Продолжение, начало в 1-ой части.
Но исполнение этого распоряжения затянулось из-за малого количества винтовок в наличии. О выдачи оружия для самообороны просил также столоначальник управления Верненского артиллерийского склада (Там же, л. 32) и другие чиновники, чья служба была связана с разъездами по области. (Там же, л. 38). 12 сентября Фольбауму поступила телеграмма из Ташкента от начальника Артиллерийского управления: «Командующий войсками округа приказал выслать в ваше распоряжение 1000 винтовок и 100 тыс. патронов. Телеграфируйте, куда именно их доставить?» ( Там же, л. 55).

Обратите внимание на дату решения о выделении винтовок – 12 сентября – когда восстание уже заканчивалось. Быстрорецкое сельское общество Пишпекского уезда своим приговором от 13 ноября 1916 г. просило выделить им «охрану, а если таковой не окажется, то выдать нам огнестрельное оружие для сохранения нашего села и домообзаводственного хозяйства». (Там же, л. 117). 14 ноября 1916 г. Белопикетское общество просит «разрешить нам казенных ружей для охраны нашего селения. Наш поселок разгромлен киргизскими мятежниками и находится в близком расстоянии к Боомскому ущелью и охрана солдат снята со всех постов». (Там же, л. 137).

15 декабря 1916 г. Пишпекский уездный начальник просит выделить 5 винтовок и 100 патронов Павловскому сельскому обществу, а для успокоения крестьянок этого селения оставить, хотя бы временно, ту воинскую команду из 10-и человек, которая уже расквартирована в этом селении. (Там же, л. 121). Обратите внимание на даты прошений о вооружении, все они поступали после начала восстания, а многие уже после его подавления. То есть, к моменту восстания русское население было безоружным.

После того, как пошел вал просьб о выдачи оружия, 17 ноября было решено, чтобы все ходатайства о выдачи оружия возбуждались уездными начальниками и велся строгий учет выдачи и хранения оружия. Так же требовалось предоставить сведения о количестве тех, кто в селах может владеть оружием. Эти списки составляли уездные начальники и оправляли в областной центр. Как велась работа в этом направлении показывает пример Пишпекского уезда.

Пишпекский уездный начальник 20 декабря 1916 г. отвечал: «Во исполнение предписания Областного правления от 17 ноября представляю сведения о количестве лиц, способных владеть огнестрельным оружием по каждому селению вверенного мне уезда, причем докладываю, что по Зачуйскому участку сведения не получены. Предоставлю позже». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5044, л. 110].

Читатель, снова обратите внимание на даты. Восстание подавлено в сентябре, областное правление рассылает запрос 17 ноября, уездный начальник отвечает 20 декабря. За месяц не смогли посчитать, сколько в Зачуйских селениях людей, способных обращаться с оружием. Это, по русской пословице, называется «после драки кулаками махать», и ещё раз доказывает, что на время восстания русское население было безоружным.

Несогласие с характеристикой восстания, как освободительное.

Если ознакомиться с тематикой историографий постсоветских государств, то одним из главных пунктов трудов по истории таких стран является выявление и изложение борьбы за независимость данного народа, данного государства. Так как борьба киргизов с соседними государствами яркими событиями не изобилует (кроме восстаний против гнёта Кокандского ханства и победы над султаном Кенисары Касымовым, киргизы были больше заняты своими межплеменными войнами), то восстание 1916 г. преподносится, как освободительное.

Эту характеристику восстания в Киргизии в работах национальных  историков можно назвать осторожной. Стандартная формулировка таких событий звучит как «народно-освободительное восстание против захватчиков или поработителей». В большинстве таких характеристик восстания 1916 г. формулировка «народное» заменяется на национальное и не указывается от кого (каких захватчиков или поработителей) и от чего освобождение. Характеристика восстания, как «народное», рассмотрена разделе «Массовое, но не всенародное восстание», рассмотрим характеристику «освободительное».

Авторы работ о восстании 1916 г. дают ему разные оценки, рассматривая его с разных позиций, обращая внимание на ту, или иную черту волнений. Эти оценки составляют широкий спектр от «предвестника Октябрьской революции 1917 г.» до «геноцида киргизского народа Российской империей». Наиболее развёрнутую оценку восстания даёт К. Усенбаев: «Это восстание было национально-освободительным, антифеодальным, антиколониальным, антиимпериалистическим и антивоенным». [(325), стр. 16].

В работах о восстании характеристика «национально-освободительное» является наиболее часто употребляемой. Д. и. н. Булдаков В. П. отмечает: «Говоря о российской специфике движений, обычно именуемых национальными, национально-освободительными, что, как правило, отражает скорее эмоционально-политизированную, нежели коцептуально-аналитическую позицию авторов». [Булдаков В. П. Хаос и этнос. Этнические конфликты в России в 1917-1918 гг. М. 2012, с. 11].

Это относится и к оценке восстания 1916 г. Национальное – да, причём, только по составу участников восстания, но не по намеченным целям, соответствующих национальным интересам киргизского народа. А освободительное от кого и от чего? От положительных перемен, которые принесло присоединение к России? По словарю С. И. Ожегова прилагательное «освободительное» имеет два значения, относящихся к политическому и социальному освобождениям.

Первое значение относительно восстания – политическое освобождение – введённое советской историографией, имеющей жёсткую установку на теорию классовой борьбы, и дружно повторяемое национальными постсоветскими историками, является выдумкой, не соответствующей реалиям того времени. То же самое можно сказать и о характеристике восстания, как национально-освободительное. Стремление манапов создать своё ханство и стать неограниченными властителями преподносится, как национально-освободительное движение. В начале XX в. киргизы ещё не были единой, сплочённой нацией, сплочённой нацией, чтобы стремиться к политическому освобождению. Начальник Верненского уезда характеризуя общественно-политическое состояние киргизского общества в 1908 г. констатировал:

«Коренной основой быта киргизского народа является родовое начало. Подразделяясь на множество родов и родовых ответвлений, киргизский народ представляет собой конгломерат более или менее многочисленных по составу родовых семейств. ... Правосознание киргизов не расширилось до размеров усвоения общественных интересов, а по-прежнему обнимается узкими интересами рода, с которыми связаны понятия государства, родины, семьи; всё же остальное укладывается в сознании киргиза как что-то, по меньшей мере, чуждое. Киргиз относится к своему и чужому роду так же, как культурный человек к своему и чужому государству». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 393, л. 20].  

Отчего и происходили постоянные межплеменные распри, и движение за общее освобождение или отделение не могло возникнуть. Ответ на вопрос «освобождение от чего и от кого?» скромно подразумевает освобождение от России. Но, если бы оно и состоялось, то племенными элитами «освобождение» имело целью возвращение к ханскому устройству, для простого народа более трудного и более жуткого. Такой поворот событий, если бы он и состоялся, не был бы освобождением для простого народа, а ещё большим закабалением.  

Примером тому являлись соседние среднеазиатские ханства – Бухарское и Хивинское, в которых, по сообщению начальника Туркестанского районного охранного отделения, «мечтой населения, исстрадавшегося в бесправии и от поборов всякого рода сборщиков податей, является полное присоединение этих ханств к государству Российскому». [ГАРФ, ф. 97, оп. 4, д. 78].

