Продолжение, начало в 1-ой части.

Что для этого призываемых пошлют впереди наступающих, чтобы было меньше потерь в русских войсках. Печально, но очень часто распространителями таких нелепых слухов были и русские, причём с насмешливым и издевательским смыслом: «Дошла очередь и до вас служить на военной службе». И, наконец, типично российская сказка о добром царе-батюшке. Спустя некоторое время после объявления указа, распространяется молва о его отмене, что набор проводится только по почину местной администрации.

Люди, приученные к самоуправству властей, охотно верили этому. Всё это будоражило население. Появляются постановления губернатора о наказаниях «за распространение ложных тревожащих слухов» как русских, так и киргизов. Указ не мог не вызвать сопротивления со стороны призываемого населения. Неизбежность этого понимали и некоторые высоко стоявшие административные лица. Так, например, наместник на Кавказе Великий князь Николай Николаевич, добиваясь отмены указа для вверенного ему края, мотивировал это тем, что «всякое мероприятие, касающееся мусульманского населения, до его осуществления требует ряда подготовительных мер, что, в свою очередь, требует времени».

Но если отсрочка была признана возможной для Кавказа, находящегося недалеко от фронта, то Туркестан посчитали далёкой, неопасной окраиной. С началом составления мобилизационных списков в крае начинаются волнения. Однако следует отметить, что главной причиной волнений были не столько сам указ и недостатки в его проведении, сколько злоупотребления местной правящей верхушки в его исполнении. Население многих волостей Семиречья сначала спокойно отнеслось к призыву.

Губернатор области в своём отчёте, говоря о помощи киргизов на нужды войны в виде поставок и добровольных пожертвований, отдельно отмечал, что «не было недостатка и в добровольцах, желающих встать в ряды войск, действующих против неприятеля». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 33, л. 2об]. Общественный деятель Семиречья М. Т. Тынышпаев, говоря о добровольных пожертвованиях киргизов на нужды войны, писал: «Всех туземцев Туркестана превзошли каракиргизы Пржевальского и восточной половины Пишпекского уездов.

(Простим Тынышпаеву, что он почему-то не сделал оговорку про туркмен-текинцев). "Не ограничиваясь пожертвованиями имуществом и деньгами, они отправили на фронт первых и единственных киргизских добровольцев. Но поразительнее всего то, что добровольцы ушли из тех мест, где в 1916 г. произошли самые серьёзные эксцессы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 134]. Возмущения начались после злоупотреблений, чинимых волостными управителями и манапами в отношении бедняков и неугодных лиц при составлении списков.

Злоупотребления заключались в том, что манапы, пользуясь своим положением, освобождали своих сыновей от призыва, отправляя вместо них бедняков. Участник описываемых событий вспоминал, что влиятельные люди изменяли свои возрасты путём угроз и представлением различных «свидетелей». «Баи и зажиточные люди добивались изменения своих возрастов путём дачи взяток. … Появились 30-илетние старики или 25-илетние мальчики». (Мендешев С. Мои воспоминания о мобилизации казакского населения на тыловые работы в 1916 г. Кзыл-Орда. 1926. Стр. 7).

Беднота возмущалась тем, что местные власти превратили призыв в способ расправы с неугодными. При проведении следствия о беспорядках многие киргизы Беловодского участка заявляли, что они не против призыва на тыловые работы, но с условием, чтобы он проводился по семейным спискам, а не по волостным приговорам, куда волостные управители вносили только бедняков, освобождая сыновей манапов. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 3, д. 33, л. 26]. Абдрахман Чиныков, киргиз Тлеубердинской волости Беловодского участка в показаниях следствию сообщал:.

«Когда вышло распоряжение о наряде рабочих, население приняло объявление спокойно. Собирались уже составить требуемый приговор, как стало известно, что сам старшина (волости) приедет для составления приговора. Старшина приехал, и приговор составлен не был». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 54об]. Калдыбай Сарбаев, киргиз аула Токтинский Тлеубердинской волости, добавляет: «Киргизы были недовольны тем, что (волостным управителям) приказано было составить приговора о наряде рабочих.

«Такой способ позволял манапам, имеющим влияние, избежать набора. Недовольные этим хотели, чтобы (русское) начальство само выбирало рабочих из всех киргизов» [Там же, л. 58об]. То есть, население было недовольно ни самим призывом, а порядками в его проведении манапами. Член Совета при Министре внутренних дел Кондоиди в своём отчёте о расследовании злоупотреблений и беспорядков в Туркестанском и Степном краях докладывал:

«Причины, вызвавшие брожение, непослушание и преступную деятельность киргизов, заключались в следующем: 1. Твёрдо усвоенная киргизами вера в своё право на свободу от рекрутской повинности и в связи с быстро распространившимся ложным слухом о том, что киргизы призываются именно на военную службу, а не для работ за плату». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 12]. Неоднократные разъяснения на разных уровнях, что инородцы «привлекаются не в ряды войск, а для нужных для армии работ с платой и продовольствием от казны», успеха не имели.

Одновременно с объявлением указа пришло известие о неудачах в Иране корпуса генерала Н. Н. Баратова. С началом Первой мировой войны Персия тоже превратилась в арену боевых действий воюющих держав. Чтобы пресечь попытки Германии и Турции втянуть Персию в войну против стран Антанты и России в октябре 1915 г. в Персию вошли русские войска под командованием генерала Н. Н. Баратова и взяли города Кум и Хамадан. Южную часть Персии оккупировали англичане.

С запада союзникам противостояли турецкие силы. В феврале 1916 г. Баратов занял Керманшах и разогнал прогерманское самопровозглашённое временное правительство Персии. Однако Турция, пользуясь бездействием англичан, проведя перегруппировку, провела контрнаступление, и корпус Баратова в июне 1916 г. вынужден был оставить Керманшах. Несмотря на то, что русские войска по-прежнему контролировали огромные части Северной Турции, Северной и Западной Персии, в Туркестане весть об отступлении протурецкими и прогерманскими сторонниками преподносилась, как слабость русской армии.

Появились слухи, что единоверные турки скоро появятся в Туркестане и освободят мусульман. Что тоже послужило толчком к началу волнений. Отмечая издержки переселенческого дела для кочевого населения, и. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев надеялся на улучшение положения: «Бесспорная гибкость характера киргизов и их податливость давали полную надежду, что с течением времени шероховатости эти сгладятся.

«Тем более что при новых условиях киргизы, всё-таки, могли экономически окрепнуть, заменив чисто скотоводческое хозяйство и кочевой уклад жизни хозяйством и бытом полуземледельческим, полускотоводческим». Но началась война, последовал указ о призыве, и началось восстание. Но когда оно началось, протест против мобилизации забылся, манапы использовали его в своих интересах, а муллы призывали уже к войне в русскими, обещая рай погибшим.

Начало восстания в Туркестане и волнений в Семиречье.

Первыми, 4-го июля в Туркестанском крае выступили жители Ходжента Самаркандской области. Туркестанская администрация первоначально расценила эти события, как случайный эпизод. Это мнение было настолько убедительным, что 13 июля в Джизаке уездный начальник П. И. Рукин, получив сообщение о начавшихся беспорядках в старом городе, пошёл туда пешком, не взяв с собой даже шашки, в сопровождении только пристава, переводчика и двух джигитов. Все пятеро были убиты толпой. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 176].

