Продолжение,начало в 1-ой части.
31 августа 1916 г. Куропаткин снова направляет губернатору Семиреченской области телеграмму следующего содержания: «Ко мне поступают сведения, что, так называемый отбитый у бунтовщиков скот, в некоторых случаях отобран у мирного населения. … Прошу всех уездных начальников, начальников отрядов и всех офицеров … принять самые строгие меры, чтобы не бунтующее мирное население охранялось всеми мерами, и скот у такого населения не отбирался.

«Расследуйте случаи отбития скота у населения, о которых вы доносили, и если найдете, что такие действия составляли грабеж скота у мирного населения, немедленно предайте виновных Военному суду. Разорение … киргизского населения не в интересах русского правительства». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, 41, л. 29-30]. Эти указания генерал-губернатора служат и напоминаниями тем, кто заявляет о геноциде киргизского народа. Что-то я не читал о подобных приказах турецкого командования в отношении армян в 1915 г. и германского – в отношении русских, евреев и цыган во время Второй мировой войны.

Губернатор области в целях прекращения грабежей издаёт постановление, по которому разрешалось производить обыски у лиц, подозреваемых в грабежах, а виновных предавать военному суду. [(160), №202 от 08.09.1916 г.]. Комиссар Временного правительства О. А. Шкапский даже в июне 1917 г. докладывал Туркестанскому Комитету: «Грабежи эти стали обычным явлением». (РГИА, ф. 1291, оп. 84, д. 57, л. 3). Но это были не запланированные и не организованные властями грабежи, а стихийный ответ пострадавших на предыдущие погромы.

А то, что ранее восставшие занимались грабежами крестьян, не оправдывает новоявленных «мстителей». Пункт 7 «Положения о порядке реквизиции» требовал: «Во всех случаях проведения реквизиций необходимо иметь строгое наблюдение, чтобы нижние чины, назначенные для производства реквизиций, не забирали средств в излишнем, сравнительно с назначенным, количестве, не портили бесцельно вещей и продуктов и вообще не преступали границ, отделяющих реквизицию от мародёрства». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 3].

По статье 281 Военно-судебного устава 1876 г. и статье 279 Свода высочайших повелений 1869 г., т. XXIV за разбой, грабежи и убийства во время военных действий военные чины подвергались строгим наказаниям, вплоть до смертной казни. Так что грабежи и убийства киргизов после восстания – это преступления отдельных крестьян, казаков и демобилизованных солдат, но не действия армии, не политика государства. Куропаткин в телеграмме Фольбауму от 31.08.1916 г. о принятии решительных мер, вплоть до военного суда, в отношении лиц, занимающихся грабежами киргизов, писал:

«Разорение русских селений большое горе для Туркестанского края и всей России. Но и разорение киргизского населения не в интересах русского Правительства». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 41, л. 30]. Отношение и непричастность армии к грабежам киргизского населения после подавления восстания доказывает телеграмма военного командования области Куропаткину: «В настоящее время положение киргизского населения в тех районах Семиреченской области, которые были охвачены восстанием, крайне тяжёлое.

«Не имея запасов продуктов первой необходимости, они вынуждены спускаться в русские посёлки и обращаться за покупкой к русскому населению, которое, ввиду понятного озлобления, совершенно не идёт в этом отношении навстречу. Были даже случаи кровавой расправы с киргизами, прибывшими в русские поселения за покупками. Такое положение, безусловно, ненормально, и спешно необходимо принять меры к его урегулированию, иначе на почве голода возможны новые крупные эксцессы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 41].

Генерал-губернатор Куропаткин на такие сообщения указывал: «Наказание должно свершиться над главарями, напавших на русских. Но строгое наказание надлежит и тем русским, которые убивали беззащитных мирных киргизских жителей и грабили их, позоря русское имя». [Там же, д. 46, л. 39]. Что поразительно, и в то же время примечательно. Манапы даже в это трудное время остались верными своим правилам – поборам с населения.

Пользуясь ложившейся неразберихой после подавления восстания манапы, особенно занимавшие административные должности, стали грабить своих же соплеменников. Угрожая доносом об участии в восстании, они вынуждали рядовых киргизов подносить им подарки и давать взятки. Киргизы Беловодского участка Туркестанскому генерал-губернатору 2-го ноября 1916 г. жаловались Туркестанскому генерал-губернатору:

«Волостные управители с писарем обирают население. Они собрали и свезли оставшуюся в поле пшеницу в свои амбары, в то время как у вдов и сирот ничего не осталось. Жаловаться на волостных управителей эти вдовы боятся, так как пристав Грибановский покровительствует им, и жалобы бедняков оставляет без внимания». Манапы Загорных волостей Пишпекского уезда Сарбат Байзаков, Кудайберген Баимбеков, Курман Лепесов, Касымбек Байгатаев «начали пугать (простых киргизов – Б. М.) смертной казнью, предупреждая, что таковая может миновать их, если ими будут преподноситься подарки».

Как заявили жители этих волостей в своей жалобе от 20 января 1917 г., что «киргизы, испугавшись смертной казни, согласно их требованиям собрали 45000 рублей деньгами, 1200 лошадей и 200 верблюдов» и отдали манапам. [(326), стр. 125]. Для прекращения грабежей властями использовались не только административные меры, но и способы морального воздействия. Так постановление заседания о положении в Пржевальском уезде от 21.11.1916 г. гласило:

«Слушали о скорейшей ликвидации грабежей. Постановили: … Весьма желательно, чтобы священники, как в городе, так и в сёлах, внушали населению с амвона и в частных беседах о необходимости немедленной сдачи в казну всего незаконно присвоенного киргизского имущества и прекращения всяческих бесчинств и своеволий, караемых законами в местах, объявленных на военном положении». [(43), стр. 95].Что касается необоснованных обвинений армии в грабежах, то они объясняются приведённой выше телеграммой от 17 августа и записью Куропаткина в своём дневнике:

«Постоянного типа войск в крае оставлено не было. Пришлось послать часть дружин ополчения, часть рот запасных батальонов. Войска мало сплочённые, мало дисциплинированные. Уже при усмирении беспорядков были справедливые жалобы на войска за излишнее разорение туземных жилищ, грабёж, лишние убийства». [(186), стр. 50]. То же он говорил и про Семиречье: «Не нравится мне отбитие нами большого количества скота». Нелёгким было и положение призванных на тыловые работы. Унижение их после восстания грубым и пренебрежительным обращением, конечно, было.

Заброшенные на чужбину, непривычные к индустриальному труду, производственной дисциплине, к новым условиям жизни и быта они воспринимали призыв на тыловые работы как насилие, а не как исполнение своих гражданских обязанностей. В то же время, среди призванных на тыловые работы были желающие служить в строевых частях. 11 октября Военный министр Д. С. Шувалов утвердил положение о приёме в казачьи части добровольцев из инородцев, подлежащих призыву на тыловые работы.

Уход части восставших в Китай.

Потерпев поражение, восставшие готовы были сдаться. Куропаткин 14 сентября докладывал Военному министру: «Замечается успокоение, и туземцы приступают к составлению списков рабочих. В Пишпекском уезде изъявили покорность 400 кибиток Тынаевской волости, от киргизов двух Загорных волостей получены приговоры на наряд рабочих, ожидаются такие же приговора от Сусамырской волости». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 323]. 17 сентября киргизы одной из сусамырских волостей в знак покорности прислали своих заложников на заставу на перевале Шамси. [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 261].