Опасения сепаратизма в центре метрополии и стремление к самостоятельности колоний, зависимых территорий и провинций – обычные явления в любой империи. Рассмотрим, как с этим обстояло в Туркестане, входящего в Российскую империю, было ли здесь стремление к отделению, к освобождению от России. Видный башкирский политический и общественный деятель, публицист, историк-востоковед Ахмед-Заки Валиди-Тоган (1890-1970) в 1913-1917 гг. бывал в научных поездках в Туркестан, где одновременно занимался и политической деятельностью.

В своих мемуарах, (Тоган З. В. Воспоминания. Кн. 1. Уфа. 1994), в главе «1916-1917 гг. Политическая жизнь» (стр. 157-278), описывая политическую жизнь в Туркестане этого периода, автор говорит о двух направлениях политического движения в этом регионе: быть ли послереволюционной России федерацией или унитарным государством. Как видим, ни о каком освобождении, о выходе из состава России Туркестана или его отдельных областей речи не было. Тоган пишет: «Многим среднеазиатским интеллигентам импонировала кадетская партия, но начинающие прозревать представители казахских, узбекских и туркменских сёл относились к ней настороженно».

Настороженно потому, что главным пунктом кадетской партии было провозглашение принципа «единой и неделимой России», недопущение её федерализации (за исключением Польши и Финляндии). Кадетами предусматривалось унитарное устройство государства, при котором региональные органы возглавляются должностными лицами, назначаемыми из центра. Далее Тоган пишет: «Нам удалось убедить мусульманских делегатов из провинции в нашей правоте, сделать их сторонниками федерации». (Стр. 174).

Думаю, читатель обратил внимание, что в предыдущей цитате о политической деятельности в Туркестане киргизы и таджики не упоминаются. В Туркестане накануне восстания 1916 г. не было ни одной политической партии, представляющей интересы коренного населения и способной возглавить восстание. Если, например, в Андижане во время восстания появилась политическая группа «Таракки парвар» («Общество равенства»), а в Казахстане после революции 1905 г. зарождалось общественно-политическое движение казахской интеллигенции «Алаш», то в Киргизии не было и подобного.  

По данным К. Усенбаева, в 1912 г. в Пишпеке из представителей местной буржуазии и просветителей организовался немногочисленный кружок (упоминается о трёх членах) «либералов мусульман». Но вся его «некоторая работа», по описанию Усенбаева, сводилась к установлению контактов с представителями «национальной буржуазии Туркестана и Казахстана», проведению встреч и чтения газеты «Ай-ап» и журнала «Оян-Казак». [(22), стр. 22].

Как видим, активной политической деятельности группа не проводила, тем более в массах. При описании политической жизни Туркестана в «Воспоминаниях» Тогана никаких упоминаний о киргизских политических представителях нет, хотя упоминания о политических деятелях других национальностей Туркестана – довольно часты.  В своих «Воспоминаниях» о пребывании в Туркестане Тоган упоминает всего о двух знакомствах с киргизами: с учителем начальной школы  Ибрагимом Джанузаковым и манасчи Сарыкуловым.

Если у национальной интеллигенции Туркестана были идеи автономии, в какой-то степени реализованные в период Гражданской войны, то политическая мысль, политическое движение в Киргизии в это время были не настолько развиты, чтобы выдвигать лозунги национального освобождения. Не было такого политического движения, а тем более не то что общепризнанного, но даже видных лидеров. Киргизская интеллигенция была мизерной по своей численности и не имела отношения не только к руководству восстанием, но и к участию в нём.

Да, выборы местной власти проходили в остром противостоянии, но это была не социально-политическая борьба, а патриархально-родовая борьба за власть, за объект грабежа и наживы. Ревизующий в 1908-1909 гг. Туркестанский край сенатор Пален также отмечал, что «киргизы, в массе, ещё безразличны к вопросам религии и политики». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1498, л. 22об]. Каким же было действительное отношение к идее политического освобождения со стороны мусульманского населения Туркестана, каковы были наблюдения других свидетелей того времени.

Например, с точки зрения начальника Красноводского уезда (Закаспийская обл.) никакой угрозы единству Империи не существовало. В секретном донесении в Петербург в 1913 г. он сообщал: «Я уверен, что … ни один мусульманский деятель не верит в возможность практического осуществления идей священной войны, но это не исключает возможности проповеди среди тёмных масс мусульман газавата с целью поднятия настроения и возбуждения вражды к иноверцам». (Туркестанское восстание 1916 г. Материалы Международной научной конференции 23-24 мая 2016 г. М. 2016, стр. 88).

Туркестанский генерал-губернатор А. В. Самсонов в 1913 г. писал начальнику Генерального штаба, что столкновение двух начал, «нашего и туземного, столь далёких друг от друга, … несомненно, не пройдёт без крупного потрясения для местных мусульман. И, как логическое следствие сего, возможны в некоторых случаях даже кровавые эксцессы (вроде Андижанского восстания 1898 г.), как громкие протесты против нарушения веками сложившихся устоев и обычаев, но обобщать на основании сего подобные факты в выводы о крайне приподнятом, явно враждебном нам настроении среди всех туземцев наших Средне-Азиатских владений – мне кажется нет никаких оснований». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 5067, л. 17-19].

То есть, во-первых Самсонов предсказал восстание 1916 г. Во-вторых, сопоставляя эти два высказывания, видно, что местные мусульмане не задумывались о том, чтобы отделиться, освободиться от России. Но это оценки, данные представителями русской администрации, а что думали сами коренные жители Туркестана – мусульмане. К чему в действительности стремились мусульманские народы? Какие требования выдвигали их представители? В 1905 г. проходивший в Нижнем Новгород съезд мусульман Сибири и Кавказа направил прошение императору, в котором говорилось: «Не отчуждения от коренного населения жаждем мы, а единения с ним на всех путях по праву полноправных русских граждан». (Шаповалов В.Ф. Истоки и смысл российской цивилизации. М. 2003, стр. 103). 

20 октября 1914 г. началась война России с Турцией (Россия официально объявила войну 2-го ноября 1914 г.). Российские мусульмане первоначально встретили войну спокойно и даже патриотично. Например, 11 ноября 1914 г. оренбургский муфтий М. Султанов обратился к мусульманам по поводу нападения единоверной Турции на российские черноморские города. Он призвал мусульман защитить «наше дорогое отечество, в котором мы живём», и выступить против Турции, правители которой «под влиянием Германии принудили Турецкую империю начать войну с Россией». (Инородческое обозрение. 1914, №9, стр. 609).  

В 1915 г. группа мусульманских эмигрантов из России, состоящая из татар Ю. Акчурина и А. Ибрагимова, азербайджанцев А. Агаева и А. Гусейнзаде, крымского татарина М. Э. Челиби-заде и М. Бейджана из Бухары организовала в Константинополе «Комитет защиты прав мусульманских тюрко-татарских народов России». В «Меморандуме» Комитета, изданном на немецком языке (догадываетесь, откуда дует ветер освобождения) в Будапеште в 1915 г. (русский перевод написан азербайджанским общественным деятелем А. Гусейнзаде в феврале 1916 г.), содержались следующие требования.

