Продолжение, начало в 1-ой части.

Повстанцы довольно часто жестоко расправлялись с русскими крестьянами, особенно когда те попадали в плен к своим бывшим работникам. В Малом Кемине киргиз, работавший у крестьянина Бородина, приехал с группой вооружённых повстанцев и пикой заколол свою бывшую хозяйку и дочь крестьянина Готдина. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 41]. Были частые случаи издевательств перед казнью. При нападении восставших на Мерке 29-го августа «киргизы казнили крестьянина Романа Гладкова (отставного унтер-офицера), нанесли ему 19 ран, отрезали нос и пальцы на руке». [ЦГА РКаз., ф. 146, оп. 1, д. 66, л. 84].

Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области отмечал, что среди «спасшихся много изуродованных и изувеченных киргизами». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 61об]. В Пржевальской сельскохозяйственной школе ученики, преподаватели и спрятавшиеся там крестьяне были убиты, причём некоторые жестоко замучены. [(160), неоф. часть, №201 от 07.09.1916 г.]. На дальних заимках вырезались целые семьи. Например, запись в метрической книге молельного дома села Михайловского, Токмакского участка, Пишпекского уезда от 4-го сентября 1916 г. сообщает:

«15 августа 1916 г. убиты киргизами Максим Петрович Белоусов, 65 лет; его жена София Ильинична, 56 лет; жена Василия Максимовича Белоусова – Наталья Васильевна, 29 лет (сноха). Дети: Василий, 10 лет; Мария, 8 лет; Вера, 7 лет и Тимофей, 5 лет (внуки)». [Алматинский областной архив, ф. И-1,  оп. 1, д. 82, л. 215]. Напротив этих имён общая запись: «Убиты киргизами. Так как скоропостижно умершие, то приобщены не были. Записал священник Михаил Колосов». То есть, умершие перед смертью у священника не исповедовались и были лишены отпущения грехов по христианскому обряду.

Это понятно и по датам: убиты 15 августа, похоронены 4-го сентября, то есть после прихода войск и подавления восстания в Токмакском участке. Это ещё один документ-опровержение господам, характеризующих восстание, как «освободительное, антицарское, антифеодальное, антиимпериалистическое». В жестокостях, творимых повстанцами, была одна особенность. Если женщин и детей забирали в плен, то мужчин убивали, причём, при плохом вооружении восставших, убивали, иногда, просто палками.

Десятник Илийской изыскательной партии П. Ф. Загумённых докладывал: «Со слов пленённых русских женщин, отбитых у киргизов, а также киргизок, которых мне приходилось спрашивать, все говорят одно: русских мужчин, попавших в плен, киргизы убивали». [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 173, л. 90]. Крестьянин села Каменка Пржевальского уезда И. Ф. Мазуренко сообщал: «29 августа казаки и солдаты отправились в погоню за киргизами, отбито было много скота, пленных женщин и детей, мужчин же совершенно не было». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 37].

Первые годы советской власти, когда ещё были живы свидетели и пострадавшие от восстания, сообщалось о жестокостях восставших. Так, в тезисах Средазбюро ЦК ВКПб к 15-илетию восстания говорилось: «Восстание, направленное против царизма, приняло характер восстания против всех русских. … Восставшие нападали на посёлки русских переселенцев. … Борьба носила самый жестокий, кровавый характер».

Впоследствии в советской исторической литературе при описании восстания стали делать упор на жестокое подавление восстания, а о жестокостях восставших – умалчивать. Об упоминаемом ранее убийстве Назарова на станции Джиль-Арык в сборнике документов о восстании после приведённой выдержки поставлено многоточие и дана сноска, которая гласит: «Далее опущено перечисление совершённых жестокостей». Причём, такие сноски в документах сборника, касающихся Семиречья, встречаются неоднократно. [(31), стр. 151, 296, 357, 369, 375, 398].

В то же время при упоминании о жестокостях при подавлении восстания таких купюр нет. Значит, о жестокости подавления восстания говорим, а описание жестокостей, свершённых восставшими над русским населением, пропускаем. А жестокостей со стороны восставших по отношению к русским было предостаточно и гораздо больше. Участник обороны селения Столыпино, ратник ополчения Нарынской караульной команды, как очевидец, сообщал:

«Киргизы не щадили из русского населения никого. Всадники хватали ребенка каждый за ногу и вскачь неслись в разные стороны, разрывая надвое невиновную жертву. Одну крестьянскую девушку мятежники привязали веревкой (арканом) и, несясь верхом на лошади, волокли ее за собою по земле». [ЦГА КырР, ф. И-46, оп. 1, д. 435, л. 72–85об. Восстание 1916 г. в Туркестане: документальные свидетельства общей трагедии. Сб. док. и мат. Сост. Т. В. Котюкова. М. 2016, с. 296].

Обратите внимание на формулировки очевидца. «Одну крестьянскую девушку», но «хватали ребёнка», не «схватили», а «хватали». Значит, это был не единичный случай, когда повстанцы в издевательствах над русскими детьми использовали приёмы игры кок-бору. Для несведущих краткое объяснение. Кок-бору или улак-тартыш – довольно жёсткая, если не жестокая, игра на лошадях, в которой предметом борьбы служит туша барана или козла, которую надо забросить в «казан» соперника.

Наверное, это зверство с детьми было широко распространено, так как об этом говорят не только отдельные свидетели, но и сообщает в рапорте начальник Пржевальского уезда: «Стали избивать всех застигнутых врасплох, не исключая и грудных детей, которых разрывали пополам». [(43), стр. 38]. Настоятель Покровского прихода Пржевальского уезда Евстафий Малаховский, описывая бегство жителей села Покровского в Пржевальск, сообщает:

«На пути стало попадаться много изуродованных убитых русских людей, как взрослых, так и детей. Целую книгу можно написать о зверствах киргизов. Времена Батыя, пожалуй, уступят. Достаточно того, что на дороге попадались трупики 10-летних изнасилованных девочек с вырезанными и вытянутыми внутренностями. Детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Взрослых клали в ряды и топтали лошадьми. Если вообще страшна смерть, то подобная смерть ещё страшнее. Жутко становилось при виде всего этого». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, стр.106].

Подобное описала в показаниях следователю и А. К. Басова, бежавшая из с. Сазановки в Пржевальск: «По дороге нам попадались обезображенные трупы. Всё это – искавшие спасения в бегстве. … Двинулись далее, добрались и до злополучной Фольбаумовки, сдавшейся по уговору М. Власенко на милость киргизов. Речка и прилегающее небольшое озерко наполнены трупами женщин и детей, на улицах остатки баррикад.

«Почти на дороге труп беременной женщины, киргизы произвели над ней операцию кесарева сечения и у груди положили извлечённого младенца, не перерезанная пуповина ещё сохраняла связь матери с ребёнком. Далее труп солдата, кисти рук отрублены, это один из сослуживцев М. Власенко. Ещё солдат с перерезанными сухожилиями рук, он, бедный, погиб от потери крови. На улицах и во дворах, в реке и в озере – всюду мёртвые тела. Избы или сожжены или разнесены по брёвнам, всюду какая-то дикая оргия необузданности и зверства». [ЦГА КырР, ф. И-34, оп. 2, д. 5, л. 70об-71].