26 сентября отброшенные в горы повстанцы Пишпекского уезда начали переговоры о помиловании. [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 262]. В октябре месяце в районе сыртов, к востоку от Пржевальска 360 кибиток киргизов, принимавших участие в восстании, «выразили покорность», и в районе Иссык-Куля – около 800 кибиток. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933А, л. 465об]. Но главари восстания, не достигнув своей цели – изгнания русских и создания своего ханства, манапы, непосредственно руководившие нападениями на русские села, поняв, что натворили бед, совершили преступления, за которые придётся нести ответственность, стали отступать в горные районы и потом далее в Китай.

Уходили не только сами, но увлекали и уводили вместе с собой своих соплеменников, этим совершили ещё одно преступление против своего народа, обрекая его на новые страдания. Камалетдин Шабданов, один из руководителей восстания, в заявлении в ТуркЦИК восстание и бегство киргизов в Китай объяснял тем, что «киргизы, привыкшие на всё смотреть глазами своих руководителей», поступили так по указанию своих манапов. [ЦГА КырР. ф. И-75, оп.1, д. 43, л. 18].

Само по себе такое явление – уход российских подданных казахов и киргизов в Китай – в истории российско-китайских отношений не новость, только в данном случае он отличался количеством уходящих и зимним временем перехода границы. Переход российских подданных в китайские пределы существовал с первых лет присоединения «Киргизского края» к России.

В отчёте о состоянии Семиреченской области в 1888 г., губернатор, информируя о состоянии пограничных дел с Китаем, писал: «Ведётся борьба с нарушителями границы: таранчами, киргизами и дунганами, пробирающимися на китайскую территорию и производящих там грабежи, воровство и убийства». В инструкции пограничным отрядам Семипалатинской и Семиреченской областей от 1891 г. борьба с преступностью на границе ставилась в качестве основной задачи.

На пограничную службу Джаркентского участка китайской границы возлагалось: «… 2) следить чтобы инородцы, обитающие на границе, не имели возможности переходить её для грабежей и в качестве перебежчиков». («Военный сборник», 1892 г., №8, стр. 359). Но если российская сторона проводила расследование нарушений границы и грабежей на своей территории, выражала протест китайской стороне и высылала нарушителей обратно, то китайцы были скорыми на расправу, причём с восточной жестокостью.

«Туркестанские ведомости» в 1880 г. сообщали: «Русские уполномоченные – судья, надворный советник Дмоховский и следователь, подполковник Монастырский ездили в Бахтинское укрепление для расследования совместно с китайскими чиновниками дела об обрезании ушей у трёх русско-подданных киргизов и некоторых пограничных дел по грабежам». Исследователь Азии М. Голубев в очерке «Заилийский край» писал:

«Богины (иссык-кульское племя бугу – Б. М.) беспокойные соседи для китайцев. Они пускаются даже на грабежи оседлых поселений. Но за такие проделки они расплачиваются головами в Кульдже». Это подтверждал и Генеральный консул Петровский в сообщении от 10 апреля 1895 г.: «За убийство стражников двух киргизов повесили, других наказали каторгой. Это, хотя и тяжёлая необходимость, поуспокоит наших киргизов, особенно семиреченских, грабежи которых стали наводить страх на всю границу». [(310), стр. 191].

В ежегодных отчётах о состоянии Семиреченской области был постоянный раздел о положении на границе с Китаем. Надо признать, что грабежи на границе были обоюдными, как с российской, так и с китайской стороны. Но с киргизской стороны их было больше. В годовом отчёте о состоянии Семиреченской области в 1895 г. сообщалось: «В 1895 г. грабежей и угонов на границе было 42 случая, из которых 37 совершено нашими подданными у пограничных жителей Китая, и пять произведено китайцами у наших». [РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 5260, л. 659]. В 1897 г. китайскими подданными в российских пределах было совершено 11 случаев угона скота и нападений а российскими подданными в Китае – 31 случай. [РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 5393, л. 619].

В 1899 г. с китайской стороны из российских пределов угнали 283 головы разного скота. У китайцев казахи и киргизы угнали 403 головы скота, совершив 6 грабежей. [РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 5502, л. 411]. Эти грабежи увеличились после ухудшения отношений с Китаем в 1900 г. В 1901 г. для предупреждения грабежей китайских пределов на границе с Китаем пришлось держать целый казачий полк. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 8, л. 95]. Со стороны киргизов были не только отдельные грабежи , но и массовые набеги.

Так, осенью 1864 г. когда в Кульдже вспыхнуло восстание мусульман против китайцев, сарыбагиши, пользуясь тем, что в зимний период из-за морозов и снегопадов казачьи посты с границы снимались, устремились грабить калмыков. В декабре 1864 г. был разграблен монастырь на р. Албан. В марте 1865 г. богинцы ограбили калмыцкие аулы в ущелье р. Агияз. Всего на Текесе киргизами у калмыков было угнано свыше 60 тысяч голов скота. Эта цифра установлена по компенсации, которую получили калмыки от бугинцев по требованию русских властей. Такие грабежи продолжались и в 1869 г. (Материалы для статистики Туркестанского края. СПб. 1873 г., вып. 2, стр.171-172).

Грабежи киргизов и казахов отличались не только количественно, но и составом. Обозреватель Кульджинского участка китайской границы полковник Соколов, описывая нерадивую службу китайских пограничников, а в ночное время вообще отсутствие оной с китайской стороны, отмечал: «Совсем в иных условиях находятся барантачи на русской стороне. Там каждый казачий разъезд, извещённый о грабеже или встретивший грабителей, кинется по следу и будет гнаться до тех пор, пока не настигнет баранты.

«Это всякий барантач отлично сознаёт, а потому на русской стороне он ограничивает свой набег только угоном скота, а на китайской – грабит жителей и торговцев и не спеша уходит с награбленным добром, вполне уверенный, что за ним не может быть погони. Вот почему на нашей стороне только баранта скота, а на китайской – грабежи и разбои». (Военный сборник, 1892 г., №8, стр. 363). С 80-х гг. XIX в. переходы границы становится довольно распространёнными.

Но после издания указа от 17 января 1903 г. о лишении перебежчиков российского подданства их количество резко сократилось. Читатель, как Вы думаете, этот факт ничего не говорит заявляющим о колониальном гнёте Российской империи, хотя бы в сравнении с Китаем? Уход повстанцев в Китай при подавлении восстания предполагался командованием войск. Помощник Начальника края Ерофеев 3-го августа телеграфировал Начальнику Генерального штаба: «Формирование запасных сотен Семиреченского казачьего войска признаю крайне необходимым, как для прекращения перехода киргизов (в Китай – Б. М), так равно и на случай отказа туземцев спуститься с гор при производстве набора рабочих».

Ещё 1-го июля 1916 г., до начала восстания, Фольбаум в своём предложении мер по организации и проведению набора рабочих на тыловые работы писал: «Хотя особых эксцессов не ожидается, тем не менее, порядок придётся поддерживать экстренными мерами, в особенности для предупреждения откочёвки в Китай. … Посему полагал бы необходимым теперь же сформировать не менее 4-х казачьих сотен, вызвав для сего на службу часть казачьего ополчения». [ИСТАРХ КазССР, фонд Семиреченского областного правления, отд. 1, ст. 2, д. 16928, л. 12об].