Восстановить государственность мусульманских народов, оказавшихся в пределах Российской империи, а именно: восточноевропейские и среднеазиатские ханства; восстановить полную независимость Бухарского и Хивинского ханств, возвратив им территории, которые вошли в состав Туркестанского генерал-губернаторства; предоставить казахам, занимавшим территорию от Уральских гор до Восточного Туркестана, административную автономию. (Гражданская война в России и мусульмане. Сб. док. и матер. М. 2014. Стр. 715-716).

Как видим, никакого призыва к расколу Российского государства не было. Вопрос о выходе Туркестана или его отдельных областей из состава Российской империи не поднимался. Полную независимость требовали только для Бухарского и Хивинского ханств, находившихся под протекторатом России. Для остальных тюркских народов речь шла о национально-территориальных и административных автономиях в составе Российской империи, что было и сделано при советской власти.

Только вот с требованиями именно относительно киргизов в документе нет ясности: восстанавливать Кокандское ханство или дать автономию вместе с казахами, но в любом случае они оставались бы в составе России, независимости для них в меморандуме не требовалось. 

Русский востоковед и тюрколог В. А. Гордлевский в статье «Мечта мусульман», опубликованной в московской газете «Русские ведомости» 18 декабря 1915 г., отмечал, что мусульмане не требуют независимости, они «только просят, чтобы были отменены ограничения, установленные для них». 27-29 июня 1916 г. в Лозанне (Швейцария) проходил 3-ий конгресс Союза народов, созданного ещё до Первой мировой войны. Из населяющих Россию в Лозанну приехали представители 27-и народов. Критикуя национальную политику русской власти, М. Чокаев заявил:

«Татары, прежде всего, хотят для себя культурной автономии». Казах Юсупов Ахмед-Сафа также заявил, что казахи требуют национальной и религиозной автономии. [Гражданская война в России и мусульмане. Сб. док. и матер. Сост. С. М. Исхаков. М. 2014, стр. 719]. Но вопрос о выходе из состава Российской империи не поднимался. Не думаю, что среди киргизов была иная, более радикальная позиция. Если у отдельных лиц, возможно, и была такая позиция – отделиться от России – то, основываясь на воспоминаниях З. В. Тогана, среди них не было киргизских общественных деятелей с подобными целями.

Я не встретил сведений, что в Комитете защиты прав мусульманских тюрко-татарских народов России в Константинополе, на конгрессе Союза народов в Лозанне или во Временном центральном бюро российских мусульман были представители от киргизов. Называть восстание освободительным, основываясь на призрачных желаниях радикальных мулл и мечтающих о всевластии манапов – неубедительно.

Когда в результате Февральской революции 1917 г. народы бывшей Российской империи получили право на самоопределение, то, несмотря на недавний острый межэтнический и межконфессиональный конфликт в Туркестане, мусульманские народы, по примеру Польши и Финляндии, не вышли из состава Российского государства. Они, наоборот, остались в его составе, о чём было заявлено на съездах народов Средней Азии в течение 1917 г. В обращении Временного центрального бюро российских мусульман в апреле 1917 г. говорилось:

«В братском единении с другими народами России мы стоим теперь перед огромными задачами государственного строительства» [Гражданская война в России и мусульмане. Сб. док. и матер. Сост. С. М. Исхаков. М. 2014, стр. 23]. Как видим из документов, идеи, лозунга политического освобождения (о социальном поговорим далее), выхода из состава Российской империи среди мусульман не было. Или у киргизов была особая позиция, о которой исследователям неизвестно?

При чтении выступлений некоторых современных публицистов, характеризующих восстание, как антицарское и освободительное, создаётся впечатление, что они не знают действительного хода восстания или умышленно умалчивают об его отдельных событиях, преследуя свои сиюминутные цели. Андижанское восстание 1898 г. началось нападением на русский военный гарнизон, то в 1916 г. нападений восставших на воинские гарнизоны не было.

Не было нападений и на административные центры с царской администрацией. Ни один из шести уездных центров, не говоря уже о Верном, не подвергался нападению восставших. Повстанцы нападали на мелкие сёла, в которых царскими «ставленниками» были избранные сельские старосты, в крайнем случае, участковый пристав. Такое же положение с характеристикой освободительное. Сепаратизм народов Туркестана не проявлялся ни во время революции 1905-1907 гг., ни, тем более, после революции 1917 г., хотя в 1917 г. и позже условия для осуществления таких планов были более благоприятными, чем в 1916 г.

В Ташкенте марте 1917 г. представители национальной буржуазии и интеллигенции, основываясь на движении джадидизма, создают общественную организацию «Шура-и-Ислам» (Исламский совет). Одной из главных политических целей организации было создание автономии Туркестана в составе России. На съезде, проходившем с 16 по 23 апреля 1917 г. в Ташкенте, несмотря на проскальзывающие заявления о «национальном государстве», была одобрена политика Временного правительства в Туркестане и выражена солидарность с кадетами и монархистами, т. е. с федеративным устройством государства. (История СССР, 1957, №4, стр. 102).

В июле 1917 г. на первом Всеказахском съезде, проходившем в Оренбурге, была создана партия «Алаш», политическая платформа которой была близка к центристской Конституционно-демократической партии России. На съезде были приняты решения по основным вопросам, в том числе, создание «парламентской федеративной республики казахских областей в составе Российской федеративной демократической парламентской республики». В ноябре 1917 г. в Коканде была провозглашена Туркестанская автономная республика, в декабре в Оренбурге было принято решение об Алашской (казахской) автономии в составе Российской республики.

Но в Киргизии подобных знаковых событий не происходило, хотя в Пишпеке с лета 1917 по лето 1918 гг. тоже была ячейка партии «Алаш» (партия существовала с 1917 по 1920 гг). И если бы в 1916 г. идея и движение за освобождение или автономию существовали, то они в 1917 г. обязательно возродились бы. Но их не было ни в 1916, ни в 1917 гг., потому что киргизская интеллигенция была очень малочисленной, общественное движение не развито, а государственных традиций не существовало, несмотря на красивые, но необоснованные утверждения современных национальных историков о двухтысячелетней государственности киргизов.

Неудача в создании национальных государственных образований в Туркестане во время революции и Гражданской войны привела часть сторонников этого движения к басмачеству и в дальнейшем к эмиграции. Некоторые из этих деятелей стали сотрудничать с Германией и участвовали в создании Туркестанского легиона Вермахта. В пропагандистских целях военнослужащим Туркестанского легиона обещали создание Большого Туркестана – государства под протекторатом Германии.

И вот здесь имеется очень интересный факт: несмотря на более ожесточенный характер восстания в Северном Киргизстане, Туркестанский легион практически не получил пополнения из киргизов. [(328), стр. 31]. Утверждения, что восстание 1916 г. было освободительным движением, несостоятельно. Во главе восстания не было идейных вдохновителей и народных героев, его подготавливали, провоцировали и им руководили манапы и представители исламского духовенства.

Руководители восстания не имели не то что чёткой, а вообще никакой программы движения и устройства будущего независимого государства. Министр внутренних дел, отмечая недовольство мусульманского населения действиями Правительства в Туркестанском крае, писал, что «определённой программы в этом направлении не замечается и в данное время она едва ли выработана». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 10]. Манапы, ограниченные при русском правлении во всевластии, стремились к возвращению своего господствующего положения, а не к освобождению своего народа.