При распространении восстания по уезду были убиты и изуродованы участковый пристав Соболев и жители русского селения Заамин. В прессе и официальных сообщений по этому поводу не было. Житель станицы Большой Алматинской Я. И. Егошкин в описании восстания сообщал: «Про волнения сартов в Туркестане мы, семиреченцы, узнали из частных источников». [ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 296, л. 60]. Выступления охватывают один уезд за другим, область за областью и приобретают угрожающий размах.

Указ явился непосредственным поводом и одной из причин восстания. Однако один этот факт сам по себе не мог вызвать такое серьёзное по своему объёму, экономическим последствиям и политическому значению восстание. Главные причины, толкнувшие коренное население Туркестана на это восстание имели гораздо более серьёзные основания, которые были перечислены ранее. Первые признаки недовольства среди киргизов в Семиречье уезде проявились уже в июле. Начальник Джаркентского уезда Н. Н. Ступин 6-го июля сообщал губернатору области:

«Настроение туземцев этому распоряжению правительства враждебное». 7-го июля он дополнительно сообщает: «Настроение туземного населения тревожное, убеждён, что рабочих придётся брать силой». Это подтверждалось и сообщениями из других мест. Загорные волости Пишпекского уезда, расположенные в долине р. Джумгал и её притоков, на своем съезде решили людей не давать, оказать, в случае необходимости, вооружённое сопротивление. Такие съезды в этот период были и в других местах. [(176), стр. 62]. В июле в Пишпекском уезде прошло ряд совещаний манапов, проводившихся втайне от властей.

По донесениям агентов полиции эти встречи проводились «настолько осторожно и тайно, что они ускользнули от внимания не только местного русского населения, но и агентов полиции». 7-го и 8-го июля в Иссык-Ата, под видом приезда на лечение, прошло совещание представителей местной знати некоторых волостей Пишпекского уезда. На нём обсуждался предстоящий набор рабочих. [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 35, л. 1об]. 8-го июля указ был опубликован с дополнительными разъяснениями, что в Туркестане призываться будут лица от 19 до 31 года, что они привлекаются не на фронт и не в армию, «а для нужных для армии работ с оплатой и продовольствием от казны». [(175), стр. 4].

Часть волостных управителей Пишпекского уезда собираются на новое совещание, проходившее в ущелье Кегеты, где было решено не посылать людей на работы и приступить к заготовке оружия. С 11 по 13 июля проходили совещания под Пишпеком и в самом Пишпеке, в домах Дардаила Абдулина, Кенджи Суранчина и Чолпонкула Тыналиева. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 67 и ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 20076, л. 58]. В собрании участвовали влиятельные манапы волостей, соседних с Пишпеком.

Опасаясь возмущения населения, участники совещания договорились не отправлять людей на работы и решили распространить слух, что мобилизация отменена. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 35, л. 1об]. Это было сделано с провокационной целью, чтобы преподнести набор, как самоуправство местных властей, и чем дополнительно возбудить людей. Загорные волости расположенные в долине р. Джумгала и её притоков, также решили людей не давать, и в случае необходимости оказать вооружённое сопротивление. [ЦГИА РУз, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, д. 1138, л. 2].

15 июля было получено распоряжение губернатора с разъяснением порядка призыва. Срок составления списков был определён к 25 июля. 20-го июля в Беловодском уездный начальник собрал волостных старшин и почётных лиц для разъяснения указа. Собралось около 1000 человек. Как отмечал пристав Грибановский, вопросы от киргизов к начальнику уезда были, но особых «выступлений не было; после беседы с начальником уезда киргизы разошлись мирно, и никаких изменений в их поведении и настроении заметно не было». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 29 и 29об].

Но киргизы всякими способами уклонялись от составления списков, поэтому срок для составления списков 25 июля не был выполнен. 26 июля срок был перенесён на 5-ое августа, но и к новому сроку список был получен только от Джангарачевской волости. 9-го августа были получены списки из Джамансартовской и Тлеубердинской волостей, кроме 4-х селений Тлеубердинской волости. [Там же, л. 30]. В конце июля – начале августа состоялось новое совещание манапов под Пишпеком.

Оно также проходило строго секретно. В нём участвовали манапы многих волостей Пишпекского уезда. Снова обсуждался набор рабочих. Большинство манапов считало необходимым содействовать набору. Иного мнения придерживались Мокуш Шабданов, Курман и некоторые другие влиятельные манапы. Ссылаясь на усиливающееся народное волнение, они выступили против набора. Участники, хотя и совещались несколько дней, но к единому мнению так и не пришли [(22), стр. 176].

Учитывая прошедшие совещания, принятые на них решения и факты заготовки оружия, оценка восстания, как «стихийное», вызывает сомнение. Заведующий политическим сыском по Семиреченской области В. Ф. Железняков 14 июля сообщал: «В Семиречье настроение сильно повышенное. Туземцы волнуются, отказываются идти. Возможны более крупные осложнения. Разослал по области агентуру и служащих. Получаемые сведения ежедневно докладываю губернатору, который всю распорядительную власть взял в свои руки, арестовывая своими постановлениями по сведениям моим и полиции, предполагая этих лиц отправить в первую очередь». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 289].

Увеличилось количество жалоб на местных чиновников. Из приграничных волостей отдельные аилы пытались откочевать в Китай. Помощник Туркестанского генерал-губернатора М. Р. Ерофеев 20 июля 1916 г. докладывал Военному министру: «Из Нарынского участка готовится массовый побег киргизов в Китай. Меры к предупреждению этого приняты». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 59]. Составление списков призываемых было возложено на волостных управителей, которые чинили множество злоупотреблений.

Отсутствие у киргизов метрических книг и свидетельств о рождении дало повод местным властям для дополнительного мздоимства. Начались поборы и торги за понижение (для молодых) и повышение (для зрелых) возраста призываемых. За взятку они освобождали от призыва сынов баев и манапов, а вместо них вносили в списки бедняков даже непризывного возраста, по несколько человек из одной семьи. Межведомственное совещание по вопросу обмундирования призываемых инородцев отмечало, что среди призываемых инородцев до 70% бедняки, которые, «кроме одного халата на голом теле, не имеют другой одежды». [РГИА, ф. 1276, оп. 12, д. 1186, л. 2].

Такие нарушения вызвали со стороны призываемых ещё одно недовольство и послужили дополнительной, если не главной причиной восстания. Помощник начальника Пишпекского уезда Рымшевич отмечал, что поводом к восстанию послужил не столько сам указ о призыве мусульман на тыловые работы, а «то обстоятельство, что при составлении приговоров назначали в рабочие лишь бедных киргизов, совершенно не трогая влиятельных и богатых лиц». [ЦГА РКыр, Ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 16]. Призываемые стали требовать, чтобы в списки были включены и члены манапских семей, а затем вообще начали отказываться от призыва.

Местные власти стали просить отсрочки призыва для составления новых, «правильных» списков. Интересно, что сторонниками этого требования были и богатые киргизы. Дело в том, что родовая знать, прежде подготавливая требуемый при выборах на общественные должности возрастной ценз, умышленно записывали своих сыновей более старшими по возрасту. Теперь же, чтобы освободить своих сыновей от призыва, они стали требовать записать их истинный возраст и даже заниженный.

