Продолжение, начало в 1-ой части.

В России на поприще шпионажа выделялось компания швейных машинок «Зингер». Официально это общество числилось американским. В США действительно существовало правление фирмы «Зингер», но никакого влияния на дела в России оно не имело. Учредители компании находилась в Гамбурге, причём одним из крупных её акционеров был сам германский император. Поэтому всё руководство деятельностью фирмы на территории России исходило из Берлина. Разведывательная деятельность компании «Зингер» была организована с немецкой педантичностью и имела продуманную систему построения, обеспечивающую сбор шпионских сведений по всей стране.

Все области России, обслуживаемые фирмой, были разделены на четыре района, во главе которых стояли вице-директора. Районы, в свою очередь, подразделялись на «депо», в распоряжении которых находились отдельные агенты на местах. Агенты, под видом торговли швейными машинками, проводили сбор сведений по всей России, в том числе и в Туркестане. Каждый торговый агент компании по своему району деятельности был обязан представлять списки всех населённых пунктов с указанием расстояний, наличие и состояние дорог между ними и числа жителей в них, их настроениях, данные о расположении войск, складов и т. д.

В 1910 г. в Курской губернии был задержан заведующий складом компании Зингер за распространение «аграрных бунтовщических прокламаций». При обыске у него были обнаружены планы местностей губернии с указанием на них расположений складов и станций, данные о призыве новобранцев и другие сведения, представляющие государственную тайну. На вопрос, для чего всё это им собиралось, он ответил, что такие сведения требуются центральным немецким правлением компании Зингер от всех уездных заведующих.

Особенно заинтересованно агенты изучали частичные и всеобщую мобилизации: как проходили мобилизации и как к ним относилось население. Собранные со всех концов России шпионские данные передавались немецкому посольству, а после начала войны – посольству в Китае. По данным русской агентуры, в 1915 г. в Верном шпионской деятельностью в пользу Германии занимался А. Х. Эрмиш, заведовавший складом компании «Зингер», который часто выезжал в Кульджу. Однажды при досмотре его багажа была задержана посылка с печеньем, в которой были обнаружены секретные записи на немецком языке. [РГВИА, ф. 2000, оп. 15/с, д. 474, л. 1].

После разоблачения видных германских шпионов Мясоедова, Иванова, Гошкевича, Веллера и других в мае 1915 г. был издан указ о закрытии немецких фирм, работавших в России. Использовались также религиозные лютеранские и мормонские объединения, всевозможные добровольные общества, различные путешествия германских учёных по Средней Азии с «научными целями» и др. В конце 1906 года для наблюдения солнечного затмения в окрестности Ходжента прибыла группа немецких астрономов.

Благодаря успешному ходатайству германского посла Шена, они получили право пропуска через русские таможни без досмотра. Вряд ли германский посол столь усердно добивался разрешения на их приезд, не преследуя разведывательных целей. И действительно, как потом выяснилось, немцы кроме научных приборов привезли с собой и оружие с боеприпасами. С 1906 г. в Мерве (Мары) обосновался Карл Гофман. Создав несколько торговых заведений, он вёл тайную торговлю оружием. Сначала К. Гофман был оштрафован, а затем, в 1914 г., и выслан, как изобличённый в незаконной торговле оружием.

Летом 1910 г. в Ашхабаде был арестован другой германский подданный В. Гофман по делу подпольной организации, которая контрабандным путём поставляла оружие из Персии в Туркмению. Германский Генеральный штаб под различными предлогами организовывал секретные командировки немецких офицеров. Так, весной 1909 г., несмотря на несогласие Азиатского отдела Главного штаба, направленного в Первый департамент МИД России, капитану германской армии барону Отто фон Дюнгерну вместе с геологом К. Вейхе было разрешено проехать в Китай транзитом через Оренбург, Ташкент и Верный. [РГВИА, ф. 400, оп.1, д. 3754, л. 358].

С началом Первой мировой войны усиливается деятельность германских спецслужб в Туркестане и сопредельных государствах. Не имея непосредственных границ с мусульманскими окраинами Российской империи в Азии, Германия не могла напрямую влиять на события в Туркестане, но, благодаря помощи своего союзника Турции, она все же оказывала определенное влияние на ход событий в Центрально-Азиатском регионе. В первый период войны Афганистан заявил о своём нейтралитете.

Однако под действием турецкой пропаганды, призывавшей эмира к защите ислама и завоеванию Индии и Туркестана, обещая, что «падишах Хабибула-хан сделается владыкой Афганистана, Индостана и Туркестана» эмир поддался таким соблазнам и вступил в контакт с Германией. Германское Верховное командование разработало стратегическую операцию в Афганистане, целью которой было вовлечение Афганистана в войну и организация повстанческого движения в северо-западной Индии против Англии и в Туркестане против России.

Этот замысел строился на использовании исламского фактора, на недовольстве мусульман Россией и Англией. В соответствии с соглашением 1907 г. между Англией и Россией, определившим зоны влияния в Центральной Азии, южная часть Персии была занята английскими, а северная – русскими войсками. Но между ними была полоса неконтролируемой территории, на которой, пользуясь поддержкой протурецко настроенных племен, действовали германо-турецкие группы.

Воспользовавшись этим коридором и несогласованностью английского и русского командования в деле контроля территории, весной 1915 г. из Турции в Афганистан была направлена многочисленная (350 человек) немецкая миссия. Экспедиция двигалась, разделившись на три группы. Если попытки англичан перехватить немцев во время их перехода через Персию оказались безуспешными, то русские казаки Хорасанского отряда обнаружили одну из групп миссии при переходе персидско-афганской границы.

Были захвачены документы, оружие и золото, которое предназначалось для подкупа должностных лиц афганской администрации и вождей пуштунских племён. Саму группу спасло то, что казаки кинулись в погоню за убегающими персами, сопровождавших миссию. Пользуясь этим, основная часть миссии смогла уйти в Афганистан. Из-за этой утраты немецкая миссия в дальнейшем не смогла успешно действовать в Афганистане. Из захваченных документов явствовало, что одной из задач, поставленных перед миссией, было освобождение немецких и австрийских соотечественников из русского плена с одновременной организацией восстания в Туркестане. [(210), стр. 150-151].

В Афганистане немцы занялись реорганизацией афганской армии, укреплением некоторых афганских крепостей, организацией набегов на Пешавар и созданием опорных пунктов для обеспечения перехода немецких и австрийских военнопленных из Туркестана в Афганистан. Но главной задачей миссии было вовлечение Афганистана в войну против Англии. Российские власти, обеспокоенные переговорами Афганистана с немцами, предупредили англичан, что если «англо-индийское правительство не озаботится обузданием афганского эмира, то российским войскам придётся занять эту окраину».

Англичане учли предупреждение и воздействовали на эмира, приостановив выдачу субсидий. К тому же немцы, не добившись весомых результатов в заключении договора о сотрудничестве, начали готовить заговор для свержения Хабибулы. Узнав об этом, эмир в мае 1916 г. выслал германскую миссию из страны. Её сотрудники перебрались в Индию, Китай и Туркестан, где стали готовить выступления против Англии и России.

