не нанести смертельных ударов». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 69]. По словам Каната Абукина, при осаде Токмака некоторые восставшие шли в бой неохотно и их «приходилось подгонять сзади нагайками». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 35об].

Третья категория – нейтральные, не участвовавшие в восстании. Крестьяне Аулиеатинского уезда в своём прошении генерал-губернатору края о защите от восставших сообщали: «У нас киргизы подразделились на две партии: мирных и бунтующих». [ЦГА РКаз., ф. 146, оп. 1, д. 66, л. 84]. Не только отдельные лица, но и целые волости не принимали участия в восстании. Помощник начальника Пишпекского уезда Рымшевич, оценивая поведение волостей во время восстания, отмечал, что наиболее активно приняли участие в восстании волости Токмакского участка, но и среди них Николаевская (дунганская) и Карабулакская (казахская) не участвовали в восстании.

В Пишпекском участке часть волостей примкнула к восставшим, но на русские сёла не нападали, остальные волости остались мирными. Не было волнений в Пригородном участке Пишпекского уезда. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34. л. 16об]. Несмотря на угрозы восставших устроить погромы спокойных аулов, из 10-и волостей Загорного участка Пишпекского уезда не участвовали в восстании Сусамырская и Качкинская волости, три аула Каракачкинской волости и один аул Курмаходжинской волости. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 102].

Также в восстании не участвовала Джуван-Арыкская волость, в которую приехал со своими джигитами Канат Абукин и потребовал участия в восстании. Джуванарыкцы пообещали выступить, но после отъезда Каната откочевали дальше в горы. [Там же, д. 49, л. 12]. Обратите внимания, что от восстания отходили не рядовые участники, а «влиятельные киргизы». Управитель Тынаевской волости Дюр Саурамбаев подтверждает это: «Шамсинская волость помогала Канату не вся, приблизительно, только половина кибиток».

Некоторые из Загорных волостей не присоединились к восстанию, благодаря влиянию Мурзабека Диканбаева в Кочкинской волости и Кудайбергена Раимбекова в Сусамырской волости. Эти старшины удержали киргизов от восстания». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 29об]. Кокумбай Чинин, почётный киргиз Джумгальской волости, поддерживал восстание потому, что состоял в родстве с Шабдановыми. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 13]. Киргиз Барскаунской волости Пржевальского уезда Болетбай Мурзалиев сообщал:

«В бунте киргизов я участия не принимал. … Я со своим семейством уехал в горы, где всё время и жил, и ко мне пришло (ещё) человек 70, которые также не хотели бунтовать». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 6. л. 15]. В Беловодском участке волновались только Тлеубердинская, Джамансартовская, Бакинская, Карабалтинская и Мамохоновская волости. [[ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 14-15].

Но и в этих волостях некоторые аулы участие в восстании не принимали. [Там же, л. 17об]. Некоторые повстанцы, уже участвуя в восстании, но поняв его несправедливость и бесперспективность, прекращали воевать. Так, почётные киргизы Сулейман из Байсеитовской волости, Муса Утегенов и Найзибек Тулин Нурмамбетовской волости, участвовавшие в осаде Токмака, пытались уйти в горы, но были перехвачены в пути по указанию Каната. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 12].

И, наконец, четвёртая, группа – это оставшиеся верными властям, помогавшие русским и даже защищавшие их. «Семиреченские ведомости» сообщали: «Началом мятежа (в Пржевальском уезде – Б. М.) послужил токмакский бунт, виновниками которого являются сыновья покойного Шабдана, сбившие с толку пржевальских манапов. Из последних многие охотно примкнули к мятежу, многие – под угрозой, но было немало и таких, которые до конца остались верные правительству». [(160), неоф. часть, №210 от 20.09.1916 г.].

Противники восстания были не только среди манапов, но и среди киргизской администрации. Куропаткин в своём докладе царю особо отмечал, что «среди волостных старшин киргизских волостей оказалось несколько преданных правительству лиц, самоотверженно боровшихся со своими родичами и защищавших русские посёлки». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 6об.]. Несогласие части киргизов с восстанием доказывается тем, что некоторые киргизы предупреждали русских о приготовлении к мятежу, и тем, что много русских, попавших в плен, было спасено, а в некоторых случаях и освобождено из плена киргизами». [(31), стр. 398].