Объявляя себя ханами, они не ставили перед собой цель создания конкретного киргизского объединённого независимого государства, а стремились стать лишь местечковыми властителями. Делегат от станицы Самсоновской Алексей Александрович Иванов в своём докладе на заседании Семиреченского казачьего исполнительного комитета 15 мая 1917 г. отмечал, что киргизское восстание выразилось «просто в разбойных нападениях на русских, в грабежах, поджогах убийствах, пленениях, поруганиях и прочее». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 67].

Об отсутствии идеи освобождения говорит и характер действий восставших. Восставшие начинали свои действия не с нападений на административные центры, не с ударов на ключевые и стратегические объекты, не со штурмов на казармы воинских частей, а с нападений на отдалённые заимки, пасеки, мельницы и маслобойки, затем переходили к нападениям на сёла, подвергая все эти объекты погромам и поджогам. Понять такие действия можно, как метод устрашения, вытеснения русского населения, но не борьбой за освобождение. 

В прошении к Туркестанскому генерал-губернатору киргизы Аулиеатинского уезда признавались: «Мы, конечно, далеки от того, чтобы оправдывать поведение киргизов, выразившееся в столь преступных формах, мы старались лишь почтительнейше обратить внимание Вашего Высокопревосходительства на то обстоятельство, что преступные деяния киргизов были направлены не против правительства и его органов, а против частных лиц». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1134, л. 232-233].

Если цель восстания действительно освобождение, то зачем уничтожать линии связи, громить мельницы и почтовые отделения, разрушать мосты? Не просто изгнать русского переселенца и занять его дом под свою зимовку, а именно сжечь усадьбу. Показательны в этом отношении погромы объектов Управления строительства Чуйской оросительной системы. В 1912 г. начались изыскания и проектирование Чуйской оросительной системы. На это было израсходовано 972 тысячи рублей.

Строительство началось в 1914 г. Были построены цементный завод, два лесопильных завода, деревообрабатывающая и механические мастерские, три мукомольных мельницы, телефонная сеть и гражданские сооружения для строителей. Всего на сумму 660 тысяч рублей. Заготовлено разных материалов и оборудования на один миллион рублей, в том числе, небывалое для Туркестана: закуплено пять экскаваторов. [(323), том 2, часть 1, стр. 40]. Началось строительство гидротехнических сооружений, имеющее цель оросить пустующие земли, сгладить земельный вопрос.

При заявлениях о нехватке земель эта развернувшееся стройка была остановлена из-за нападений на объекты строительства и их погромов, из-за убийства строителей, начиная со смотрителей водомерных постов, расположенных, как правило, на выходах из ущелий. Многое, уже построенное, было разрушено, например, сожжён лесопильный завод на Кемине. Точно такое же положение было и на Семиреченской железной дороге, о строительстве которой неоднократно ходатайствовали в течение многих лет.

Из-за нападений на строителей сооружение дороги было остановлено, а рабочие разбежались. Все эти оросительные сооружения, мосты, линии связи, мельницы и прочее, ох как бы, пригодились после освобождения. Но бессмысленные погромы говорят об обратном: о неприятии нового, о стремлении к старому, бывшему образу жизни. В время восстания отдельные призывы к самостоятельности были. В Джизакском уезде Самаркандской области, например, были призывы к созданию самостоятельного бекства.

Нечто схожее сообщал Фольбаум Куропаткину, что «некоторые влиятельные киргизы» решили, «что наступил удобный момент уничтожить русскую власть для создания киргизского ханства». Исследователь Юсупов Э. Ю. насчитал шесть лозунгов, с которыми выступали восставшие. (История СССР, 1981 г., №5, с. 163). Но среди них нет лозунгов «Да здравствует независимый Кыргызстан!» или «Свободу Кыргызстану!»

Я также нигде не встречал документов, воспоминаний или сообщений, что на собраниях, съездах или курултаях киргизов звучали лозунги: «Отделимся от России! Да здравствует свободный Кыргызстан!», что повстанцы шли на штурм Токмака с кличем «За свободный Кыргызстан». О ханском Киргизстане мечтали Шабдановы, их приспешники и фанатичное духовенство. Житель Токмака Г. К. Иваненко сообщал:

«Относительно целей восстания мне пришлось говорить с одним молодым киргизом ещё до начала восстания. Он говорил, что киргизы не хотят давать рабочих на войну, и что они под властью Мукуша Шабданова создадут ханство». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 16об]. Токмакский торговец У. Фальзыбаев тоже подтверждает: «Относительно планов и целей восстания среди киргизов я слышал следующее: 1) воевать с русскими до тех пор, пока не будет отнята земля до самого Ташкента; 2) после захвата указанной части края организовать ханство; 3) русское правительство изгнать и истребить». [Там же, л. 21об].

Но такие мечтания и громкие заявления под собой никакой базы не имели. Торопясь исполнить мечту о создании своего ханства, не одержав ещё ни одной победы, сарыбагишевцы 9-го августа на съезде дали клятву ни в коем случае не давать рабочих, не подчиняться приказам русских властей и торжественно провозгласили ханом манапа Мукуша Шабданова. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 11об]. Провозглашение Шабданова ханом не единичный случай. В Загорном участке Пишпекского уезда под именем «кочкорского» был провозглашён ханом Канат Абукин.

На Иссык-Куле в племени бугу объявил себя ханом Батырхан Ногаев. В отличие от остальных сёл иссык-кульского побережья постройки Иссык-кульского монастыря хотя и были захвачены восставшими, но особо не пострадали. «Церковь, жилые помещения и службы целы, за исключением стёкол, разбросанных книг и поломанной мебели». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 4, д. 5038, л. 167]. Говорят, что Батырхан предполагал сделать монастырскую обитель своей ханской резиденцией.

Такое обилие ханов в будущем, в случае создания ханства, предвещало возрождение кровопролитных междуусобиц. Престолы нарынского и алайского ханов, наверное, ещё оставались свободными. А вот за титул кочкорского уже началась борьба: с Канатом соперничал Тезекпай. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 1об]. Но при первых же признаках поражения эти новоявленные ханы или скрывались в горы (Абукин), или бежали, бросив восставших (братья Шабдановы бежали в Китай).

Побудительными причинами восстания были не стремление к освобождению, а протест против мобилизации, переросший в выступления против русских. Д. и. н. Д. А. Аманжолова вообще считает, что «повсеместное избрание ханов … вряд ли можно расценивать как стремление к самоопределению, скорее, это был один из этапов организации в рамках традиционных представлений о системе управления». [Туркестанское восстание 1916 г. Материалы Международной научной конференции. Москва, 23-24 мая 1916 г. М. 2016, стр. 139].

Далее Аманжолова отмечает: «За время восстания не произошло общенациональной мобилизации и консолидации, ни в одном его очаге не возникли сколько-нибудь значимые организационно-политические структуры, которые выдвигали бы требования национального самоопределения даже в форме автономии, объединяли бы этносообщества на какой-нибудь партийной платформе». (Там же, стр. 143). Да, освобождение было одной из целей восстания, но не то, какое в это понятие вкладывали в советское время и имеют в виду сейчас.

Манапское руководство восстанием хотело освобождения, но не для народа, а для своей независимости от русской власти, чтобы бесконтрольно и без всяких ограничений со стороны эксплуатировать свой народ. Эту цель восстания наблюдатели отмечали уже во время волнений. Губернатор Самаркандской области писал: «Мусульманские идеалы (независимости – Б. М.) и мученичество за веру … только украшают слегка … чисто экономическое движение». (Ланда Р. Г. Россия и ислам. // Восток. 2000, №5, стр. 178).