В частности, в Китай через Памир перебрался один из трёх руководителей экспедиции Вернер Отто фон Хентинг. О том, насколько успешно они поработали в этом направлении, можно судить по переписке 4-го Политического отдела МИДа с Азиатской частью Главного штаба. Из этой переписки известно, что что летом 1916 г. находящиеся в Восточном Туркестане дунганские (мусульманские) группы были вполне готовы к мятежу в Туркестане, благодаря германо-турецкой пропаганде. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4412, л. 1].

Описывая деятельность Германии в идеологической войне против России, следует сказать о так называемом «Комитете в защиту прав магометанских тюрко-татарских народов России», работавшего в Будапеште. Этот комитет был создан во время войны на средства Турции из представителей мусульманских тюркоязычных народов России, находящихся в эмиграции в Турции. Исламская инициатива Турции была использована Германией для антирусской работы, в том числе и в проведении разведывательной деятельности и организации беспорядков в Туркестане.

Руководители Комитета при финансовой поддержке Германии выпустили в Берлине обращение к мировой общественности о положении мусульман в России. В этом обращении руководители Комитета открыто призывали глав европейских стран и США помочь мусульманским народам России в их борьбе за независимость. В обращении, в частности, о киргизах говорилось, что «главная цель, к которой стремятся киргизы, мужественный и склонный к военной организации народ тюркского происхождения, находящийся в настоящее время в русских владениях, является стремление к не притесненному развитию собственной национальной организации, и это возможно только через законом гарантированную политическую и административную независимость» (http://kghistory.akipress.org/unews/un_post:8224?from=mportal&place=last). 

Обращение Комитета к правителям Европы и Америки заканчивалось патетическим воззванием: «С воздвигнутыми к небу руками мы обращаемся к союзникам и друзьям исламского халифа и великого Турецкого султана, к императору Австрийскому и королю Венгерскому, к немецкому кайзеру и к королю Болгарии, а также к их героическим народам с просьбой освободить от русских оков тех, кто наиболее дружески расположен к Вам, с Вами связанные народы на востоке цивилизованной Европы и на огромных просторах Азии!»

К сожалению, не уточнялось, в чём выражалась эта связь народов на просторах Азии с австрийским императором и немецким кайзером. Германская разведка использовала всевозможные немецкие добровольные общества и немецких колонистов. Германский Генеральный штаб ещё в 1882 г. разработал обстоятельный проект разведывательных действий с использованием таких обществ в других странах, в том числе и в России. В руководстве таких обществ обязательно состоял офицер германской разведки.

В Туркестане немецкая разведка использовала общины евангельско-лютеранской церкви. Приверженцами этой церкви были этнические немцы. В Сырдарьинской области, в соседнем с Семиречьем Аулиеатинском уезде было восемь немецких поселений. В этих поселениях работали германские разведчики, в результате деятельности которых усилились прогерманские настроения. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 279]. Штабс-капитан Полторацкий, посланный для подавления восстания в низовьях р. Чу, сообщал, что восставшим киргизам оказывают содействие продовольствием и оружием немецкие колонисты, и что среди повстанцев есть «турецкий мулла». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 41, л. 42].  

Также часть мусульманского населения Туркестана симпатизировала и Германии, как союзнику Турции. Согласно донесениям Туркестанского охранного отделения уже к концу 1914 г., то есть через пять месяцев после начала войны, мусульмане смотрели «на Германию, как на свою освободительницу, и весь интерес войны сосредоточен на ней», потому что надеялись, «если победит Германия, то Турции и всем другим мусульманским странам будет хорошо». [(221), стр. 105].

Русский политический агент в Бухаре сообщал, что «7-го июля из Самарканда отправлены люди в Афганистан с просьбой о помощи». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916в, л. 453]. Восставшие в Джизаке кричали, что они «хотят быть подданными «германа», в чём им поможет Афганистан». [(186), стр. 75]. Пишпекский уездный начальник сообщал, что «со слов бывших в плену русских, мятежниками дана клятва бороться с Россией, помогая Германии». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 41, л. 10].

В телеграмме Ерофеева от 3-го сентября 1916 г. вскользь сообщается о поимке германского шпиона на Сусамыре. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 279]. Эта информация основывалась на сообщении Сусамырского волостного управителя Т. Сарыбекова, который сообщал Пишпекскому уездному начальнику, что 26-го августа был задержан неизвестный беглец, который назвался турком. Задержанный был доставлен Избаскентскому участковому приставу, находившемуся на Сусамыре для подготовки лагеря прибывающим из Андижана войскам.

Этот беглец оказался немцем, что выяснилось из разговора у пристава с техником Джумгальской партии. Кроме того, как сообщал Сарыбеков, у беглеца были найдены какие-то бумаги. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 14об]. Если восставшие в Джизаке кричали, что хотят «германа», то Германия если и хотела этого, то в перспективе, как прибавку к своим африканским колониям, а в данный момент она решала свои задачи в вооружённой борьбе против России.

Подтверждением тому, что истинными целями Германии было не освобождение тюркских народов говорит то, что немцы с недоверием относились к руководителям «Комитета тюрко-татарских народов России». Штаб-квартиру Комитета расположили не в Берлине, а в Будапеште. За руководителями Комитета была установлено наблюдение спецслужб. Это говорило о том, что для Германии народы Туркестана, в том числе и киргизы, были просто расходным материалом в достижении своих целей на восточном фронте.

Активно работал против России и Китай, считавший Семиречье своими землями. Обозреватель С. Аркашев ещё в 1909 г., ознакомившись с положением на китайской границе, писал о необходимости создать на границе «непреодолимую преграду … китайским патриотам, мечтающим вернуть плодородные земли Семиречья, составлявших их когда-то наследственную собственность, утраченную во время бывших смут». (Семиреченские ведомости, неоф. часть, №35 от 01.05.1909 г.). Китайская разведка действовала чрез дунган и китайцев, приезжавших в Каркару и Пржевальск по торговым делам, а также работавших на строительстве Чуйской оросительной системы и Семиреченской железной дороги.

Из Синьцзяна в Туркестан, в основном в Семиреченскую область, ежегодно на заработки приезжало до 3-х тысяч китайских подданных. В донесении Туркестанского охранного отделения о восстании сообщалось, что по полученным сведениям от агентурных источников «причины выступления киргизов Семиреченской области кроются в посылке из Китая агитаторов из числа русскоподданных киргизов, обещавших поддержку Китая». [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 252]. В феврале 1913 г. из МВД Председателю Совета министров В. Н. Коковцеву сообщали:

«По имеющимся в МВД сведениям, в Семиреченской и Ферганской областях в последнее время замечается возбуждённое настроение мусульманского населения и проявление враждебного отношения к русским вообще и к русскому правительству, в частности, за содействие, оказываемое Россией балканским государствам в войне с Турцией. Мусульманские народности в указанных местностях усиленно обсуждают вопрос о будущей войне России с Китаем, причём не скрывают своих симпатий к китайцам, выражая пожелание успехов китайскому оружию.

«Возбуждённое настроение туземцев поддерживается слухами о том, что китайское правительство, будто бы, призывает подвластных России мусульман отделиться от России». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 813, л. 124]. Заведующий Пржевальской оброчно-межевой конторой И. А. Поцелуев, указывая причины восстания, писал: «Указ 25-го июня о призыве вывел киргизов из их обычного инертного состояния и дал благоприятную почву для агитации в их среде разным тёмным силам.