Руководителей восстания называю главарями потому, что они себя ничем особенным не проявили не только в руководстве восстанием, но и для организации отступления. Первыми, понявшими своё поражение, были пржевальские дунгане, принявшие участие в восстании вместе с киргизами. Они уже в 15-ых числах августа бежали в Китай. [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 7]. Если основные, большие партии киргизских беженцев на китайской территории появились после 20 сентября, то отдельные случаи перехода границы со стороны киргизов были отмечены ещё в конце августа. [(44), стр. 92; РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 277].

Это с приходом войск к Токмаку 20 августа руководители восстания стали отправлять свои семьи в Китай. Первые партии киргизов на китайской территории появились в 20-х числах сентября. Очень показательно, что главные киргизские баи, главари восстания вывезли свои семьи в Китай заблаговременно, сразу после прибытия войск для подавления восстания. Куропаткин 24 августа сообщал: «Каракиргизы через сыновей покойного Шабдана Джантаева ведут переговоры с китайскими властями об уходе в Китай. Китайцы, якобы, согласились принять пржевальских, нарынских и токмакских киргизов при условии, что они являются не беглецами, а воюющей стороной.

«Последнее обстоятельство подтверждается тем, что киргизы уже отправляют свои семьи и скот в Китай». [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 118]. Эти сведения подтверждались и данными из Китая о переходе границы восставшими киргизами. Неорганизованный уход киргизских волостей, откочёвка в Китай, принесли главные беды и страдания восставшим. Здесь было не столько жестокость подавления восстания (противник не сдался, военные действия продолжаются), сколько жестокость решения, принятого руководителями восстания: отступить в Китай, да ещё в условиях рано наступившей зимы уходить через высокогорные, заснеженные перевалы Тянь-Шаня.

Вот как описывал свой путь в Кашгар в октябре месяце Генеральный консул Н. Ф. Петровский: «В Кашгар я попал при редких условиях. В октябре я пересёк Тянь-Шань, обогнув из Нарынского укрепления озеро Чатыр-Куль. На перевале Туругарт меня застал буран, от которого мы чуть было не погибли. Было тяжело и страшно». Это говорит путешественник, ехавший в относительно комфортных условиях, в закрытом экипаже. Каково же было беженцам. Отступая через высокогорные перевалы в условиях рано наступившей зимы, восставшие бросали не только награбленное у крестьян, но и своё собственное имущество.

Видя трудности пути в неизвестное, некоторые возвращались обратно, с целью помириться, но часто крестьяне, ещё не забывшие убийства и грабежи восставшими, с ними жестоко расправлялись. У возвратившихся повстанцев в знак покорности требовали возмещения убытков, понесённых во время восстания. Но надо признать, что и восставшие, уходя, кроме обоснованных действий при отступлении, например, разрушение мостов, совершали бессмысленные действия, не связанные с прикрытием отступления.

Жгли дома русских крестьян, которые встречались по пути, вытаптывали поля. [(175), стр. 54]. Причём вытаптывали не только крестьянские поля, но и свои. Были «случаи умышленной со стороны киргиз потравы своих посевов табунами». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 241]. Вокруг ухода восставших в Китай создано много вымыслов и мифов. Искажаются факты и замалчиваются известные и документально подтвержденные сведения. Начнём с того, что у повстанцев особой необходимости уходить в Китай не было.

Русская администрация настойчиво призывала киргизское население оставаться на местах, обещая защиту и помощь, препятствовала уходу повстанцев в Китай. Драгоман консульства в Кашгаре Стефанович, отмечая эти меры русской администрации и нарушение китайской стороной статьи о перебежчиках Российско-китайского договора, писал: «Совершенно другого рода картина рисуется в смысле экономического благосостояния киргизов, если бы китайские власти не снимали своих караулов и не дозволили киргизам переходить на свою территорию.

«Киргизы увидев, что им не остаётся другого выхода, как изъявить покорность и выполнить требование русских властей, были бы водворены на отведённые для них места и сохранили бы весь свой скот, который они утратили, попав в китайские пределы» [(44), стр. 93]. Многие благоразумные старшины не стали уводить свои волости в Китай. Так, волости Беловодского и Зачуйского участков Пишпекского уезда остались на своих кочёвках.

Начальник Нарынского района полковник Колосовский докладывал губернатору области, что из 15-и волостей Атбашинского участка осталось только 8, «остальные бежали в Китай, увлекаемые мятежными манапами или гонимые страхом наказания со стороны русских … отрядов». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 32, л. 2]. Как видим, хотя и минимальное преимущество, но большая часть волостей не стали уходить в Китай. К сожалению, Колосовский не уточняет сколько волостей ушли «гонимые страхом наказания», а сколько «увлекаемые манапами».

Сложнее было отдельным членам общины, не желающим уходить в Китай. В силу племенных отношений кочевник не мог оставить свой род, это грозило ему тяжёлыми последствиями и даже гибелью. Житель Пржевальска, побывавший в плену и оставшийся в живых благодаря защите знакомого киргиза Т. Дусобагина и организовавшего ему с товарищем побег в момент ухода повстанцев на сырты, рассказывал:

«Мы предлагали ему не укочёвывать, имея в виду, что при нас его могли бы пощадить войска, но он не согласился, говоря, что все укочёвывают, и ему нельзя не кочевать». На прощание их спаситель добавил: «Если мы русских победим, я вас найду, а если русские нас возьмут, то не забудьте меня отпустить». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 2, л. 42]. Потерпев поражение у Токмака, восставшие стали отступать в горы. Киргизы Чуйской долины, Загорного участка Пишекского уезда и западной части Иссык-Кульской котловины через перевал Долон двинулись к Нарыну и ушли в Кашгарскую провинцию Китая.

Повстанцы с южного берега Иссык-Куля через сырты и перевалы Бедель, Узенги-Кууш, Кайчы, Музарт и другие направились в Аксу. (На Тянь-Шане сырты – это плато, горные долины на высоте 3000-4000 м. Сырты отделяются друг от друга ещё более высокими хребтами. – Б. М.). Эти две группы восставших ушли в Китай беспрепятственно, так как высокогорные перевалы и суровые условия горной местности препятствовали войскам для их преследования. (Семиречье: 1916 год. Сборник документов и материалов. Астана. 2008, стр. 92; ЦГА РКаз, ф. 44, оп.1, д. 2054).

Восставшие северного берега Иссык-Куля имели целью по реке Текес попасть в Кульджу. Воинский отряд несколько раз пытался задержать уходящих в Китай у села Преображенского, в Кенсуйском ущелье и на Каркаре, у выселка Охотничьего, но, понеся большие потери, повстанцы всё же прорвались на сырты. (Семиречье: 1916 год. Сборник документов и материалов. Астана. 2008, стр. 93; ЦГА РКаз, ф. 44, оп.1, д. 2054). Обратите внимание, не преследовались войсками, а задерживались. В литературе о восстании уход повстанцев в Китай часто называют бегством.

Если отдельные переходы китайской границы киргизами отмечались с 20 августа, то основная масса, поднявшись на сырты, оставалась там больше месяца. После предупреждения Российским консульством, что пропуск киргизов в пределы Китая является нарушением существующего договора о перебежчиках и будет рассматриваться, как недружественный акт, китайские власти, пропустив дунган, выставили караулы на главных перевалах и до 15 сентября не пропускали киргизов на китайскую территорию.

Генеральный консул в Кашгаре доносил, что с момента появления беженцев из дунган, которых пропускали как китайско-подданных, киргизы около 40-а дней удерживались китайцами на границе. [(44), стр. 94]. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области 17 ноября 1916 г. также сообщал в Переселенческое управление: «Киргизы удалились в настоящее время к перевалу Беделю и держатся частью в пределах Китайской империи, частью в России. Большая группа киргизов сконцентрировалась на Джумгале». [ЦГА РКаз, ф. 19, оп. 1, д. 603, л. 520].