В Токмаке «некоторые киргизы, не объясняя причин, предупреждали (знакомых) крестьян, чтобы они уходили с полей». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 14]. Были такие факты и в Беловодском участке. Так, киргизы Макиш и Ахмет предупредили крестьянина села Беловодского К. С. Гайворонского, работавшего в поле, о начале восстания. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 20об]. Ахмет Джаналин, киргиз Восточно-Сукулукской волости утром 10-го августа увидел, что «тюлековские киргизы группами проезжают в горы. У проезжавших киргизов в руках были палки и пики. …

«После этого мы (со старостой аула Асылбашевского – Б. М.) решили предупредить об опасности русских крестьян, работавших в поле, и известили (об этом Беловодского) пристава». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп.1, д. 18, л. 22об]. Сатай Дагуранбеков, киргиз Тлеубердинской волости, увидев трёх знакомых крестьян, направлявшихся из Белогорки к приставу с сообщением о волнениях киргизов, «начал им махать и кричать, чтобы (они) вернулись. Я опасался, чтобы киргизы какого худа крестьянам не сделали.

«Мужики остановились и хотели, видно, ехать назад, но их обступили и захватили киргизы. Мужиков заперли в амбар, а их 4-х лошадей увели. Вечером я пробрался к амбару, сбил замок и выпустил крестьян». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп.1, д. 18, л. 24]. [Там же, л. 24]. В село Покровку Токмакского участка в сопровождении жены русского лесного объездчика 9-го августа приехали несколько киргизов Шамсинской волости, заявили, что им угрожают сторонники восстания и попросили старосту принять их в село:

«Поставим свои юрты около Покровки и будем защищаться вместе. Вот донесение приставу, передайте ему, что мы готовы ехать за семьями, за народом и приведём их сюда». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 39об]. То есть, киргизы, не желающие участвовать в восстании, искали защиты в русском селе и даже были готовы сражаться с восставшими. В связи с нападениями на Токмак и Покровку дальнейшая судьба этого донесения неизвестна.

Пишпекский уездный начальник, докладывая губернатору обстановку в уезде, отмечал: что «Карабулакская волость доказала свою верность при охранении безопасности не только своей (волости), но и ближайших русских поселков». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5044, л. 114]. Казахи этой волости помогали осаждённым станицы Самсоновской и селения Михайловского. Как сообщал Куропаткин, «киргизы Карабулакской волости остались верными и защищают селение Михайловское от бунтовщиков».

Ерофеев уточнял: «Михайловка уцелела благодаря полной верности Карабулакской волости, киргизы которой окружили деревню и не пускали бунтовщиков». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5083, л. 1]. Поэтому, если все волости Токмакского участка, участвовавшие в восстании, предполагалось переселить в Нарын, то Карабулакская волость и 450 кибиток Тынаевской волости, не принимавшие участие в восстании, были оставлены на своих прежних местах кочевания.

Начальник гидротехнических изысканий в верховьях реки Сырдарьи Александров сообщал, что бывший управитель Туркмен Сарыбеков и действующий управитель Сусамырской волости Кудайберген Раимбеков «зарекомендовали себя, как верные русскому правительству люди, и во время мятежа спасли от гибели некоторых техников Джумгальской партии». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 84]. К. Раимбеков в своём письме Пишпекскому уездному начальнику дополнительно сообщал, что Биялы Максумов, Баракан Байбасунов совместно с другими киргизами Сусамырской волости 12 августа освободили находившихся в плену у восставших двух техников и рабочего гидротехнической партии, двух солдат, трёх татар и женщину Марецкую.