Временно исполняющий обязанности генерал-губернатора Ерофеев 15 июля сообщал, что небольшие беспорядки были в Семиречье. О беспорядках 15 июля в Верненском уезде в связи с призывом на тыловые работы сообщал Министру юстиции и прокурор Ташкентской судебной палаты. [РГИА, ф. 1405, оп, 530, д. 1020, л. 79]. Стали раздаваться призывы к неповиновению властям. 17 июля издаётся постановление губернатора о заключении в тюрьму на три месяца 35-и казахов нескольких волостей Верненского уезда за подстрекательство к беспорядкам по поводу призыва на тыловые работы. [(160), №60 от 26.07.1916 г.].

События в Пишпекском уезде перед восстанием.

Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе Главному переселенческому управлению в декабре 1915 г. сообщал: «Со времени мобилизации население отдалённых мелких посёлков стало бояться туземцев, так как, по словам переселенцев, киргизы стали вести себя более дерзко и прибегали к запугиванию». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 19об]. Полицмейстер гор. Верного 20.07.1916 г. докладывал губернатору Семиреченской области:

«По имеющимся сведениям, киргиз Тынаевской волости Пишпекского уезда Муслин Таниев, служивший ранее переводчиком и ташкентский сарт Исмаилджан Ибаимбаев, проживающие в селении Токмак, распространяют среди туземного населения ложные слухи по поводу призыва мусульман на военные работы, чем возбуждают среди такового волнение к подаче разных прошений и телеграмм. Причем за приличную плату составляют им же разнородные прошения и телеграммы. Донося о вышеизложенном прошу ваше превосходительство если будет признано возможным, сделать распоряжение о наложении на вышеназванных лиц взыскания в порядке охраны». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 20076, л. 60].

Затем появляются новые постановления об арестах не только за подстрекательство, но и за распространение ложных слухов. Так, постановлением начальника Пишпекского уезда №105 от 09.08.1916 г. был арестован киргиз Шамсинской волости Бектурсун Бегалинов за «распространение ложных слухов о выступлении киргизов против русских и хранение двух ружей». [ЦГА КырР, ф. И-6, оп. 1, д. 2, л. 31]. Недовольство особенно активно проявлялось среди молодёжи. Стихийно проходили собрания, на которых обсуждалась мобилизация, и принимались решения не подчиняться указу.

Молодёжь призывного возраста стала уходить из аилов, скрываясь неизвестно где. Пряталась не только молодёжь. Некоторые аилы откочёвывали в отдалённые, труднодоступные места, подальше от администрации. Против нарастающего недовольства власти начинают принимать меры, причём, не только силовые, но и политические. Если в первоначальной формулировке указа мобилизации подлежали все «туземцы от 19 до 43 лет», то, чтобы привлечь на свою сторону родовую знать и верхушку общества, внести раскол в ряды недовольных, 11 июля последовало дополнение к указу.

По этому распоряжению от призыва освобождались: 1) должностные лица; 2) полицейские чины; 3) служители культа; 4) занимающие классные должности по табелю о рангах; 5) пользующиеся правом дворян и почётные граждане; 6) допускалось нанимать вместо себя другого. Особенно сильное возмутило простых людей последняя льгота. Ею стали широко пользоваться имущие, и призыв, в конечном счёте, ложился на бедноту, причём не только находившуюся в  кабале  у  манапов, но и нуждавшуюся в материальном отношении.

Предоставляя такую льготу при проведении набора, администрация рассчитывала на поддержку состоятельных людей, имеющих, как правило, влияние в ауле. Как обычно в таких случаях, распространился даже слух, что состоятельным вообще будет предоставлена возможность сделать денежный взнос вместо призыва. Всё это вместе, наоборот, обострило обстановку. Получив возможность, одни волостные управители, руководствуясь межродовой борьбой и пользуясь призывом, пытались свести счёты со своими партийными врагами. Они стали включать в списки призываемых всех своих противников призывных возрастов. Другие, стремясь нанести своим врагам верный удар, объявляли их противниками призыва и заявляли об этом властям.

Третьи стали торговать списками, предлагая за деньги изменить возраст призываемых. В приказе Куропаткина от 19 сентября отмечалось, что вымогательства при выполнении нарядов на тыловые работы доходили до ареста некоторых лиц, подлежавших призыву, но не желавших давать взятку, чтобы откупиться от набора. [(44), стр.75]. Не столько нежелание отправится на тыловые работы (и в Пишпекском, и в Пржевальском уездах были добровольцы из киргизов, отправившиеся на фонт), а вот эти массовые нарушения справедливости, творимые волостными управителями при проведении набора, стали едва ли не основной причиной восстания киргизов.

Эта масса бедняков, «которая не имела средств и возможности воспользоваться услугами своих продажных управителей, главных при составлении списков лиц, подлежащих реквизиции, составила затем кадры бунтовщиков». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 12]. Губернатор Семиреченской области к перечню освобождаемых от набора, установленному начальником края, добавил ещё две категории: 1) единственный работник в семье и 2) туземцы-ямщики на всех трактах области. Приказом Куропаткина №220 от 23 августа 1916 г. дополнительно разъяснялись порядок оплаты призываемым на тыловые работы:

«Работы, возлагаемые на туземцев, будут оплачиваться в размере одного рубля в день, кроме продовольствия за счёт казны». [ЦГА РУз, ф. 1, оп. 31, д. 1196]. А царский золотой рубль в то время стоил очень дорого. Но из-за воровства местных волостных управителей люди не верили этому, зная по собственному опыту, что когда выделялись деньги за поставляемое для нужд армии имущество, они получали гораздо меньше против цен, объявленных властями, или не получали вообще ничего, потому что волостные управители присваивали деньги себе.

Уже одно это было виной киргизской администрации и одной из причин восстания. Но эти меры не уменьшили накал возмущения. Восстание разгоралось.17 июля весь Туркестанский край был объявлен на особом положении, а Туркестанский генерал-губернатор получил чрезвычайные полномочия [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 3]. По этому положению оставались в силе все постановления, ранее изданные по краю о порядке усиленной охраны.

Дополнительно приказом командующего войсками округа были запрещены всякие сборы, сходки и демонстрации на улицах и площадях с предупреждением, что указанные мероприятия будут разгоняться воинской силой. Были отменены все увольнения и отпуска военнослужащих. Также указывалось, что «жители Туркестанского края отныне подлежат военному суду и наказанию по законам военного времени:

1) за бунт против Верховной власти и государственную измену; 2) за порчу воинского снаряжения, уничтожение запасов продовольствия и фуража; 3) за повреждение водопроводов, мостов и дорог; 4) за повреждение железнодорожного пути, подвижного состава, телеграфа и телефона; 5) за нападение на часового или военный караул, а также вооружённое сопротивление караулу или полицейским чинам». Виновным по законам военного времени грозило лишение всех прав и состояния и даже смертная казнь.