Про селение Фольбаумовка Пржевальского уезда дополнительное разъяснение. М. Власенко, как солдат, вернувшийся с фронта, был оставлен в селе для организации защиты от нападения восставших. Но он оказался предателем, и, вместо организации защиты, уговорил жителей села поверить обещаниям повстанцев и сдаться на их милость. Когда крестьяне были обезоружены, они были разделены на мужчин и женщин. Обезоруженных мужчин восставшие перебили, а всадники на лошадях «женщин и детей погнали к озеру, где и потопили, не разбирая возраста и пола». [ЦГА КырР, ф. И-34, оп. 2, д. 5, л. 69].

Вот как спасшийся при нападении повстанцев на мельницу описывал трагедию налёта: «Около восьми часов утра значительная масса бунтующих киргизских всадников спустилась с верховий … и охватила тесным кольцом мельницу крестьянина Ночевкина, находящуюся в восьми верстах от станицы. . . . Владелец мельницы Ночевкин погиб, а дети его взяты киргизами в плен. От трупа Ночевкина голова была отделена злодеями и надета на шест, воткнутый в землю». («Семиреченская жизнь от 25.10.1916 г. № 96).

Женщина, проезжавшая из Пишпека в Верный и испытавшая нападение восставших на станции Отар, описывала: «На пути от Таргапа к Казанско-Богородскому увидели труп женщины, убитой киргизами, весь изуродованный: грудная клетка изрублена топором, и части тела держались только на спинной коже. Вместо глаз были два глубоких отверстия, нос отрезан, зубы выбиты и валялись тут же на земле. Труп был так обезображен, что трудно было бы понять, кто это. Наш спутник сказал, что и в гроб будет трудно положить». [(206), № 69 от 07.10.1916 г.].

Показания потерпевшей из Пишпекского уезда: «Мы с мужем и дочерью 7-и лет ехали из Красной Речки в Токмак. Возле киргизской молельни Тынаевской волости нас окружили киргизы и изрубили моего мужа. Один киргиз схватил меня, свалил и стал насиловать. Дочь с криком бросилась ко мне, но киргиз ударил её палкой по голове, от чего моя дочь сошла с ума и теперь находится в Пишпеке на излечении». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 42].

Олег Васильевич Каймак (г. Москва) рассказывает: «Имеется семейное предание, что во время киргизского бунта на Иссык-Куле, моего прадеда – Даниила Добровольского киргизы привязали к лошади арканом и поволокли по земле. Спасли казаки, но до конца жизни волосы на затылке у него так и не росли, и он имел прозвище – Данила Кучерявый». Писарь Улахольской волости Пржевальского уезда Владимир Терентьев, побывавший в плену у восставших, рассказывал:

«Бывали случаи, когда, желая показать свою храбрость, они (киргизы) с размаху без всякой причины кололи детей и поднимали их на пике вверх, где держали до тех пор пока жертва не околеет, это проделывали они на моих глазах». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 9]. Примеры можно продолжить. И. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев в своей записке о причинах и ходе восстания докладывал А. Н. Куропаткину:

«Необходимо отметить, что степные киргизы (казахи – Б. М.) обходились мягче со своими жертвами, тогда как каракиргизы проявляли к беззащитным русским поразительную жестокость». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, оп. 1, д. 1100, л. 83. (31), стр. 375]. И опять пропуск в сборнике, и опять сноска к приводимой выдержке: «Далее опущено перечисление совершённых жестокостей». А изъятый текст сообщает: «…поразительную жестокость: выкалывали глаза, отрезали уши, груди и прочее, детей разрывали на части». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 55].

Вот как описывалось положение в Загорном участке Пишпекского уезда в отчёте Гидротехнического комитета за 1916 г.: «Работы полевого периода в Нарынском подрайоне в отчётном году прошли не совсем удачно. Главной причиной этого послужило брожение в августе месяце среди киргизов, которое вылилось в дерзкий, жестокий погром русского крестьянского населения, напоминавший времена татарщины.

«Дети-малютки русских крестьян разрывались надвое на глазах у матерей, женщин и девушек насиловали, а мужчин истязали. Некоторых после истязания привязывали к столбу и поджигали, отрезали уши, отрывали нос клещами, распарывали живот и заполняли его камнями. Гидротехник А. С. Лахтин был убит в страшных мучениях. По рассказам, мучители, наслаждаясь его мучением, били его маленьким молоточком по голове, а затем обезображенный труп бросили в речку». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 765, л. 63].

Заявления официальных лиц о жестокостях повстанцев подтверждаются и общественной прессой (официальным органом были «Семиреченские областные ведомости»). Газета «Семиреченская жизнь» в №9 от 20.01.1917 г., рассказывая о восстании в Пржевальском уезде, писала: «Избивались больше мужчины, а женщины и девушки уведены в плен и обращены в жёны. Избиения происходили самодельными пиками, копьями, палками и ружьями. Над многими устраивались жестокие пытки: срезали с живых ремни, разрезали животы, вырезали разные органы и вешали вниз головой».

Жестокости эти были очень часто бессмысленными, непонятными для чего: показательные, в приступе накопившейся обиды, или для утехи. В отношении следующих архивных документов я сомневался: приводить их или нет. С детства зная дружелюбие и гостеприимство киргизов, занявшись изучением истории своего села и восстания 1916 г., я не мог понять и до сих пор не могу объяснить причины бессмысленных жестокостей восставших. Познакомившись с трагичными фактами, даже задумывался, что, возможно, обоснованно делали пропуски о жестокостях повстанцев в документах в сборнике материалов о восстании под редакцией А. В. Пясковского.

Но, скорее всего, прав Д. Джунушалиев: «Не будет ли честнее признать, что заранее незапланированное и неорганизованное восстание и ответная реакция переселенцев определялись законами психологии толпы, в значительной степени носили характер самого жестокого, самого несправедливого человеческого столкновения, а именно межнациональной резни, которую не должны допускать люди во все времена, за какое бы правое дело не боролись». («В эпицентре восстания»).

Иная точка зрения естественна и полезна, но только тогда, когда другая позиция подтверждена фактами и документами, а не является голословным утверждением, в том числе и характеристика моего очерка оценкой «плохо» и «ужасно» без всяких объяснений. Хотя во вступлении к «Истории села Беловодского» я просил и сейчас прошу не о снисхождении в оценке моего труда, а об её обосновании, чтобы исправить эти недочёты в продолжающейся работе над историей села.

Но после заявлений некоторых исследователей, что Россия проводила геноцид киргизского народа, что она, после всей оказанной помощи киргизскому народу и республике в годы Советской власти и после распада СССР, должна ещё миллиард долларов компенсации за подавление восстания, после получения анонимного «шипящего» письма в мой адрес с матом и оскорблениями за «неверное» описание восстания, я подумал, что эти умолчания как раз-то и способствуют таким ошибочным или осознанным позициям.

Поэтому и решил привести эти документы. Первое, лицам до 18-и лет советую не читать. Второе, обратите внимание на гриф «секретно» документа ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1788, л. 53-55. То есть, это не жареный факт какого-то журналиста, не пропагандистско-агитационный материал, а сообщение официального лица, не желающего его огласки, чтобы не возбуждать людей и общественное мнение, потому и наложившего гриф секретности.

«Секретно. Начальнику Туркестанского районного охранного Отделения. От чиновника для поручений Туркестанского районного охранного отделения ротмистра Юнгмейстера. 30 октября 1916 г. №17. Город Ташкент.

РАПОРТ.