«Стремление разбитых и теснимых мятежных банд в Китай ясно указывает, откуда шла агитация. Об этой агитации против нашего правительства со стороны Кульджи и Кашгара я неоднократно слышал во время моих разъездов минувшим летом по восточной окраине области. В начале августа на Каркаре мне говорил ротмистр Кравченко, что в горах над Пржевальском происходят собрания киргизов, что ораторствуют на этих собраниях агитаторы из Китая». [ГАРФ, ф. 124, оп. 42, д. 129, л. 9].

Постановлениями Пишпекского начальника уезда в 1916 г. были арестованы и высланы ряд китайских подданных. В марте были арестованы кашгарские сарты Исмаил Салеев и Абдула Ахун Айпасов «за распространение ложных слухов». (ЦГА КырР, ф. И-6, оп. 1, д. 2, л. 10). В мае был арестован китайско-подданный сарт Нияз-Балаши Мамедов «за распространение среди мусульманского населения воззвания на арабском языке и произношение последнего на местном языке». [Там же, л. 18]. В августе бухарский подданный мулла Ибрагим Ходжа Сеид Ходжаев был выслан из уезда за обнаруженную у него агитационную «переписку на мусульманском языке». [Там же, л. 31].

К суду был привлечён кашгарский сарт Абдраим Османахунов, который агитировал киргизов Атекинской и Сарыбагишевской волостей выступить с оружием против набора на тыловые работы. [(160), неоф. часть, №41 т 21.02.1917 г.]. В телеграмме Военному министру от 16 августа 1916 г. Куропаткин сообщал: «По слухам, туда (на Иссык-Куль – Б. М.) приехал из Кашгарии бывший китайский губернатор Юнома с целью поднять восстание дунган». [ЦГВИА, ф. Главный штаб, Азиатская часть, оп 4, 1916 г., д. 40, л. 255об. (31), стр. 344].

Фольбаум 14-го августа сообщал в Ташкент: «Начальник Верненской конторы представил в цензуру письмо, пришедшее из Джаркента. В письме этом, написанном по-русски очень безграмотно, какой-то Сасаза Мишанло пишет о разных китайцах и дунганах, живущих возле Пржевальска и Токмака для пропаганды восстания киргизов. Запрошенный Кульджинский консул уведомил, что все указанные в письме лица ему известны, как члены анархического общества. Он признаёт их помощниками некоего Лисяофына.

«Подтверждает, что три (его) помощника, Юльдхай, Янпанма и Датунлян, действительно сейчас в Пржевальске, Дзиньюань в Токмаке, а двое ещё собирались в Семиречье вести пропаганду». [РГВИА, ф. 1396, оп. 2, д. 2419, л. 179]. Действия со стороны Китая не ограничивались только агитацией и пропагандой. Лепсинский уездный начальник перед восстанием сообщал губернатору, что «китайские власти стали в последнее время заигрывать с нашими киргизами и зовут их к себе, обещая податные льготы на 10 лет». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1849, л. 15об].

В августе Куропаткин докладывал Военному министру: «Многочисленные донесения из Лепсинска подтверждают, что китайцы снабжают джаркентских и лепсинских киргизов оружием». [ЦГВИА, ф. Главный штаб, Азиатская часть, оп. 4, 1916 г., д. 40, л. 247]. Были поставки оружия из Китая и в Пржевальский и Пишпекский уезды. Командир 1-ой сборной сотни Семиреченского казачьего войска, хорунжий Фон-Берг о бое у села Преображенского Пржевальского уезда докладывал:

«Среди отбитого имущества найдены патроны от немецкой винтовки». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л. 32]. Понятно, что оружие поставлялось контрабандным путём, тогда это говорит о подготовке восстания феодальной верхушкой. Учитывая наличие в Семиречье многочисленных выходцев из Китая, здесь проводили свою деятельность различные анархистские китайские организации. В 1890 г. был раскрыт случай работы эмиссаров из Китая среди российских дунган в районе Токмака, агитировавших их принять участие в готовящемся восстании в Синьцзяне.

Также была доказана связь с Кашгаром нападения в мае 1898 г. на гарнизон Андижана, когда погибли 21 и ранены 14 человек. [Дацышен В. Г. История русско-китайских отношений (1618-1917). Красноярск. 2004, стр. 98]. К провокации восстания для достижения своих целей в борьбе с китайским правительством приложили руку и члены китайского тайного общества «Гэлаохуэй» («Общество братьев»). Но это участие не являлось вмешательством официального Китая, так как Гэлаохуэй было обществом взаимопомощи и самозащиты анархистского типа в Синьцзяне, подвергаемое преследованиям со стороны китайских властей.

В 1912 г. члены общества вступили в конфликт и с российскими консульством и торговцами против расширения их влияния в Синьцзяне. Строго преследуемые в Китае, вплоть до смертной казни, они развернули свою деятельность в Семиречье среди выходцев из Синьцзяна, а затем и среди местных дунган и киргизов. По сообщениям полиции весной 1915 г. трое членов Гэлаохуэя были направлены в Семиреченскую область для пропаганды восстания и образования на территории Синьцзяна и Семиречья отдельного ханства.

Они обосновались в Пржевальске, Пишпеке и в Верном. Впоследствии агент из Верного перебрался в Токмак и поселился в дунганском селе Караконуз. Все они занялись пропагандой своих идей и вербовкой в свои ряды выходцев из Синьцзяна, местных дунган и частично киргизов Пржевальского и Пишпекского уездов. Старшина дунганского села Караконуз Пишпекского уезда Губэ Ван Тянши на следствии сообщал:

«Когда было объявлено распоряжение о призыве туземцев на военные работы, то проживающие в Каракунузе китайцы в числе трёх человек стали смущать молодых дунган нашего селения, подлежащих призыву, восстать против русских и вступить в общество Гэлаохуэй, в каковом обществе эти китайцы состоят членами. Общество Гэлаохуэй стремится создать не только в китайских пределах, но и в пределах Туркестанского края особые ханства под управлением лиц из туземного населения и очистить этот край от русских». [Восстание 1916 года: документы и материалы. Ред. К. К. Мамбеталиева. Бишкек. 2015, с. 124 и 205].

После призыва инородцев на тыловые работы, китайцы стали агитировать дунган восстать против русских, стремясь создать в Семиречье «особые ханства» и очистить край от русских. В Пржевальском уезде членам общества удалось спровоцировать беспорядки, но дунгане села Караконуз Пишпекского уезда, узнав об агитации, собрались в мечети и дали клятву на верность русскому правительству. о связях китайских анархистов общества Гэлаохуэй с немецкими агентами. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 53].

Точные мотивы и степень участия в восстании общества Гэлаохуэй неясны. Можно предположить, что члены общества, которым из-за преследования китайских властей стало трудно заниматься активной деятельностью в Синьцзяне, и они искали новое поле деятельности в Семиречье, в местах проживания выходцев из Китая. Среди выходцев из Синьцзяна, работавших на строительстве оросительных систем реки Чу и Семиреченской железной дороги, было «обнаружено присутствие китайских агитаторов».