Губернатор Сырдарьинской области издаёт постановление, по которому запрещалось «населению области хождение по площадям и улицам толпою и остановки без дела, а также всякие сборища и сходки. Виновные в неисполнении распоряжения будут разгоняться воинской силой, помимо привлечения к ответственности». Похожее распоряжение 28 июля издаёт и Семиреченский губернатор. [(176), стр. 169]. В крае вводится ограничение на продажу пассажирских билетов туземцам.

Им продажа билетов разрешалась только «благонадёжным», тем, которые предоставят разрешение на проезд от уездных начальников. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-в, л. 3]. В Семиречье губернатор разделил область на 17 участков. Во главе каждого участка был назначен ответственный комендант, в распоряжении которого находились вооружённые команды. В Беловодском был поставлен конвой участкового начальника. Но всё равно власти Туркестана в этот момент показали свою несостоятельность и неспособность справиться с положением в крае.

22 июля Туркестанским генерал-губернатором, командующим войсками Туркестанского военного округа и Войсковым атаманом Семиреченского казачьего войска был назначен генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин, как более опытный администратор, хорошо знающий Туркестан. Газета «Речь» в номере от 1-го августа писала, что «опыт, приобретённый Куропаткиным в Туркестанском крае, оказался особенно ценным сейчас, когда к обороне страны впервые призвано инородческое население края».

В связи с тем, что волнения в крае принимали затяжной характер, и стало очевидно, что набор на тыловые работы служит существенным фактором, усугубляющим и так напряжённое положение, чреватое опасными политическими, а главное, и экономическими последствиями, представители деловых кругов страны выступили с требованиями приостановить набор рабочих и провести соответствующую подготовку. Несколько членов Государственной Думы 24 июля потребовали у правительства отложить набор рабочих.

Председатель фракции «трудовиков» в Думе А. Ф. Керенский от имени членов Государственной Думы направил начальнику Генштаба генералу Алексееву телеграмму, в которой говорилось: «Полученные нами сведения относительно проведения призыва рабочих-инородцев в областях Туркестана, указывают на несомненную опасность в экономическом и политическом отношениях. … Экономические изъятия части рабочих и волнения среди остальных в период хлопковой компании грозят гибелью значительной части урожая хлопка, столь необходимого для государства. Убедительно просим отложить проведение призыва до окончания хлопковой компании, т. е. до 1-го ноября».

Куропаткин, уже назначенный Туркестанским генерал-губернатором, обратился в Генштаб с письмом, в котором, проанализировав положение с «реквизицией рабочих», для выполнения возложенного на него «повеления Государя Императора» просил отсрочки призыва и предоставления ему возможности определять порядок и сроки призыва по возрасту и роду занятий жителей, местностям их проживания, а также другие права.

На докладе Генштаба по поводу этого письма царь наложил резолюцию: «Согласен. Ставлю на вид спешное и недостаточное обдуманное проведение в жизнь этой меры, вызвавшей на окраине кровавые беспорядки». На основании этой резолюции Генштаб решил отложить набор.

Волнения в Семиречье и отсрочка призыва.

Но действенных, решительных мер по предупреждению восстания принято не было. В стратегическом плане военные власти края предусматривали возможность восстания. Об этом, например, говорил в 1903 г. полковник Генерального штаба Д. Я. Фёдоров. В 1910 г. Генштаб указывал: «На Туркестане отразилось брожение идей на Востоке, которые в мусульманской массе могут создать повод для волнений и нарушений порядка, и следует приготовиться к грядущим событиям».

Помощник Туркестанского генерал-губернатора генерал Кондратович после ревизии Семиреченской области в 1910 г. писал: «Населяющее этот край каракиргизы пока спокойны, но ручаться за будущее нельзя, тем более что действие чинов Переселенческой организации всё чаще дают повод к недовольству туземного населения (имелось в виду несогласованность действий Переселенческого управления и местных властей при изъятии земель для переселенцев – Б. М.).

«При крайней недостаточности чинов административно-полицейского управления и трудности уследить за тем, что делается среди кочевого населения столь обширной территории, волнения могут возникнуть для нас совершенно неожиданно, и если не будут быстро подавлены, то могут принять такие размеры, что потребуется вторичное завоевание края». Но в данный момент администрация прозевала подготовку восстания, а некоторые администраторы даже проявили беспечность.

Большинство в администрации области, вплоть до губернатора, несмотря на поступающие сведения, не верили в возможность восстания. Даже на совещании у генерал-губернатора по вопросу о призыве инородцев на тыловые работы большинство было уверено в том, что выступлений населения против набора рабочих не будет. Если и высказывались опасения по этому поводу, то с оговорками, что их можно будет предотвратить определёнными контрмерами. Об этом заблуждении более подробно будет рассказано далее в разделе "Неверие властей сообщениям о готовящемся восстании".

Первым сигналом надвигающихся событий был уход с работ работников, направленных на уборку урожая в семьях военнослужащих. В связи с призывом на фронт русского мужского населения на киргизов была возложена ещё одна повинность: выставлять рабочих для работы на полях русских солдаток. Информация об этом в исследованиях ещё один пример одностороннего освещения событий, связанных с восстанием. Из короткой информации создаётся впечатление о безвозмездной для киргизов обязанности и льготой для всех семей, у которых кто-то из её членов был призван на фронт.

Однако, во-первых, работа была оплачиваемая, конечно не по рыночным ценам, и в объёме для семей призванных в составе до 3-х человек – одной убранной десятины урожая, для семей от 3-х до 6-и человек – 2 десятины и свыше 6-и человек – 3 десятины. Во-вторых, в связи с нехваткой рабочих воспользоваться этой льготой было много желающих, поэтому губернатор области в 1915 г. дважды выступал с разъяснением по этой льготе.

Призывая киргизов, таранчей (уйгуры – Б. М.) и дунган помочь семьям лиц, призванных в армию, в обработке полей, губернатор подчёркивал, что бесплатная помощь может оказываться только «наибеднейшим». Согласно приказу губернатора от 22.06.1916 г. «киргизы должны работать бесплатно только там, где ими об этом составлены приговоры. Где же таких приговоров нет, там киргизов (и вообще туземцев) надлежит приглашать за плату». Этим же приказом устанавливались и расценки за выполненные работы.

Например, за жатву десятины хлебов 7-8 руб. [(160), №53 от 01.07.1916 г.]. Настроения среди этих рабочих после объявления указа явно изменились. Жительница села Сазановки Пржевальского уезда сообщала: «Когда война лишила край лучшей части мужского населения, и женщинам самим приходилось исполнять с помощью киргизов-наёмников полевые работы, то зачастую от хозяек слышались жалобы на неисполнительность, дерзкое обращение, отказы от работы, несмотря на выданные задатки, и даже изнасилования». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л. 67].

В июле эти рабочие-киргизы стали массово уходить с работ, заявляя, что им надо идти домой, так как скоро им предстоит уход на войну, и им самим надо управиться в своих хозяйствах. Причём, уходили не только призываемые на тыловые работы, но и те, которые не призывались. «Рабочие киргизы убегали от русских, воруя лошадей и скот». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 51]. Батраки уходили с работ, даже не получив расчёта. Это вызвало беспокойство хозяев за уборку созревающего урожая и недовольство солдаток.