Вследствие личного приказания Вашего Высокоблагородия доношу: Прибыв 3-го октября 1916 г., согласно предписанию Вашего от 25 сентября сего года за №4192, в город Верный в помощь ротмистру Железнякову, я получил от него предложение отправиться в город Пржевальск и Пржевальский уезд для выяснения причин и последствий восстания киргизов. … Мною было установлено, что во время восстания киргизы, вооруженные пиками и ружьями (в небольшом количестве), нападали на селения, избивали мужчин, старых женщин и детей, не могущих следовать за киргизами.

«Причем убийства сопровождались страшными зверствами: резали носы и уши, отрубали суставы пальцев, кисти рук и ступни и, когда оставалось одно туловище, приканчивали ударом топора в голову. Женщинам вырезали груди и половые органы, 4-х-5-илетних девочек насиловали на глазах матерей, а некоторым в промежность заколачивали колья. Младенцев резали на части. Мне лично приходилось видеть полуторагодовалых детей с пробитыми головами. У одной женщины только на лице было шесть нанесённых ран.

«Молодых женщин и девушек киргизы уводили с собою и некоторые делались в плену «женами», а другие же ходили по рукам. Уводился также скот, и увозилось всё, что можно было вывезти, а самые селения предавались огню. Много облегчило киргизам в их нападениях почти полное отсутствие мужского населения, призванного по мобилизации, и то обстоятельство, что у оставшегося русского населения не было оружия (кроме 5-6-и охотничьих ружей на целое селение)». [Там же, л. 55].

Крестьяне села Ивановское свидетельствовали, что 15 августа “толпа киргизов часов около 8-и утра стали на лошадях наступать на наше селение, окружив его и убив крестьян, бывших в поле… Киргизы убили тогда Ивана Ведол (изрезали всего), Малафия Кайпанцева, которому выкололи глаз, обрезали язык и порезали половой член, и крестьянку Веру Соломатину, которой искололи половые органы и отрезали косу. У всех трупов вся верхняя одежда и обувь были сняты. Кроме того на полях сел. Ивановского тогда же были убиты крестьяне сел. Санташ Семен Колотеев (70 ран), Петр Улитин (весь изрезан), Михаил Рубан и Солдатенков с сыном… Поубивав застигнутых на поле крестьян и угнав скот, киргизы массами с гиком и криками “Алла” набросились на наше селение… и стали поджигать дома при помощи горящей пакли, надетой на длинные палки… У нас сожжен 51 дом”. [ЦГА КырР, ф. И-87, оп. 1, д. 4, л. 3-4].

Подполковник в отставке, командир отряда дружинников гор. Пржевальска В. К. Сапожников рассказывал следствию: «Киргизы били русский народ из ружей, рубили шашками, кололи пиками и вилами, резали ножами, как баранов. Убивали палками, захлестывали нагайками, собирали человек по двести с кучу и топтали конями. … Встречались трупы, исколотые, как решето. … Живых детей киргизы для помехи разрывали по ногам. … Женщин и девочек лет от 7-ми насиловали самым ужасным способом. Женщин насиловали до смерти или обрезали груди и из детородной полости железными крючьями вытаскивали внутренности (свидетель Пржевальский лесничий господин Трубядин).

«Девочкам 7-ми-9-ти лет тоже часть тела разрезали ножами или вводили в неё деревянный кол (с такими кольями и разрезами встречались трупы). … По рассказам некоторых бежавших из киргизского плена женщин, киргизы в своих ставках собирали в пустую юрту девочек лет 7-ми-10-ти лет, заходили к ним компаниями, и из юрты слышались вопли, стон и крики этих детей, смех и веселье киргизов. Затем всё смолкало, и в юрте оставались только трупы изнасилованных детей». [ЦГА КырР, ф. И-34, оп. 2, д. 5, л. 19. ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, лл. 44-45].

Далее В. К. Сапожников сообщал, что после погромов восставших на побережье Иссык-Куля в город на возах стали подвозить собранные вдоль дорог изуродованные трупы, преимущественно женщин и детей, вплоть до грудного возраста, оказался даже один новорожденный ребенок. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, лл. 43]. Войсковой старшина П. В. Бычков в рапорте о состоянии Пржевальского уезда после восстания сообщал:

«30 (августа) утром вступил на почтовый тракт, пролегающий по (южному) берегу Иссык-Куля, и в 2 часа прибыл на станцию Чоктал, которая обращена в пепел. При осмотре погоревших строений обнаружены во многих местах трупы убитых взрослых и детей, причём в одном из огородов лежал труп 8-9-летней девочки, которая, как видно по следам, оставшимся на теле, была первоначально изнасилована, а затем обрезаны уши, нанесено шесть ран в области груди и спины и брошена через забор на груду камней головой». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 503, л. 166].

О таких же преступлениях сообщал и Токмакский участковый пристав А. Г. Байгулов: «Малых детей разрывают, бабам вырезают грудь и другие места и вешают на колья». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 73]. Как отмечает исследователь А. Смирнов (Свои и чужие. «Родина», 1995, №7), «расправы принимали характер какого-то кровавого ритуала». Все эти жестокости против русских во время восстания имели потом для киргизов пагубные последствия. При подавлении восстания они обрели себе ещё одного противника – русское население и дали повод для ответных грабежей и преследований.

Повстанцы жестоко обращались и с пленными: мужчин, как правило, убивали. Пленных плохо кормили, избивали, принуждали принять ислам, женщин и девушек насиловали. Более подробно об этом рассказано в разделе «О пленении русских женщин и подростков». Здесь я приведу один пример – рассказ побывавшей в плену Марии Захаровны Хомяковой, 15 лет, из селения Тарханского Пржевальского уезда. «Меня забрал (в плен) киргиз нашего села Якуб во время нападения на наше село и затем передал своему брату, имени которого я не знаю.

«У этого киргиза я была женой и подвергалась с его стороны насилию, будучи беременной на последнем месяце. Киргизы заставили меня идти пешком, что мне, как беременной, было страшно трудно. Недели через три я родила. Этого ребёнка киргизы убили, а меня после родов опять повели с собою пешком. Со мной был мальчик трёх лет. Где он теперь находится, я не знаю, так как он был отнят у меня киргизами. Мой муж и отец были убиты у меня на глазах ещё в селе.

«Мать и сестра в момент моего захвата оставались в селе. Живы ли они – не знаю. По прибытии в китайские пределы киргизы хотели меня убить, но мне удалось о них уйти и спрятаться под берегом реки, где я просидела три дня, а затем была вынуждена от голода оттуда выйти. Я была встречена каким-то сартом и доставлена в Уч-Турфан к китайскому начальнику, который передал меня русскому аксакалу. Из Уч-Турфана я была доставлена в Кашгар». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 38, л. 7об].

После подавления восстания, когда власти принимали меры к примирению сторон, доверенные крестьян Пржевальского уезда Д. Г. Каракаш и М. Н. Ткачёв в записке, поданной в Совет Министров в апреле 1917 г., писали: «Правительство простило киргизов, но местное население … не может простить киргизам выкалывание глаз, вырезание языков, убийство невинных людей, насилование женщин, девушек и даже девочек. Не может оно простить киргизов, виновников полного своего разорения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 81].

Помнить о восстании надо, учитывать его уроки необходимо, жертвы восстания киргизского, русского и дунганского народов установки памятника заслуживают. Но возводить восстание 1916 г. на пьедестал, делать из него какой-то символ, учитывая приведённые факты, я думаю, не стоит. В статье «Кровавый закат» исследователь Евгений Норин отметил: «Действительная история этого восстания поистине жуткая, и историкам, и активистам «национального» киргизского направления не следовало бы поднимать её на щит хотя бы ради сохранения собственного лица».