Уже упоминаемый «Комитет в защиту прав магометанских тюркско-татарских народов России», созданный Турцией и поддерживаемый Германией, в своём обращении из Будапешта к главам европейских государств и США призывал: «Мы надеемся, что знаменосцы западной цивилизации – Австро-Венгрия и Германия – в ближайшем будущем переведут эти народы на культурные пути. И установление центрально-азиатских ханств могло бы это стремление в высшей степени облегчить».

То есть, тот же призыв к возрождению ханств, но только прикрытый заявлениями о цивилизации и культурном пути. Отдельные, частные призывы к независимости были и прежде. Но национальная интеллигенция, в отличие от феодальной верхушки, если и поднимала вопрос самостоятельности, то выступала только с требованием автономии. Общее же отношение мусульман к России, к «Ак-Падишаху» было следующим. Они, за редким исключением (некоторые горцы Северного Кавказа), были настроены на сотрудничество с русскими властями.

Но Первая мировая война внесла изменения в настроение мусульман империи. Лояльность мусульман к царскому режиму пошатнулась как из-за внутренних социально-экономических потрясений, так и потому, что с осени 1914 г. Османская империя вступила в войну против России. В 1914-начале 1915 гг. отношение менялось незначительно. Но после поражений России в 1915 г. начались первые проявления, а в 1916 – открытое недовольство, связанное с ухудшением экономического положения и призывом на тыловые работы.

Ниязматов Маримбай (http://blog.turklib/com/2010/11/1916.html) приводит слова Филиппа Д. Картина (к сожалению, не нашёл сведений о нём), что в 1916 г. в Туркестане «протесты против мобилизации коренного населения на тыловые работы получили широкое распространение». Но в тоже время Картин констатирует, что, несмотря на это, «никакого значительного подъёма движения за независимость не наблюдалось».

Ревизующий последствия восстания член Совета при Министре внутренних дел В. Г. Кондоиди на основании заявлений «крестьянских начальников» и «киргизских уроженцев» в своём отчёте также утверждал, что «киргизы никогда не проявляли сепаратистских стремлений», и только указ о наборе подал им «повод прибегнуть к мерам, которые», как они считали, «избавят их от реквизиции». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956. л. 69]. Обратите внимание: цель восстания избавление «от реквизиции», но не освобождения от России.  

В жалобе на пристава Грибановского киргизы Беловодского участка писали: «В этих событиях (восстание) нужно видеть не желание киргизов отдалиться от русских, такое мнение было бы ошибочным, а неправильное понимание набора рабочих среди киргизов». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 211]. Шамбеталы Сейдалин, киргиз Тлеубердинской волости Беловодского участка подтверждает: «Киргизы бунтовали потому, что не хотели идти на работы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 54об].

Это подтверждается и решениями мусульманских форумов, проведённых после свержения монархии и на следующий год после восстания. В июле 1917 г. на 1-ом Всекиргизском (казахском) съезде было выдвинуто требование территориальной автономии в составе Российской демократической федерации. В ноябре 1917 г., в противовес левому правительству в Ташкенте, в Коканде собрался 4-ый Чрезвычайный краевой мусульманский съезд (другое название Всетуркестанский конгресс политических партий и движений).

На этом съезде Туркестан был объявлен «территориально автономным в единении с федеративной демократической Российской республикой» – Туркестанской автономией. Чтобы принизить её значение, названная большевиками Кокандской автономией. В резолюции съезда подчёркивалось, что он отражает волю всех народов, населяющих Туркестан к самоопределению в единении с федеративной Российской республикой.

Монархия свергнута, новая власть ещё не укрепилась, казалось бы, используй момент. Но в обоих случаях речь шла об автономии, а не об «освобождении», не об отделении от России. Примечательный факт. 27 октября 1917 г. в Ташкенте, при получении сведений о подготовке восстания, Туркестанским комитетом Временного правительства было принято решение о разоружении двух революционно настроенных запасных полков.

Попытка разоружения 1-го и 2-го Сибирских полков привела к вооружённым столкновениям между войсками, верными Временному правительству, и революционно настроенными солдатами ташкентского гарнизона и рабочими железнодорожных мастерских. На стороне Временного правительства, кроме 6-го и 17-го Оренбургских казачьих полков, двух конных сотен Семиреченского казачьего войска, военного училища и школы прапорщиков, был и «мусульманский батальон».

И в социальном плане не освобождение народа было целью феодальной элиты и манапской верхушки. Их цели в восстании выразили ташкентские казии в своём письме афганскому эмиру: «Наша жизнь в этой стране пропадает даром. Свои дела исполняем благодаря даваемым начальству взяткам. Всё, что собираем от населения, передаём в руки чиновников и служащих. В государстве этих неверных нельзя добиться блага в жизни». Поэтому феодалы и направили гнев толпы, вызванный трудностями жизни и тяготами военного времени, в нужное им русло, устремив этот гнев на русских, чтобы "добиться блага в жизни" для себя.

Чтобы самим не отвечать за непомерный «чигын», за несправедливые списки мобилизуемых, чтобы, имея защиту от внешних притеснений, всё же освободиться от опеки «Белого царя» и снова стать безраздельными владыками прежних феодальных порядков, «всё собираемое с населения» забирать себе. Ревизующему Туркестанский край сенатору Палену было подано прошение от «участвовавших на съезде в гор. Пишпеке по обследованию правового быта оседлых и кочевых мусульман Семиреченской области».

В прошении, кроме справедливых, обсуждаемых и религиозного характера жалоб, были и следующие просьбы, требующие возврата к старым порядкам и националистического характера: «Пункт 4. Разрешить вакуф. (Мусульманское духовенство по Положению 1886 года было лишено значительной части вакуфных земель и вот теперь хотело их возврата. – Б. М.). «П. 5. Рассмотрение и решение всех дел, вытекающих из семейных, брачных и наследственных отношений мусульман подчинить исключительно Духовному собранию» (на основе шариата, конечно, – Б.М.). [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 264, л. 319-320].

Далее шёл ещё ряд расплывчатых требований с передачей их решения Духовному управлению, то есть духовенству. Более конкретно и подробно о желаемых изменениях говорит и прошение от, так называемых, жителей города Самарканда и Самаркандского уезда, «подписавшихся и приложивших печати». Раз приложили печати, то, значит, это не простые жители, а волостные старшины. «Пункт 6. Все судебные решения согласовывать по шариату. П. 7. Восстановить все вакуфные права.

«П. 8. Обучение в медресе и мактабах проводить по шариату. П. 13. Народные судьи подчинялись бы Духовному собранию. (А независимость суда? Причём подчинение не какому-то светскому законодательному органу, а именно духовенству. – Б. М.). П. 15. Люди разделены на 4 степени (первая, вторая, третья и четвёртая), чтобы они имели предпочтение согласно их степени во время дачи свидетельского положения. (А равенство перед законом? – Б. М.). П. 17. Чтобы мусульманские женщины ходили с закрытым лицом.