По сведениям Кульджинского консула, тайным китайским анархическим обществом были посланы в уезды Семиреченской области шесть агитаторов для «возбуждения» восстания. Семиреченский губернатор одной из причин восстания называл пропаганду «китайцев Кульджинского края, руководимых германскими агентами, внушившими киргизам убеждение в непобедимости Германии и предстоящем, будто бы, выступлении Китая». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 450]. Помимо собственной разведывательной деятельности, Китай не препятствовал британской и германской разведкам в их операциях из Кашгара против России.

Заведующий Пржевальским оброчно-межевым отделом сообщал: «Об агитации против нашего правительства со стороны Кульджи и Кашгара я неоднократно слышал во время моих разъездов минувшим летом по восточной окраине области. В мае месяце я слышал в Джаркенте от разных лиц, что в Кульдже масса немцев, враждебных нам, заняты тёмными делами. … Я слышал, что среди опийщиков были люди просвещённые и сам лично в арестованной партии оборванцев встретил человека (Джансан-Ху по паспорту) со словарём на западноевропейском наречии». [ГАРФ, ф. 124, оп. 42, д. 129, л. 9].

Итог всем этим отрывочным и косвенным доказательствам подвёл исполняющий дела губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев в докладе Николаю II: «Были и другие причины, вызвавшие брожение среди туземцев. В их числе на первом месте стоит агитация извне. Есть основания считать виновниками агитации, во-первых, выходцев из соседнего Кульджинского района и, во-вторых, агентов Германии, но положительные данные по этому поводу не могут быть приведены с достаточной полностью.

"Фактически установлено, однако, что наиболее организованный мятеж вспыхнул там, где кульджинские и кашгарские выходцы имели более тесные сношения с русскими туземцами, а именно на Каркаринской ярмарке (Джаркентский уезд – Б. М.), в г. Пржевальске и в торговом местечке Токмак». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 8об]. Характеризуя волнения в области Семиреченские ведомости (№187 от 21.08. 1916 г. отмечало, что в Пишпекском и Пржевальском уездах сказалось «влияние на настроение наших туземцев со стороны внешних тёмных сил. Особенно это заметно …, где крупное опиумное дело».

Доказательством иностранного вмешательства служат  донесения командиров воинских отрядов, которые отмечали, что восставшие организовывали отряды на манер воинских подразделений, хорошо поставили разведку, наладили сигнализацию между отрядами, проявляли знание правил укрепления местности. Помощник областного прокурора Н. Ф. Комаринец добавлял:

«Аскеры обучены некоторым приёмам военного искусства, правилам собираться и рассыпаться, знакомы с окопами». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 3, д. 33, л. 4об]. То есть, действия восставших имели признаки военной тактики современного боя, несвойственные людям, не служившим в армии, но имеющих советников, знающих военное дело. Начальник жандармского управления строящейся Семиреченской железной дороги подполковник Косоротов 11-го августа сообщал:

«Нет сомнения, что всё организовано и руководится умелыми людьми и настолько предусмотрительно, что даже дорога на Сусамырском перевале исправлена самими киргизами для того, чтобы сусамырское скопище могло свободно и скоро двинуться на Пишпек и окрестные сёла». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, оп. 1, д. 1133, л. 161. (31), стр. 339]. По рассказам ехавших в обозе, захватом транспорта с оружием в Боомском ущелье руководил человек с шашкой, который «был похож на грека или армянина».

12 августа из станицы Самсоновской для помощи осаждённым в селе Новороссийском был послан отряд под командованием сотника Величкина. Отряд попал в засаду и был разгромлен. Об этом событии имеется мало информации, поэтому много неясностей. Но, судя по описанию столкновения, в бою принимал участие опытный снайпер. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 34]. И. д. начальника штаба ТуркВО М. Н. Михайловский сообщал:

«Обращает на себя внимание организованность мятежных киргизов. В некоторых бандах имеются значки-знамёна, на шапках многих бунтовщиков надеты однообразные металлические бляхи, в горах устроены мастерские для выделки холодного оружия и пороха, применяется оптическая сигнализация для передачи сведений о движении наших отрядов, при перестрелках киргизы окапываются. Заметно стремление прервать сообщение порчею мостов и телеграфа. Сам мятеж именуется у киргизов войной». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия ферганского военного губернатора, оп. 1, д. 147, л. 81. (31), стр. 347].

Во время восстания направляющая рука чувствовалась в повсеместном, первоочерёдном разрушении связи. Помощник Начальника Туркестанского почтово-телеграфного Бельченко округа после инспекционной поездки в Семиречье докладывал в Ташкент: «Почтовые станции от Старого Токмака до Уйтала (почтовая станция за Пржевальском – Б. М.) включительно и от Рыбачьего до Нарына сожжены, почтосодержатели и служащие их большей частью убиты, лошади и всё станционное имущество разграблено мятежниками-киргизами». [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 834, л. 130].

Телеграфная связь не просто прерывалась, а полностью разрушалась: телеграфные аппараты уничтожались, а телеграфные столбы увозились. Причём телеграфные линии разрушались целенаправленно, планомерно и неоднократно с поразительной настойчивостью. Куропаткин, описывая осаду Токмака, сообщал: «Телеграфная линия Пишпек – Токмак разрушена. Неоднократные попытки исправить её под охраной войск успеха не имели, так как всё сделанное по уходе (ремонтников – Б. М.) шайками киргизов вновь разрушается». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 250]. В другой телеграмме Бельченко добавлял:

«Вся линия Нарын – Рыбачье повреждена, столбы свалены, проволока, крючья и изоляторы похищены». [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 834, л. 103]. Видно, что это не стихийный погром; чувствуется указание, как разрушать. Столбы, понятно, можно использовать на топливо и постройку зимовок, металлические изделия – кузнецам (пики для вооружения надо же из чего-то делать), но изоляторы кочевникам зачем? На перегоне Отар – Казанско-Богородское (Узун-Агач) повстанцы нарушили телеграфную линию на расстоянии 11 вёрст. В дом кинул факел, и камышовая крыша горит, а тут на таком расстоянии надо сотни столбов спилить.

Надо ли с этим возиться кочевникам, где особо пограбить нечего, да и пилы в юрте кочевника не было, и к седлу её не приторочишь. Действия не похожие на обычный набег степных кочевников, значит, было целенаправленное указание. В донесении Военному министру от 17 августа Куропаткин также сообщал: «В районе Токмак – Пишпек киргизы применяют оптическую сигнализацию для передачи сведений о движении наших отрядов». [ЦГВИА, ф. Главный штаб, Азиатская часть, оп. 4, 1916 г., д. 40, л. 257. (31), стр. 345].

Обратите внимание: не кочевников и не казачий способ при помощи костров, а оптическая сигнализация; не передача сигнала, а передача сведений. Откуда и что за оптические устройства у кочевников-киргизов? Священник села Преображенского Пржевальского уезда сообщал, что ночью восставшие «в разных местах высоко приподнятыми фонарями, наклоняя их в ту или другую сторону, делали какие-то знаки». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, л. 85]. Но даже и фонари не атрибут кочевой жизни.