«До 18 августа эти люди охранялись нами в местности Чар. Потом мы вместе с охраняемыми переехали в местность Алтыган, откуда предполагали отправить их в селение Беловодское. Но в это время поступило сообщение, что в местность Тер-Джайляк прибыл Избаскентский пристав» для подготовки лагеря прибывающим войскам. 19 августа все освобождённые были переданы Избаскентскому приставу. [(43), стр. 70]. Куропаткин в своём донесении дополнительно об этом факте сообщал, что пленные «охранялись в ауле Сарыбекова.

«Бунтующие киргизы шести волостей требовали от верных киргизов, охранявших техников, присоединения к восстанию с угрозой разгрома, но требования мятежников были отвергнуты». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 251]. Почётные лица Темирбулатовской волости Загорного участка Токтосун Бектенов, Осмоналы Байгазин, Момункул Эсеназин уговаривали людей не поднимать восстание, а когда началось восстание со своими людьми спрятались от Каната Абукина в дальних ущельях. При появлении войск из Андижана они встретили их и оказывали им всяческое содействие, снабжали провиантом и лошадьми. [РГА НКВД Кир ССР, ф.77, д. 26, л. 30].

Сотрудница Джумгальской гидрометрической станции Анна Фёдоровна Жигайлова рассказывала, что во время нападения восставших на станцию киргиз Кокчинской волости Мурзабек, работавший на станции, спрятал её с семьёй у себя, а потом переправил их в горы к старшине Черекчинской волости. Жигайлова с матерью и дочерью и ещё другие русские жили у него, пока не пришли войска. К старшине не раз приезжали повстанцы и требовали выдачи русских, но он в течение 37-дней не выдавал укрывавшихся у него. [ЦГА КырР, ф. И-75,оп. 1, д. 48, л. 55]. Глава семьи Жигайлов Василий Михайлович тоже спасся от повстанцев благодаря помощи киргиза Черекчинской волости Сураке. [Там же, л. 50].    

Полковник Колосовский, направленный в Нарын для восстановления округа после восстания, доносил губернатору области: «Представляю список волостных управителей волостей Пржевальского и Пишпекского уездов Атбашинского участка для утверждения их в должностях управителей. При этом докладываю, что эти управители или стояли во главе волостей, не принимавших участия в бунте, или оказались во главе разорённых волостей, оказав представителям русской власти помощь при водворении порядка в мятежном районе». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 32, л. 6]. И далее приложен список указанных лиц из 17-и человек.

В телеграмме о поимке Каната Абукина губернатор сообщал: «17 октября сформированный полковником Слинко киргизский отряд после 10-идневной погони поймал главнейшего и опаснейшего мятежника Каната Абукина. Главное участие в поимке Каната принимал киргиз Курман Лепесов и его сын Исхак. Оба оказали отряду полковника Слинко и администрации ценные услуги». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 75]. Куропаткин сообщал Министру внутренних дел: «Передовая сотня отряда капитана Бурзи, следующая из Ферганы в Пржевальский уезд, благодаря содействию некоторых киргизских волостей, 23 августа прибыла в укрепление Нарынское». [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 146].

При дальнейшем изложении я приведу ещё примеры, когда киргизы не только не участвовали в восстании, но, наоборот, помогали администрации и простым русским людям. Стефанович в своём докладе отмечал, что бежавшие в Кашгарский округ киргизы были жителями Нарынского участка, «малопричастные к восстанию. Их бегство было вызвано опасением пострадать от своих же соплеменников». То есть, среди населения были все категории: активные сторонники восстания, пассивные и принуждённые участники, нейтралы, сторонники администрации и русских.

Принуждённые к восстанию, хотя и участвовали в нём, но действовали неактивно. Так что, заявление о всенародности восстания является преувеличением и необоснованно. Как уже говорилось, пржевальские дунгане приняли участие в восстании, а чуйские дунгане, наоборот, выступили в поддержку правительственных войск. Рымшевич докладывал: «В Токмаке сарты, татары и дунгане Никольского селения, держат себя выше всякой похвалы по доставлению продовольствия войскам и отбыванию всевозможных повинностей». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5083, л. 9].