В станице Самсоновской они даже обратились к администрации с заявлением, что киргизы устроили бунт, и требовали вернуть их принудительно [(48), стр. 19]. Губернатор области приказал из киргизов и казахов, которые освобождены от призыва, организовывать артели и отправлять на уборку урожая за плату. Но эта принудительная мера успеха не имела. Уходили не только батраки из хозяйств, но и рабочие организаций. В отчёте Гидротехнического комитета Семиреченсклй области за 1916 г. сообщалось:

«На многих постах наблюдателями были киргизы. Во время начавшихся в августе киргизских беспорядков киргизы-наблюдатели оставили посты, некоторые даже не получив заслуженного жалованья». [РГИА, ф. 391. оп. 6, д. 765, л. 1]. Уходили ямщики почтовой службы. Почему губернатор области и внёс ямщиков в перечень освобождаемых от призыва. Учитывая сложившееся положение, уездная администрация 23 июля собирает волостных управителей, которые информируют её, что народ недоволен призывом.

Администрация всё же подтвердила, что списки призываемых должны быть составлены. В ответ, как сообщал заведующий Пржевальским оброчным подрайоном, «киргизские представители давали (одобрительные – Б. М.) «общественные приговора» и обещали на словах о полной готовности, но всё это был обман, восточная политика». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 63]. На этом собрании произошло необычное.

В то время как все волостные управители верноподданнически заявили уездному начальству, что «они готовы идти, куда им повелено будет Государём императором», управитель дунганской Николаевской волости Булар Магуев заявил, что он от составления списков отказывается. О происшествии сообщили генерал-губернатору, в ответ было получено распоряжение: волостного управителя арестовать [(48), стр. 21]. 28 июля вышло постановление губернатора области:

«Волостного управителя Николаевской дунганской волости Пишпекского уезда Булара Магуева за подстрекательство не только дунган своей волости, но и киргизов Пишпекского и Верненского уездов к беспорядкам на почве призыва туземцев на работы в тылу армии, заключить в Верненскую тюрьму на три месяца, считая срок наказания со дня задержания – 23 июля». Разъехавшись после собрания по своим волостям, манапы и волостные управители пытались объяснить народу, что призывают киргизов не солдатами, а для других надобностей.

Но, возбуждённые уже всевозможными слухами, люди ничему не верили. Заведующий Верненским розыскным пунктом 1-го августа сообщал: «Из Ферганской и Самаркандской областей поступают слухи о волнениях туземцев. В Пишпеке многие сарты-торговцы покидают город и уезжают, оставшиеся сарты выжидают». В Пишпекском уезде проходит ряд собраний. Киргизы Чирикчинской волости Загорного участка на собрании 29 июля у перевала Боронду (Джумгальская долина) решили рабочих не давать, а если будут брать силой, то уходить в Китай. [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 40].

Не везде собрания были протестными. Например, 1-го августа на Красной речке состоялось собрание почётных лиц Тынаевской волости для обсуждения порядка составления списков призываемых на тыловые работы. На собрании было решено выбирать рабочих по семейным спискам. Кроме этого предложили просить руководство Васильевской партии принять призываемых на строительство Чуйской оросительной системы. 3-го августа в урочище Кара-Тюбе состоялось второе собрание киргизов Тынаевской волости.

На этом собрании часть аулов представили списки, а шесть аулов сообщили, что они выберут рабочих к 6-му августа. 7-го августа волостным управлением было созвано новое собрание, на котором эти шесть аулов просили ещё два дня отсрочки для составления списков. Как сообщал волостной управитель Дюр Саурамбаев, он на этих собраниях не протестовал против призыва рабочих и «не возбуждал других к протесту». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 25, л. 2об]. Но и полного единодушия в Тынаевской волости не было.

5-го августа в урочище Ортотокой, в 30-и верстах от Токмака, собралась молодёжь под предводительством Джунуса Мурзабаева и решила отобрать у старшин и пятидесятников именные печати, чтобы они не могли оформить приговоры о наборе рабочих. [Там же, л. 3]. Несмотря на начавшиеся волнения и объявление чрезвычайного положения в крае, официальная пресса продолжала сообщать о добровольном и даже патриотическом наборе инородцев на тыловые работы.

Подоплёку этого «патриотизма» разъяснила газета «Туркестанский голос»: «Из разных городов края идут вести о, так называемом, «добровольческом» движении. Сообщают о сотнях и даже тысячах добровольцев, записавшихся в рабочие отряды. «Добровольчество» – это не что иное, как натуральная повинность тех слоёв населения, какие не имеют возможности откупиться. Туземной администрации предоставлено право изыскивать способы осуществления набора. Во многих местах эта администрация решила так: каждому из туземцев предоставлено право вместо себя выставлять «добровольца». Понятно, что беднота и составляет кадры этих добровольцев». [(294), №27 от 02.08.1916 г.].

Сообщая о возобновившейся в сентябре отправке рабочих, «Семиреченские ведомости» писали, что «среди рабочих немало охотников, заместивших состоятельных туземцев». Так как такса откупных доходила до 700 рублей (для сравнения, стоимость быка в это время была от 100 до 170 рублей), то среди «добровольцев» обнаружились даже иностранные граждане – китайцы и персы. Прокурор Ташкентской судебной палаты сообщал:

«Все внешние проявления, будто бы, патриотических чувств и выражений готовности жертвовать всем на пользу России находятся в полном противоречии с усиленными стараниями всех, для кого это только возможно, избавиться от возложенной на них повинности (призыва на тыловые работы – Б. М.). Вследствие этого проводится усиленная деятельность по замене надлежащих повинности лиц наёмниками из самых бедных классов населения. Цена найма во многих местах достигла 4-х – 5-и тысяч рублей. Лица, служащие посредниками и ходатаями в этом направлении, успели нажить большие деньги». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1020, л. 81].

Конечно, если из 4-х тысяч отдавать наёмнику только 700 рублей. Вопреки этому «патриотическому порыву» 1-го августа вдруг появляется указ об отсрочке призыва до 15-го сентября. Интересна формулировка указа: «Ввиду поступивших от инородцев верноподданнейших ходатайств, Государю Императору, во внимание к нуждам туземного населения Империи, благоугодно было Всемилостивейше соизволить начало призыва инородцев к работам в тылу армии, согласно Высочайшему повелению 25 июля сего года, отсрочить повсеместно до 15 сентября текущего года.

«Означенное Высочайшее повеление подлежит возвещению инородческому населению в виде особой царской милости, данной в день рождения Наследника Цесаревича Великого Князя Алексея Николаевича во внимание к указанным выше причинам». Новым царским указом призыв инородцев на тыловые работы был отсрочен до 15 сентября с дополнением, что в последующем набор «будет производиться … постепенно, на протяжении нескольких месяцев». [АВПРИ, ф. Среднеазиатский стол, оп. 486, д. 340-б, л. 37].

Понятно, что день рождения наследника был использован в пропагандистских и идеологических целях. Истинными причинами отсрочки призыва были промахи и неподготовленность в издании и проведении указа в жизнь. На местах администрация не была готова к призыву; железная дорога, не имея плана перевозок, также не могла сразу организовать доставку такого количества людей; да и в местах назначения призываемых  тоже ещё не успели подготовиться к приёму необычного контингента.