Часть волостей находилась в долине озера Чатыркуль. Если верить утверждениям, что восставшие, уходящие в Китай, преследовались войсками в сентябре, то почему они ещё во второй половине ноября оставались на российской территории? Из-за сложившихся обстоятельств Стефанович, наблюдавший за соблюдением китайцами договора о перебежчиках, был отозван из Уч-Турфана. С отъездом Стефановича 15 сентября ситуация с беженцами существенно изменилась.

Китайские власти, почувствовав свободу в своих отношениях с беженцами, стали за взятки пропускать их чрез границу. Тяжёлое положение беженцев было использовано китайцами, как возможность для массового грабежа. Кроме законных условий, сдача оружия, с беженцев требовали деньги, вынуждали отдавать имущество и скот за пропуск через границу. Старшина Бычков, отчитываясь о своей поездке в Китай для освобождения пленных, сообщал:

«В Уч-Турфане местная власть в лице даотая обещала всяческое содействие в поимке главарей восстания. Но глава гарнизона Ситай расхохотался и сказал, что даотай никого ловить не будет, так как взял взятку с главарей мятежников, с братьев Шабдановых оружием, лучшим скотом, пришедшим с мятежниками, опием и деньгами». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 1, том 14, д. 20070, л. 184]. Принятие разрешения о пропуске киргизов на китайскую территорию кроме корыстных целей (получение взяток за переход границы) имело и политическую цель.

Пропуск киргизов был неисполнением китайскими властями статей договоров о перебежчиках, заключённых между Китаем и Россией, а «также преднамеренного стремления китайских властей нанести удар российскому престижу в Синьцзянской провинции и их злой воли причинить ущерб русским интересам». [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 13-15]. О каком бегстве, тем более паническом, может идти речь, если отступающие со скотом свыше месяца на сыртах ожидают разрешения на переход границы.

В описаниях восстания часто встречается расхожая фраза: «Преследуемые царскими войсками восставшие бежали в Китай». Например, Масаулов С. И. надуманно патетично пишет: «Бегство в Китай было тяжелым. Путь был длинным и проходил по непроторенным тропам. … Остановки и передышки невозможны – сзади по следам беженцев следуют войска». [(328), стр. 30].

«Бегство было тяжёлым». Совершенно верно, но был альтернативный вариант – сдаться, которым многие восставшие и воспользовались. «Путь проходил по непроторенным тропам». Пути, перевалы, проходы в Китай были известны давно и торговцам, и барантачам, и контрабандистам. «По следам беженцев следуют войска». А вот об этой выдумке надо сказать подробнее. Преследование войсками повстанцев, уходящих в Китай – это тоже громкий миф о восстании 1916 г. Во всех работах о Русско-турецкой войне 1877-78 гг. говорится о зимнем переходе русских войск через Балканские горы.

Причём говорится с восторженными, превосходными эпитетами. Перевалы Балканского хребта – Шипкинский, Вратешский, Чурьякский – в пределах 1500-от метров. На Тянь-Шане высота перевала Долон 3038 м., перевал Бедель – 4284 м. а в литературе нет ни одного упоминания о преодолении их русскими войсками осенью 1916 г. Спрашивается: «Почему?». Да потому, что войска на сырты, а тем более на перевалы для преследования восставших не поднимались. Начнём с простого, а потом перейдём к документам.

Так как восставшие уходили вместе с семьями, со скотом, с награбленным добром, то скорость передвижения определялась темпом движения отары овец и навьюченного верблюда. Догнать такой караван казачьим сотням или кавалерийским эскадронам, уже прибывшим для подавления восстания, не составляло особого труда. Но, главное, что войскам такой задачи и не ставилось. Учитывая сложившуюся обстановку, комендант г. Пржевальска у командующего войсками Семиреченской области запрашивает дополнительные войска:

«По собранным сведениям оказывается, что киргизы в количестве 60-70 тыс. человек со скотом сосредоточились на урочище Сырты, где имеются свободные проходы в Китай (Бедель и др.), каковые считаем необходимым заслонить, дабы не дать им возможности уйти безнаказанно и предотвратить возможность набегов в будущем. … Принимая же во внимание те ужасы, которые нанесены Семиречью, … в которых вырезанное население надо считать сотнями, а угнанный скот десятками тысяч, мы полагали бы заслонить проходы в Китай, что нам дало бы возможность окончательно подавить восстание.

«Для этого необходимо увеличить состав отряда. … А поэтому ходатайствуем отряд, находящийся в Токмаке передвинуть в Пржевальск». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5038, л. 225]. Обратите внимание, комендант просит подкрепление не для преследования повстанцев, не для разгрома отступивших на сырты, а «заслонить» перевалы, чтобы не дать возможности повстанцам уйти в Китай. Начальник Пржевальского уезда полковник Иванов 25 августа также предлагал выставить отряды на перевалах, чтобы «не пропускать киргизов в Китай во избежание увода русских пленников и разгрома мирных киргизских волостей по пути». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11 с., д. 1132, л. 229].

Но у командования войсками округа, учитывая сложные условия на перевалах, была своя установка на борьбу с восставшими. Помощник Туркестанского генерал-губернатора начальнику Пржевальского уезда дал следующее указание: «Я против посылки войск на перевал Бедель и иные, потому что перевалы и без того скоро закроются снегом, и нерасчётливо ставить войска в тяжёлые физические условия для борьбы с бунтовщиками». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 47, л. 246].

3-го сентября Фольбаум дал указание командиру Нарынского отряда, выдвинутого из Андижана, капитану Бурзи не переходить на левый берег Нарына, а двинуться на Кутемалды для соединения с отрядом Слинко. То есть, войскам ставилась цель не изгонять, не преследовать повстанцев, а наоборот – не пустить их в Китай. Уход такого количества беженцев в Китай вызвал недовольство в верхах. Дело было не только в международной оценке события. Срывался план набора для тыловых работ, фактически уходили налогоплательщики, война продолжалась, и киргизские лошади были нужны на фронте.

Прибывшие войска, подавив восстание и оттеснив повстанцев в горы, заняли выходы из ущелий, препятствуя набегам в долины. Семиреченские ведомости, информируя о положении с восстанием, 1-го октября сообщала: «Мятежники в горах за Иссык-Кулем не обнаруживают себя ничем, так как войска отрезали им выходы в долины» [(160), неоф. часть, №220 от 01.10.1916 г.]. В связи с этим командованием был высказан упрёк местным властям, которые вынуждены были оправдываться. Куропаткин докладывал Военному министру, что «в Семиреченской области снега, бураны и суровые морозы сделали невозможной отправку» воинских отрядов на сырты и перевалы Пржевальского уезда.

Как видим, русским войскам было запрещено подниматься на сырты Пржевальского уезда и переходить на левый берег Нарына, и они повстанцев на сыртах не преследовали, а оставались на южном берегу Иссык-Куля и на р. Нарын. Поэтому восставшие с сыртов уходили в Китай беспрепятственно. Вот как этот период восстания описывает старшина Бычков: «После серьёзных стычек в районе Токмака, Кочкорки, Барскауна и вблизи города Пржевальска в первой середине сентября киргизы бросились на сырты.