Другой исследователь (Константин Посторонко. https://postoronko.com/interesnoe-v-smi/krovavyy-zakat-kirgizskoe-vosstanie-1916-goda.html) также отмечает: «Массовое душегубство, люди, отданные на волю толпы, предание огню и мечу целых сёл — все это делает трагедию 1916 г. чем угодно, но явно не делом чести, славы, доблести и геройства. В этой связи трудно понять желание современных киргизских политиков ворошить эту историю. Строительство национальной мифологии на проигранном восстании, полном первобытного варварства и расправ над безоружными поселенцами — не самая умная идея. В массовом убийстве женщин и детей, а затем позорном бегстве при виде воинских команд нет ни чести, ни славы. Надеемся, киргизы это понимают».

Но вознесение восстания на щит славы, наоборот, говорит о непонимании или об умышленном искажении событий 1916 года. В 1907 г. в Гааге состоялась вторая Мирная конференция, которая приняла 13 конвенций. 4-ая конвенция была о законах и обычаях ведения сухопутной войны. Статья 23 приложения к конвенции запрещала «а) убивать или ранить лиц, принадлежащих к населению; … ж) истреблять или захватывать неприятельскую собственность». (Вторая конференция мира 1907. СПб, 1908, стр. 133). Статья 25: «Воспрещается атаковать … какими бы то ни было способом незащищённые … селения, жилища или строения». (Там же, стр. 135). Статья 27: «При осадах … щадить … храмы». Статья 28: «Воспрещается отдавать на разграбление город или местность, даже взятые приступом» ( Там же, стр. 137).

То есть, в 1916 г. уже существовали нормы Международного гуманитарного права, регламентирующие способы ведения войн и утверждённые Гаагской конференцией. Но эти нормы массово и многократно были нарушены повстанцами во время восстания 1916 г., о чём и были приведены факты и документы. Нарушения норм Международного гуманитарного права во время ведения военных действий считаются военными преступлениями. Военные преступления, носящие массовый характер, например, совершённые повстанцами в Пржевальском уезде, считаются преступлениями против человечности, и к ним неприменим срок давности.

Причины межнациональной розни.

Во вступлении к очерку уже было сказано, а первыми двумя рассказами о нападениях на русские сёла подтверждено, что восстание в Семиречье, кроме других особенностей, отличалось межнациональной рознью. Директор Института истории АН КырР Табышалиев С. Т. в интервью газете «Слово Кыргызстана» (№82 от 06.04.1991 г.) сказал: «Историю мы должны воспринимать такой, какой она есть, какой бы горькой она ни была. Анализ документов, свободный от идеологических убеждений, показывает, что восстание в Семиречье носило откровенно антирусский характер, но не против всего народа России, а именно против русского переселенческого населения Семиречья, ассоциировавшегося (у восставших – Б. М.) с колонизаторами. Это ещё раз подтверждает локальный смысл борьбы».

Причинами этому трагичному явлению были следующие. Первая, по своей сути восстание имело целью борьбу против русской власти, но в понимании восставших русские и власть представляли одно целое, в результате восстании пострадали не администрация, не власть, а простые русские крестьяне. Поэтому характеристика восстания, как антицарское, не соответствует действительности. Как писала «Семиреченская жизнь», киргизы выступили «не только против новой повинности, но и запылали яростью ко всему русскому». Вторая причина, сказались особенности менталитета кочевников, давняя традиция нападения, грабежа и угона скота у соседа в наказание за обиду.

Третья, стравливание, провоцирование национальной розни как со стороны властной киргизской верхушки и мусульманского духовенства, так и извне. Духовенство призывало к священной войне. Манапы, чтобы прикрыть свои преступления, отвести от себя народный гнев, все беды простого народа сваливали на русских, стремясь придать восстанию антирусский характер.

Так, управитель Атекинской волости Белек Солтоноев, выступая перед повстанцами, говорил: «Надо русских грабить, прогнать их до Ташкента». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 12об]. Но нельзя указания русской администрации об организации активной обороны после нападений восставших на крестьянские сёла оценивать, как призыв к междоусобице, к межнациональной вражде.

Четвёртая причина. Есть вина и части русских, смотревших на киргизов как на отсталый народ, как на источник наживы, что теперь обернулось против них самих. Тема сложная, трудная, деликатная, и если брать отдельные факты, то можно прийти к совершенно противоположным выводам. Поэтому сказать об этом надо подробнее и оценивать по характерным фактам. Вот как характеризовал общее настроение русских начальник Аулиеатинского уезда Б. Н. Костальский:

«Отношение русского населения к мусульманскому было местами холодное, местами враждебное и редко где сносное». [(173), стр. 45]. Но здесь надо учитывать, что русские поселенцы и колониальная политика власти в течение времени условно делилась на две части. Старожилы и прежняя власть – Г. А. Колпаковский и М. Г. Черняев – это примерно до 1890 г; новосёлы и существующая администрация – примерно с 1900 г. Корреспондент из Туркестана в газете «Русский инвалид» (Санкт-Петербург, 1867 г., №74), описывая первый период переселения, сообщал:

«Чтобы доказать, что можно жить в Туркестанской области спокойно и безопасно, стоит только вспомнить, что за всё время существования области не было ни одного случая убийства русского». Другой корреспондент в 1896 г. писал: «В Средней Азии нет ничего подобного, что творится на Кавказе, где существуют разбои и набеги, от которых не застрахованы даже поезда железных дорог. Достойно замечания, что последний русский (в Туркестане – Б. М.) убит туземцем, да и то с целью грабежа, лет 7-8 тому назад. Мы здесь чувствуем себя также безопасно и спокойно, как в любой из губерний внутренней России и даже, пожалуй, безопаснее». [(223), 1896 г., март, стр. 65].

Об этом говорил и старшина Абаильдинской волости Канат Абукин: «Первое время моей службы отношения с русским населением были хорошими, ни ссор, ни других недоразумений не было. В Пишпекском уезде так шло, пока не ушёл с должности уездного начальника Затинщиков, который соблюдал интересы киргизов, а со вступлением шесть лет тому назад на должность уездного начальника подполковника Путинцева порядок изменился. 

«До начала переселенческого движения (рассказчик имеет в виду массовое переселение после 1895 г. – Б. М.) отношения русских к киргизам и обратно были хорошими, острых или массовых неудовольствий не было, были, конечно, отдельные случаи, которые никакой роли не играли. Но с появлением переселенцев лет 9-10 тому назад их отношения сразу стали враждебными. Киргизов они называли «собаками» и началось их соответственное обращение.

(Используя выражение «собаками», рассказчик, наверное, имеет в виду название «сарты», одно из неправильных толкований значения этого слова, якобы, от «сары ит» – «жёлтая собака». В действительности же «сарт» – слово индийского происхождения, означающее «купец», так в Мавераннахре называли оседлых жителей, говоривших по-тюркски. – Б. М.). "Всё это отражалось и на отношении старожильцев-русских к киргизам, и отношения их испортились. Таким образом, между русскими, главным образом новосельцами, и киргизами установились враждебные отношения: со стороны русских явная, а со стороны киргизов скрытная злоба против русских». [(172), стр. 130 и 134].