«П. 18. Тела убитых не вскрывать по шариату. П. 20. Всех, не исполняющих предписания шариата, не принимать свидетелями. П. 25. Всякие книги печатать мусульманским шрифтом. П. 37. Всю полицию в городе назначить из мусульман». [Там же, л. 229-234]. Явное, неприкрытое стремление к переходу от светского к клерикальному, теократическому управлению государством и обществом. В 1910 г. 277 кибитковладельцев Сарыбагишевской волости, устав от тяжких поборов со стороны Шабдана Джантаева, возбудили ходатайство об отделении и образовании самостоятельной волости.

Поняв, что он лишается части данников и земель, которыми до этого мог пользоваться бесконтрольно, Шабдан выступает с инициативой созыва чрезвычайного съезда биев. На открывшийся в гор. Пишпеке съезд биев было вызвано 227 кибитковладельцев. Посредством зависимых и родственных волостей на воспротивившихся было выдвинуто масса обвинений. В результате, зависимый от Шабдана суд признал иски справедливыми и назначил к взысканию со сторонников отделения 778 лошадей, 57 верблюдов, 36 баранов, 30 кошм, 19 женщин и деньгами 1255 руб. [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 6951, л. 2. Рабочее и аграрное движение в Казахстане в 1907-1914 гг. Сб. док. и матер. Алма-Ата. 1957., стр. 176].

Если читатель ничего особенного не заметил, то заостряю его внимание – в погашение штрафа требовались скот, деньги и 19 женщин. И это в 20-ом веке! Вот такого ханства, вот такого «освобождения» хотели «освободители» для восставшего народа. Поэтому главной целью восстания была не столько борьба с указом, сколько изгнание русских и создание исламского ханства, то есть возвращение на пятьдесят лет назад, когда манапы и духовенство имели неограниченную власть, когда шла война всех против всех.

Вот к такому «освобождению» стремились феодально-клерикальные руководители восстания. Е. Макаров, рассказывая про осаду Токмака («Слово Кыргызстана» от 03.08.1991 г.), писал: «Рядовые повстанцы, подгоняемые батырами, вынуждены были идти на верную смерть. И совсем не «за свободу и будущее своего народа», а за интересы реакционной феодально-родовой верхушки, против будущего. Только не все это чётко понимали». Исполняющий обязанности губернатора Алексеев писал:

«Составление списков призываемых почти везде вызвало ссоры и распри, так как масса во многих случаях противилась, прибегая даже к угрозам к тем лицам туземной администрации, которые настаивали на составлении списков призываемых. Этим воспользовались некоторые влиятельные туземцы, которых вынесла наверх волна общего расстройства. Решив, что Россия ослаблена войной, что Семиречье обездолено охраной и настало время использовать наступившую разруху для уничтожения русской власти в крае и на руинах последней создать новое киргизское ханство, они подняли восстание». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 9об].

Войсковой старшина, командир 1-ой Семиреченской ополченской казачьей сотни Пётр Васильевич Бычков, направленный с отрядом в Синьцзян для освобождения русских пленных и ареста руководителей восстания, после изучения положения беженцев в Уч-Турфане и общения с ними в своём рапорте об этой командировке писал: «По моему глубокому убеждению, многие главнейшие киргизские вожди, как Атекинцы и Шабданы, являются не идейными вождями киргизов, а простыми закоренелыми преступниками уголовного кадра.

«Об этом лучше всего свидетельствуют их зверства, как против беззащитных русских, в большинстве женщин, детей и дряхлых стариков, как равно и в отношении своих соплеменников киргизов». [Истархив КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 16920, св. 266, л. 193]. Неужели исследователи, называющие восстание освободительным, считают создание феодального ханства, с его деспотизмом, бесправием и нещадной эксплуатацией – освобождением киргизского народа. Вернёмся ещё раз к характеристике восстания, данной К. Усенбаевым.

Им перечислены все характеристики, встречающиеся в литературе о восстании, кроме одной экзотической, что восстание 1916 г. было предтечей, провозвестником революции 1917 г. Есть и такая марксистская характеристика! Зорин А. Н. в статье «Из истории восстания киргизов и казахов в 1916 г.» пишет: «Восстание 1916 г. было ярким доказательством того, что в России назревал революционный кризис, что она была беременна революцией.

«Это восстание было историческим результатом революционной борьбы российского пролетариата, ведшего за собой многомиллионные массы крестьянства всех народов. … Великодержавные шовинисты оценивают восстание 1916 г. как бунт «несознательного» и «забитого» местного населения, никакой роли в подготовке революции 1917 г., якобы, не сыгравший». [Борьба классов, 1932, №7-8, стр. 129].

Могут сказать, что это из ушедшей эпохи коммунистической идеологии. Но вот пример из постсоветского времени. В сборнике под редакцией И. К. Тернового «Костанайская область: прошлое и настоящее». (Костанай. 2003, с. 380) узнаём, что восстание 1916 г., «являясь составной частью общероссийского освободительного движения, способствовало свержению самодержавия в стране и победе демократического строя». После таких заявлений мелькает мысль: уж не с восстания ли 1916 г. началась революция в России?

На рисунке обложки книги Б. Исакеева «Восстание 1916 года» толпа идёт на штурм чего-то, похожего на московский кремль, под транспарантом «Власть советам», а вверху цифры «1917». Предположим, что это фантазия художника-оформителя, мало знакомого с действительностью восстания, но тогда возникает вопрос: куда смотрели и сам автор, и редактор издания. Думаю, что такая оценка восстания, скорее всего, высказанная к какому-нибудь юбилею революции, характеризует подход отдельных исследователей к оценке восстания, как поверхностный и сиюминутный.

Волнения среди коренного населения в 1905-1907 гг. и восстание 1916 г. против существующего положения и гнёта были, но они к общероссийскому революционному движению имели лишь косвенное отношение. Приведённая оценка восстания К. Усенбаева очерчивает что-то уж слишком широкий круг целей и задач, которые поставили перед собой восставшие, в действительности не имевшие никакой политической программы.

Особенно обращает внимание характеристика восстания, как антиимпериалистическое. Вот как позицию К. Усенбаева оценивает Д. Джунушалиев, скорее всего, имея в виду две предпоследних характеристики восстания – антиколониальное и антиимпериалистическое. В работе «В эпицентре восстания» («Слово Кыргызстана» от 19.10.1991) он пишет

«Попробуем подойти к вопросу (оценки восстания – Б. М.) с позиции несколько отвлечённого, философского рассуждения. В глазах неграмотных кыргызов начала века кто был притеснителем, кто отбирал землю и скот? Конкретные лица или колониальная политика царизма, о существовании которой, не говоря даже о предках, грамотные потомки узнали в стенах учебных заведений? Уместно ли задним числом, в угоду далёким от научности соображениям, приписывать доведённым до отчаяния людям качества марксистов-интернационалистов». [(325), стр. 47].

Об этом же ещё в марте 1917 г. в своих показаниях прокурору по поводу восстания заявлял общественный деятель Семиречья М. Т. Тынышпаев: «Говорить, что простой, малокультурный народ, всецело поглощённый своими повседневными интересами, отдалённый такими пространствами (от Центра, Европы и Турции – Б. М.), мог подняться до сознания образования какой-то цельной организации, преследующей отвлечённую, малоуловимую идею, может так думать или человек с болезненной фантазией, или имеющий какую-нибудь цель». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 127].

