Продолжение, начало в 1-ой части.
И только после поднявшихся протестов и возмущений по этому поводу, 18 марта была объявлена всеобщая амнистия, в том числе и гражданам русской национальности, совершивших преступления во время восстания и грабежи и убийства после подавления восстания. [РГВИА, ф. 400. оп. 1. д. 4543. л. 123]. 16 марта Военный министр дал разрешение Куропаткину на использование из военного фонда 50-и тысяч рублей «на продовольственную помощь киргизам, бежавшим из Семиреченской области в китайские владения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 37]. Председатель Туркестанского комитета помощи пострадавшим от восстания Щепкин 23 апреля телеграфировал в Петроград:

«Возвращающиеся из Китая киргизы нуждаются в безотлагательной помощи. Среди них на почве голода развивается значительная смертность. На отпущенные по ходатайству Куропаткина 156 тысяч рублей образован хлебный запас. Однако в Нарыне и Атбашах этой помощи недостаточно для удовлетворения острой нужды. Туркестанский комитет считает необходимым оказать дополнительную немедленную помощь возвращающимся из Китая киргизам, на что просит спешно ассигновать ещё сто тысяч рублей». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 42, л. 23]. 24-го апреля было принято постановление о возвращении призванных инородцев домой.

Примечательный факт. Первоначально, 24 апреля, было принято постановление о возвращении только инородцев Туркестана. А уже потом, 5-го мая, Временное правительство постановило «возвратить на родину всех инородцев, реквизированных на основании указа от 25 июня 1916 г. для работ на фронте и на оборону». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4543, л. 134]. Пункт 5-ый резолюции по киргизскому вопросу Съезда советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Семиреченской области (ещё не большевистского), состоявшийся в июне 1917 г., гласил:

«Так как у киргизского населения в настоящее время наблюдается голод, необходимо немедленно отпустить хлеб и устроить питательные пункты. Ввиду того, что среди киргизского населения наблюдаются заболевания тифом и другими болезнями, следует создать санитарные отряды». [(160), неоф. часть, №136 от 21.06.1917 г.]. 26 апреля Военное министерство выделило ещё 100 тысяч руб. «на продовольственную помощь киргизам, бежавшим из Семиреченской области в пограничные китайские владения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 46].

Конкретные дела по этому вопросу подтверждает удостоверение, выданное советнику Семиреченского областного правления Пескову: «Дано настоящее удостоверение Комиссии по оказанию помощи ушедшим в Китай во время мятежа 1916 г. русско-подданным киргизам и уведенным ими пленным, состоящей из граждан Григория Васильевича Пескова, прапорщика Абызова и (киргиза Пржевальского уезда) Кашимбека Тюменбаева, отправляющейся в Китай, в том, что ей разрешено провезти за границу 20 тыс. рублей, что подписью удостоверяю. Член Туркестанского комитета Временного правительства». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5202, л. 3].

На съезде представителей переселенческих посёлков Пишпекского уезда, проходившего 22-24 июля 1917 г., на предложение отдать русским переселенцам земли, брошенные киргизами во время восстания 1916 г., заведующий Пишпекским переселенческим подрайоном заявил: «По постановлению Временного правительства все земли – помещичьи, монастырские, общественные и другие – до решения Учредительного собрания считаются неприкосновенной собственностью тех лиц и обществ, кому они принадлежат сейчас.

«Поэтому этого нельзя допустить и в отношении земель, находящихся в пользовании киргизов, хотя бы и покинутых ими. Такие земли можно занять только на арендном основании, с разрешения Киргизского комитета». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 5, л. 20]. Был и такой комитет, причём после восстания, что само по себе уже опровергает утверждение о геноциде.

30 сентября Временное правительство распорядилось о выделении Туркестанскому комитету 11 млн. 150 тысяч руб. для оказания помощи русскому и туземному населению Семиреченской области, пострадавшему «от киргизских волнений в 1916 г.». Из этих средств указывалось: «Выдать возвращающимся из китайских пределов семиреченским киргизам безвозвратное пособие по сто рублей на кибитку». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 176].

В Туркестане после установления власти Временного правительства, был создан Киргизский комитет во главе с Найзабеком Тулиным, который 12 ноября 1917 г. сообщал прокурору: «Резня, грабежи, самоуправство со стороны крестьян и солдат на киргизов усилились. Одиннадцатого ноября ночью в Узунгирской волости (Пишпекский уезд – Б. М.) в десяти верстах от города убиты 25 киргизов. Киргизский комитет просит принять самые энергичные меры, к прекращению убийств и оградить киргизов от всяких насилий». [ЦГА КырР, ф. И-28, оп. 2, д. 15, л. 4].

Власти не замалчивали и, тем более, не поощряли такие преступления, а реагировали и принимали меры по подобным преступлениям. Так, комиссар Временного правительства Абдыкерим Сыдыков 24 ноября докладывал, что «по делу об убийстве 25 киргизов двое преступников задержаны, розыск остальных производится». [ЦГА КырР, ф. И-28, оп. 2, д. 15, л. 7]. В заключение приведу выдержку из дневника А. Н. Куропаткина. Уже после восстания начальник края писал:

«Уверен, что киргизов можно призвать к новой жизни. Нужно дать им просвет в их безотрадном ныне положении. Надо создать из них полезную для России группу населения. Не надо для этого обезземеливать их и тянуть насильно к переходу к оседлой жизни. Как кочевники и как коневоды они будут более полезны России, чем как плохие земледельцы. С введением и у них воинской повинности они дадут прекрасный материал для укомплектования нашей конницы и обозных частей». [(186), стр. 65].

Как видим, планы о перспективе участия киргизов в жизни страны, а не об их геноциде. Все эти просьбы губернаторов и ведомств, мероприятия, постановления и решения, принятые властями по ним, говорят не о геноциде киргизского народа, а как раз об обратном. Об обратном говорят и действия восставших, как раз-то имеющих признаки геноцида. Убивали людей, поджигали сёла и отдельные заимки, громили церкви, нападали на изыскателей и строителей Семиреченской железной дороги и Чуйской оросительной системы по национальному признаку, потому что они русские.

Но так как эти действия не имели заранее запланированного, организованного и строго целенаправленного характера, то я, не в пример обвинителям русского народа, не называю это геноцидом. Это элементарный дикий грабёж по национальному признаку. В приводимой ранее жалобе в комиссию, проверяющую в 1908-1910 гг. Туркестанский край, русский заявитель из Пишпекского уезда в первую очередь сообщил о притеснении киргизов своими манапами, потом уже о положении русских переселенцев. Закончив говорить о бедах русских переселенцев, автор прошения снова возвращается к киргизам:

«И всё это (проблемы переселенцев – Б. М.) ничего, пустое в сравнении со значением съездов киргизов (суд биев – Б. М.). Разберите значение съездов. Уничтожить их надо, или, что самое главное, обезвредить, лишить того злого права, которое служит только к порабощению простого народа в руки подлецов-манапов, которым место в каторге. Они гнетут и развращают народ. Великого блага ждёт киргизский народ от уничтожения рабства, а как это сделать, Вы, может, дознаете». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 46, л. 21.].