Известны случаи поставки оружия в Киргизию из Китая [(177), стр. 101]. А. Н. Куропаткин 11 августа сообщал в МИД: «Со стороны китайской границы донесения принимают тревожный характер: есть указания, что китайцы снабжают киргизов оружием». [АВПРИ, ф. Среднеазиатский стол, оп. 486, д. 247, л. 28]. Есть сведение об отправке из Пржевальского уезда чуйским киргизам каравана в 60 верблюдов с пиками и ружьями. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 8]. Киргиз Шамсинской волости Б. Бегалиев сообщал следствию:

«Более полумесяца тому назад я видел, как от Максым-Ходжи уходил караван верблюдов с пустыми капами (мешками – Б. М.), в которых, как говорили в народе и были привезены для нас ружья из Атбашинских волостей. Однажды несколько человек нашего аула вели между собой разговор о том, что атбашинские киргизы пишут: «Если у вас (есть) деньги, (то) у нас оружие готово. Всё это я слышал лично, подойдя к разговаривавшим Алчиру Тугелову и другим 5-6 человекам». [Там же, д. 26, л. 11об и 12].

Имея данные о действиях иностранных разведок, всё же надо принять во внимание выводы Тынышпаева, который, зная обстановку, сложившуюся в области перед восстанием, оценив отношение к киргизам властей и русского населения, пришёл к заключению: «Несомненно ясно одно: если бы не было тех отношений к киргизам, что были до войны, если бы мобилизация рабочих проводилась более осмотрительно, то самая идеально обставленная, какую только можно себе представить, «турецко-германская агитация» не достигла бы того,  свидетелем чего мы явились». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 145].

В заключение надо отметить, что восставшие оказались заложниками, разменной монетой в подрывной деятельности иностранных держав против России. Когда восстание было подавлено, и часть восставших ушла в Китай, где беженцы оказалась в трудном положении, Турция забыла о своих единоверцах, о призывах к взаимной поддержке мусульман. Также я не встречал сообщений о помощи беженцам в Синьцзяне со стороны стран проявлявших свои интересы в Туркестане перед и вовремя восстания – Англии, Германии и Китая, тогда как и Временное, и Советское правительства оказывали помощь беженцам.

Шестая причина восстания – указ о наборе на тыловые работы.

И последняя причина, а точнее повод и толчок к восстанию – призыв инородцев на тыловые работы. 25 июня 1916 г. (все даты о восстании приводятся по старому стилю) издаётся постановление Правительства, которое именовалось, как «Высочайшее повеление, объявленное Военным министерством, о привлечении мужского инородческого населения Империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно для всяких иных, необходимых для государственной обороны, работ».

В переводе с канцелярщины его сокращённо называли указом о наборе инородцев на тыловые работы, а местным населением – призывом в армию. Строго говоря, постановление правительства о призыве инородцев на тыловые работы, не было указом, имеющим силу закона, а было «Высочайшее повеление», данное Совету министров. Формулировка «царский» потому, что постановление было издано с нарушением процедуры принятия и утверждения по существующему тогда законодательству: без обсуждения и одобрения Государственной думы и Государственного совета. 

А строго юридически указ надо было бы называть «императорский». Начиная с Петра I правитель России именовался императором. Но в народе, следуя давней традиции, всё связанное с правителем государства, называлось «царским», в том числе и клич «За веру, царя и отечество». Постановлением призыву подлежали инородцы в возрасте от 19-и до 43-х лет. Термин «инородцы» появился в XVII в. В юридической практике он был не особенно чётким. Это обуславливалось тем, что правовой статус инородца во многом зависел от его религиозной принадлежности.

Инородцы были нехристианами и подвергались некоторым ограничением в своих правах и обязанностях. В официальных российских документах инородцами называли ряд народов (казахи, киргизы, калмыки, буряты и др.), обычно кочевавших и проживавших на территории Кавказа, Европейского Севера, Урала, Туркестана и Сибири. В бытовом обиходе до 1917 г. инородцами назывались все неславянские народы, кроме евреев. Кроме крымских и казанских татар, народностей Поволжья и бурятских казаков, инородцы, в том числе и народы Туркестана, были освобождены от воинской повинности. Они принимались на службу только на добровольной основе, по личному заявлению.

С одной стороны, освобождение инородцев Туркестана от воинской повинности было, так сказать, предупредительной мерой, поскольку мусульманское население вновь присоединённого края не считалось достаточно благонадёжным, к тому же в подавляющем большинстве неграмотное и не владеющее русским языком, т. е. непригодные к службе в армии. А с другой стороны – льготой для инородцев, «царской милостью», данной им после присоединения к России. Такой же льготой, как и первоначальное освобождение от налогов.

Со своей стороны, коренное население края, в основной массе, не проявляло желания служить в армии даже за неплохое вознаграждение. Многие исследователи, говоря об указе, забывают об этом сообщить, а вместо этого приводят слухи, бытовавшие среди населения, что, якобы, Кауфман за лояльность, проявленную населением при присоединении края и за спокойствие впоследствии, обещал освобождение от воинской повинности, однако ни номера, ни даты такого важного документа не приводят, но преподносят призыв, как коварство царской власти. Да, в царской грамоте от 1824 г. о принятии в русское подданство казахов Большой Орды было торжественно заявлено:

«Султаны и весь киргиз-кайсацкий народ, им подвластный, постоянно будут пользоваться нашею великою монаршей милостью и твердым покровительством при всех случаях, будучи совершенно свободны от рекрутской повинности во всякое время». Но впоследствии эта формулировка была изменена. Мобилизационных ресурсов остальной части государства до вступления в Первую мировую войну пока хватало. Поэтому в «Положении об управлении Туркестанским краем» 1886 г. и в  «Положении об управлении Степными областями» 1891 г., указывалось, что «инородческое население означенных областей освобождается, впредь до дальнейших распоряжений, от исполнения воинской повинности».

Это положение было подтверждено и «Уставом о воинской повинности» 1912 г., в котором говорилось, что инородческое население Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Тургайской и Уральской областей «освобождено, впредь до дальнейших распоряжений, от исполнения воинской повинности». (Устав о воинской повинности. СПб, 1912, с. 25–27). Указ о наборе на тыловые работы и был таким распоряжением. 

Вписывался указ и в рамки принятого 3 августа 1914 г. «Закона о реквизиции», согласно которому можно было использовать «местных жителей» для «всякого рода работ, вызываемых военными обстоятельствами». Упущением в этом законе было то, что в нём не было чёткого разъяснения о том, что можно ли «жителей» одного региона вывозить на работы в другие регионы. Эта неопределённость была одним из вопросов о восстании, обсуждаемых в Государственной думе в декабре 1916 г.

Конечно, указ восторга не вызвал, но  первоначально не было и особого возмущения. В 1914 г. на запрос Военного министерства к начальникам областей Туркестанского края о возможности введения воинской повинности для инородцев губернаторы Семиреченской и Ферганской областей ответили, что киргизское население их областей, «в массе, относится к возможному введению воинской повинности без тревоги, а бедняки даже желают ее, рассчитывая на одновременное обеспечение их определенными земельными наделами». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4297, л. 35].