Не просьбы населения, а неготовность к проведению призыва и ходатайства губернаторов об отсрочке призыва для уборки урожая, чтобы население зимой не осталось без продовольствия, послужили толчком к принятию решения об отсрочке. Сыграли роль и ходатайства ведомств, лишающихся работников, просьбы национальной и требования русской буржуазии. А главное, народные волнения и восстания в крае заставили правительство прибегнуть к тактике лавирования.

Был найдён повод исправить ошибки, сбить накал обстановки, дать себе время для подготовки подавления беспорядков, собрать разбежавшихся батраков для уборки урожая. Последнее ясно выразил Фольбаум. Объявляя указ, губернатор области рекомендовал данную отсрочку «употребить с пользой для себя и всего родного Семиречья, главным образом, усердно заниматься уборкой урожая, как на своих полях, так и на полях русского населения». [(179), стр. 89]. Кроме отсрочки от призыва в телеграмме генерал-губернатору от 29 июля 1916 г. говорилось:

«При наборе нет необходимости строго придерживаться указанных возрастов. … Участковые приставы и уездные начальники обязаны озаботиться соблюдением начал справедливости. … Некоторые отдельные волости (по) особо веским обстоятельствам могут быть вовсе освобождены (от) этой повинности, (но) в таких случаях необходимо испрашивать санкцию министерства». 2-го августа губернатор дал распоряжение о формировании дружин во всех уездах.

Но исполнить его полностью не удалось, так как не только в сёлах, но и в городах не было оружия, требуемого для вооружения этих дружин, несмотря даже на то, что для этого были использованы все запасы казённых складов и реквизировано всё оружие и боевые припасы в охотничьих магазинах и у частных лиц. 3-го августа 300 волостных управителей, манапов и почётных лиц снова собираются в Пишпеке и сообщают, что они опасаются за свою жизнь.

За составление списков им угрожают расправой, что у многих из них были отняты печати, чтобы они не могли скреплять приговор. «Мы являемся сюда, – говорили они, – вы угрожаете нам военным судом, если мы не представим списки. Являемся в волость – нам угрожают смертью, если мы списки будем составлять. Как нам быть?» Посоветовавшись, волостные управители предложили, что приемлемым способом является явка всех киргиз призывного возраста в волостное присутствие, где вопрос должен быть решён путём медицинского осмотра и жеребьёвки.

Отправили телеграмму Фольбауму с этим вариантом и остались ждать ответа в Пишпеке. Телеграмма была послана 3-го августа, 6-го получили отрицательный ответ. Это вызвало разочарование, и волостные управители заявили, что в таком случае для сохранения порядка они требуют присылки стражников уездного управления [(48), стр. 21]. Особенно настойчиво требовал посылки войск Хисамутдин Шабданов [(167), стр. 24]. Это как раз совпадало с желаниями администрации.

Пожар восстания уже полыхал в Туркестане, но ещё не докатился до Семиречья. Нужна была сила для защиты. 9-го августа в Ташкент прибыл вновь назначенный генерал-губернатор края А. Н. Куропаткин. Перед новым начальником края стояли проблемы подавления восстания и проведение необходимых изменений в организации призыва. Куропаткин, наделённый широкими полномочиями, издаёт приказ, по которому количество призываемых сокращалось с 250-и до 220-и тысяч человек. Начало мобилизации в связи с новым указом переносилось на 15-ое сентября.

К ранее объявленным льготным категориям добавлялись, что интересно, учащиеся средних и высших учебных заведений. [(275), стр. 310]. Приказ рекомендовал учитывать семейное положение призываемых. Но эти меры не снизили накал обстановки в крае. У возбуждённой молодёжи сформировалось стойкое убеждение в том, что их призывают на войну. Так, один из активистов Атекинской волости Алимкул Таубалдин, который вёл агитацию среди молодёжи, что их призывают не на работы, а именно на передовые позиции, выступил с лозунгом: «На войну не идти, лучше умереть в борьбе с русскими». [ЦГА КР, Ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 11.].

1-ая и 2-ая причины восстания в Семиречье.

В Семиречье восстание началось 3-го августа в юго-западной части Верненского уезда. Кроме общих причин для всего Туркестана в Семиречье были свои местные причины восстания и своя особенность. Первая причина также земельная. Со времён управления краем Кауфманом, понимая, что в оседлых районах края свободных поливных земель нет, основной поток переселенцев направляли в Семиреченскую область, на земли кочевников.

Военное министерство в 1908 г. в письме в Совет Министров отмечало: «Наибольшей остроты переселенческий вопрос в данное время достиг в Семиреченской области. Область эта издавна привлекала к себе переселенцев отличными свойствами климата и большим количеством земель, пригодных для земледелия». В результате, в Семиречье было почти треть (223 тыс.) из 750-и тыс. русскоязычного населения, проживающего в Туркестанском крае.

Такое же первенство было и в процентном отношении. В Семиреченской области 17% населения составляли русские. Следующая по этому показателю Закаспийская область – 8,7%, а в Ферганской – всего 1,7%. Более высокий процент был только в Сыр-Дарьинской области. А именно в Семиречье, в этом отношении, первенствовал Пишпекский уезд. Большинство переселенцев стремились именно сюда. К 1-му января 1915 г. в области было зарегистрировано 4405 семей неустроенных переселенцев, из них 3629 семей состояли на учёте в Пишпекском уезде. [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 18, л. 6].

Кроме того, в Семиречье находились земли Семиреченского казачьего войска, а казакам земли выделялись по повышенным нормам. Всё это вместе привело к тому, что в Семиречье у местного населения земли изъяли больше, чем в других областях края. В отчёте о работе Семиреченского переселенческого управления в 1913 г. сообщалось: «Земельными изъятиями затронуты все уезды области и даже почти все киргизские волости». Более того, в Семиречье изъятие земель у кочевников происходило по более жестоким правилам.

Хотя Семиреченская область и входила в Туркестанский край, но по землепользованию в ней действовало Степное положение. Статья 120 этого положения об изъятии земель у кочевников была снабжена примечанием, по которому правительство имело право изымать из пользования кочевого населения земли свыше установленных норм землепользования. Были созданы Переселенческие управления, которые подчинялись центральным властям, и которые не всегда учитывали интересы обеих сторон, поэтому у местных властей с Переселенческими управлениями были частые разногласия.

В «Плане работ Семиреченской переселенческой партии на 1911 год» отмечалось: «Подгорные волости Пишпекского уезда, расположенные на север от Александровского хребта (Киргизский Ала-Тоо – Б. М.), по левому берегу реки Чу и пересекаемые почтовым трактом, уже с конца 60-х годов XIX века привлекали русских переселенцев. В настоящее время почтовая дорога от Пишпека до Кара-Балтов, на протяжении 70-и вёрст, представляет собой почти сплошное поселение. Кроме того, много селений и хуторов разбросано по среднему течению реки Чу и в предгорьях Александровского хребта.

«Только часть этих русских поселений устроено в земельном отношении, остальные сидят на арендованных у киргиз землях в качестве самовольцев. Сами киргизы в этих волостях давнишние земледельцы, почти переставшие кочевать. Вследствие этого здесь создались самые сложные и запутанные в Семиреченской области земельные отношения». [РГИА, ф. 391. оп. 4, д. 874, л. 6]. В частности, в Чуйской долине положение усугублялось ошибочной стратегией создания русских поселений в XIX в.