Простой русский человек начинает и заканчивает свою жалобу беспокойством о киргизах, а вы, господа-политики заявляете о геноциде. И на более высоком уровне говорили то же самое. Например, епископ Туркестанский Неофит отмечал: «В разговорах с горожанами, с казаками-станишниками, с крестьянами то и дело слышишь о киргизах: без них мудрено держать почтовую станцию и нельзя заниматься хозяйством. Иногда хвалят их, иногда бранят, но всегда признают нужду в их работе, в их помощи, короче, в их сожительстве». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 1163, л. 11].

Современник тех событий в сентябре месяце, когда восстание ещё не было полностью подавлено, писал в «Семиреченские ведомости»: «Если мы хоть немного покопаемся в своих воспоминаниях, то кроме радушного приёма во всякое время дня и ночи, оказываемого киргизами нам русским, мы ничего не вспомним. Мы вспомним, что если остановимся у совершенно неизвестного и даже небогатого киргиза, то он спросит нас, желаем ли мы барашка (бесплатно, конечно). Мы вспомним, что если остановимся у знакомого киргиза, то он зарежет барашка без нашего согласия.

«Мы вспомним, что как гости мы пользовались у киргизов самым, хотя и своеобразным, вниманием. Да мало ли чего мы вспомним, но одного мы никак не вспомним – невнимательного или равнодушного отношения киргиза-хозяина к нам. Где же корень настоящей передряги? Ответ один: кто-то, какие-то провокаторы научили киргиз не верить русским и толкнули их на бунт. И кто бы ни были эти провокаторы, местные или приезжие из Китая, вина их беспредельна». [(160), неоф. часть, №196 от 01.09.1916 г.].

Оказывается, такие провокаторы, утверждающие о геноциде киргизского народа, есть и сегодня, и вина их по-прежнему «беспредельна». На международной конференции, посвящённой 100-летию восстания, польскому историку Мариушу Маршевскому, ранее жившего в Киргизии и выступившего с докладом «Страсти геноцида и колониализма – политизация дискурса (обсуждения – Б. М.) восстания 1916 г.», повторно был задан вопрос, так был ли, по его мнению, геноцид? Докладчик однозначно ответил: «Нет».

«Это была крестьянская война за земли. Это был этнический и религиозный конфликт. Столкнулись два разных общества, которые до этого развивались каждое по-своему. Я считаю, что российская администрация не старалась уничтожить, истребить кыргызов, но она старалась наказать восставших. Нет и элементов эксплуатации, унижения, характерных для колонизации»,– уточнил М. Маршевский. Так что, господа, обвиняющие Россию в геноциде киргизского народа, смотрите документы того времени, объективно анализируйте действия царского и Временного правительств, а не прислушивайтесь к заявлениям современных политиканов.

Исследовательница Туркестана и восстания 1916 г., кандидат исторических наук, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Т. В. Котюкова в работе «Восстание 1916 г. в Туркестане: ошибка власти или историческая закономерность», говоря про заявления о геноциде, пишет: «Всё чаще складывается ощущение, что историки «нашего времени» зачастую освободились не только и не столько от «партийно-идеологических оков», сколько от профессионализма, здравого смысла и от нравственно-этических норм».

В этой кампании с геноцидом киргизского народа огорчают не только подобные заявления, но и то, что ни видные и авторитетные киргизские учёные, ни представители власти не выступили с осуждением подобных заявлений. Президент Польши А. Дуда в декабре 2016 г., отвечая в интервью еженедельнику «Gazeta Polska» на вопрос об отношениях с Украиной, о квалификации Волынской трагедии 1940-х гг., сказал, что «каждому народу, который хочет строить свое государство, нужны герои. … Но фигуры этих героев не должны служить причиной для антагонизма двух соседних народов».

Если я кого-то не убедил, не голословными рассуждениями, а приведёнными документами и фактами, в отсутствии геноцида киргизского народа со стороны России, а поговорить кому-то о геноциде очень хочется, то советую обратить внимание на межплеменные распри киргизов в середине XIX в. По сути это был самогеноцид киргизов, потому что опасность исходила не столько от иноземного нашествия, сколько от взаимной вражды. Враждовали не только с соседними казахами, но больше между собой.

В этой вражде вырезались целые аулы, потому что средневековый закон мести требовал, чтобы от соперничающего рода никто не должен остаться в живых. Враждовали не только из-за понятного стремления обладать дополнительными пастбищами, но и из-за того, чей род главнее, почётнее, и даже из-за проигрыша в ордо (игра в кости). Убивали друг друга только потому, что ты выходец из другого племени. Попытки Ормона объединить племена и роды Северной Киргизии в одно ханство не увенчались успехом.

Тогда правители племён, начиная с бугу, обратились к северному соседу, к России за покровительством. Принятие российского подданства остановило самоистребление киргизской нации, вражду между племенами, начиная с вражды между чуйскими и иссык-кульскими киргизами. Возможно, излишне объёмным получился раздел, но слишком уж одиозное и не обоснованное обвинение в геноциде выдвинуто против России, много сделавшей доброго для Киргизстана.

Жестокости повстанцев во время восстания.

Трудная для меня тема. Располагая документами, описать можно, но, зная дружелюбие и гостеприимство киргизов, объяснить очень трудно. Например, в четвёртой, военной причине восстания я рассказывал о решении киргизов Толкановской волости весной 1916 г. безвозмездно помочь хозяйством мобилизованных вспахать и засеять десятки десятин пашни. И вдруг, всего через несколько месяцев совершенно противоположное: погромы и убийства.

Епископ туркестанский Иннокентий в послании по поводу восстания говорил: «Это уродливое явление …, вернее было бы назвать его безумием, ибо для него нет ни оснований, ни разумной цели». [(160), неоф. часть, №187 от 21.09.1916 г.]. Объяснить можно только провокацией и подстрекательством со стороны и психологией толпы.

Внутренние гражданские войны всегда отличались повышенными ожесточением. Большинство нацинальных историков, описывающих восстание, отмечают жестокости со стороны воинских отрядов и озлобленных пострадавших, но очень редко кто из них упоминает о том, что жестокие действия против русских были начаты именно восставшими, причём с их стороны жестокости были более одиозные. Уже в первых двух описаниях нападений на село Орловку и на станцию Джиль-Арык приводятся факты необоснованных убийств повстанцами мирных русских людей.

Это не случайность и не исключения, произошедшие только в этих сёлах. Таких фактов множество, в дальнейшем повествовании о них будет рассказано. По русской пословице, кто старое помянет тому глаз вон, вполне ожидаем ответный упрёк, что я, наоборот, заостряю внимание на жестокости восставших, что не стоит ворошить прошлое. Во-первых, это восстановление исторических фактов. Во-вторых, оглянемся немного назад. В годы Советской власти эта взаимная обида постепенно сглаживалась.