При заполнении в 1909 г. поселенного бланка села Беловодского, староста села на вопрос анкеты: «Не страдали ли первые поселенцы от враждебного к ним отношения туземцев?» записан ответ: «С киргизами жили мирно, в пастьбе скота киргизы нам не мешали. Стеснение от киргизов начали испытывать только в последние годы, с началом землеустройства». [РГИА, ф. 391, оп. 8, д. 6, л. 1]. Переселенцев в Семиречье можно разделить на три волны. Первый период с начала переселений до 1890 г. – это переселенцы, уходящие от малоземелья в Центральной России. Вторая  волна с  1891 г. и первые годы XX в. – это переселенцы, бежавшие от неурожаев в Европейской России в 1891-1892 гг., 1897-1898 гг. и в 1901 г. И третий этап, самый массовый, в результате столыпинских реформ.

Среди переселенцев третьей волны было немало любителей перемены мест. Одни из них искали лучших условий, другие – «шатуны», как их называли сибирские чиновники – новых пособий и льгот после окончания их действия на прежнем месте жительства. Такие новосёлы относились к своему новому месту жительства, как к временному пристанищу, а к коренным жителям – не как к соседям, с которыми придётся жить, а как к средству обогащения. Киргизы, разделяя русских крестьян на старожилов и новосёлов, последних называли «джаман урус» – «плохой русский». [(324), стр. 99].

В результате, добрососедские отношения русских крестьян с местным населением, которые установились с начала присоединения края, были нарушены новосёлами третьей волны. Сравнивая старожилов и новосёлов лепсинский благочинный в 1916 г. писал: «Первые к храму усерднее, к старшим почтительнее, в семье твёрже. Новосёлы много хуже. Многие из них были свидетелями Первой русской революции 1905-1906 гг.. У некоторых и совесть, и руки, несомненно, запятнаны участим в экспроприациях и погромах того времени». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, л. 62].

Заведующий розыскным пунктом Семиреченской области (жандармское отделение) ротмистр В. Ф. Железняков о причинах восстания писал: «После аграрных беспорядков в Европейской России самый худший элемент, разнузданная, малоспособная к упорному труду, слабая по своим хозяйственным инстинктам масса ринулась на окраины, в том числе в Семиречье, получая бесплатно здесь землю. Однако те требования, которые предъявляли переселенцы, в массе считавшие, что им должны дать всё для их обеспечения сразу, стали во враждебные отношения к туземцам. …

«Это презрительное отношение (новосёлов) к туземцам-киргизам мало-помалу передалось старосёлам и казакам, жившим ранее в добрососедских отношениях с киргизами. Конечно, киргизы учитывали эти отношения, затаив злобу. … И оно вызвало ту жестокость, которую проявили киргизы к русскому населению, главным образом к новосёлам, посёлки которых они жгли, уничтожая хозяйства и расправляясь с людьми самым жестоким образом». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 480-480об]. То есть, речь идёт так же не о русских вообще, а о «новосёлах».

Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе Главному переселенческому управлению в декабре 1915 г. сообщал: «Ещё до войны нередко наблюдались серьёзные недоразумения между киргизами и переселенцами на почве потрав и нарушения границ пользования. … Виновны были, конечно, обе стороны, из-за неумения, а иногда и нежеланию согласовывать свои интересы. … Эта вражда, иногда вспыхивала в виде эксцессов, но в общем сдерживалась мерами разъяснений или наказания виновных". [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 19об].

У новосёлов распространённым видом вымогательства с киргизов были штрафы за «потравы» – выпас скота на чужой территории. Но агроном Переселенческого управления В. Воротников, обследовавший чуйские участки отмечал: «Киргизы отплачивают тем же. На этой почве и разыгралось известное дело о пленении переселенцев (чуйского участка – Б. М.). (Но) их следует признать более виновными, чем киргизов, так как почти точно установлено, что переселенцы хотели силой отбить загнанный киргизами скот». [(РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 116, л. 101].

Другим, тоже распространённым, нарушением со стороны киргизов была барымта – тайный угон чужого скота, среди соплеменников даже почитаемый удальством. Упоминаемый агроном В. Воротников барымтой даже объяснял состав стада у переселенцев: «Незначительное количество лошадей крестьяне объясняют тем, что киргизы их сильно воруют, и что единственной действующей мерой против этого только замена лошадей рогатым скотом». [(РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 116, л. 94об].

Несмотря на взаимное неудовольствие и упрёки, в то же время редкие, но были факты, когда русские вооружали киргизов [(176), стр. 170], принимали участие в восстании и даже руководили восставшими [(175), стр. 54]; и когда киргизы охраняли от грабежа имущество русских, давали возможность женщинам и детям скрыться во время погромов. [(173), стр. 49]. На станции Отар, при нападении восставших, группа казахов защищала русских. Впоследствии было выяснено, что во главе этих «благожелательных к русским киргизов» стоял Рыскельды Раимбеков. [(206), №67 от 04.10.1916 г.].

Почти все посты и партии Управления работ по орошению долины реки Чу были разгромлены с гибелью отдельных сотрудников. Но вот что сообщал заведующий изыскательского отряда этого Управления Н. Пирогов: «Киргизские беспорядки застали нас врасплох. Сначала киргизы предложили нам уехать немедленно, оставив весь инвентарь. Но после переговоров, киргизы дали нам один час на сборы. Так как более ценным представлялись полевые материалы и геодезические инструменты, то главное внимание было обращено на сохранность этих вещей». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 11, л. 16].

Эти просто человеческие, добрососедские отношения в своё время давали повод некоторым трубить о классовой солидарности, о революционном единстве, об интернационализме. Здесь сработали восточные традиции, восточные законы, обязательства, закон махалли и тамырства – побратимства. На первом месте родственник, потом друг, далее сосед или сослуживец, затем знакомый и, наконец, земляк. Когда люди живут рядом, по соседству – они будут дружить.

Потому что мы давно знаем друг друга, и сосед хороший человек, он не раз выручал меня. А вот на другой улице, в соседнем селе живут «нехорошие русские» или «нехорошие узбеки». Эта традиция проявила себя и в июне 2010 г., когда на юге республики начались межэтнические столкновения. Тогда киргизы прятали у себя соседей-узбеков и наоборот. В то же время, якобы, «отдельные» антирусские выступления не надо сваливать на феодалов. Давайте смотреть открытыми глазами, всесторонне и на характерные факты, хотя они и суровы.

Нападение на Токмак.

Ещё в начале июля жителями было замечено, что киргизские семьи стали покидать Токмак. Многие рабочие-киргизы бросали работу у крестьян и уходили. За неделю до восстания базар в Токмаке стал малолюдным. Приезжавшие в село киргизы держали себя как-то необычно, как бы что-то высматривали. Возвращавшиеся с гор крестьяне рассказывали, что в аулах происходит что-то непонятное: некоторые юрты куда-то кочуют, киргизы собираются по 20-30 человек и о чём-то совещаются. Многих крестьян знакомые киргизы предупреждали о предстоящем восстании.

Крестьяне заявляли об этом властям, но те им не верили. В Токмаке первыми о нападениях киргизов сообщили 8-го августа прибежавшие в село крестьяне Меньшов и Красиков, ограбленные на своих пасеках. Затем с полей стали возвращаться и другие крестьяне и также сообщили, что в степи появились шайки киргизов, вооружённых палками и пиками, и грабят скот. Эти сообщения так встревожили население, что жители окраин Токмака, забрав домашний скарб, стали переезжать в центр села к церковной ограде, где расположились со своими повозками. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 42].