Начальник Туркестанского охранного отделения докладывал, что «в Семиреченской области киргизы отнеслись к набору рабочих в большинстве безразлично, хотя часть их и откочевала в Китай». [ГАРФ, ф. 97, оп. 4, д. 78]. Отношение к указу в разных волостях и даже в пределах одной волости не было однородным. Были несогласные, были противники, а часть киргизов была согласна на призыв и возможности заработать деньги.

Как отмечалось, были «добровольцы-рабочие на окопные работы, соблазняющиеся выгодными условиями найма». [ГАРФ, ф. 97, оп. 4, д. 78]. Даже среди молодёжи, которая была основным противником призыва, были и такие, которые изъявляли желание идти на фронт. В некоторых местах даже прошли собрания коренного населения в поддержку указа. Газета «Новое время» от 12 августа 1916 г. сообщала:

«27 июля в Коканде производилась запись туземцев на тыловые работы. … Добровольцы с портретами Государя, национальными флагами и криками «ура» прошлись по улицам города. Впереди толпы ехала туземная администрация». Такие и ряд других фактов указывают на то, что указ явился лишь поводом к восстанию. Трудностями, вызванными войной, и указом решили воспользоваться манапы и мусульманское духовенство, подстрекаемые иностранной агентурой, и стремящиеся вернуть себе никем и нечем неограниченную власть.

Издание и выполнение указа.

Российская армия имела длительный опыт в комплектовании вооружённых сил с учётом многонационального и многоконфессионального состава населения государства. Были не только части, состоявшие из «инородцев», но и командный состав. Ещё в Куликовской битве в 1380 г. одним из полков русского ополчения командовал татарский мурза Мелик.

В операциях русских войск в Средней Азии принимали участие, так называемые, команды джигитов (милиции) для разведочной и почтовой службы. Байтик и другие манапы Чуйской долины предлагали помощь и участие Черняеву в его походе против Кокандского ханства.

Помощь была принята, а вот от участия киргизских джигитов в походе Черняев отказался. Иногда джигиты принимали участие и в боевых действиях русской армии. Пример этому – действия отряда Шабдана Джантаева при покорении Кокандского ханства в 1876 г. Со вступлением России в 1914 г. в Первую мировую войну из горцев Кавказа на добровольных началах была создана из шести полков кавалерийская Кавказская («Дикая») дивизия, проявившая высокую боеспособность и сохранившая её дольше других соединений в предреволюционном развале царских вооружённых сил.

В Туркмении из туркмен-текинцев также строго на добровольной основе и на их же средства был сформирован кавалерийский Туркменский полк. Как видим, различие в вере не мешало мусульманам выступать на защиту государства, в котором они проживали. Были примеры службы в армии и киргизов. Доказательством этому служит прошение запасного нижнего чина Дардаке Кукомбаева, доверенного от 21-ой семьи «запасных нижних чинов киргизского происхождения» о переводе их из мещан г. Пишпека в крестьянское сословие, чтобы получить землю. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 119, л. 4].

В 1899 г. к отбыванию воинской повинности в Семиреченской области было призвано 25 человек мусульманского вероисповедания. [РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 5502, л. 387]. В 1912 г. в Семиреченском казачьем войске в казачьем сословии состояло 6490 человек обоего пола инородцев. Зная, что киргизы и казахи являются прирождёнными наездниками, неоднократно высказывалась мысль о создании конных частей и из них. Причём такие предложения высказывались не только «сверху», но и от самих кочевников, обсуждались общественностью.

Так, от киргизов Беловодского участка поступало предложение отдавать своих детей 10-илетнего возраста в специальную школу, и после обучения в этой школе призывать их в армию. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 105]. В 1902 г. доверенные 74-х кибитковладельцев Шамсинской волости просили о зачислении их в казачье сословие. Вслед за ними и вся Шамсинская волость ходатайствовала о зачислении в казаки. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 258, л. 39об]. Одной из причин такого ходатайства было стремление таким способом уравнять свои права с казачеством, главным образом, в землепользовании.

В октябре 1914 г. штаб Туркво сообщил: «28 киргизов Пишпекского уезда изъявили желание поступить в действующую армию со своими лошадьми. Его Величеству благоугодно было повелеть поблагодарить и отправить их в один из казачьих полков в районе военных действий». [(160), неоф. часть, №243 от 14.10.1914 г.]. В ноябре они под командованием Карипбая Канатова из Темирбулатовской волости были отправлены на фронт. Впоследствии губернатор области сообщал, что с начала военных действий поступили заявления от 150-и инородцев, из которых 58 «после надлежащего рассмотрения были отправлены на фронт». [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 18, л. 5].

Тынышпаев также особо отмечал, что в Семиречье киргизы «отправили на фронт первых и единственных добровольцев». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 134]. Представители казахской элиты в 1915 г. предлагали формирование из кочевников кавалерийских частей. В январе 1916 г. казахская газета «Казак», издававшаяся в Оренбурге, начала обсуждение привлечения казахов и киргизов к отбыванию воинской повинности. Причём вопрос служить или не служить в армии совсем не рассматривался.

Обсуждался вопрос в каком роде войск служить: в пехоте или кавалерии. Большинство высказалось за службу в кавалерии. Обсуждение продолжалось до июня 1916 г. Как сообщал Тынышпаев, «статьи о военной службе читались с особым вниманием, и этот вопрос стал очередной темой среди киргизского населения. Нельзя сказать, что киргизы радовались предполагаемой военной службе. Но они отнеслись к ней, как к военному явлению в жизни народа».

Учитывая желание некоторых казахов и киргизов добровольно нести воинскую повинность, губернатор Семиреченской области М. А. Фольбаум 15 июня 1916 г. предложил, по примеру Туркменского полка, сформировать в Семиреченской области Киргизский конный дивизион. Предложение это в Азиатской части Генштаба было одобрено, кроме пункта, «для поощрения киргизов к верной и ревностной службе», о наделении прослуживших определённый срок земельными наделами из казачьего земельного фонда. Генштаб предлагал наделять участками из своих, киргизских земель. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4521, л. 30-30об].

Но, в связи с восстанием, этот вопрос окончательно не был решён. Следует обратить внимание на эти факты – добровольное желание исполнять воинскую повинность и идти на фронт. Они опровергают тезис о всенародности восстания и утверждения некоторых авторов, что главный причиной восстания был указ о призыве на тыловые работы и связанные с ним последствия. Изданию указа о призыве инородцев на тыловые работы предшествовало более чем тридцатилетнее обсуждение несения ими воинской повинности.

В 1883 г., после перевода Семиреченской области из Туркестанского края в Степное генерал-губернаторство, обсуждалось новое положение об управлении Семиреченской областью. Губернатор Семиреченской области рапортами от 13 января и 28 мая 1883 г. предлагал введение воинской повинности для кочевников. Противники введения воинской повинности инородцев в Туркестанском крае, признавая возможность создания из них кавалерийских частей, недовольство местного населения русской властью ставили на второй план.