Но с распадом Союза, с отделением Киргизии от России недобросовестные историки и политики начали раскачивать лодку претензий к России. Не ограничиваясь обвинениями в несуществующем колониальном гнёте, ввели новые обвинения и требования: в геноциде киргизского народа и компенсации ущерба, понесённого во время восстания. О геноциде я уже говорил, сейчас коротко о компенсации. Да, во время восстания киргизы понесли больший урон, чем русские. Но, во-первых, в этом большая часть вины самих киргизов.

Во-вторых, неуместно говорить о компенсации после поступления многомиллионной помощи от Временного правительства, после получения республикой в течение 70-и лет солидных дотаций из Центра на восстановление народного хозяйства в первые годы Советской власти и развитие в последующие годы, после прощёных долгов России уже в годы независимости. Усенбаев К., пытаясь сгладить преступления восставших, утверждает:

«Официальные документы царских чиновников тенденциозно освещают события. … В этих документах … преувеличивается жестокость повстанцев, особенно по отношению к русским». [(22), стр. 14]. Документы не дают возможности отрицать и скрывать необузданную жестокость повстанцев, поэтому автор выражает не обоснованное сомнение в их объективности и правдивости. Но в архивах хранятся не только документы, изобличающие жестокости повстанцев и составленные чиновниками, ответственными за положение в области, но и мелкими, посторонними чиновниками, никакой ответственности за происшедшие события не несущие.

К тому же в данном повествовании приводятся не только документы архивов, но и факты, рассказы жертв, показания свидетелей, и выводы других исследователей. Известно, что гражданские войны, по сравнению с иноземными нашествиями, отличаются большими жестокостями. Но восстание 1916 г. отличается особыми жестокостями со стороны восставших. Во всяком случае, в описаниях других гражданских войн я не встречал сообщений об изнасилованиях малолетних, как это было во время восстания 1916 г., о чём далее будут приведены свидетельства и документы.

А жестокости со стороны русских по отношению к киргизам были? Да, были, при и после подавления восстания, но не столь многочисленные и не столь изуверские. Нет сведений об изнасиловании киргизских девушек, а тем более малолетних киргизских девочек русскими солдатами, и нет сведений об истязаниях взятых в плен повстанцев. Во первых, жестокости против киргизов – это были ответные действия, а, во-вторых, не такие массовые и жестокие, как со стороны восставших, и которые пресекались властями, чего не наблюдалось со стороны руководителей восстания.

Совершались преступления демобилизованными солдатами и казаками, вернувшимся с фронта к своим разграбленным хозяйствам. Казачий полк прибыл в Пишпек 17-го сентября, когда восстание уже, в основном, закончилось. Подавлено оно было армейскими частями, прибывшими в Токмак из Ташкента 22 августа. Нет ни одного приказа царя, Министров, военного и внутренних дел, Начальника края и губернатора области об истреблении, уничтожении киргизов. Самая строгая формулировка – «примерно наказать» по закону. В «Полевом уголовном положении для действующей армии» (русской армии – Б. М.) в главе 7 «О разбое, грабеже и насилии» говорится:

«Параграф 61. Грабёж лиц, домов, селений и вообще собственности наказывается смертью. Параграф 62. Поджог домов, истребление лесов и жатв и убийство жителей наказывается смертью. Параграф 63. Когда которое-либо из сих преступлений учинено целою командой, начальники команды наказываются смертью. Параграф 65. Нападение с оружием на безоружного жителя, его жену или детей наказывается смертью. Параграф 66. Насилие над женщиною, какого бы состояния она ни была, наказывается смертью» (Взято из «Приказы по 2-ой армии». СПб. 1829. Приказ №223 от 27.03.1829 г.).

Совершенно противоположное по отношению к русскому населению массово творили восставшие. И в жестокостях бывают различия. Можно излишне строго судом приговорить человека к смертной казни, а можно самоуправно, изуверски лишить его жизни. Так вот, сообщений о судах восставших во время восстания, пусть даже над кулаками-эксплуататорами и тиранами-администраторами, пусть даже по законам шариата, я не встречал. Восставшие убивали мирных жителей и пленных самоуправно.

Повстанцы довольно часто жестоко расправлялись с русскими крестьянами, особенно когда те попадали в плен к своим бывшим работникам. В Малом Кемине киргиз, работавший у крестьянина Бородина, приехал с группой вооружённых повстанцев и пикой заколол свою бывшую хозяйку и дочь крестьянина Готдина. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 41]. Были частые случаи издевательств перед казнью. При нападении восставших на Мерке 29-го августа «киргизы казнили крестьянина Романа Гладкова (отставного унтер-офицера), нанесли ему 19 ран, отрезали нос и пальцы на руке». [ЦГА РКаз., ф. 146, оп. 1, д. 66, л. 84].

Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области отмечал, что среди «спасшихся много изуродованных и изувеченных киргизами». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 61об]. В Пржевальской сельскохозяйственной школе ученики, преподаватели и спрятавшиеся там крестьяне были убиты, причём некоторые жестоко замучены. [(160), неоф. часть, №201 от 07.09.1916 г.]. На дальних заимках вырезались целые семьи. Например, запись в метрической книге молельного дома села Михайловского, Токмакского участка, Пишпекского уезда от 4-го сентября 1916 г. сообщает:

«15 августа 1916 г. убиты киргизами Максим Петрович Белоусов, 65 лет; его жена София Ильинична, 56 лет; жена Василия Максимовича Белоусова – Наталья Васильевна, 29 лет (сноха). Дети: Василий, 10 лет; Мария, 8 лет; Вера, 7 лет и Тимофей, 5 лет (внуки)». [Алматинский областной архив, ф. И-1,  оп. 1, д. 82, л. 215]. Напротив этих имён общая запись: «Убиты киргизами. Так как скоропостижно умершие, то приобщены не были. Записал священник Михаил Колосов». То есть, умершие перед смертью у священника не исповедовались и были лишены отпущения грехов по христианскому обряду.

Это понятно и по датам: убиты 15 августа, похоронены 4-го сентября, то есть после прихода войск и подавления восстания в Токмакском участке. Это ещё один документ-опровержение господам, характеризующих восстание, как «освободительное, антицарское, антифеодальное, антиимпериалистическое». В жестокостях, творимых повстанцами, была одна особенность. Если женщин и детей забирали в плен, то мужчин убивали, причём, при плохом вооружении восставших, убивали, иногда, просто палками.

Десятник Илийской изыскательной партии П. Ф. Загумённых докладывал: «Со слов пленённых русских женщин, отбитых у киргизов, а также киргизок, которых мне приходилось спрашивать, все говорят одно: русских мужчин, попавших в плен, киргизы убивали». [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 173, л. 90]. Крестьянин села Каменка Пржевальского уезда И. Ф. Мазуренко сообщал: «29 августа казаки и солдаты отправились в погоню за киргизами, отбито было много скота, пленных женщин и детей, мужчин же совершенно не было». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 37].