Одновременно с этими сообщениями к приставу прискакал казак с сообщением о нападении киргизов на станицу Самсоновскую. Только после этих сообщений, а также известия о нападении на Самсоновку, власти объявили по пашням о надвигающейся опасности и чтобы крестьяне уезжали в село. Возвратившиеся с полей крестьяне, рассказывали, что по степи разъезжают киргизы. Некоторых крестьян, не объясняя причин, предупредили, чтобы они скорее уезжали с пашен.

Не всем крестьянам удалось благополучно уехать в село: одни были ограблены, другим пришлось убегать, прячась по камышам и кураям. Как только были получены первые известия о нападениях повстанцев на предгорные сёла, пристав А. Г. Байгулов, взяв с собой стражника трёх джигитов и 10 солдат, выехал в Самсоновскую. Прибыв на станцию Старый Токмак, он встретил там крестьян, бежавших из Быстрорецкого из-за нападения повстанцев. Беженцы сообщили, что толпы восставших находятся в урочище Сасык-Булак.

Добавив к своему отряду ещё нескольких быстрорецких крестьян, пристав двинулся к горам. В ущелье Сасык-Булак обстреляли повстанцы. После ответного огня восставшие человек 50 отступили в горы. Оттеснив восставших в горы, отряд двинулся к станице Самсоновской. На пути к караван–сараю к отряду присоединились ограбленные в Боомском ущелье возчики, которые сообщили о нападении восставших на станцию Джиль-Арык. Ночевал отряд в Старом Токмаке. Ночью был виден пожар в Орловке. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 25, л. 3-4 и д. 49, л. 29-30].

Переночевав в Старом Токмаке, отряд утром 9-го августа двинулся в Самсоновку. За старым Токмаком дружинники обнаружили труп казака, который привозил пакет о беспорядках у Самсоновки. Весь он был в крови, так что невозможно было понять, какие у него раны. Одежды на нём не было, осталась только нижняя рубаха. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 25, л. 3-4 и д. 49, л. 29-30]. То есть убийство посыльного было совершено с мародёрством. В 11 часов утра отряд прибыл к окружённой станице Самсоновской, где его «атаковала большая толпа киргизов».

После получасовой перестрелки восставшие отступили в горы. Во время этой стычки были убиты два дружинника: Степан Митенский и Иван Каширин. Митенский был убит из ружья, а у Каширина споткнулась лошадь, и повстанцы, настигнув, изрубили его топорами. [Там же, д. 48, л. 43]. По прибытии в Самсоновскую выяснилось, что восставшие не только угоняли скот с полей, но и нападали на сёла: киргизы Атекинской волости на русское село Новороссийское в долине Чон-Кемина, а повстанцы Сарыбагишевской волости – на казачью станицу Самсоновскую.

Жители против конницы восставших на улицах селений строили заграждения из телег и брёвен. Примечательно, что в этом рейде отряда токмакского пристава принимал участие и управитель Тынаевской волости Дюр Саурамбаев со своими джигитами. После обеда восставшие, отступая от Самсоновки, напали на подошедший из Токмака отряд уездного начальника Ф. Г. Рымшевича, но нападение было отбито. [Там же, д. 25, л. 4об]. 9-го августа волостной старшина телеграммами сообщил уездной и областной администрациям о волнениях и просил прислать помощь.

Крестьяне, вооружившись, дробовыми ружьями, вилами и палками, организовали из 50-и человек две дружины. Дружинниками были парни от 15-лет и старики. Некоторые женщины переоделись в мужскую одежду: «смотрите де, киргизы, сколько у нас мужчин». Въезды в село жители перегородили телегами, брёвнами и выставили караулы у этих заграждений. [Там же, д. 48, л. 42-43]. О начале волнений под Токмаком добавил в своих показаниях следствию житель Токмака Г. К. Иваненко:

«В окрестностях Токмака 8-го августа нападений на русских не было. 9-го августа вести пошли более тревожные. Несколько токмакских семей, бывших на отдалённых пашнях, не вернулись домой по сей день. Из пропавших без вести были Михаил Суриков и два парня Красюковых. С 9-го августа жители Токмака выставили посты и стали устраивать заграждения. Возникла паника и суматоха. Пристав был в отлучке на усмирении бунта в Самсоновке, а заведующий полицейской частью никаких мер, касающихся самообороны и успокоения жителей, не принял.

«10 августа стали появляться большие толпы конных киргизов, вооружённых палками, а иногда и ружьями. Эти толпы занялись грабежами и убийствами на предгорных пашнях. Некоторые семьи были ограблены, другие успели уехать, третьим пришлось прятаться в зарослях и кураях. 11 августа никто из крестьян на полевые работы не выезжал. Все волновались и ожидали нападения. Вечером 11 августа из Верного прибыла сотня казаков под командованием И. В. Бакуревича, а вслед затем прибыла небольшая команда с пулемётом.

«Страхи в селе несколько улеглись. 12 августа разведка казаков узнала от крестьян Покровского, что на Аильчинском арыке и у сада Дюра Саурамбаева съехались огромные толпы киргизов. Отдельные группы, вооружённые пиками и частично ружьями, движутся к Токмаку. Часть казачьего отряда и пулемётная команда выступили навстречу киргизам. Один взвод казаков направился в тыл киргизам со стороны Покровского.

«Ниже Аильчинского арыка тысячная толпа киргизов первая бросилась на пулемётную команду, имевшую в своём распоряжении автомобиль, на котором был установлен пулемёт. Автомобиль был окружён со всех сторон, хотя пулемёт стрелял непрерывно. В это время подоспели казаки и отогнали киргизов, которые отступили вверх к Аильчинскому каналу. После 12 августа Токмак оказался в осадном положении». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 14-15].

А. Н. Куропаткин 12 августа сообщал Военному министру: «Шайки киргизов продолжают терроризировать русское население. Высланными из Пишпека и Верного небольшими отрядами шайки отогнаны от почтового такта, и телеграфное сообщение с Верным восстановлено, но мятежники группируются в районе Кастекских гор, откуда и делают набеги на русские селения. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 251].

Захват повстанцами обоза с оружием в Боомском ущелье.

9-го августа на выходе из Боомского ущелья к Иссык-Кулю отряду повстанцев из сарыбагишевцев удалось окружить и захватить транспорт с оружием, следовавший в Пржевальск для вооружения формировавшегося там отряда запаса. Постыдный эпизод, произошедший из-за преступной халатности начальства, как областного в Верном, так и уездного в Пишпеке, поэтому о нём мало упоминается в документах того времени.

В первых числах августа в Пишпек на семи подводах прибыл транспорт оружия (172 винтовки и 34 тысячи патронов, по другим данным 189 винтовок), следовавший из Верного в Пржевальск. Транспорт следовал в сопровождении лишь одного солдата. (? Так сказано в источнике. Наверное, это был старший конвоя – Б. М.) и с тремя конвоирами, по инструкции для мирного времени. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, л. 41об].  Пишпекское уездное руководство о движении транспорта заранее не было предупреждено и узнало о нём только по прибытии.

Комендант Пишпекского гарнизона Писаржевский, справедливо считая такую охрану для перевозки оружия недостаточной, выделил для сопровождения транспорта дополнительно двух дружинников (наверное, стражников – Б. М.) и одного солдата, ехавшего в отпуск в Пржевальск. По сведениям администрации в уезде было полное спокойствие, никаких волнений не ожидалось, и 5-го августа транспорт вышел из Пишпека, о чём было сообщено в Пржевальск.