«Тогда мятежники и прочая масса, увлечённая ими, были ещё в полном расцвете своих сил. Горы всякого добра, бесчисленные табуны скота, … поддерживали в них бодрость. Со второй половины сентября сырты стали покрываться снегом, пошли заморозки, а за ними и настоящие морозы. Горячие головы степняков поостыли, к ним вернулась способность задуматься, зародилась первая критическая мысль о дальнейшей судьбе.

«В результате содеянного в августе и в начале сентября не допускали и мысли вернуться с повинной к русским. И вот в начале октября, когда холод, а за ним и его верный спутник голод начали донимать киргизов, они решили кинуться в Китай. К половине октября бессмысленные мятежники, ведомые своими кровожадными главарями – манапами, ринулись к китайской границе и перешли её». [Истархив КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 16920, л. 206].

То есть, основная масса бежавших более месяца пробыла на высокогорных сыртах, а некоторые волости и больше. 11 ноября Семиреченские ведомости сообщали: «Значительные скопища мятежных киргизов разных волостей и уездов находятся на сыртах, а именно в урочищах Ингылык и Каянды. Так как у них, по полученным сведениям, находятся пленные, то туда был направлен отряд под командованием старшины Бычкова». [(160), неоф. часть, №254 от 11.11.1916 г.]. Опять же не для преследования уходящих, а для освобождения русских пленных.

Восставшие, оттеснённые в горы и никем не преследуемые, сначала кочевали на сыртах и только потом двинулась в Китай. Двинулась в Китай, не потому, что подвергались нападению войск, этого не было, а потому, что поняли: перезимовать такой массе людей и скота в скудных и холодных условиях иссык-кульских сыртов не получится, а нести ответственность за свои преступления при возвращении назад тоже не хотелось, вот и выбрали уход в Китай, названный впоследствии в народе «Уркун» – исход.

Губернатор Семиреченской области писал, что ушедшие в Кашгар «достигли своей цели беспрепятственно, так как высокогорные перевалы и глубокие ущелья, через которые бежали мятежники, препятствовали их быстрому преследованию». [РГВИА, ф. 400, Азиатская часть, д. 26, л. 11]. Подтверждением того, что уходившие не преследовались за перевалами, служит сообщение Стефановича, который докладывал генеральному консулу:

«Посылая своих уполномоченных с целью испросить разрешения перейти китайскую границу, киргизы поручили им ознакомиться с общими условиями жизни на новых местах, а также с тем, что может причинить им хлопоты и неприятности». [(43), стр. 127]. То есть было не паническое бегство, а спокойный уход с предварительной разведкой мест будущего оседания и почти месячного ожидания перехода на границе. Поэтому это трагическое событие в народе называли «уркун» – уход, исход, а не «качуу» – бегство, побег.

Отсутствие преследования на перевалах уходящих в Китай подтверждается и показаниями побывавшего в плену у повстанцев подростка Бородина, которого в течение месяца киргизы держали у себя во время кочёвок у китайской границы. Что-то не похоже на бегство. И действительно, в описании своих злоключений на пути к границе с Китаем в плену у восставших он не упоминает о нападениях и преследованиях отступающих воинскими отрядами. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 41].

Это же подтверждает и современник восстания, один из первых его исследователей И. А. Чеканинский, который писал, что киргизы с южного берега Иссык-Куля по высокогорным сыртам ушли в Кашгарскую провинцию «почти беспрепятственно», трудностями он называл зимние высокогорные перевалы. [(184), стр. 97]. При таких обстоятельствах ставить войскам в вину гибель повстанцев на перевалах и в Китае – необоснованно и несправедливо.

Генеральный консул в Кашгаре в донесении Российской миссии в Пекине сообщал: «В первых числах сентября в китайских пределах начали появляться небольшими партиями киргизы. Располагая большими стадами скота, не позволявшими им быстро передвигаться, киргизы в массе начали переходить китайскую границу только в 20-х числах сентября». [(43), стр. 105]. Это же подтверждает в своём рапорте и волостной старшина Бычков, командовавший рейдом в китайские пределы для освобождения русских пленных и ареста бежавших главарей восстания:

«За 23-и дня моего пребывания в Уч-Турфане я беседовал с нашими пленными, с аксакалами, допрашивал пойманных главарей восстания, сартов и узнал многое, что помогло мне … сделать некоторые выводы из последних печальных событий. Прежде всего я точно установил, что восставшие киргизы стали удаляться с сыртов в китайские пределы в начале октября». [Истархив КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 16920, л. 206].

Так как утверждение о том, что русские войска преследовали восставших, уходящих в Китай, и обвинение в том, что они являются виновниками гибели людей и скота на перевалах, являются вторыми по необоснованности и несправедливости после одиозного обвинения России в геноциде киргизского народа, то я повторно, вкратце перечислю опровержения таких заявлений. Ссылки на эти доказательства ранее приведены в тексте.

1. Запрос коменданта г. Пржевальска об усилении подчинённого ему отряда для заслона проходов в Китай.
2. Запрет Фольбаума Андижанскому отряду капитана Бурзи переходить на левый берег Нарына и, наоборот, приказ двигаться ему на Кутемалды.
3. По докладу старшины Бычкова повстанцы с сентября до половины октября находились на иссык-кульских сыртах.
4. Донесение Фольбаума, что восставшие ушли в Кашгар беспрепятственно.
5. Сообщение генконсула в Кашгаре о том, что повстанцы предварительно посылали в Китай своих представителей для ознакомления с обстановкой.
6. Воспоминания Бородина, бывшего месяц в плену у восставших, кочевавших у китайской границы без всяких нападений русских отрядов.
7. Запрет помощника Туркестанского генерал-губернатора начальнику Пржевальского уезда на отправку войск на перевалы.
8. Куропаткин на замечание о массовом уходе повстанцев в Китай докладывал Военному министру, что «в Семиреченской области снега, бураны и суровые морозы сделали невозможной отправку карательных отрядов на сырты и перевалы Пржевальского уезда».

Основные потери киргизы понесли не во время восстания, а в результате неправильно принятого решения – отступать в Китай через горные перевалы в условиях рано наступившей зимы. Вследствие рано наступивших холодов, сопровождавшихся снежными буранами, и отсутствия из-за этого подножного корма, уходящие на перевалах потеряли много скота и пришли в китайские пределы уже пострадавшими. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 21]. Впоследствии на горных перевалах было обнаружено много замёрзшего скота.

Наиболее одиозную выдумку приводит Усенбаев К.: уходящих в Китай «неотступно преследовали каратели, которые безжалостно расстреливали всех, кого настигали». [(22), с. 237)]. Про выдумку о преследовании я уже говорил, обсудим вторую часть цитаты. В Китай уходили не по одиночке или семьями, а аулами и волостями. Волость – это 1000 кибиток, 6000 человек. Не слишком ли массовые расстрелы, если автор говорит о таких случаях во множественном числе. Вот где корни современных заявлений о геноциде, как отзывается лживое слово.

Ярким опровержением этой выдумки служит донесение управляющего Пишпекским переселенческим подрайоном Романова: «В настоящее время (октябрь месяц) киргизы удалились к перевалу Бедель и держатся частью в пределах Китайской империи, частью (в пределах) России. Большая группа киргизов сконцентрировалась на Джумгале, через который прошёл отряд Боброва, признав тех киргизов за мирных». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 61]. (Джумгал – межгорная котловина на Восточном Тянь-Шане).