В заключение пример с республикой Тува. В 1921 г., пользуясь неразберихой в годы Гражданской войны, она вышла из состава РСФСР, была признана СССР в 1926 г., но испытав «прелести» отсталой экономической формации, соседства с Монголией и притязаниями Китая, в 1944 г. вернулась в СССР. Предположим невообразимое: Киргизия в 1916 г. добилась бы независимости, не превратилась ли бы она в результате этого, с её племенными распрями, во второй Афганистан? Если сразу после начала восстания только в Северной Киргизии объявились три хана.

Антирусский характер восстания.

Не только в Киргизстане, но и во всех постсоветских республиках после распада Союза разыгрывается национальная карта – очерняется Российская империя и приукрашивается собственная история. В частности, при описании восстания 1916 г. в Киргизии некоторыми авторами замалчивается такой негативный фактор восстания, как его антирусский характер. Исследователь Туркестана и восстания 1916 г. Котюкова Т. В. подчёркивает:

«Позиция исследователя при освещении любого исторического события должна, как нам представляется, выглядеть следующим образом: учитывать все документы и говорить обо всем. Не согласен – аргументированно опровергай, спорь, а закрывать глаза на очевидные факты недопустимо». (Восстание 1916 г. в Туркестане: документальные свидетельства общей трагедии. Сб. док. мат. Сост. Т. Котюкова. М. 2016, стр. 105).

Свой вклад в расшатывание царизма восстание 1916 г. внесло. Но оно не было частью революционной борьбы, как об этом писали советские историки, а преследовало экономические и национальные цели. Религиозный оттенок восстания в Семиречье тоже был, но погромы церквей, на фоне убийств мирных граждан и поджогов их жилищ, менее заметен, отодвигается на второй план. А вот национальный фактор в Семиречье принял обострённый характер.

Очевидец событий, дипломатический чиновник при Туркестанском генерал-губернаторе С. В. Чиркин так описал восстание: «Беспорядки с исключительной силой проявились в отдельных уездах Семиречья, где киргизы бесчинствовали над беззащитными русскими поселенцами. Дома их сжигались, имущество расхищалось, мужское население беспощадно вырезалось, а женщины и дети уводились в горы, где подвергались всяческим надругательствам». (Чиркин С. В. Двадцать лет службы на Востоке. Записки царского дипломата. М., 2006, с. 256).

Начальник Туркестанского управления земледелия сообщал в Главное управление земледелия: «В Туркестанском крае произошли среди туземцев волнения по случаю набора рабочих в тыл армии, причём жертвами волнений были лица не только туземной и русской администраций, но и чины других ведомств, а также частные лица русского происхождения и их семейства. Действия туземцев носили характер враждебности всему русскому, подогретой фанатизмом своего мусульманского духовенства, причём были совершены жестокие истязания, изнасилования и зверские убийства. [РГИА, ф. 426, оп. 3, л. 2].

Как уже говорилось, вооружённые выступления в связи с указом были и в других регионах страны (Кавказ, Сибирь). Но в отличие от Туркестана и Степного края, там не было целенаправленных русских погромов. Редактор отдела военной истории журнала «Родина» А. В. Ганин отмечает, что «летом-осенью 1916 г. в Туркестане и Степном крае произошла самая настоящая резня, и восхищаться этими событиями немыслимо». (Русский сборник. Исследования по истории России. Т. 5. М. 2008. стр. 153). Плохо разбирающиеся в истинных причинах своего бедственного положения, обманутые отсталые массы были втянуты в межнациональную рознь.

Тем более, что в сложившихся условиях (мало войск, много мужского населения мобилизовано, с началом войны оружие у русского населения было изъято) возможность пограбить русское население оказалось настолько соблазнительной, что «многие киргизы только и ждали благоприятного момента, чтобы наброситься на русское население, поживиться и изгнать с занятых земель». Некоторые исследователи безосновательно утверждают про «искусственно разжигавшуюся царизмом национальную вражду», не приводя, однако, фактов «разжигания» этой вражды. [Изв. Кирг. филиала АН СССР. 1951, вып.1(10), стр. 23].

Безусловно, трагические события восстания необходимо сохранять в памяти людей. Но, повествуя о разгромленных аулах и гибели киргизов при подавлении восстания, об их массовом уходе с родных мест, нельзя умалчивать о разграбленных и сожжённых сёлах славянских переселенцев; об убийствах русских детей, женщин и стариков, когда их отцы и мужья сражались на фронтах Первой мировой войны; о фактическом изгнании русских с побережья Иссык-Куля, когда из десятков сёл Пржевальского уезда остались не разгромленными только три населённых пункта.

Многочисленные факты насилий, грабежей и погромов со стороны восставших в отношении мирных русских поселенцев показывают, что протестом двигали не столько экономические и религиозные причины, сколько антирусская направленность восстания. В поселенном бланке села Беловодского 1909 г. на вопрос анкеты: «Не страдали ли поселенцы от враждебного к ним отношения туземцев?» записан ответ: «С киргизами жили мирно, в пастьбе скота киргизы нам не мешали. Стеснение от киргизов начали испытывать только в последние годы, с началом землеустройства». [РГИА, ф. 391, оп. 8, д. 6, л. 1]. (Странно, а в исследованиях говорится только о стеснении киргизов. – Б. М.).

И вот эти «стеснения», разногласия, недовольства во время восстания в Джаркентском, Верненском, Пишпекском и особенно в Пржевальском уездах вылились в погромы русских сёл, в убийства русских людей. Давайте будем придерживаться полного, всестороннего и беспристрастного взгляда на историческое прошлое. При описании восстания, в основном, почему-то говорят о трагедии только киргизского народа. Например, К. Мамбеталиев в публикации «Игра с историей (о 1916 г.)» (http://respub/kg/2016/08/26/igra-s-istoriej-o-1916-gode/) пишет:

«Возникает вопрос: где «общая трагедия», если узбеки, туркмены, казахи, таджики не уничтожались в таком тотальном порядке, как северные кыргызы». Мамбеталиев почему-то нетактично считает, что трагедия узбеков, казахов и других народов Туркестана во время подавления восстания меньшая, незначительнее, чем у киргизов, а главное – почему в его перечень не попали русские и украинские крестьяне Семиречья, дунгане Пржевальского уезда. Неосведомлённый читатель воспримет это умолчание, как отсутствие во время восстания потерь среди русских. Надо сказать, что это – замалчивание антирусского характера восстания – общая черта исследований многих советских и национальных историков.

Употребляемая характеристика восстания «антицарское» наиболее распространённая после «национально-освободительное». Но протест против царизма проявлялся, всего лишь, только в осквернении портретов царя. Реальные же, активные протестные действия восставших были направлены не столько против власти, сколько на крестьян-переселенцев. Например, в Пишпекском уезде число убитых во время восстания было: чинов администрации 1 чел., чинов разных ведомств 2, гражданских русских 97, пропавших без вести 65 чел. [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 102].

Пропавшие без вести – это уведённые в плен, редко кто из них остался в живых, поэтому их тоже можно считать погибшими, и тогда против трёх убитых, находящихся на «царской» службе – 162 погибших простых граждан. Можно ли при такой статистике называть восстание «антицарским»? К тому же «два чина разных ведомств» – это, скорее всего, служители отдалённых почтовых станций. Но об этом, о многочисленных нападениях и погромах русских сёл, об убитых мирных стариках, женщинах, детях, если и говорили, то с различными оговорками: частично, в отдельных случаях, в отдельных местностях, направлено против кулаков и т. п.