8-го числа в 4 часа дня транспорт прибыл в Кок-Майнак, где остановился на ночёвку в караван-сарае. Вечером киргизы угнали скот, пасшийся около станции. Это нападение всех встревожило. К охране почтовой станции и транспорта подключились содержатель почтовой станции, караванщик и старик из Пржевальска. Ямщики-киргизы почтовой станции оставались верными своему хозяину и охраняли лошадей. Все были вооружены охотничьими ружьями.[ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 22].

Начальник Пржевальского гарнизона, получив сообщение от Писаржевского, отдаёт приказ помощнику уездного начальника Ф. П. Каичеву: «По исполнении поручения (подавление волнений в с. Кольцовке – Б. М.) проследовать из с. Кольцовского со своим отрядом до ст. Рыбачье для встречи и сопровождения транспорта с оружием». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 5038, л. 185об]. Но события опередили принимаемые меры, началось восстание.

Ф. П. Каичев со своим отрядом был окружён в Кольцовке и коварно убит повстанцами. Утром 9-го августа транспорт, три почтовых и две частных повозки двинулись на Рыбачье. На почтовых и частных подводах ехали староста почтовой станции Муховиков, содержательница караван-сарая Попова, караванщик Василенко с семьями какой-то проезжающий с дочерью, снохой и внуком. В 10-и верстах от Кок-Майнака обоз начали преследовать восставшие.

Два повстанца, объехав стороной обоз, помчались к следующему караван-сараю Кутявина. Предвидя нападение сопровождающие обоз стали готовиться к обороне. Были вскрыты ящик с патронами и тюк с винтовками, и четыре безоружных человека, ехавшие с обозом, были также вооружены. Когда обоз подъехал к караван-сараю, восставшие из окон и из-за дувалов начали стрельбу по обозу, причем огонь вели по конвоирам, не обращая внимания на женщин.

Конвоиры открыли ответный огонь и почти выбили повстанцев из караван-сарая, но тут подъехали ещё повстанцы и стали обстреливать обоз со всех сторон, убив четырёх солдат и трёх добровольных защитников обоза. После этого восставшие пошли в атаку. Впереди ехал командир с шашкой, которого, как говорили потом ехавшие в обозе, был похож на грека или армянина. Муховиков его ранил, повстанцы бросились к нему на помощь.

В этой толчее защитники транспорта убили нескольких восставших. В ответ бросившиеся лавой и с криками повстанцы убили старшего конвоя и захватили транспорт. Восставшие были удивлены и обрадованы захваченной добычей. Воспользовавшись их радостной суматохой, солдат, Муховиков и Василенко с женщинами и детьми вскочили в подводы и помчались к Рыбачьему. Повстанцы, увлечённые богатой добычей не стали их преследовать.

В Рыбачьем беглецы подоспели как раз к отплытию крестьян, убегающих в Пржевальск. Но в лодках мест на всех не хватило. Поэтому Василенко, проезжающий, раненый конвоир и солдат, уступив места женщинам и детям, остались на берегу. Отплывающие видели с лодок, как они отстреливались от наседавших повстанцев, прикрывая уплывающих беженцев. Беженцы из Рыбачьего и обоза через пять дней приплыли в Пржевальск. По пути они видели, как восставшие грабили и жгли русские сёла. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 23-24].

Захват такого количества оружия имел существенное значение, так как повстанцы были вооружены в основном охотничьими ружьями и холодным оружием, а успешно проведённое нападение воодушевило их. Сарыбагиши, руководимые влиятельными манапами Султаном Долбаевым, Баимбетом Баранбаевым и Алагушем Джантаевым, на общем собрании «совершили бату, жертвенную молитву, призывая своих сородичей объединиться для объявления газавата, священной войны с неверными. Здесь же по древнеазиатскому обычаю на белом войлоке поднят был и провозглашён ханом манап Мокуш Шабданов». [(184), стр. 101].

Шабдановы, ставшие во главе восстания, с целью склонить к участию в восстании нерешительные аилы, преувеличивая свои первые успехи, разослали повсюду своих гонцов с известиями, что ими уже взяты Токмак и другие сёла Пишпекского уезда, захвачен транспорт с винтовками и патронами, и что они идут на помощь иссык-кульским киргизам, чтобы взять Пржевальск. При этом гонцы Шабдановых призывали убивать мужское население русских, женщин и девушек брать себе в жёны, а мальчиков-подростков в пастухи. [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 7].

Восстание в Загорном участке.

А. Н. Куропаткин 11-го августа докладывал Военному министру: «Восстание пишпекских киргизов усиливается». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 247]. Из-за отдалённости в более худшем положении оказались сёла Загорного участка. 9-го августа полторы тысячи восставших Каракечинской волости напали на село Белоцарское Нарынского подрайона. Почти всех мужчин перебили, женщин увели в плен, а село разграбили и сожгли. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 13об].

Так же 9-го августа восставшие разграбили и сожгли почтовую станцию Ортотокой, убили содержателя станции Буравлёва, а его семью взяли в плен. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 62]. В Загорных волостях были убиты писари Александров, Важенин, Киселёв и Сахнов. Волостной писарь Гаврилов и стражник Плузепинов пропали без вести. [Там же, д. 34, л. 18об]. Также был убит гидротехник Лахтин, ехавший из Столыпино в Джумгал, а его жена с ребёнком были взяты в плен. [ЦГА РКыр, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 103-104].

С 10 августа восставшие заняли почтовый тракт от Рыбачьего (Кутемалды) в Нарын. 10 августа пристав Загорного участка Михаил Николаевич Меньшиков с женой, два писаря и два стражника были убиты повстанцами. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 56]. Четырёх малолетних детей М. Н. Меньшикова нападавшие взяли в плен. [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5037, л. 2]. Впоследствии освобождённый из плена стражник Хмыров подтвердил это печальное известие. [(43), стр. 67 и 69].

Небольшой конвой участкового пристава в течение 8-и дней выдерживал осаду многочисленной толпы, но на девятый день, израсходовав патроны и мучимый голодом, сдался, и был уничтожен восставшими. [(31), стр. 372 и 411]. Кроме Белоцарского, подверглись нападению село Титовка и четыре хутора на левом берегу Нарына, которые также были разграблены и сожжены, а скот угнан. [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 103].

Были разрушены почтовые станции Сарыбулак и Кумбель-Ата, разгромлена и сожжена Джумгальская гидроизыскательная партия. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 13]. Ранее рассказывалось о нападениях на строителей в Чуйской долине, такой же трагичной была судьба изыскателей, работавших в отдалённой Джумгальской долине. При известиях о разрастающихся волнениях в крае в середине июля работы экономического и аграрного отделов по обследованию хозяйств Нарынского района были приостановлены.

Что же касается гидрометрических станций – Джумгальской и поста на оз. Сон-Куль, то, принимая во внимание особое значение непрерывности гидрометрических наблюдений, а также надежда на то, что характер работ станций (не землеотводные работы) не должен был вызвать среди киргизов враждебного отношения, было решено упомянутые станции не закрывать и продолжать работы. [РГИА, ф. 426, оп 3, д. 205, л. 43].

Также принималось во внимание спокойствие местного населения в районах расположения этих станций и то, что отношение киргизов, работавших на станциях, к сотрудникам изысканий, несмотря на поступающие слухи о волнениях в крае, оставалось хорошим и не внушало никаких опасений. Работу свою все выполняли добросовестно и каких-либо крупных трений между изыскателями и рабочими не проявлялось. Но всё же по просьбе руководства изысканий для охраны Джумгальской партии было выделено шесть солдат.