Первые годы советской власти, когда ещё были живы свидетели и пострадавшие от восстания, сообщалось о жестокостях восставших. Так, в тезисах Средазбюро ЦК ВКПб к 15-илетию восстания говорилось: «Восстание, направленное против царизма, приняло характер восстания против всех русских. … Восставшие нападали на посёлки русских переселенцев. … Борьба носила самый жестокий, кровавый характер».

Впоследствии в советской исторической литературе при описании восстания стали делать упор на жестокое подавление восстания, а о жестокостях восставших – умалчивать. Об упоминаемом ранее убийстве Назарова на станции Джиль-Арык в сборнике документов о восстании после приведённой выдержки поставлено многоточие и дана сноска, которая гласит: «Далее опущено перечисление совершённых жестокостей». Причём, такие сноски в документах сборника, касающихся Семиречья, встречаются неоднократно. [(31), стр. 151, 296, 357, 369, 375, 398].

В то же время при упоминании о жестокостях при подавлении восстания таких купюр нет. Значит, о жестокости подавления восстания говорим, а описание жестокостей, свершённых восставшими над русским населением, пропускаем. А жестокостей со стороны восставших по отношению к русским было предостаточно и гораздо больше. Участник обороны селения Столыпино, ратник ополчения Нарынской караульной команды, как очевидец, сообщал:

«Киргизы не щадили из русского населения никого. Всадники хватали ребенка каждый за ногу и вскачь неслись в разные стороны, разрывая надвое невиновную жертву. Одну крестьянскую девушку мятежники привязали веревкой (арканом) и, несясь верхом на лошади, волокли ее за собою по земле». [ЦГА КырР, ф. И-46, оп. 1, д. 435, л. 72–85об. Восстание 1916 г. в Туркестане: документальные свидетельства общей трагедии. Сб. док. и мат. Сост. Т. В. Котюкова. М. 2016, с. 296]. Обратите внимание на формулировки очевидца. «Одну крестьянскую девушку» и «хватали ребёнка», не «схватили», а «хватали».

Значит, это был не единичный случай, когда повстанцы в издевательствах над русскими детьми использовали приёмы игры кок-бору. Для несведущих краткое объяснение. Кок-бору или улак-тартыш – довольно жёсткая, если не жестокая, игра на лошадях, в которой предметом борьбы служит туша барана или козла, которую надо забросить в «казан» соперника. Настоятель Покровского прихода Пржевальского уезда Евстафий Малаховский, описывая бегство жителей села Покровского в Пржевальск, сообщает:

«На пути стало попадаться много изуродованных убитых русских людей, как взрослых, так и детей. Целую книгу можно написать о зверствах киргизов. Времена Батыя, пожалуй, уступят. Достаточно того, что на дороге попадались трупики 10-летних изнасилованных девочек с вырезанными и вытянутыми внутренностями. Детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Взрослых клали в ряды и топтали лошадьми. Если вообще страшна смерть, то подобная смерть ещё страшнее. Жутко становилось при виде всего этого». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, стр.106].

Подобное описала в показаниях следователю и А. К. Басова, бежавшая из с. Сазановки в Пржевальск: «По дороге нам попадались обезображенные трупы. Всё это – искавшие спасения в бегстве. … Двинулись далее, добрались и до злополучной Фольбаумовки, сдавшейся по уговору Власенко на милость киргизов. Речка и прилегающее небольшое озерко наполнены трупами женщин и детей, на улицах остатки баррикад.

«Почти на дороге труп беременной женщины, киргизы произвели над ней операцию кесарева сечения и у груди положили извлечённого младенца, не перерезанная пуповина ещё сохраняла связь матери с ребёнком. Далее труп солдата, кисти рук отрублены, это один из сослуживцев Власенко. Ещё солдат с перерезанными сухожилиями рук, он, бедный, погиб от потери крови. На улицах и во дворах, в реке и в озере – всюду мёртвые тела. Избы или сожжены или разнесены по брёвнам, всюду какая-то дикая оргия необузданности и зверства». [ЦГА КырР, ф. И-34, оп. 2, д. 5, л. 70об-71].

Про селение Фольбаумовка Пржевальского уезда дополнительное разъяснение. М. Власенко, как солдат, вернувшийся с фронта, был оставлен в селе для организации защиты от нападения восставших. Но он оказался предателем, и, вместо организации защиты, уговорил жителей села поверить обещаниям повстанцев и сдаться на их милость. Когда крестьяне были обезоружены, они были разделены на мужчин и женщин. Обезоруженных мужчин восставшие перебили, а всадники на лошадях «женщин и детей погнали к озеру, где и потопили, не разбирая возраста и пола». [ЦГА КырР, ф. И-34, оп. 2, д. 5, л. 69].

Вот как спасшийся при нападении повстанцев на мельницу описывал трагедию налёта: «Около восьми часов утра значительная масса бунтующих киргизских всадников спустилась с верховий … и охватила тесным кольцом мельницу крестьянина Ночевкина, находящуюся в восьми верстах от станицы. . . . Владелец мельницы Ночевкин погиб, а дети его взяты киргизами в плен. От трупа Ночевкина голова была отделена злодеями и надета на шест, воткнутый в землю». («Семиреченская жизнь от 25.1.1916 г. № 96).

Женщина, проезжавшая из Пишпека в Верный и испытавшая нападение восставших на станции Отар, описывала: «На пути от Таргапа к Казанско-Богородскому увидели труп женщины, убитой киргизами, весь изуродованный: грудная клетка изрублена топором, и части тела держались только на спинной коже. Вместо глаз были два глубоких отверстия, нос отрезан, зубы выбиты и валялись тут же на земле. Труп был так обезображен, что трудно было бы понять, кто это. Наш спутник сказал, что и в гроб будет трудно положить». [(206), № 69 от 07.10.1916 г.].

Показания потерпевшей из Пишпекского уезда: «Мы с мужем и дочерью 7-и лет ехали из Красной Речки в Токмак. Возле киргизской молельни Тынаевской волости нас окружили киргизы и изрубили моего мужа. Один киргиз схватил меня, свалил и стал насиловать. Дочь с криком бросилась ко мне, но киргиз ударил её палкой по голове, от чего моя дочь сошла с ума и теперь находится в Пишпеке на излечении». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 42].