Например, в статье Боечина А. «Реквизированные рабочие» в революционной борьбе 1916-1917 гг. (История пролетариата СССР. 1934, №1, стр. 173) читаем: «Как правило, первые удары обрушились на волостных управителей, а затем возмущённое население убивало представителей царской администрации и частью русское население». (Стр. 173). Хотя в действительности всё было совершенно наоборот. Восстание носило явно выраженный антирусский характер.

Пользуясь тем, что русское мужское население призвано на фронт, оружие конфисковано на нужды армии и малочисленностью полицейского аппарата (так, например, весь Пржевальский уезд, в который входили Иссык-Кульская котловина и верховья р. Нарын, и где проживало 2000 безоружных русских поселенцев, охранялся всего 15-ью полицейскими), восставшие с первых же дней восстания свои первые удары обрушили на русские сёла, на простых русских людей. Из царской администрации пострадали, в основном, низовые чины: сотрудники почтовых станций, младшие сотрудники полиции и прочие.

Участник восстания 1916 г. Рыскулов Т. Р., впоследствии советский государственный деятель в Средней Азии, в 1926 г. в статье «О национальных моментах восстания 1916 года» писал: «Повстанцы в своих нападениях не разбирали ни русских царских чиновников, ни крестьян, ни русских рабочих (ведь были случаи, когда повстанцы нападали на железно-дорожных рабочих). … Всё это показывает, что восстание было направлено вообще против русских». (Коммунистическая мысль. Ташкент. 1926, №2, стр. 176).

Добавлю, что кроме железно-дорожных рабочих нападали и на строителей Чуйской оросительной системы. Исследователь Туркестана Галузо П. Г. также отмечал: «От восстания 1916 г. пострадал не столько существующий строй сколько русский мужик». (Там же, стр. 157). Характеристику восстания начну с воспоминаний жителя соседнего Аулиеатинского уезда, немецкого колониста: «Русское правительство призвало на военную службу магометанское население Туркестана. Но не для того, чтобы с оружием против немцев бороться, а для рытья фортификационных сооружений. Однако все киргизы воспротивились.

«В результате, они в своих мечетях молились Аллаху за победу немцев над русскими. Поступая так, они полагали, что Германия всех русских перестреляет, и они обязаны сомкнуть свои ряды. В русских деревнях все мужчины в возрасте от 19 до 45 лет уже давно были призваны. Только пожилых мужчин, женщин да детей можно было там встретить. А большие орды киргизов нападали на деревни, отвратительнейшим образом убивали много людей и разграбляли все жилища.

«Потом все жилища подвергали огню. Страх и паника росли неизмеримо. Мы свою дочь Анну отослали к родственникам в Самару. В округе нашей деревни киргизы уничтожили 40 русских деревень. К тому же, они уничтожали не только дома, но и созревший на полях урожай. Так что, практически всё было истреблено. Таким же способом киргизы уничтожали (дома и посевы) в окрестностях Пишпека и на Иссык-Куле». [(310), стр. 104]. Перевод Анатолия Кубельке].

Доверенные крестьян Пржевальского уезда Д. Г. Каракаш и М. Н. Ткачёв в записке, поданной в Совет Министров в апреле 1917 г. писали: «Если бы они (киргизы) восстали против Правительства, били и убивали чиновников, администраторов и т. п., то было бы понятно, но они поднялись против такого же бесправного, такого же забитого крестьянина, как и они сами. Киргизы уничтожали всё: людей, избы, хлеба, покосы, угоняли скот, уводили в плен женщин и детей». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 80].

Делегат от станицы Самсоновской Алексей Александрович Иванов в докладе Семиреченскому казачьему исполнительному комитету также подчёркивал, что нападения восставшими совершались на мирные русские селения, «которые к делу набора туземцев на тыловые работы совершенно были не причастны и никакого отношения к этому делу не имели». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 68об]. Свидетели восстания в длинном перечне действий повстанцев не упоминают нападения на административные управления, на представителей власти.

Отмахнуться, пренебречь этими показаниями свидетелей, назвав их не видящими дальше своей разгромленной усадьбы – невозможно: они общественные деятели, доверенные крестьян уезда, делегат от станицы. Можно предположить, что, восстание, запланированное и начавшееся, как «антицарское», в своём ходе приняло неожиданный поворот, непредвиденный характер. Но факты говорят о том, что нападения на русские сёла были не спонтанными, а планировались заранее, и восстание началось с нападений на отдалённые мелкие сёла.  

Министр внутренних дел ещё в 1912 г. сообщал, что, помимо общей неприязни мусульман к русским, последнее время «также ведётся пропаганда об изгнании русских с заселённых ими земель, о чём уже возникло дело, переданное прокурору Верненского окружного суда». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 10]. Секретный сотрудник охранки «Регистанский» 18 июля 1916 г. в агентурной записке сообщал о собрании киргизов, на котором обсуждался вопрос «как реагировать на распоряжение о посылке киргизов в качестве рабочих на войну».

Ораторами на собрании выступали бывшие и нынешние волостные управители и почётные лица, которые заявляли: «Жаль, что ушли пленные, а то мы вместе с ними показали бы русским, ну да мы и теперь сумеем устроить из них мясо». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., оп. 1, д. 1133, л. 6]. Крестьянина Токмака Ф. Журавлёва знакомый киргиз Диентай перед восстанием предупредил, что «наша орда собирается вырезать всех крестьян». [ЦГА КырР, ф. 75, оп. 1, д. 27, л. 31об].

Киргиз Ахмет, предупредив беловодского крестьянина Гайворнского о предстоящем восстании, добавил, что «киргизы сговариваются всё (русское) сравнять с землёй, не только уничтожить всех русских, но и порубить весь лес» (сады – Б. М.). [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 20об]. Волостной старшина Тлеубердинской волости Беловодского участка сообщал следствию: «Мятежники уже были готовы напасть на селение (Белогорку), истребить его и убить всех жителей, а затем то же самое хотели сделать с другими селениями». [Там же, л. 26].

Слова волостного старшины подтверждает простой киргиз той же волости Шаршеналы Ченбаев: «Собравшиеся киргизы говорили, что с русскими они будут воевать. Совещались, сейчас же напасть на Белогорку или под вечер». [Там же, л. 53об]. Крестьянин села Преображенского Пржевальского уезда Е. В. Лемякин следствию сообщал: «Киргиз Байбогу из аула №6 Курментинской волости недели за три до бунта проговорился, что у киргизов постановлено и решено солдат не давать и все русское население вырезать». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 12, л. 6].

Кашгарский сарт Хаким-Акуа Якупбаев, бывший в плену у повстанцев Кочкорской долины, рассказывал: «Мы стали просить, чтобы киргизы отпустили нас в Кашгар, но они на это не согласились и говорили, что вы наши пленники, когда мы перебьём всех русских и займём край, то вы будете нашими подданными». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15. л. 11]. Все эти намерения действовать против русских инициировались манапской верхушкой с надеждой вернуть свою прошлую безраздельную власть.
Продолжение в 14-ой части.