Комендант Пишпека Писаржевский 21 августа телеграфировал: «Считаю нужным подчеркнуть отзывчивое (настроение) дунганского населения к переживаемым событиям, и деятельность организатора этого воодушевления дунганина, запасного старшего унтер-офицера Люлюзу Матанью, который сформировал в Пишпеке из дунган сотню с лошадьми. С моего согласия отправился в село Александровку и там также сформировал сотню из дунган, которых освободили от всяких призывов в войска. Обе сотни положительно горят желанием уничтожить нарушителей мира и покоя в этой окраине». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., оп. 1, д. 1133, л. 253].

Далее Писаржевский отмечал: «Заметно, что дунгане стремятся помочь подавлению мятежа. Перед уходом (сотни) из Александровки мулла отслужил молебен и говорил проповедь смысл которой (состоял в том, что), хотя идёте бить мусульман, но этим творите волю Государя. (Наш долг) велит (нам) исполнить приказ своего царя, идите и помогите водворить порядок». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11 с., оп. 1, д. 1133, л. 246]. Но и среди чуйских дунган не было единогласия.

Старшее поколение считало, что следует дать рабочих, так как русские власти дали им землю, а «теперь, когда русскому правительству тяжело, дунгане должны прийти на помощь». Во главе партии стариков был волостной управитель Булар. Молодые же, подлежащие призыву, были против набора на работы. Во главе этой молодёжи стояли дунганский торговец Матау и мясник Сулар. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 3, д. 33, л. 1об]. После подавления восстания 200 кибиток Иссыгатинской волости Пишпекского уезда, не принимавшие участия в восстании, попросили «изменить позорящее их род название волости». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., оп. 1, д. 1133, л. 292].

Ещё до указа коренное население вербовалось на тыловые работы. Надо отметить, что среди бедняков были и такие, которые своему трудному положению, нищете и нужде предпочли фронтовые трудности. Так, в Аулиеатинском и Черняевском уездах Сырдарьинской области военно-инженерным управлением было завербовано около 10-и тысяч добровольцев. [(315), стр. 105]. Официальная пресса преподносила это, как патриотический порыв.

С началом восстания в Семиречье «Туркестанские ведомости» перестали печатать сообщения об одобрительных митингах по случаю императорского указа, о добровольных явках инородцев для отправки на работы, и возобновились подобные сообщения только в 20-х числах сентября. Это говорит о том, что размах восстания в Семиречье уже не позволял манипулировать фактами и общественным сознанием, но всё же характеристика восстания, как всенародное, не соответствует историческим фактам. Подтверждением служит и награждение киргизов, верных правительству.

После подавления восстания «за влияние на население и предупреждение к беспорядкам в волостях в августе 1916 г.» и «за доблестную верность своему служебному долгу и выполнение Высочайшего повеления во время бывших беспорядков по случаю набора рабочих» были представлены к наградам по Джамансартовской волости: вр. и. д. волостного старшины Сийдала Кадырбаев к малой серебряной медали «За усердие», к почётному халату 3-го разряда сельские старосты: Касым Оразбаев и Османалы Сексембаев и почетные лица: Кадырбай Джаманаков, Джаманкул Атаханов и Сатылган Атекин.

По Багишевской волости были представлены к наградам: волостной старшина Джанчар Итыханов к малой серебряной медали «За усердие», к почётному халату 3-го разряда сельские старосты: Казакбай Соктубаев, Алимбек Какин, Ниязалы Малабаев, Атыкул Мамыров, Шереппай Калмурзин и почётные лица: Рыспек Какин и Бердыбай Аджин. [ЦГА РКаз, ф. 44, оп 1, т. 4, д. 5083, л. 139].

В Карабулакской волости Токмакского участка, выступавшей против восставших на стороне казаков Самсоновской станицы, были награждены 29 человек. [Там же, л. 48]. Кроме указанных лиц были награждены по Пишпекскому уезду: киргизы 11 человек [там же, л. 168], дунгане и сарты – 17 человек [там же, л. 225-228]; по Атбашинскому участку – 7 человек [там же, л. 106].

Опровержение заявлений о вооружённом русском населении.