То есть, агрессивного настроя – в каждом скоплении киргизов видеть повстанцев, а тем более расстреливать – во всяком случае, у отряда Боброва не было. Некоторые исследователи продолжение военных действий против повстанцев, ушедших в горы, считают излишней жестокостью. Но, уйдя в горы, восставшие не прекратили своих действий. Начальник Туркестанского почтово-телеграфного округа 15 сентября сообщал: «Стычки войск с повстанцами происходят беспрерывно». [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 1946, л. 15].

Поэтому линия Рыбачье-Нарын была восстановлена только 29 сентября. [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 1946, л. 20]. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области 17.11.1916 г. подтверждал: «Шайки оперируют и поныне близ Столыпино, где рвут телеграф и портят дорогу». [ЦГА РКаз, ф. 19, оп. 1, д. 603, л. 520]. Помощник начальника Туркестанского почтово-телеграфного округа в ноябре также информировал с места:

«Когда представилась возможность получить воинскую охрану, то я приступил к организации перевозки почт из Пишпека и Токмака в Пржевальск и Нарын. На частных подводах, преимущественно реквизированных, так как крестьяне категорически отказывались от перевозок, потому что киргизы ежедневно нападали не только на крестьян, но и на отряды войск». [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 834, л. 130]. Более того, повстанцы грабили своих же киргизов, не участвовавших в восстании.

В действиях войск против повстанцев в горах есть два фактора. Первый – юридический: незаконный, без разрешения властей переход границы. К тому же восставшие уходили в Китай со скотом. 17 февраля 1915 года было утверждено Положение Совета Министров «О некоторых особых мероприятиях по заготовке продовольственных и фуражных припасов для нужд армии и флота» Пункт 2 этого Положения гласил:

«Воспрещается, иначе как с особого каждый раз решения Правительства: а) вывоз продовольственных и фуражных припасов за границу. … Пункт 3. Виновные в вывозе продовольственных и фуражных припасов за границу без надлежащего на то разрешения подвергаются заключению в тюрьме на время не свыше одного года и четырёх месяцев». Так что войска, препятствующие уходу повстанцев в Китай, действовали по законам того сурового военного времени.

Второй – главный. Восставшие не только угоняли скот, но и уводили с собой русских пленных, в основном женщин и детей. Российский консул в Кульдже 21.09.1916 г., докладывая послу в Пекине, уточнял: «Если мятежники перейдут границу, то можно считать, что они останутся безнаказанными за все зверства, учинённые ими над беззащитным русским населением. Какие бы меры мы потом ни принимали, главные виновники уйдут в Китай, где их невозможно разыскать. Для предупреждения этого, крайне необходимо послать отряд, который преградил бы им путь». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 496].

Учитывая факт заблаговременной отправки манпами своих семей в Китай, стоит сказать о пренебрежении, если не о предательстве, интересов народа феодальной верхушкой. Заключалось оно в следующем. Во-первых, родоправители, используя недовольство масс, подняли народ на заранее обречённое на поражение восстание ради своих интересов. А ведь предлагались и другие варианты действий в ответ на указ о призыве: откочевать в Китай, откупиться военным налогом, выторговать дополнительные вознаграждения призываемым на тыловые работы.

Во-вторых, феодальная верхушка спровоцировала восставших на выступления против русских, чему свидетельствует, например, уже упоминавшийся призыв волостного старшины Атекинской волости Б. Солтонаева грабить русских. Этим, кроме войск, повстанцы обрели себе ещё одного противника, что способствовало поражению восстания и возникновению ответных грабежей и погромов русскими киргизов после подавления восстания. В-третьих, можно было, видя поражение восстания, принять капитуляцию, чтобы избежать дальнейших жертв, или договориться о мире, выторговав восставшим помилование и гарантии.

А такие примеры были. Шкапский приводит факт мирного соглашения между киргизами и русскими в Джаркентском уезде, с возмещением киргизами убытков, понесённых русскими. [РГИА, ф. 1291, оп. 84, д. 57, л. 3]. Восставшие туркмены рода жунейт, племени иомудов, чтобы не отступать в Персию, куда они раньше совершали набеги, и чтобы не подвергать свои кишлаки разорению наступающими войсками, согласились сдать оружие и возместить убытки, причинённые ими при восстании. [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1020, л. 73].

Но, коль приняли решение об уходе в Китай, нужно было обеспечить организованное отступление. Но главари восстания бросили восставших. Ранее уже говорилось об ошибочности решения уходить в Китай через высокогорные перевалы в условиях рано наступившей зимы. Но было ещё одно, более важное, имеющее более глубокие корни обстоятельство, не советующее уход в Китай даже при благоприятных погодных условиях. В соответствии с Кульджинским 1851 г. и Пекинского 1860 г. договорами перебежчики с обеих сторон не должны были пропускаться на территории договаривающихся государств.

Но главное было в другом. Учитывая многовековые отношения, Китай к киргизам дружественным соседом никогда не был. А после взаимных стычек и грабежей в прошлом восставшим на миролюбивый приём в Китае нечего было и рассчитывать. Ещё в 1909 г. Главноуправляющий землеустройством в записке в Совет министров, оценивая положение на русско-китайской границе в Семиречье, характеризовал позицию Китая, как «враждебно относящемуся к киргизам, перекочёвывающим в его пределы». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 929, л. 13].

Российский консул в Кашгаре сообщал: «Отношение китайских властей к мятежникам должны быть определены, как отрицательные. Китайцы чужды всяких симпатий к мятежникам. Это объясняется тем, что в прошлом Китайского Туркестана все волнения и мятежи имели своими источниками выходцев из бывшего Кокандского ханства». Кроме того, вместе с киргизами в Китай бежали и пржевальские дунгане, а у китайцев «ещё в памяти было восстание дунган». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1205, л. 4].

В январе 1894 г. Губернатор Семиреченской области издал циркуляр о «недопущении свободного перехода нашими киргизами китайской границы», в котором говорилось, что «наши киргизы и оседлые жители тайно перегоняют свой скот для пастьбы на китайскую сторону и часто, под видом охоты, самовольно отправляются вооружёнными на китайскую землю с целью воровства скота. … Не довольствуясь возможностью тайными путями проникать на китайскую сторону и пасти там скот, наши киргизы не упускают случая отплатить китайцам угоном скота, которые, в свою очередь, не особенно добросердечно относятся к такому произволу наших кочевников и приграничных жителей и, пользуясь оплошностью лиц, тайно переходящих границу, без церемонии пришибают их на тех местах, где застигают». [(160) №4 от 22.01.1894 г.].

Но страх главарей восстания перед наказанием за совершённые преступления одолел благоразумие. Этой враждебности со стороны местного населения, как уже говорилось, способствовали и сами киргизы своими грабежами в приграничных районах Китая. Ещё один штрих в описании восстания национальными историками. Рассказывая о грабежах бежавших киргиз в Китае калмыками, они забывают о бывших грабежах киргизами на китайской территории. После присоединения Семиречья и Северной Киргизии к России внутренние распри были пресечены, и тогда киргизы для барымты и грабежей обратили свои взоры на соседей.

После таких действий казахских и киргизский барантачей на китайской территории, причём длительное время, нельзя было ожидать миролюбивого приёма беженцев. Поэтому уже при переходе границы киргизы стали объектом ответных грабежей калмыками и китайцами. Дело доходило даже до стычек калмыков с киргизами, защищающих своё имущество. [АВПРФ, ф. 0100В, оп. 4, п. 102, д. 7, . 50-56]. Китайские власти позволяли киргизам переходить границу с условием уплаты значительных сумм денег или большой дани натурой – скотом, лошадьми и прочим. [(43), стр. 107].