Русская колонизация в Туркестане первоначально осуществлялась по путям наступающих войск. После окончательного присоединения края русские поселения обосновывались на новых жизненных артериях края – вдоль почтовых трактов. Такая практика не обеспечивала равномерность расселения переселенцев по краю, а в Чуйской долине перерезала пути перекочёвок, что было ошибкой тогдашней администрации.

При обилии земель в степи и в горах, цепочка почти непрерывных русских селений вдоль почтового тракта Ташкент – Верный, занимая в процентном отношении небольшую площадь Чуйской долины, лишала кочевников важной полосы между степью и горами. Здесь у них было большинство зимовок, пахотных полей и здесь же был их главный рынок торговли продуктами скотоводства. К тому же, полоса русских поселений перерезала кочевые пути с зимних пастбищ в степи на летние пастбища в горах.

В XX в. ошибку начинают исправлять: создают поселения в низовьях реки Чу и в горах (Сусамыр, Кочкорка), но тракт уже был заселён. Поэтому в донесении от 02.07.1914 г. генерал-губернатору Фольбаум, констатировал, что «без землеустройства киргизов вверенная мне область ещё надолго обрекается на роль арены неудовольствия и беспокойства кочевников». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1849, л. 15]. Вторая причина. По развёрстке Туркестан должен был мобилизовать 220 тыс. человек. По областям они были распределены неравномерно: Семиреченская область – 43 тыс. человек (в том числе из Пишпекского уезда 18.522 чел.). Тогда как, например, Закаспийская область – всего 13 тыс.

Больше было только в Сыр-Дарьинской области – 60 тысяч и в Ферганской области – 51.283 человека. Произошло это потому, что в целях «охраны» интересов местностей, производящих хлопок, первоначальное распределение было пересмотрено, и количество призываемых из хлопкосеющих областей было уменьшено на 40 тыс. человек. Вместе с тем, эти 40 тыс. были переложены на области преимущественно с кочевым населением, в которых хлопок не производился, в том числе и на Семиреченскую область [(175), стр. 9)]. Следовательно, в Семиречье было больше недовольных призывом.

3-ья причина восстания в Семиречье, опиумная.

Среди проблем в российско-китайских отношениях была борьба с преступностью и контрабандой. На границе с Синьцзяном, кроме контрабанды, это были барымта; переходы через границу подданных Китая, дунган и уйгуров; укрывательство преступников на другой стороне; попытки перейти в китайское подданство некоторых казахских и киргизских родов и другие виды нарушений пограничного режима. Особенно осложняла отношения контрабанда опиума и анаши (гашиш).

Во время 1-ой Опиумной войны Китая с западными державами в 1840-1842 гг. Николай I издал указ о запрещении ввоза и вывоза опиума через российско-китайскую границу. Опиум ввозился в Россию, главным образом, китайцами, но изредка отмечались случаи и со стороны российских граждан. На границе с Синьцзяном первое время больше, чем с опиумом, была проблема с анашой. В Кашгарской провинции Китая было распространено выращивание конопли, из цветочной пыльцы которой изготавливается наркотическое вещество гашиш, в Средней Азии именуемый «анаша».

Анаша поставлялась в Индию и Афганистан. Контрабандным путём она доставлялась и в Туркестан. Помощник управляющего Нарынским таможенным участком в 1897 г. отмечал: «Среди товаров, контрабандно вывозимых из Кашгара в русские пределы через границы Пржевальского и Ферганского таможенных участков, первое место занимает анаша». Производители анаши на месте продавали её оптовым покупателям по 1,5-1,8 руб. за чарен (24 фунта). В Туркестане стоимость анаши достигала 50-и руб. за пуд (40 фунтов), то есть, стоимость возрастала в 20 раз, что способствовало процветанию контрабанды.

Отмечались случаи участия в контрабанде местных китайских властей, от начальников пограничных постов до начальника провинции. В 1894 г. российское посольство поставило перед Пекином и добилось решения в свою пользу вопроса «по предмету вредного характера деятельности начальника киргизской лянзы (военный гарнизон - Б. М.) в Улугчате (административный округ в Синьцзяне – Б. М.) Хуана-Дарина, занимающегося контрабандным ввозом в российские пределы анаши».

Были случаи убийства контрабандистами русских пограничников, препятствовавших проходу транспортов с наркотиками. Так, при расследовании убийства контрабандистами шести стражников Иркештамского поста (Ферганский участок) выяснилось, что начальник сопряжённого китайского поста сам являлся организатором поставки анаши, принадлежащей влиятельному китайскому чиновнику. В 1895 г. в Ошской области также был убит таможенный стражник. [Дацышен В. Г. История русско-китайских отношений (1618-1917). Красноярск. 2004, стр. 99].

Поэтому борьба с контрабандой целиком и полностью лежала на российских пограничниках. В Семиреченской области основными путями поставки анаши были следующие направления. 1. На Нарынском участке чрез перевалы Таш-Рабат и Чар-Маш, затем мимо Чатыр-Куля чаще в Токмак, реже в Андижан. 2. Из Кашгара в Уч-Турфан, затем через перевал Бедель в Верный или Токмак. 3. Из Кашгара в Кульджу, а оттуда в Джаркент. Первые два пути были неудобными для контрабандистов, поэтому они чаще пользовались направлением Кульджа – Джаркент.

Газета «Новое время» (г. Санкт-Петербург) №11148 от 26.03.1907 г. в заметке из Джаркента сообщала: «Мешает правильной торговле существование, так называемой, 50-ивёрстной льготной приграничной полосы, установленной в 1881 г. трактатом с Китаем. Китайские товары (преимущественно чай) беспошлинно ввозятся в наши пределы «для обращения в льготной полосе», а оттуда уже контрабандой идут внутрь империи.

"Таможенный надзор поставлен настолько неудовлетворительно (в Джаркентском уезде 20 всадников на 40.000 кв. вёрст), что о действительной борьбе с контрабандой не может быть и речи. Кроме того вся граница открыта для контрабанды, которая идёт внутрь края в порядочном количестве, причиняя казне убыток в пошлине до 200 тысяч рублей в год, не говоря уже о подрыве торговли». В отчёте о ревизии в 1908-1909 гг. Туркестанского края сенатором Паленом при обзоре таможенных пошлин отмечалась недостаточность охраны границы с Китаем:

«Результатом такого положения является то, что целый ряд удобно проходимых пунктов по границе Семиречья с Китаем совершенно не защищены и открыты для беспрепятственного ввоза контрабанды». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 221об]. Граница действительно была, можно сказать, открыта для контрабанды. 14 стражников на Иссык-Кульском участке и 30 стражников в Нарынском участке охраняли разъездами границу с Китаем на расстоянии в 800 вёрст. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 184, л. 23]. Дополнительно охрану границы несли и казаки, но этого было недостаточно. Например, Джаркентский участок китайской границы охранял казачий полк из шести сотен.