Трое солдат остались на Джумгальской станции, расположенной у слияния рек Джумгал и Кокомерен, а трое были отправлены на Сусамыр для охраны Сусамырского отряда. По сообщению геолога Джумгальской партии Валериана Николаевича Рябинина, с конца июля можно было заметить некоторые предвестники волнений в виде отказов снабжать партию провизией и лошадьми, слухов о том, что «киргизы грозятся перебить русских и уйти в Китай».

Об этом В. Н. Рябинин сообщил приставу Загорного участка М. Н. Меньшикову, на что последний ответил, что «если среди киргизов и носятся какие-нибудь слухи, то это просто ерунда и придавать им значения не надо», и что «если донесутся слухи более справедливые, то будут немедленно приняты меры». [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 46]. Принять меры не успели, 10 августа толпа киргизов, человек в 20, неожиданно напала на дом лесничего Жигайлова.

При нападении были убиты два солдата пишпекской караульной команды, и взяты в плен мать Жигайлова Екатерина Никитична и жена Анна Фёдоровна. Имущество Жигайловых всё было разграблено. Затем киргизы направились к станции. На станции они убили техника Петра Яковлевича Собынина и спящего солдата пишпекской караульной команды. Техник, выпускница математического отделения Педагогического института Татьяна Петровна Марецкая и повариха Ольга Модестовна Тимашева заперлись в здании станции. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 48].

Киргизы пытались взломать двери, но в это время киргиз Черекчийской волости, служивший на станции рабочим, не сочувствуя происходящему и в то же время не имея возможности противодействовать массе, с тыльной стороны здания выломал окно в комнате, где заперлись женщины, и предложил женщинам следовать с ним в его юрту, тем самым спас их и потом старался защитить их и обезопасить. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 52]. Неоднократно восставшие с угрозами требовали от него выдать им пленниц.

Но он не уступал, и только заступничество спокойных киргизов спало его от гнева повстанцев. Всё же бунтовщикам удалось выкрасть Тимашеву. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 53]. Тогда, воспользовавшись некоторым успокоением в действиях восставших, Мараим Сатывалдиев в сопровождении своего друга Чиныбая Казымбекова отправил Т. П. Марецкую в аул Т. Сарыбекова, откуда она вместе с другими пленниками 29 августа была отправлена в Андижан. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 57].

В Загорном участке в восстании приняли участие 5 волостей. 11 августа представители этих волостей потребовали, чтобы киргизы Сусамырской волости также присоединится к восстанию, угрожая, в противном случае, погромом. К сожалению, влиятельные благоразумные киргизы Сусамырской волости такие, как бывший управляющий волостью Туркмен Сарыбеков, действующий волостной управитель Кудайберген Раимбеков и другие, примыкающие к ним противники восстания, в это время отсутствовали и не могли противодействовать агитации.

И всё же, только часть киргизов Сусамырской волости (около 20-и кибиток) склонилась на сторону восставших. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 56]. Джумгальская станция была полностью разгромлена, авансовое жалование сотрудникам и их личное имущество похищены, казённое имущество разграблено, инструменты уничтожены и всё, что могло гореть, сожжено, в том числе сожгли и труп Собынина. Вечером того же дня была разграблена и буровая станция.

Находившийся там кузнец Василий Иванович Жигайлов, получив рану в голову, смог убежать от киргизов. Его жена Татьяна Ефимовна Жигайлова была взята в плен. Через несколько дней Жигайлов также был вынужден сдаться киргизам вследствие истощения от голода и раны. Пропал без вести водомерщик Григорий Жигайлов. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 48]. Пост на озере Сон-Куль также был уничтожен, но водомерщик с него смог спастись. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 49]. Повстанцы Чирикчинской волости напали на Сусамырский отряд изыскателей.

Во время нападения на Сусамырский отряд был убит техник, студент Петроградского политехнического института Анатолий Яковлевич Соломонидин. При осмотре трупа 13 августа видны были две раны на голове от топора и два ножевых ранения в шею. Техники Дмитрий Петрович Дубяго и Вячеслав Алексеевич Захарьевский, десятник Николай Павлович Беккерман, переводчики Гирфанутдин Камалетдинов и Зариф Нагуманов, водомерный наблюдатель татарин Сабыр Шакиров и солдаты Даниил Кобзев и Андрон Полтавский были взяты в плен. Пленники были развезены по разным аулам. Ночью они были подвергнуты различным истязаниям и побоям. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 54-55].

Утром 12-го в аул, где находились пленные, приехал бывший волостной управитель Сусамырской волости Туркмен Сарыбеков со своими единомышленниками. Сарыбеков, узнав о нападении на изыскательный отряд, приехал с целью освободить пленных. Напугав киргизов приближением войск, он освободил из рук бунтовщиков всех пленников и увёз их в свой аул в урочище Чара. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 51-56]. Также при содействии киргизов Сусамырской волости Биялы Максымова и Баракана Байбасунова были освобождены два техника, два солдата, один русский рабочий и три татарина. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 13об].

14-го августа техниками было написано донесение Беловодскому участковому приставу о разгроме Джумгальской станции, об убийстве и пленении некоторых сотрудников партии. Сарыбеков послал это сообщение со своим джигитом в Беловодское, откуда сообщение по телеграфу было отправлено начальнику изысканий в Ташкент. [РГИА, ф. 426, оп 3, д. 205, л. 46]. 15-го августа в аул Сарыбекова приехал волостной управитель Кудайберген Раимбеков, который сообщил техникам, что восставшими убиты М. Н. Меньшиков, два волостных писаря и два стражника из Пишпека. Через несколько дней была освобождена техник Т. П. Марецкая.

В Управлении изысканий, получив телеграмму из Беловодского, из Андижана под командованием пристава Избаскентского участка Орловского отправили отряд из 15-и солдат [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1138-а, л. 17], который прибыл на Сусамыр 19 августа. 29 августа все служащие изысканий под охраной были доставлены в Андижан, откуда выехали в Ташкент. [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 56-58]. Впоследствии в акте обследования разгромленной Джумгальской станции отмечалось: «Все постройки гидрометрической станции и службы сожжены до основания, остались только глиняные полуразрушенные стены. На месте станции никакого имущества нет». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 98].

Осада и бегство жителей села Столыпино (Кочкорка).

7-го августа прервалась связь Столыпино (Кочкорка) с Нарыном. Осмотр на месте показал, что повреждение сделано умышленно. Временно восстановив повреждение, начальник почтово-телеграфной станции в селе Столыпино для окончательного его устранения вызвал телеграфного механика из Рыбачьего. 8-ое августа прошло спокойно. 9-го августа с полей в село стали прибегать крестьяне, среди которых были раненые. Они рассказали, что киргизы грабят и избивают работающих в поле. С сообщением о случившемся в Рыбачье был послан посыльный, которого, как узнали потом, повстанцы перехватили и убили.

В обед восставшие окружили село. Прибывший из Рыбачьего механик Доренко (Дзюбенко) передал телеграмму в Нарын с просьбой о помощи. Доренко пытался связаться и с Токмаком, но линия уже была прервана. «Мы, – писал священник села Зимовнов, – с 8-ю солдатами (Нарынской караульной команды – Б. М), которые стояли в нашем селении, решили защищаться во дворе почтового отделения, как более удобном для обороны, и куда старший унтер-офицер Линник приказал немедленно собраться всему населению, (загородить улицы и вооружиться кто, чем может – Б. М.).
Продолжение в 18 части.