Олег Васильевич Каймак (г. Москва) рассказывает: «Имеется семейное предание, что во время киргизского бунта на Иссык-Куле, моего прадеда – Даниила Добровольского киргизы привязали к лошади арканом и поволокли по земле. Спасли казаки, но до конца жизни волосы на затылке у него так и не росли, и он имел прозвище – Данила Кучерявый». Писарь Улахольской волости Пржевальского уезда Владимир Терентьев, побывавший в плену у киргизов, рассказывал:

«Бывали случаи, когда, желая показать свою храбрость, они (киргизы Сарыбагишевской волости – Б. М.) с размаху без всякой причины кололи детей и поднимали их на пике вверх, где держали до тех пор пока жертва не околеет, это проделывали они на моих глазах». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 9]. Примеры можно продолжить. И. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев в своей записке о причинах и ходе восстания докладывал Куропаткину:

«Необходимо отметить, что степные киргизы (казахи – Б. М.) обходились мягче со своими жертвами, тогда как каракиргизы проявляли к беззащитным русским поразительную жестокость». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, оп. 1, д. 1100, л. 83. (31), стр. 375]. И опять пропуск в сборнике, и опять сноска к приводимой выдержке: «Далее опущено перечисление совершённых жестокостей». А изъятый текст сообщает: «…поразительную жестокость: выкалывали глаза, отрезали уши, груди и прочее, детей разрывали на части». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 55].

Вот как описывалось положение в Загорном участке Пишпекского уезда в отчёте Гидротехнического комитета за 1916 г.: «Работы полевого периода в Нарынском подрайоне в отчётном году прошли не совсем удачно. Главной причиной этого послужило брожение в августе месяце среди киргизов, которое вылилось в дерзкий, жестокий погром русского крестьянского населения, напоминавший времена татарщины.

«Дети-малютки русских крестьян разрывались надвое на глазах у матерей, женщин и девушек насиловали, а мужчин истязали. Некоторых после истязания привязывали к столбу и поджигали, отрезали уши, отрывали нос клещами, распарывали живот и заполняли его камнями. Гидротехник А. С. Лахтин был убит в страшных мучениях. По рассказам, мучители, наслаждаясь его мучением, били его маленьким молоточком по голове, а затем обезображенный труп бросили в речку». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 765, л. 63].

Заявления официальных лиц о жестокостях повстанцев подтверждаются и общественной прессой (официальным органом были «Семиреченские областные ведомости»). Газета «Семиреченская жизнь» в №9 от 20.01.1917 г., рассказывая о восстании в Пржевальском уезде, писала: «Избивались больше мужчины, а женщины и девушки уведены в плен и обращены в жёны. Избиения происходили самодельными пиками, копьями, палками и ружьями. Над многими устраивались жестокие пытки: срезали с живых ремни, разрезали животы, вырезали разные органы и вешали вниз головой».

Жестокости эти были очень часто бессмысленными, непонятными для чего: показательные, в приступе накопившейся обиды, или для утехи. В отношении следующих архивных документов я сомневался: приводить их или нет. С детства зная дружелюбие и гостеприимство киргизов, занявшись изучением истории своего села и восстания 1916 г., я не мог понять и до сих пор не могу объяснить причины бессмысленных жестокостей восставших. Познакомившись с трагичными фактами, даже задумывался, что, возможно, обоснованно делали пропуски о жестокостях повстанцев в документах в сборнике материалов о восстании под редакцией А. В. Пясковского.

Но, скорее всего, прав Д. Джунушалиев: «Не будет ли честнее признать, что заранее незапланированное и неорганизованное восстание и ответная реакция переселенцев определялись законами психологии толпы, в значительной степени носили характер самого жестокого, самого несправедливого человеческого столкновения, а именно межнациональной резни, которую не должны допускать люди во все времена, за какое бы правое дело не боролись». («В эпицентре восстания»).

Иная точка зрения естественна и полезна, но только тогда, когда другая позиция подтверждена фактами и документами, а не является голословным утверждением, в том числе и характеристика моего очерка оценкой «плохо» и «ужасно» без всяких объяснений. Хотя во вступлении к «Истории села Беловодского» я просил и сейчас прошу не о снисхождении в оценке моего труда, а об её обосновании, чтобы исправить эти недочёты в продолжающейся работе над историей села.

Но после заявлений некоторых исследователей, что Россия проводила геноцид киргизского народа, что она, после всей оказанной помощи киргизскому народу и республике в годы Советской власти и после распада СССР, должна ещё миллиард долларов компенсации за подавление восстания, после получения анонимного «шипящего» письма в мой адрес с матом и оскорблениями за «неверное» описание восстания, я подумал, что эти умолчания как раз-то и способствуют таким ошибочным или осознанным позициям.

Поэтому и решил привести эти документы. Первое, лицам до 18-и лет советую не читать. Второе, обратите внимание на гриф «секретно» документа ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1788, л. 53-55. То есть, это не жареный факт какого-то журналиста, не пропагандистско-агитационный материал, а сообщение официального лица, не желающего его огласки, чтобы не возбуждать людей и общественное мнение, потому и наложившего гриф секретности.

«Секретно. Начальнику Туркестанского районного охранного Отделения. От чиновника для поручений Туркестанского районного охранного отделения ротмистра Юнгмейстера. 30 октября 1916 г. №17. Город Ташкент.

РАПОРТ.

Вследствие личного приказания Вашего Высокоблагородия доношу: Прибыв 3-го октября 1916 г., согласно предписанию Вашего от 25 сентября сего года за №4192, в город Верный в помощь ротмистру Железнякову, я получил от него предложение отправиться в город Пржевальск и Пржевальский уезд для выяснения причин и последствий восстания киргизов. … Мною было установлено, что во время восстания киргизы, вооруженные пиками и ружьями (в небольшом количестве), нападали на селения, избивали мужчин, старых женщин и детей, не могущих следовать за киргизами.

«Причем убийства сопровождались страшными зверствами: резали носы и уши, отрубали суставы пальцев, кисти рук и ступни и, когда оставалось одно туловище, приканчивали ударом топора в голову. Женщинам вырезали груди и половые органы, 4-х-5-илетних девочек насиловали на глазах матерей, а некоторым в промежность заколачивали колья. Младенцев резали на части. Мне лично приходилось видеть полуторагодовалых детей с пробитыми головами. У одной женщины только на лице было шесть нанесённых ран.

«Молодых женщин и девушек киргизы уводили с собою и некоторые делались в плену «женами», а другие же ходили по рукам, удовлетворяя иногда в день до 50 киргизов. Уводился также скот, и увозилось всё, что можно было вывезти, а самые селения предавались огню. Много облегчило киргизам в их нападениях почти полное отсутствие мужского населения, призванного по мобилизации, и то обстоятельство, что у оставшегося русского населения не было оружия (кроме 5-6-и охотничьих ружей на целое селение)». [Там же, л. 55].

Подполковник в отставке, командир отряда дружинников гор. Пржевальска В. К. Сапожников рассказывал следствию: «Киргизы били русский народ из ружей, рубили шашками, кололи пиками и вилами, резали ножами, как баранов. Убивали палками, захлестывали нагайками, собирали человек по двести с кучу и топтали конями. … Встречались трупы, исколотые, как решето. … Живых детей киргизы для помехи разрывали по ногам. … Женщин и девочек лет от 7-ми насиловали самым ужасным способом. Женщин насиловали до смерти или обрезали груди и из детородной полости железными крючьями вытаскивали внутренности (свидетель Пржевальский лесничий господин Трубядин).