Сотня насчитывала 127 человек, дислоцировалась она повзводно (27 человек) вдоль границы, образуя цепь постов. Расстояние между постами доходило до 50-и вёрст. Постоянной охраны не было, для проверки границы и разведки местности с постов высылались конные наряды. Главным товаром контрабанды из Китая в Семиречье был не столько упоминавшийся чай, а гашиш, местное название «анаша». Обратно, из Семиречья в Китай, также контрабандой вывозился опий, что было гораздо выгоднее, чем контрабанда гашиша. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.]. Промышляли контрабандой наркотиков, главным образом таранчи (уйгуры – Б. М.) и дунгане. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.].

Как возникла культура опиумного мака в Семиречье? В 1865 г. в Синьцзяне восстали мусульмане Восточного Туркестана. Они свергли китайскую власть и провозгласили собственные государства. Сильной и действенной власти во вновь образованных государствах не было. В крае установились анархия и беспорядок. Прервались торговые связи с Кульджой и Кашгаром. Более того, группы восставших стали переходить границу и заниматься грабежами уже на русской территории. Тогда русские войска в 1871 г. занимают Кульджинский край, и жители этой провинции получили возможность переселяться в пределы России. Особенно массовым было переселение в 1881 г., когда русские войска уходили из Кульджинского края.

Несмотря на широкое распространение опия в Китае, в соседнем с Семиреченской областью Западном Китае выращивание и ввоз опия из внутренних районов Поднебесной были запрещены. В результате цены на опиум здесь были в два раза выше, чем в других частях Китая. Поэтому выходцы из Китая в 70-х годов XIX в. стали выращивать опиум в соседнем Джаркентском уезде Семиреченской области и контрабандным путём переправлять его в Синьцзян.

Это явилось причиной принятия специальной статьи Правил сухопутной торговли, приложенных к Петербургскому договору 1881 г., по которому Россия брала на себя обязательства не допускать посевов опийного мака в приграничной с Китаем полосе и ввоза опия в Китай. Несмотря на этот поверхностный запрет (указанная приграничная полоса чётко определена не была, и закона, запрещавшего посев мака и производство опия в Семиреченской области, тоже не было) мак продолжали выращивать.

Впоследствии в своей объяснительной записке по этому поводу губернатор Семиреченской области Фольбаум писал, что поскольку нет закона, явно запрещающего производство опиума в области, а его производство является весьма выгодной отраслью сельского хозяйства для некоторой части населения, то нелегальные опийные плантации существовали и будут существовать. Он с сожалением признавал:

«Выделка опиума является злом, но злом неизбежным, так как это очень выгодно для производителей. Администрация находится в положении трудно разрешимой проблемы: или дать молчаливое согласие на потребление опиума, что уже практиковалось в ряде уездов, или же разрешить его вывоз в Китай, чтобы удалить из наших пределов вредный товар. Другими словами, следует, закрыв глаза, допускать отравление опиумом нашего собственного населения, или же конкурировать с англичанами на почве отравления наших, пока тайных а в скором времени открытых врагов – китайцев». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 3799, л. 12-16].

В конце письма губернатор предлагал узаконить вывоз опия в Китай. Это, так сказать, благородная цель. Но был ещё и криминальный посыл. Администрация время от времени запрещала выращивание мака. Но, несмотря на запреты, дунгане и уйгуры продолжали сеять мак, давая взятки местной администрации, которая закрывала глаза на это правонарушение или запреты отменяла, пользуясь отсутствием закона, запрещавшего посев опийного мака на территории Семиреченской области.

Производство опия приносило такой доход, что этим кормились не только его производители и скупщики, но всё уездное и даже кое-кто из областного начальства. Вслед за выращиванием начинается и употребление опиума в Семиречье. Первое сообщение об употреблении опиума жителями районов, прилегающих к Чугучаку и Кульдже, относится к 1877 г. Циркуляром губернатора Семиреченской области от 24.05.1877 г. запрещалось употребление и ввоз опиума в область. [(160), №21 от 28.05.1877 г.].

В 1881 г. по Петербургскому договору Кульджинский край был возвращён Китаю. Вместе с выводом русских войск из Кульджинского края в Семиречье переселились около 70-и тысяч дунган и уйгуров, не желающих жить под китайским владычеством. Факт для раздумий тем, кто говорит о колониальном гнёте России. Кроме Джаркентского уезда, переселенцы из Кульджи стали выращивать опийный мак сначала в районе сёл Токмак, Караконуз и Александровское Пишпекского уезда. Затем посевы мака распространились и в Пржевальский уезд, имеющий более благоприятные условия для его возделывания.

Первоначально против выращивания мака боролись экономическими мерами, повышенными налогами. Распоряжением Туркестанского генерал-губернатора от 20.02.1881 г. налог на возделывание опиумного мака в Семиреченской области был установлен в размере 35 рублей с десятины. [(160), №13 от 28.03.1881 г.]. Боясь распространения курения опия, русская администрация переходит к административным запретам на выращивание мака и производство опия.

В 1883 г. распоряжением генерал-губернатора устанавливалось, что «возделывание мака, с целью предупреждения выделки опиума, воспретить всему населению части Кульджинского района, остающегося за Россией, а также дунганам, поселившимся в Иссык-Кульском уезде, не распространяя этого воспрещения на крестьянские селения». [(160), №1 от 01.01.1883 г.]. Обнаруженные посевы стали уничтожать. Запрет не распространялся на русских крестьян потому, что они высевали незначительное количество простого мака для кулинарных изделий.

Но постепенно выращиванием мака для получения опиума начинают заниматься и русские, и киргизы. В результате, 14 апреля 1904 г. издаётся приказ губернатора области уже без разделения по национальностям: «До сведения моего дошло, что в пределах Семиреченской области разводятся значительные маковые плантации для выделки опиума, который затем вывозится в китайские пределы. Предлагаю уездным начальникам принять меры к запрещению добывать опиум и вывозить его за границу, что запрещается ст. 15 Правил сухопутной торговли с Китаем, приложенных к трактату, заключённому с Китайским правительством 12 февраля 1881 г.». [(160), №32 от 20.04.1904 г.].

Первоначально вывоз опиума из Семиречья в Китай был незначительным из-за его массового производства самими китайцами. В 1906 г. в Китае была объявлена десятилетняя программа борьбы с курением опиума. По императорскому указу под страхом смертной казни запрещалось выращивание мака, производство, транспортировка и торговля опиума. В результате революции 1911 г. в Китае была свергнута Цинская династия. Новое правительство, начиная с 1912 г., от декларативных заявлений перешло к жёсткой борьбе с наркоманией и наркодельцами, что заметно повысило спрос на семиреченский опиум, контрабандный ввоз которого в Китай резко возрос.

Опиум становится главным товаром контрабанды из Семиречья в Китай. Вопреки запретам площади посевов опийного мака росли, особенно в Пржевальском уезде из-за близости к границе. Кроме дунган и уйгуров посевами мака стали заниматься все, в том числе киргизы и русские. В 10-х годах XX в. в местной печати стали появляться тревожные статьи о распространении курения опиума и «анаши» не только среди дунган и таранчей, но и среди киргизов и русских. Вносились предложения о полном запрете посевов мака на основе Гаагской конвенции 1912 г. по борьбе с употреблением опиума, которую подписала и Россия.
Продолжение в 9-ой части.