Даотай Уч-Турфанского района выдавал разрешение на переход киргизской волостью границы при условии уплаты не менее 5000 рублей, сдачи всего огнестрельного и холодного оружия, внесения определённого количества опия, конечно не для уничтожения, а себе для продажи. Скот забирался уже не только даотаем, но и всеми китайскими чиновниками, «в размерах, не подлежащих учёту». [(43), стр. 120].

Да и сами главари восстания забыли пословицу: «Кара кытай каптасы, сары орус мекендей болор – навалится чёрный китаец, рыжий русский роднёй покажется». Но манапы думали не о народе, а только о себе, зная, что они откупятся у китайских чиновников, а для своей безопасности от простых грабителей создавали собственные дружны охраны. Полковник Колосовский, назначенный для устранения последствий восстания в Нарынском участке, сообщая губернатору о бедственном положении беженцев в Китае, отмечал:

«Сами манапы, благодаря награбленным богатствам, живут сносно. Были замечены случаи, когда они продавали китайцам русские бумажные деньги курджунами. Простой же народ бедствует и массами гибнет вместе с полуголодным скотом от бескормицы и стужи». [(324), стр. 112]. В августе 1917 г. сообщалось о нападении покровских и барскаунских крестьян в местности Ичтык Пржевальского уезда на возвращавшихся с сыртов беженцев-киргиз.

Перечисляя потери пострадавших, сообщалось, что грабителями отобрано у киргизов «18 кусков серебра-джамбы, 300 зёрен серебра и 7.600 рублей деньгами». [(160), №198 от 05.09.1917 г.]. (Ямба – лодкообразный слиток серебра весом около 1.9 кг., являвшийся средством денежного обращения в Китае. При расчетах он мог разрезаться, откуда и сообщение о восемнадцати кусках серебра – Б. М.). Не у простых же скотоводов было это богатство, а у какого-то бая. Причём богатство, имеющееся у него после голода и страданий своих сородичей в Китае и при возвращении на родину.

Увод в Китай и убийства русских пленных.

Отступая в Китай, восставшие уводили с собой и русских пленных. Этот факт является ещё одним подтверждением того, что восстание 1916 г. было военным преступлением. Законы обращения с пленными появились ещё на заре человеческой цивилизации. Например, в Древней Греции запрещалось убивать противника, который снимал шлем, показывая, что он сдаётся. Однако до конца XIX века в Международном праве отсутствовали международные соглашения, устанавливающие режим военного плена. Впервые об этом было сказано на Второй Гаагской конференции в 1907 г.

В Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, принятой на этой Конференции, статья 4-ая 1-ой главы требовала с пленными «обращаться человеколюбиво». Впоследствии в Женевских конвенциях 1929 и 1949 гг. о защите жертв военных конфликтов были приняты дополнительные и новые положения о гуманном обращении с пленными. То есть, в 1916 г. уже существовали нормы Международного гуманитарного права, регламентирующие режим военного плена и утверждённые Гаагскими мирными конференциями.

Так вот эти нормы массово и многократно были нарушены повстанцами во время восстания 1916 г. Нарушения норм Международного гуманитарного права во время ведения военных действий считаются военными преступлениями. К таковым преступлениям по формулировке Конвенции относятся «убийства, истязания и увод в рабство военнопленных, а также гражданских лиц, оказавшихся в зоне боевых действий». Военные преступления, носящие массовый характер, например, совершённые повстанцами в Пржевальском уезде, считаются преступлениями против человечности, и к ним неприменим срок давности.

Юрисконсульт Управления работ по орошению Чуйской долины писал: «Следует отметить, что до сего времени не зарегистрированы даже единичные случаи увода в плен (в Китай – Б. М.) взрослых мужчин. Напротив, показаниями очевидцев и сообщениями наших дипломатических представителей в Кашгаре и Кульдже установлено, что жертвами увода являлись молодые женщины и дети». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 12, л. 244]. Хотя впоследствии, надо признать, в плену были найдены и мужчины.

Отряд полковника Боброва, наступавший на Джумгал, отбил у отступавших повстанцев 9 русских мужчин, 123 женщин и 159 детей [(161), 08. 10. 1916 г., №217]. Отряд Бычкова подобрал после отступавших повстанцев и доставил в село Преображенское на Иссык-Куле 4-х мужчин, 60 женщин и девушек и 50 детей. [(294), №67 от 25.09.1916 г.]. Причём не только детей-подростков, но и малолетних. Так, в списке освобождённых из плена значились пленники и с малолетними детьми:

«1. Крестьянка села Высокого (Пржевальский уезд – Б. М.) Аксинья Максимовна Стародубова, 24 года. 2. Дочь её Клавдия Николаевна, 8 месяцев. … 4. Мещанка гор. Пржевальска Анастасия Андреевна Гортных, 23 года. 5. Дети ее: Катерина Дмитриевна, 6 лет. 6. Зинаида Дмитриевна, 5 лет. 7. Антонина Дмитриевна. 3 года». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1100, л. 207об]. Подавляющее преобладание среди пленных женщин и детей показывает против кого, в основном, были направлены действия восставших.

Состав освобождённых пленных также подтверждает сообщения о том, что восставшие мужчин, взятых в плен, как правило, убивали. Русский консул в Синьцзяне потребовал от даотая принять меры к освобождению русских пленных, уводимых восставшими. Китайские власти, чтобы не создавать себе лишних затруднений, пошли своеобразным путём. Принимая уполномоченных беженцев с просьбами о разрешении перейти границу, китайские власти требовали не сдачи пленных, а чтобы среди них не было русских пленных.

В ответ повстанцы отделывались от пленных любым способом, вплоть до убийств. Драгоман консульства в Кашгаре Т. Ф. Стефанович докладывал генеральному консулу: «Узнав, что китайские власти строго следят за тем, чтобы не было среди них русских, киргизы поспешили отделаться от них, поэтому главная масса русских была убита киргизами до вступления на китайскую территорию, чем и объясняется незначительное количество освобождённых нами» русских пленных. [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 30].

Сотрудник Пржевальского охранного отделения докладывал: «Во время пребывания в Нарыне я получил от частных лиц сведения, подтвердившиеся при допросе свидетельницы, учительницы Вассы Васильевны Игнатовой, о случаях избиения киргизами русских пленных, уведённых ими в Китай, с целью избавиться при обратном переходе границы от свидетелей их зверств». [ЦГА РУз, фонд Туркестанского охранного отделения, оп. 1, д. 1788, л. 53-59]. Подтверждает это и сын крестьянина Бородина, 15-и лет, который был взят в плен повстанцами:

«Киргизы двинулись к границе огромной толпой. У границы они, не рассчитывая на пропуск их через границу, бросили всех русских пленных. Пленных было человек 12-15, женщины и дети. Брошенные пленники побрели назад, домой, но их встретили киргизы, вооружённые винтовками, и всех побили. Я, будучи ранен из ружья, спасся, притворившись мёртвым». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 41]. Вот показания других пленников, побывавших в плену у восставших. Макар Ефимович Пенин, из села Тарханского Пржевальского уезда, 15 лет:

«От киргиза, забравшего меня в плен, я убежал, но попал к киргизу нашего села Ахмату, который привёз меня в Уч-Турфан, где от него меня отобрали сарты и продержали в Уч-Турфане пять дней, склоняя меня остаться у них. Я не согласился, и они за это хотели меня убить. Но пришёл какой-то сарт и уговорил их передать меня русскому аксакалу. Меня передали русскому аксакалу и вместе с другими русскими отправили в Кашгар». [Там же, д. 39, л. 1об.]. Аксинья Федосьевна Колтун из села Тарханского Пржевальского уезда, 14 лет:

«Киргизами я была уведена в Китай, где была отыскана людьми, посланными драгоманом консульства, и приведена в город Уч-Турфан, затем оттуда доставлена в Кашгар». [Там же, л. 2об]. Необычен и показателен рассказ о пребывании в плену мещанки города Пишпека, Анны Ефимовны Помогаловой, возвращённой из Китая в ноябре 1916 г. Кашгарским консульством в числе 18-и пленников. «Я была содержательницей почтовой станции. (Был у меня) знакомый киргиз Салман, который хорошо говорит по-русски и неоднократно бывал у меня. Когда поднялся бунт, киргиз Салман приехал ко мне и сказал:

«Чтобы тебя, бабушка, не убили киргизы, поезжай со мной, я тебя в обиду не дам, а девушка, твоя кухарка, тоже поедет с нами, я ее возьму в жены. Я, было, не хотела идти, но девушка просила не покидать ее, тогда я согласилась и пошла. Однако в пути киргиз меня бросил, ссылаясь на то, что нет лошадей, чтобы меня везти, так как у него семья большая. Мне пришлось идти пешком в незнакомых местах и совершенно одинокой.

«Долго я бродила по горам, заходила каждый раз в киргизские юрты просить хлеба, пока, наконец, совершенно неожиданно не дошла до китайского города Уч-Турфана, где встретила сарта, говорящего по-русски, которого попросила довести меня до китайского начальника. Меня передали русскому аксакалу и на другой день отправили в Кашгар. В горах у киргизов я видела много русских. От киргизов приходилось переносить немало побоев и оскорблений». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1100, л. 207об].

Необычность этого случая в особенности попадания женщины в плен, показательность в том, что даёт общую картину нахождения русских в плену. Боясь погромов, и ради своей знакомой она уходит в Синьцзян, где поручителем была брошена на произвол судьбы. Ещё раз показан раскол среди восставших: в скитаниях рассказчицы одни киргизы помогали ей, другие – избивали. Но, к счастью, всё закончилось благополучно – она вернулась на родину. Есть ещё рассказы других женщин об их пребывании в плену.

Но я не стал их приводить, потому что в них нет новых дополнений, повторяют уже сказанное: грубо обращались, плохо кормили, пытались обратить в мусульманскую веру, насиловали. И что примечательно – не встретил указаний, что заставляли много работать. Но даже без этого, налицо явные признаки рабства, а некоторые исследователи ещё обсуждают – восстание было прогрессивным явлением или нет. Военный министр Шуваев сообщал:

«Бежавшие в Китай волости Пишпекского и Пржевальского уездов расположились в Кашгарской провинции и в долине реки Каркара, где у киргизов осталось свыше двухсот пленных женщин и детей. Киргизы скрывают пленных, стали продавать их китайским подданным. Были случаи убийства пленных из-за недостатка провизии. Число пленных в долине Текеса неизвестно, к их освобождению должен принять меры консул в Кульдже». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 42, л. 19]. Эту же цифру – свыше двухсот пленных, находящихся в Китае – подтверждало и консульство в Кашгаре. [Там же, д. 46, л. 40].

Руководители восстания препятствовали и выдаче пленных, и возвращению беженцев назад. Отрядом П. В. Бычкова, посланным в Синьцзян для поимки руководителей восстания и освобождения русских людей из плена, было возвращено всего 65 человек. [(173), стр. 101]. В июне 1917 г. представителям Пишпекского уезда, посланным в Китай для розыска пленных, повстанцами было оказано сопротивление. Удалось освободить только двух человек. [(160), неоф. часть №168 от 29.07.1917 г.].

Сотрудник Пржевальского охранного отделения докладывал: «Во время пребывания в г. Нарыне я получил от частных лиц сведения, подтвердившиеся при допросе свидетельницы, учительницы Вассы Васильевны Игнатовой, о случаях избиения (убийств) киргизами русских пленных, уведённых ими в Китай, с целью избавиться при обратном переходе границы от свидетелей их зверств». [ЦГА РУз, фонд Туркестанского охранного отделения, оп. 1, д. 1788, л. 53-59]. Насколько было серьёзным положение c пленными, взятыми восставшими во время восстания, говорят следующие факты. В сентябре 1917 г., уже через год после подавления восстания, проходил первый съезд Пишпекского земельного комитета.

Кроме вопросов, касающихся деятельности именно Земельного комитета (земельная реформа, земельно-водные взаимоотношения, общественные запашки свободных земель и др.) бурно обсуждался, но, всё же, закончившийся мирно и вопрос русско-киргизских взаимоотношений. Русские депутаты дали слово всеми мерами содействовать восстановлению дружеских отношений, а киргизские – забыть прошлое и способствовать розыску пленных. [(160), №210 от 21.09.1917 г.]. Комиссар Пишпекского уезда, предупреждая киргизов уезда о шайках солдат, занимающихся грабежами под видом розыска пленных, заявлял:

«Розыск пленных производят особые экспедиции, снаряжаемые на средства государства». [(160), №287 от 23.12.1917 г.]. Если киргизские депутаты обещали способствовать розыску пленных, если организовывались специальные экспедиции для поиска пленных, и у людей ещё оставались надежды на возвращение своих близких, значит и декабре 1917 г. всё ещё находились русские люди в плену. Но были и необычные случаи. Одна русская женщина не пожелала расстаться со своим новым мужем-киргизом и вернуться в Россию. [(173), стр. 102]. Наверное, об этой женщине упоминает И. А. Чеканинский в свои воспоминаниях.

Российский учёный Иван Алексеевич Чеканинский в годы гражданской войны был призван в качестве писаря в ряды Белой армии, вместе с который ушёл в Синьцзян. В 1921 г. он вернулся обратно и жил сначала в Казахстане, потом – в Киргизии, занимался изучением восстания 1916 г. Однажды в Синьцзяне на одном из пастбищ он случайно встретился с семьёй кочевника. «Из разговоров я узнал, что это были киргизы, состоявшие до 1916 г. русско-подданными, проживавшие в Пржевальском уезде и бежавшие оттуда в Китай после обоюдной с русскими жестокой расправы, вызванной мобилизацией их на тыловые работы.

«Я был глубоко поражён, когда среди киргизов увидел в киргизской же одежде совершенно русскую женщину, ещё молодую, не потерявшую красивые черты лица. Эта женщина, уже неправильно говорившая по-русски, оказалась действительно русской женщиной, взятой в плен бежавшим из России отцом Базарбая и ставшая его женой. По-видимому, она не сетовала на свою судьбу, так как грусти на её лице не было заметно, и она, так же, как и другие, весело смеялась и бегала с киргизками по степи». [ЦГА КырР, ф. 954, оп. 1, д. 9, л. 114-115].

Положение беженцев в Китае.

Трагичным было положение не только пленных, но и самих беженцев. Корреспондент Семиреченских ведомостей сообщал  из Кульджи: «Киргизы ещё до открытого восстания завели сношения с китайско-подданными калмыками. Последние обещали принять их к себе, а когда бунтовщики со своими стадами явились в Китай, то калмыки напали на них, скот отобрали и большинство из них уничтожили. Оставшиеся в живых киргизы находятся вне закона, подданные Китая  безнаказанно чинят над киргизами насилия и убийства.

Продолжение в 24-ой части.