Отступление о «поголовном», как утверждают некоторые исследователи, вооружении русских переселенцев. В отличие от колонистов Америки, это ещё одно отличие и преимущество русской колонизации Туркестана: русские переселенцы прибывали в Туркестан без оружия. Освоение новых земель к чести как местного населения, так и прибывших переселенцев шло без кольта и винчестера. В 1888 г. губернатор Сырдарьинской области высказал мысль о вооружении русских переселенцев охотничьим оружием. Предложение было осторожное, ведь речь шла о вооружении народа. Сторонником вооружения было Военное министерство.

Начальник Генерального штаба заявлял, что цепь русских поселений в крае очень растянута. «В настоящее время среди туземцев не обнаруживается явных признаков проявления какой-либо вражды к русским, кроме естественного отчуждения, порождённого разностями быта и религии. Но нужно иметь в виду, что племена Средней Азии – элемент крайне впечатлительный, легко поддающийся влиянию всяких религиозных и политических честолюбцев. Поэтому, в случае каких-либо осложнений, эти племена могут перейти в волнение и угрожать не только безопасности русских поселений, но и сообщениям Туркестана с Центром».

После обсуждений, по инициативе Военного министерства решение о вооружении переселенцев 29 декабря 1891 г. было утверждено царём. Первое время вооружение переселенцев шло медленно. В первую очередь вооружались отставные солдаты; и только потом, если оставалось оружие, винтовки выдавали «благонадёжным крестьянам». Испуг, пришедший после Андижанского восстания 1898 г., способствовал увеличению вооружения русских переселенцев. В Семиреченской области к 1905 г. было роздано 3000 винтовок: 1 тысяча казакам и 2 тысячи крестьянам.

В результате, было вооружено 26,8% дворов. [(316), стр.72]. Обращаю внимание, что это средняя цифра по области, включая казачьи станицы, где были вооружены все дворы. Значит, в крестьянских селениях, против которых и были направлены действия восставших, процент вооружённых дворов был ещё меньше. События Первой русской революции 1905-1907 гг., спокойное отношение коренного населения к этим событиям, и, в то же время, возбуждённое настроение вновь прибывших переселенцев, переживших революционные события в Центральной России и недовольных отсутствием земель для поселения, привели к необходимости разоружения переселенцев.

Поводом к изъятию оружия послужило его небрежное хранение на руках, выявленное широкой учётом-проверкой. Особое совещание при Туркестанском генерал-губернаторе 20 июля 1905 г. постановило: «Принимая во внимание мирное настроение мусульманского населения и известное повышенное настроение русских переселенцев края на почве аграрного движения, оружие у населения отобрать, от обучения населения владению оружием отказаться». Во исполнение принятого решения были проведены переучёт и проверка оружия, розданного населению, которые показали, что пятнадцатилетний период наличия оружия у населения имеет неутешительные результаты.

Из всего выданного оружия при проверке в наличии не оказалось 25% винтовок. Из предъявленных к осмотру винтовок 66% оказались негодными к применению (утеряны важные части, погнуты стволы), 28% требовали ремонта и всего 6% исправных. Казак находился под надзором станичного атамана и войскового правления, имелись войсковые оружейные мастерские. Поэтому понятно, что все эти утраты и неисправности оружия приходились на крестьянские поселения.

То есть, у крестьян на всю Семиреченскую область имелось всего 120 исправных винтовок, из которых можно было стрелять. Такое положение с сохранностью оружия послужило ещё одним поводом к изъятию оружия у населения. Революция пошла на спад, поэтому разоружение проводилось вяло. Факты недовольства и укрытия оружия при изъятии вынудили принять компромиссный вариант.

После бюрократической переписки о разоружении, летом 1912 г. Военное министерство распорядилось: «1. Оружие, уже розданное на руки местному христианскому населению и казакам азиатских военных кругов, обратно не отбирать, а равно и не требовать за него уплаты, чтобы не возбуждать неудовольствия населения. 2. Дальнейшую бесплатную раздачу винтовок прекратить, но вместе с тем разрешить продавать это оружие по усмотрению Командующих войсками в округах».