Главными причинами невозможности введения воинской повинности для инородцев были трудности учёта в связи с их кочевым образом жизни, отсутствие свидетельств о рождении, незнание русского языка и затруднения для службы в технических войсках, а вовсе не из-за опасения «революционного настроя», как об этом писали советские историки. Поэтому в Положения об управлении Туркестанским краем от 1886 г. и Степными областями от 1891 г. относительно воинской повинности кочевников была введена оговорка «впредь до дальнейших распоряжений».

Эта оговорка была подтверждена и «Уставом о воинской повинности», принятым в 1912 г., в котором если в некоторых областях империи, например, в Камчатской и Сахалинской областях местное население безоговорочно освобождалось от воинской повинности, то для Туркестанского края и Уральской, Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей по-прежнему оставалось исключение «впредь до особых распоряжений». Указ от 25 июня от 1916 г. и был таким особым распоряжением.

В 1914 г. Россия вступила в Первую мировую войну с грузом ряда нерешённых внутренних проблем. Первые признаки кризиса стали заметны уже в 1915 г. Война к концу её второго года привела страну к экономическому упадку. К началу 1916 г. в хозяйстве страны, из-за мобилизации в армию, и на фронте, из-за потерь, стал ощущаться недостаток в людях. На фронте и в тылу под ружьём находилось около 10-и млн. человек. Активизация военных действий в 1916 г. потребовала новой мобилизации.

Проводить её за счёт Центральной России, Урала и Сибири правительство уже почти не могло. С начала войны уже были проведены ряд ужесточений в исполнении воинской повинности. Были призваны ратники 2-го разряда и некоторые категории лиц, имеющих отсрочку от призыва; прошло переосвидетельствование освобождённых от воинской службы; снижены медицинские показатели и сокращён перечень болезней, дающих освобождение от службы. Например, допускаемый рост призываемых был уменьшен до 149 см.

Кроме того, дальнейшая мобилизация создавала опасность несбалансирования между фронтом и тылом, между нуждами армии и возможностями тыла обеспечивать эти нужды. Фронт нуждался не только в солдатах, но и в рабочей силе. На тыловых работах фронтов (строительство тыловых укреплений, дорог и мостов, заготовка топлива, охрана и пастьба войскового скота и др.) в, так называемых, резервных батальонах находилось годных к строевой службе до 1 млн. 175-и тысяч человек. Эта потребность в рабочей силе полностью не удовлетворялась трудовой повинностью, введённой в прифронтовой полосе.  

Поэтому руководство страны обратилось к резервам, которые оставались неиспользованными – к «инородческим» народам, могущими служить пополнением если не в военных операциях, то на тыловых работах. Также долго и всесторонне, как и введение воинской повинности для инородцев, обсуждалась и возможность призыва их на тыловые работы. 13 августа 1915 г. Госсовет предложил Генштабу рассмотреть возможность привлечения на службу инородческого населения окраин государства. После ряда согласований с различными министерствами и ведомствами и рассмотрения других источников пополнения рабочих дружин для тыловых работ, 25 июня 1916 г. издаётся указ о наборе туземных рабочих.

Указ обязывал «привлечь нижепоименованное мужское инородческое население в возрасте от 19 до 43 лет». Далее шло перечисление областей, губерний и местностей, в которых следовало провести призыв. В этом перечне была и Семиреченская область. 30 июня на заседании Совета министров были намечены мероприятия по «реквизиции» инородцев. Министерство внутренних дел в своём письме местным администрациям о «привлечении инородцев к работам в тылу» требовало «неукоснительного исполнения Высочайшего повеления. В случае возникновения беспорядков, таковые должны быть подавлены».

Некоторые исследователи формулировку «реквизиция» считают «грубой, оскорбительной, пропитанной духом расовой дискриминации, приравнивающей мобилизацию людей к реквизиции скота». Но ничего подобного при обсуждении указа не подразумевалось. Министерство внутренних дел, чтобы у населения не возникало ассоциаций с призывом на фронт, взамен определения «воинская повинность» или «мобилизация» предложило формулировку «реквизиция рабочих», надеясь, что это будет менее возбуждающим и вызовет меньшее сопротивление инородцев. Так как предложение соответствовало Закону о реквизициях от 1914 г., то оно было принято. 

В Ташкенте указ был получен 28 июня, обнародован 1-го июля. 2-го июля в Ташкенте состоялось совещание исполняющего обязанности Туркестанского генерал-губернатора М. Р. Ерофеева с руководством областей края. Губернаторы посчитали, что опасаться выступлений и эксцессов против призыва нет оснований. Ферганский губернатор А. И. Гиппиус был единственным из участников, который не разделял оптимизма на предстоящий призыв и внёс несколько предложений по организации набора, исключающих силовые методы.

Предложения Гиппиуса были направлены на то, чтобы обеспечить спокойствие в крае, но они не были учтены. Совещание практически возложило исполнение призыва на волостную и аульную администрацию и предложило «разъяснить и наиболее усердным пообещать медали». В Семиречье указ о наборе был объявлен Фольбаумом 1-го июля собранным для этого старшинам казахских волостей. Прокричав положенное в таких случаях «ура» его Императорскому Величеству и, обсуждая совершенно новое для них постановление, озабоченные и унылые старшины разъехались. [(160), №146 от 02.07.1916 г.].

Указ был неожиданным для населения потому, что к прежним повинностям прибавилась новая, да ещё и необычная. За 50 лет русской власти мусульмане Туркестана никуда принудительно не призывались. Среди местного населения была очень популярна легенда о том, что свобода от воинской повинности была ему дана, по одной версии, при самом присоединении края; а по другой – «жарым-пашой» (полу-царь) Кауфманом в 1876 г. на 50 лет в обмен за спокойствие местного населения.

Основываясь на этом, противники призыва заявляли, что «их отцы не служили, а потому и они не отпустят своих детей». Объяснения администрации, сознательно или бессознательно, населением принимались с сомнением. Ложное убеждение, что призываемые будут направлены на фронт, на линию окопов, привилось среди населения быстро и крепко. Разъяснения и переубеждения видимых изменений в настроении кочевников особых результатов не давали. [ЦГА КырР, Ф. И-75, оп.1, д. 46, лл. 5-6].

Началось брожение не только в низах, но и среди верхушки киргизского общества. В своих показаниях следствию старшина Абаильдинской волости Пишпекского уезда Канат Абукин говорил: «При обращении к киргизам о пожертвованиях администрация указывала, что нас не берут на военную службу, что мы не оказываем помощь людьми и что взамен этого мы должны жертвовать деньгами, вещами, скотом. Жертвовали много. Когда объявили о призыве рабочих от киргизов, поняли, что неправильно». [(172), стр. 134].

Активное участие киргизского населения в сборе пожертвований на нужды фронта подтверждал и губернатор Семиреченской области, сообщая летом 1915 г., что «главную часть благотворительных сумм составляют пожертвования туземцев не только богатых, но и бедных». [(160), неоф. часть №197 от 22.07.1915 г.]. Из-за переменчивого обсуждения призыва в верхах указ явился неожиданным не только для населения, но и для администрации края. Кстати, «Правила о порядке использования инородцев, привлекаемых для работ на государственную оборону», были объявлены приказом по военному ведомству только в начале ноября месяца.