«Девочкам 7-ми-9-ти лет тоже часть тела разрезали ножами или вводили в неё деревянный кол (с такими кольями и разрезами встречались трупы). … По рассказам некоторых бежавших из киргизского плена женщин, киргизы в своих ставках собирали в пустую юрту девочек лет 7-ми-10-ти лет, заходили к ним компаниями, и из юрты слышались вопли, стон и крики этих детей, смех и веселье киргизов. Затем всё смолкало, и в юрте оставались только трупы изнасилованных детей». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, лл. 44-45].

Далее Сапожников сообщал, что после погромов восставших на побережье Иссык-Куля в город на возах стали подвозить собранные вдоль дорог изуродованные трупы, преимущественно женщин и детей, вплоть до грудного возраста, оказался даже один новорожденный ребенок. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, лл. 43]. Войсковой старшина П. В. Бычков в рапорте о состоянии Пржевальского уезда после восстания сообщал:

«30 (августа) утром вступил на почтовый тракт, пролегающий по (южному) берегу Иссык-Куля, и в 2 часа прибыл на станцию Чоктал, которая обращена в пепел. При осмотре погоревших строений обнаружены во многих местах трупы убитых взрослых и детей, причём в одном из огородов лежал труп 8-9-летней девочки, которая, как видно по следам, оставшимся на теле, была первоначально изнасилована, а затем обрезаны уши, нанесено шесть ран в области груди и спины и брошена через забор на груду камней головой». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 503, л. 166].

О таких же преступлениях сообщал и Токмакский участковый пристав Алексей Гаврилович Байгулов: «Малых детей разрывают, бабам вырезают грудь и другие места и вешают на колья». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 73]. Как отмечает исследователь А. Смирнов (Свои и чужие. «Родина», 1995, №7), «расправы принимали характер какого-то кровавого ритуала». Все эти жестокости против русских во время восстания имели потом для киргизов пагубные последствия. При подавлении восстания они обрели себе ещё одного противника – русское население и дали повод для ответных грабежей и преследований.

Повстанцы жестоко обращались и с пленными: мужчин, как правило, убивали. Пленных плохо кормили, избивали, принуждали принять ислам, женщин и девушек насиловали. Более подробно об этом рассказано в разделе «О пленении женщин и детей». Здесь я приведу один пример – рассказ побывавшей в плену Марии Захаровны Хомяковой, 15 лет, из селения Тарханского Пржевальского уезда. «Меня забрал (в плен) киргиз нашего села Якуб во время нападения на наше село и затем передал своему брату, имени которого я не знаю.

«У этого киргиза я была женой и подвергалась с его стороны насилию, будучи беременной на последнем месяце. Киргизы заставили меня идти пешком, что мне, как беременной, было страшно трудно. Недели через три я родила. Этого ребёнка киргизы убили, а меня после родов опять повели с собою пешком. Со мной был мальчик трёх лет. Где он теперь находится, я не знаю, так как он был отнят у меня киргизами. Мой муж и отец были убиты у меня на глазах ещё в селе.

«Мать и сестра в момент моего захвата оставались в селе. Живы ли они – не знаю. По прибытии в китайские пределы киргизы хотели меня убить, но мне удалось о них уйти и спрятаться под берегом реки, где я просидела три дня, а затем была вынуждена от голода оттуда выйти. Я была встречена каким-то сартом и доставлена в Уч-Турфан к китайскому начальнику, который передал меня русскому аксакалу. Из Уч-Турфана я была доставлена в Кашгар». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 38, л. 7об].

После подавления восстания, когда власти принимали меры к примирению сторон, доверенные крестьян Пржевальского уезда Д. Г. Каракаш и М. Н. Ткачёв в записке, поданной в Совет Министров в апреле 1917 г., писали: «Правительство простило киргизов, но местное население … не может простить киргизам выкалывание глаз, вырезание языков, убийство невинных людей, насилование женщин, девушек и даже девочек. Не может оно простить киргизов, виновников полного своего разорения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 81].

Помнить о восстании надо, учитывать его уроки необходимо, жертвы восстания киргизского, русского и дунганского народов установки памятника заслуживают. Но возводить восстание 1916 г. на пьедестал, делать из него какой-то символ, учитывая приведённые факты, я думаю, не стоит. В статье «Кровавый закат» исследователь Евгений Норин отметил: «Действительная история этого восстания поистине жуткая, и историкам, и активистам «национального» киргизского направления не следовало бы поднимать её на щит хотя бы ради сохранения собственного лица».

Другой исследователь (Константин Посторонко. https://postoronko.com/interesnoe-v-smi/krovavyy-zakat-kirgizskoe-vosstanie-1916-goda.html) также отмечает: «Массовое душегубство, люди, отданные на волю толпы, предание огню и мечу целых сёл — все это делает трагедию 1916 г. чем угодно, но явно не делом чести, славы, доблести и геройства. В этой связи трудно понять желание современных киргизских политиков ворошить эту историю. Строительство национальной мифологии на проигранном восстании, полном первобытного варварства и расправ над безоружными поселенцами — не самая умная идея. В массовом убийстве женщин и детей, а затем позорном бегстве при виде воинских команд нет ни чести, ни славы. Надеемся, киргизы это понимают».

Причины межнациональной розни.

Во вступлении к очерку уже было сказано, а первыми двумя рассказами о нападениях на русские сёла подтверждено, что восстание в Семиречье, кроме других особенностей, отличалось межнациональной рознью. Директор Института истории АН КырР С. Т. Табышалиев в интервью газете «Слово Кыргызстана» (№82 от 06.04.1991 г.) сказал: «Историю мы должны воспринимать такой, какой она есть, какой бы горькой она ни была».

А «анализ документов, свободный от идеологических убеждений, показывает, что восстание в Семиречье носило откровенно антирусский характер, но не против всего народа России, а именно против русского переселенческого населения Семиречья, ассоциировавшегося (у восставших – Б. М.) с колонизаторами. Это ещё раз подтверждает локальный смысл борьбы». Причинами этому трагичному явлению были следующие.

Первая, по своей сути восстание было направлено против русской власти, но в понимании восставших русские и власть представляли одно целое, в результате в начальном периоде восстания пострадал простой русский крестьянин. Как писала «Семиреченская жизнь», киргизы выступили «не только против новой повинности, но и запылали яростью ко всему русскому». Вторая причина, сказались особенности менталитета кочевников, давняя традиция нападения, грабежа и угона скота у соседа за обиду и в наказание.

Третья, стравливание, провоцирование национальной розни как со стороны властной киргизской верхушки, так и со стороны русской администрации, особенно после погромов русских селений до прихода войск. Манапы, чтобы прикрыть свои преступления, отвести от себя народный гнев, все беды простого народа сваливали на русских, стремясь придать восстанию антирусский характер. Так, управитель Атекинской волости (район Токмака) Белек Солтоноев, выступая перед повстанцами, говорил: «Надо русских грабить, прогнать их до Ташкента». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 12об].