Война 1914 г. и недостаток вооружения на фронте заставили изъять оружие у населения. Бывшее на руках русского населения Туркестанского края огнестрельное оружие по требованию Главного артиллерийского управления было отобрано и годное к употреблению отправлено в действующую армию, а часть пошла на вооружение сформированных в Туркестанском округе дружин, караульных и других команд. [РГВИА, ф. 2000, оп. 3, д. 2463, л. 394об].

5-го апреля 1917 г. Куропаткин в записке Генеральному штабу сообщал, что у русского населения в 1915-1916 гг. было отобрано для отправки на фронт 18165 винтовок старого образца, частью находящихся на руках у населения, частью хранящихся при воинских частях и складах для раздачи русскому населению в случае надобности, в том числе в Семиреченской области – 13459 винтовок. («Коммунистическая мысль». 1926, №1, стр. 88). Фольбаум одной из причин восстания называл разоружение русского населения:

«Киргизы учитывали, как признак слабости, вывоз из Семиречья орудий и другого огнестрельного оружия». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с, оп. 1, д. 1140, л. 101]. В дневнике, написанном позднее, Куропаткин подтверждал: «Мы сделали роковую ошибку, давшую киргизам надежду на лёгкую добычу: отобрали для отправки в действующую армию у русского населения 7500 бердановских ружей». [РГВИА, ф. 165, оп. 1, д. 1968, л. 66об].

Разница в цифрах, наверное, из-за того, что сообщается о старых и новых образцах винтовок и хранящихся на складах, или последняя цифра относится только к 1916 г. Обладание оружием допускалось по специальному разрешению, в противном случае имеющие оружие подвергались штрафу. Так, постановлением губернатора области крестьянин села Военно-Антоновка Пишпекского уезда был оштрафован на 25 руб. за хранение «без надлежащего разрешения» револьвера. [(160), №42 от 21.02.1916]. Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе Главному переселенческому управлению в декабре 1915 г. сообщал:

«Переселенцы жалуются, что им не разрешается держать ружья. Местная администрация, (в соответствии с Положением об усиленной охране) обезоружила совершенно всё население. Есть посёлки, где нет (ни одного) ружья; зимой волки являются в деревню и из дворов таскают баранов. Даже у казаков отобраны старые винтовки». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 20об]. Весной 1916 г. в области отмечалось заметное увеличение численности фазанов и козлов. Объясняли это явление изъятием оружия у населения и отсутствием в продаже пороха.

И вот вопреки истории вооружения и разоружения русского населения в связи с началом войны, не считаясь с документально подтверждёнными фактами, в учебнике по истории Киргизстана для 11-го класса, автор д. и. н. О. Осмонов в разделе о восстании 1916 г. утверждает: "Царская власть, предвидя возмущение местного населения, помимо регулярных воинских сил Туркестана начала вооружать переселенцев. … Это значит, что каждый переселенец, способный носить оружие, имел винтовку».

Восстание в Семиречье началось 3-го августа, а только 4-го августа Начальник Джаркентского уезда полковник Ступин перед губернатором области поставил вопрос о вооружении русского населения: «Заметно стало, что свои семьи туземцы отправляют в китайские пределы. Среди них существует тревога из-за безопасности (своих) семей, и они стараются отослать их заблаговременно. Можно от безумцев ожидать и нападений на войска и русское население. Необходимо вооружить русское население». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 488об]. То есть, к началу восстания русское население было безоружным.

Гидротехнический комитет области в связи с началом восстания сообщал: «Для обеспечения безопасности сотрудники гидротехнических работ управлением были отправлены в населённые пункты. Но и там их безопасность была относительной из-за малого количества, имевшегося ко дню мятежа оружия у русского населения и воинской силы». [РГИА, ф. 391, о. 6, д. 765, л. 11]. В докладе Военному министру 18 августа А. Н. Куропаткин сообщал:

«Обезоруживание в прошлом году русского населения Семиречья, с целью отправить 7500 берданок в армию, давало надежду киргизам быстро свести кровавые счёты с пришельцами, севшими на их землю. Надежды эти частью оправдались; многие русские селения уже уничтожены, много русской крови уже пролилось». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 258об]. В телеграмме Министерству внутренних дел он же писал: «Ружья были отобраны для отсылки в армию даже у казаков. Мне тяжело было смотреть, как селения, имеющие до 2000 душ беззащитных русских, нуждались, в защите».