В издании указа было несколько упущений, начиная с формулировки: «для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии», что вызывало у населения восприятие с войной, с фронтом. В «Правилах о порядке использования инородцев», утверждённых 29 октября, это было учтено и уже говорилось о работах «внутри империи на государственную оборону», что соответствовало действительности. Большинство призываемых инородцев направлялись не в прифронтовую зону, а для работ в тылу.

Например, Министерство земледелия запрашивало для сельскохозяйственных работ 150 тысяч инородцев, призванных согласно указу. [РГИА, ф. 1276, оп. 11, д. 89, л. 440]. Лесное ведомство просило прислать на лесозаготовки 20 тысяч инородцев. [РГИА, ф. 387, оп. 19, д. 71640]. Надо признать, что момент призыва был крайне неблагоприятным для аграрного района, каким являлся Туркестан. Указ был издан в разгар сельскохозяйственных работ, угрожая срывом уборки урожая.

Особенно в Туркестане, где хозяйство дехканина не обладало никаким капиталом, трудоёмко из-за поливного земледелия, и уход даже одного работника, да ещё в горячую страдную пору, имело тяжёлые последствия для семьи и для хозяйства. Большинство исследователей восстания отмечают этот момент и называют его ошибкой в выборе срока издания указа. В ограниченном отрезке времени, возможно, да: разгар полевых работ, уборка урожая. Но если исходить с позиции защиты Отечества, а инородцы являлись гражданами этого отечества, то почему ошибка?

Значит, русского крестьянина в разгар полевых работ призывать в армию можно, а по отношению к инородцам, такого же гражданина страны – это ошибка. Ошибка была в том, что это решение было запоздалым, и призывать надо было с появлением опасности для страны, с началом войны. Беда была не только в том, что указ был издан без учёта реальностей момента, без соответствующей подготовки и кратких сроков, указанных сверху, для исполнения. Главная  беда в том, что в его исполнении были многочисленные нарушения киргизской администрации и злоупотребления манапов.

Во-вторых, в этом вопросе есть один штрих, который заставляет задуматься, засомневаться: было ли это упущением, ошибкой, не было ли здесь сознательного нарушения закона и процедуры принятия указа? По совету императрицы, немки по происхождению, и её окружения Николай II 20 января 1916 г. Б. В. Штюрмера, имевшего репутацию германофила, назначил Председателем Совета министров. С 3-го марта 1916 г. он был утверждён Министром внутренних дел, а с 7-го июля стал ещё и Министром иностранных дел.

Штюрмер был инициатором Высочайшего повеления о привлечении инородцев для работ в тылу, а Высочайшее повеление не требовало завтра же мобилизовать инородцев на работы. Это было указание министрам проработать данный вопрос. Но Штюрмер срочно, не дожидаясь утверждения указа в Думе и разработки условий набора, используя свои возможности Председателя Совета министров и Министра внутренних дел, потребовал начать неподготовленный призыв, ставший причиной восстания в Туркестане.

Управляющий Третьим политическим отделом МИД В. О. Клемм по поводу призыва инородцев на тыловые работы сообщал дипломатическому чиновнику при Туркестанском генерал-губернаторе о том, что «повинность была введена помимо МИД и даже без ведома Азиатской части Главного штаба». [АВПРИ, ф. 147, оп. 486, д. 247, л. 17]. Не было ли в этом злого умысла? Исследователями часто указывается, что набор был объявлен во время священного месяца Рамадана.

Это неудачное совпадение, что указ пришёлся на священный у мусульман месяц, использовалось сторонниками восстания, как оскорбление религиозных чувств. Но призыв на тыловые работы не был формой преследования по вероисповеданию. Для христиан призыв на фронт во время постов или христианских праздников не прекращался. За время с момента объявления войны до 1-го апреля 1917 г. за отказ от исполнения воинской повинности по религиозным соображениям (меннониты, духоборы, евангельские христиане, баптисты и др.) было привлечено несколько тысяч человек, осуждено 837 человек. (Вестник Российского университета дружбы народов, 2011, №3, стр. 53).

Как видим, все эти течения были христианского вероисповедания. А призывающие к неисполнению указа подчёркивали, что Россия воюет и против единоверной Турции. Поставленные сроки призыва не дали местной русской администрации времени для разъяснений и пропаганды указа, подготовки населения к призыву, да и сама она, можно сказать, самоустранилась от участия в выполнении указа. Например, 14 июля 1916 г. Фольбаум начальникам уездов дал следующее указание об организации работ по набору рабочих на тыловые работы:

«Предъявив волостям число подлежащих наряду рабочих, действуйте через почётных лиц». То есть, сам губернатор своим подчинённым проведение набора предлагал отдать в руки волостной верхушки. А далее уже скрытый намёк выполнить указ любой ценой: «Ведите дело спокойно, но настойчиво, избегая особой педантичности в смысле возраста и прочее». [ИСТАРХ КазССР, фонд Семиреченского областного правления, отд. 4, д. 16602, л. 31]. Передача исполнения призыва на киргизскую волостную администрацию, кроме возможностей для злоупотреблений, имело ряд скрытых препятствий.

Ещё Колпаковский в одном из своих циркуляров отмечал, что указы и постановления «в большинстве случаев остаются не достигающими цели по совершенным безграмотности и непонятливости в наших делах управителей и их мулл-письмоводителей, которым нескоро втолкуешь, например, циркуляр Министра внутренних дел». Поэтому на местах малограмотные переводчики, не знающие слов «реквизиция», «военные сообщения», «оборонительные сооружения в районе действующей армии» и другие, переводили населению туманно, неточно и даже неверно, что усиливало страх и недоверие у людей.

Например, Куропаткин сообщал Начальнику Генштаба: «Помещённое в депеше МВД выражение «кроме бродячих инородцев» в туземных газетах было переведено «кроме кочевников», что дало повод киргизам считать себя изъятыми от наряда». Из всех этих несуразностей рядовые люди делали только один вывод, что хотят «брать людей на войну», а неясность в остальных вопросах давала хорошую почву для будоражащих слухов. В результате, как впоследствии отмечал ташкентский прокурор, «население о Высочайшей воле осведомлялось, в лучшем случае, через таких же невежественных людей, а в худшем – через людей, злоумышленно внушавших ложные слухи».

Наиболее распространённым был слух, что берут в солдаты, а значит, возможно, придётся погибнуть где-то среди неверных, а это печально по религиозным понятиям ислама да, наверное, и любой религии. А дальше разгул панической фантазии: что будут забирать всех мужчин в возрасте от 19 до 43 лет; что призываемых при зачислении на службу будут насильно обращать в христианство; что заставят рыть окопы под обстрелом; что будут кормить свининой, что потом оставят в России, обратив в православие.

Опубликованное разъяснение губернатора, «в котором говорилось, что туземцы призываются не в солдаты, а для окопных работ», не могло поколебать уже укоренившееся в массах убеждение. Наоборот, появились новые толки, «что окопы роют впереди цепей войск, … следовательно рабочим угрожает опасность даже больше, чем солдатам». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 497]. Это, так сказать, бытовые слухи. Но были и провокационные. Например, что это не набор на тыловые работы, а скрытый призыв на фронт для того, чтобы истребить коренное население Туркестана, а на опустевшие земли переселить русских. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, л. 77об].
Продолжение в 8-ой части.