Четвёртая причина. Есть вина и некоторых русских, смотревших на киргизов как на отсталый народ, как на источник наживы, что теперь обернулось против них самих. Тема сложная, трудная, деликатная, и если брать отдельные факты, то можно придти к совершенно противоположным выводам. Поэтому сказать об этом надо подробнее и оценивать по характерным фактам. Вот как характеризовал общее настроение русских начальник Аулиеатинского уезда Костальский:

«Отношение русского населения к мусульманскому было местами холодное, местами враждебное и редко где сносное». [(173), стр. 45]. Но здесь надо учитывать, что русские поселенцы и колониальная политика власти условно делилась на две части. Старожилы и прежняя власть – Колпаковский и Черняев – это примерно до 1890 г; новосёлы и существующая администрация – примерно с 1900 г. Корреспондент из Туркестана в газете «Русский инвалид» (Санкт-Петербург, 1867 г., №74), описывая первый период переселения, сообщал:

«Чтобы доказать, что можно жить в Туркестанской области спокойно и безопасно, стоит только вспомнить, что за всё время существования области не было ни одного случая убийства русского». Другой корреспондент в 1896 г. писал: «В Средней Азии нет ничего подобного, что творится на Кавказе, где существуют разбои и набеги, от которых не застрахованы даже поезда железных дорог. Достойно замечания, что последний русский (в Туркестане – Б. М.) убит туземцем, да и то с целью грабежа, лет 7-8 тому назад. Мы здесь чувствуем себя также безопасно и спокойно, как в любой из губерний внутренней России и даже, пожалуй, безопаснее». [(223), 1896 г., март, стр. 65].

Об этом говорит и старшина Абаильдинской волости Канат Абукин: «Первое время моей службы отношения с русским населением были хорошими, ни ссор, ни других недоразумений не было. В Пишпекском уезде так шло, пока не ушёл с должности уездного начальника Затинщиков, который соблюдал интересы киргизов, а со вступлением шесть лет тому назад на должность уездного начальника подполковника Путинцева порядок изменился». И далее продолжает:

«До начала переселенческого движения (рассказчик имеет в виду массовое переселение после 1895 г. – Б. М.) отношения русских к киргизам и обратно были хорошими, острых или массовых неудовольствий не было, были, конечно, отдельные случаи, которые никакой роли не играли. Но с появлением переселенцев лет 9-10 тому назад их отношения сразу стали враждебными. Киргизов они называли «собаками» и началось их соответственное обращение.

(Используя выражение «собаками», рассказчик, наверное, имеет в виду название «сарты», одно из неправильных толкований значения этого слова, якобы, от «сары ит» – «жёлтая собака». В действительности же «сарт» – слово индийского происхождения, означающее «купец», так в Мавераннахре называли оседлых жителей, говоривших по-тюркски. – Б. М.). Всё это отражалось и на отношении старожильцев-русских к киргизам, и отношения их испортились. Таким образом, между русскими, главным образом новосельцами, и киргизами установились враждебные отношения: со стороны русских явная, а со стороны киргизов скрытная злоба против русских». [(172), стр. 130 и 134].

При заполнении в 1909 г. поселенного бланка села Беловодского, староста села на вопрос анкеты: «Не страдали ли первые поселенцы от враждебного к ним отношения туземцев?» записан ответ: «С киргизами жили мирно, в пастьбе скота киргизы нам не мешали. Стеснение от киргизов начали испытывать только в последние годы, с началом землеустройства». [РГИА, ф. 391, оп. 8, д. 6, л. 1]. Добрососедские отношения русских крестьян с местным населением, которые установились с начала присоединения края, были нарушены новосёлами третьей волны переселения.

Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе Главному переселенческому управлению в декабре 1915 г. сообщал: «Ещё до войны нередко наблюдались серьёзные недоразумения между киргизами и переселенцами на почве потрав и нарушения границ пользования. … Виновны были, конечно, обе стороны, из-за неумения, а иногда и нежеланию согласовывать свои интересы. … Эта вражда, иногда вспыхивала в виде эксцессов, но в общем сдерживалась мерами разъяснений или наказания виновных. В последнее время открытие базаров в (русских) посёлках, аренда выпасов и прочее создали почву для сближения». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 19об].

Сравнивая старожилов и новосёлов лепсинский благочинный в 1916 г. писал: «Первые к храму усерднее, к старшим почтительнее, в семье твёрже. Новосёлы много хуже. Многие из них были свидетелями Первой русской революции 1905-1906 гг.. У некоторых и совесть, и руки, несомненно, запятнаны участим в экспроприациях и погромах того времени». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, л. 62]. В результате этого и затягивания с припиской, новосёлы относились к своему новому месту жительства, как к временному пристанищу, а к коренным жителям – не как к соседям, с которыми придётся жить, а как к средству обогащения.

Чиновник Переселенческого управления (в 1909-1913 гг.) Г. К. Гинс писал о переселенцах последней волны: «Русские мужики, заражаясь духом завоевателей, нередко теряют здесь своё исконное добродушие, а с ним и ту детскую простодушную улыбку, которую так любил в них Л. Н. Толстой, не находивший этой улыбки у городского пролетария. Они заражаются столь распространённой на окраинах с полудиким населением жаждой наживы, привыкают к эксплуатации, отвыкают от гостеприимства, они часто делаются неузнаваемы. Переселение в новые края встряхивает и переворачивает всё их существо».

Вот что писал в своём докладе о причинах восстания киргизов заведующий Розыскным пунктом в Семиреченской области (жандармское отделение) ротмистр В. Ф. Железняков: «После аграрных беспорядков в Европейской России самый худший элемент, разнузданная, малоспособная к упорному труду, слабая по своим хозяйственным инстинктам масса ринулась на окраины, в том числе в Семиречье, получая бесплатно здесь землю. Однако те требования, которые предъявляли переселенцы, в массе считавшие, что им должны дать всё для их обеспечения сразу, стали во враждебные отношения к туземцам. …

«Это презрительное отношение (новосёлов) к туземцам-киргизам мало-помалу передалось старосёлам и казакам, жившим ранее в добрососедских отношениях с киргизами. Конечно, киргизы учитывали эти отношения, затаив злобу. … И оно вызвало ту жестокость, которую проявили киргизы к русскому населению, главным образом к новосёлам, посёлки которых они жгли, уничтожая хозяйства и расправляясь с людьми самым жестоким образом». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 480-480об]. То есть, разговор идёт так же не о русских вообще, а о «новосёлах».