О незащищённом положении русского населения губернатор области докладывал: «Большое расстояние, отделяющее Семиречье от Ташкента, лишало надежды, что просьба об усилении местных гарнизонов будет исполнена своевременно, поэтому повсюду в области рекомендовано было формировать дружины. К сожалению, не только в деревнях, но даже в городах не было возможности в нужной мере вооружить эти дружины, хотя для этого были использованы все небольшие запасы казённых складов, и реквизировано всё оружие и боевые припасы у частных лиц».

И вот при таком положении Турсунов Х. Т. (Восстание 1916 г. в Средней Азии и Туркестане. Ташкент. 1962, стр. 329) приводит данные о том, что 7257, или 43% русских поселенцев были вооружены винтовками, но скромно умалчивает о том, что эти винтовки с началом войны, в 1914 г., были изъяты. Это ещё один пример искажения фактов о восстании. В действительности, русское население к началу восстания было безоружным. Восстание началось тогда, когда большая чисть оружия уже была вывезена на фронт.

О вооружении русского населения в связи с начавшимся восстанием Куропаткин докладывал: «В Семиреченской области на 300.000 душ русского населения было выдано 1867 винтовок». [(316), стр. 89]. То есть, одна винтовка где-то на 25-30 дворов. К тому же, за время от принятия решения о вооружении русского населения до его исполнения сёла Пржевальского уезда, Токмакского, Загорного и Нарынского участков уже были разгромлены.

Фактом, подтверждающим отсутствия оружия у населения, служит, например, то, что жители Юрьевки после вторичного нападения на село 8-го сентября согласились вернуться в свои разорённые хозяйства только после того, как им выдали винтовки и выделили отряд солдат для охраны. [ЦГА РКаз, ф. 19, оп. 1, д. 603, л. 186]. Другим более ярким фактом является повод для отстранения Куропаткина от должности начальника края. Опасаясь новых выступлений казахов и киргизов с наступлением весны, им в конце января 1917 г. был разработан план вооружения русского населения из расчёта одно ружьё на десять дворов.

В Семиреченской области планировалось раздать 6000 винтовок. [(318), стр. 240]. Разглашение существования такого плана, разработанного Куропаткиным, послужило основанием Туркестанскому Совету для снятия его с должности начальника края. Подробно вопрос вооружения русского населения, но уже после подавления восстания, освещён в документе ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5044. Дело начинается с даты 27 июля 1916 г. письмом от Верненского уездного начальника губернатору Семиреченской области с просьбой о выдачи 5-и винтовок и 5-и револьверов для вооружения уездной полицейской стражи. (л.1-7).

Началась переписка по этому вопросу, в которой нет ничего, что указывало бы на вооружение крестьян или еще кого-либо для борьбы с восставшими. Наоборот, с началом восстания, в первых числах августа из селений Верненского уезда – Александровское, Купластовка, Михайловское – поступают просьбы о выдаче им винтовок. (Там же, л. 8). Так, 4-го августа в областное Правление обратились крестьяне сёл Самсоновского и Евгеньевского с просьбой выдать им оружие, так как «все наше мужское население призвано на войну, остались одни старики да малолетние дети.

«В настоящее время волнения туземного населения, а в нашем селении нет никакого оружия для охранения нашего селения от злоумышленников, а так же для осторожности, приведения тишины и порядка в нашем селении». (Там же, л. 10). Заведующий Переселенческим делом в Верненском подрайоне 9-го августа доложил о ситуации в переселенческих поселках, что «киргизы от запугивания переходят к активным действиям» и просил снабдить сельское население винтовками. На это губернатор 13 августа ответил, что им уже сделано распоряжение о выдачи винтовок крестьянам селений Верненского уезда. (Там же, л. 29).
Продолжение в 13-ой части.