Киргизы, разделяя русских крестьян на старожилов и новосёлов, называли последних «джаман урус» – «плохой русский». [(324), стр. 99]. В то же время редкие, но были факты, когда русские вооружали киргизов [(176), стр. 170], принимали участие в восстании и даже руководили восставшими [(175), стр. 54]; и когда киргизы охраняли от грабежа имущество русских, давали возможность женщинам и детям скрыться во время погромов. [(173), стр. 49]. На станции Отар, при нападении восставших, группа казахов защищала русских. Впоследствии было выяснено, что во главе этих «благожелательных к русским киргизов» стоял Рыскельды Раимбеков. [(206), №67 от 04.10.1916 г.].

Почти все посты и партии Управления работ по орошению долины реки Чу были разгромлены с гибелью отдельных сотрудников. Но вот что сообщал заведующий изыскательского отряда этого Управления Н. Пирогов: «Киргизские беспорядки застали нас врасплох. Сначала киргизы предложили нам уехать немедленно, оставив весь инвентарь. Но после переговоров, киргизы дали нам один час на сборы. Так как более ценным представлялись полевые материалы и геодезические инструменты, то главное внимание было обращено на сохранность этих вещей». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 11, л. 16].

Эти просто человеческие, добрососедские отношения в своё время давали повод некоторым трубить о классовой солидарности, о революционном единстве, об интернационализме. Здесь сработали восточные традиции, восточные законы, обязательства, закон махалли и тамырства – побратимства. На первом месте родственник, потом друг, далее сосед или сослуживец, затем знакомый и, наконец, земляк. Когда люди живут рядом, по соседству – они будут дружить.

Потому что мы давно знаем друг друга, и сосед хороший человек, он не раз выручал меня. А вот на другой улице, в соседнем селе живут «нехорошие русские» или «нехорошие узбеки». Эта традиция проявила себя и в июне 2010 г., когда на юге республики начались межэтнические столкновения. Тогда киргизы прятали у себя соседей-узбеков и наоборот. В то же время, якобы, «отдельные» антирусские выступления не надо сваливать на феодалов. Давайте смотреть открытыми глазами, всесторонне и на характерные факты, хотя они и суровы.

Нападение на Токмак.

Ещё в начале июля жителями было замечено, что киргизские семьи стали покидать Токмак. Многие рабочие-киргизы бросали работу у крестьян и уходили. За неделю до восстания базар в Токмаке стал малолюдным. Приезжавшие в село киргизы держали себя как-то необычно, как бы что-то высматривали. Возвращавшиеся с гор крестьяне рассказывали, что в аулах происходит что-то непонятное: некоторые юрты куда-то кочуют, киргизы собираются по 20-30 человек и о чём-то совещаются. Многих крестьян знакомые киргизы предупреждали о предстоящем восстании.

Крестьяне заявляли об этом властям, но те им не верили. В Токмаке первыми о нападениях киргизов сообщили 8-го августа прибежавшие в село крестьяне Меньшов и Красиков, ограбленные на своих пасеках. Затем с полей стали возвращаться и другие крестьяне и также сообщили, что в степи появились шайки киргизов, вооружённых палками и пиками, и грабят скот. Эти сообщения так встревожили население, что жители окраин Токмака, забрав домашний скарб, стали переезжать в центр села к церковной ограде, где расположились со своими повозками. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 42].

Одновременно с этими сообщениями к приставу прискакал казак с сообщением о нападении киргизов на станицу Самсоновскую. Только после этих сообщений, а также известия о нападении на Самсоновку, власти объявили по пашням о надвигающейся опасности и чтобы крестьяне уезжали в село. Возвратившиеся с полей крестьяне, рассказывали, что по степи разъезжают киргизы. Некоторых крестьян, не объясняя причин, предупредили, чтобы они скорее уезжали с пашен.

Не всем крестьянам удалось благополучно уехать в село: одни были ограблены, другим пришлось убегать, прячась по камышам и кураям. Как только были получены первые известия о нападениях повстанцев на предгорные сёла, пристав Байгулов, взяв с собой стражника трёх джигитов и 10 солдат, выехал в Самсоновскую. Прибыв на станцию Старый Токмак, он встретил там крестьян, бежавших из Быстрорецкого из-за нападения повстанцев. Беженцы сообщили, что толпы восставших находятся в урочище Сасык-Булак.

Добавив к своему отряду ещё нескольких быстрорецких крестьян, пристав двинулся к горам. В ущелье Сасык-Булак обстреляли повстанцы. После ответного огня восставшие человек 50 отступили в горы. Оттеснив восставших в горы, отряд двинулся к станице Самсоновской. На пути к караван–сараю к отряду присоединились ограбленные в Боомском ущелье возчики, которые сообщили о нападении восставших на станцию Джиль-Арык. Ночевал отряд в Старом Токмаке. Ночью был виден пожар в Орловке. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 25, л. 3-4 и д. 49, л. 29-30].

Переночевав в Старом Токмаке, отряд утром 9-го августа двинулся в Самсоновку. За старым Токмаком дружинники обнаружили труп казака, который привозил пакет о беспорядках у Самсоновки. Весь он был в крови, так что невозможно было понять, какие у него раны. Одежды на нём не было, осталась только нижняя рубаха. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 25, л. 3-4 и д. 49, л. 29-30]. То есть убийство посыльного было совершено с мародёрством. В 11 часов утра отряд прибыл к окружённой станице Самсоновской, где его «атаковала большая толпа киргизов».

После получасовой перестрелки восставшие отступили в горы. Во время этой стычки были убиты два дружинника: Степан Митенский и Иван Каширин. Митенский был убит из ружья, а у Каширина споткнулась лошадь, и повстанцы, настигнув, изрубили его топорами. [Там же, д. 48, л. 43]. По прибытии в Самсоновскую выяснилось, что восставшие не только угоняли скот с полей, но и нападали на сёла: киргизы Атекинской волости на русское село Новороссийское в долине Чон-Кемина, а повстанцы Сарыбагишевской волости – на казачью станицу Самсоновскую.

Жители против конницы восставших на улицах селений строили заграждения из телег и брёвен. Примечательно, что в этом рейде отряда токмакского пристава принимал участие и управитель Тынаевской волости Дюр Саурамбаев со своими джигитами. После обеда восставшие, отступая от Самсоновки, напали на подошедший из Токмака отряд уездного начальника Рымшевича, но нападение было отбито. [Там же, д. 25, л. 4об]. 9-го августа волостной старшина телеграммами сообщил уездной и областной администрациям о волнениях и просил прислать помощь.

Крестьяне, вооружившись, дробовыми ружьями, вилами и палками, организовали из 50-и человек две дружины. Дружинниками были парни от 15-лет и старики. Некоторые женщины переоделись в мужскую одежду: «смотрите де, киргизы, сколько у нас мужчин». Въезды в село жители перегородили телегами, брёвнами и выставили караулы у этих заграждений. [Там же, д. 48, л. 42-43]. О начале волнений под Токмаком добавил в своих показаниях следствию житель Токмака Г. К. Иваненко:
Продолжение в 17-ой части.