Продолжение, начало в 1-ой части.
В 1912 г. губернатор Семиреченской области, отмечая, что опиум сбывают не только в Китай, но и частично в области, ходатайствовал перед начальником края об установлении в законодательном порядке ограничения посевов мака и конфискации его плантаций при обнаружении на головках мака характерных спиральных надрезов, выполняемых при сборе опиума. Однако, несмотря на ограничения и запреты, мак продолжали выращивать нелегально. Добытый в Семиречье опий, в основном, вывозился в Китай и часто конфисковывался на границе.

Семиреченский опий из-за примитивной обработки был низкого качества, поэтому конфискованный продукт не использовался, а сжигался, причём в довольно больших количествах. С началом Первой мировой войны Турция прекратила поставки опиума в Россию, а Германия – морфия. Для удовлетворения возросших в с вязи с войной потребностей медицины в обезболивающих средствах, правительство было вынуждено отменить запрет на посевы опиумного мака. В Семиречье для заготовки опиума был направлен уполномоченный Санитарной части принц Ольденбург-Вальнев и с ним десять студентов-химиков для исследований.

Департамент земледелия даже рекомендовал посевы мака в Туркестане, введя государственную монополию на закупку опиума-сырца. Причём, если раньше китайцы скупали опиум по 4-5 рублей за фунт, то в казённом приёмном пункте опиум стали принимать по 11-15 рублей за фунт. Чтобы конкурировать с казной, китайцы-скупщики подняли цену до 40-45 рублей за джин (2,5 фунта). [(295), стр. 73]. То есть, 16-18 руб. за фунт.

По данным 1923 г. в Семиречье десятина пшеницы давала 25 руб. дохода, а десятина мака – 400 рублей. Генерал Я. И. Корольков в своих показаниях о причинах восстания в Пржевальском уезде отмечал: «Появилась возможность сеять мак для добычи опия. Выгода этой операции смутила очень многих киргизов. Многие работники-киргизы покинули своих нанимателей с тем, чтобы принять участие в добыче опия. Цены на рабочие руки возросли. Несмотря, однако, на это, здешняя химическая лаборатория, принимавшая от населения опий, осаждалась массой людей, приносивших его.

«Большинство в толпе сдававших опий принадлежало киргизам, затем по числу представителей шли дунгане, а потом уже – русские». [(324), стр. 92]. Старший специалист Департамента Министерства земледелия Э. И. Свирловский, направленный в 1916 г. с инспекцией в Семиреченскую область, выделил здесь три опийных центра. Первый в Пишпекском уезде в селе Александровка Беловодской волости и в окрестностях Токмака. Наибольшая площадь посевов мака в Токмакском участке находилась в дунганском селении Караконуз.

Второй центр по сбору опиума находился в Джаркентском уезде, где посевы опийного мака были разбросаны по всему уезду, что затрудняло воспрепятствование вывоза его в Китай, граница с которым непосредственно примыкала к опийным районам. В 1916 г. в Туркестане под маком было занято 8500 десятин, из них в Пишпекском уезде – 200, в Джаркентском – 500 дес. Самым крупным центром Семиречья по производству опия был Пржевальский уезд. Здесь ежегодно маком засевалось 5.000 десятин. [(233), 1917 г., №4-5, стр. 256].

Свирловский описывал, что улица возле приёмного пункта была «запружена собравшимися для сдачи опиума туземцами и их лошадьми». Но так как китайские скупщики давали до 50 руб. за джин, то большая часть урожая утаивалась производителями и попадала в руки скупщиков и контрабандно вывозилась в Китай. Весной 1916 г. «Семиреченские ведомости» опубликовали заметку из Пржевальского уезда:

Можно ожидать, что цены на рабочие руки возрастут очень высоко. Причина – посев мака в уезде для съёма с него опиума в казну для лекарственных целей. На посев мака у многих глаза и зубы разгорелись. Большие барыши будут. Сеют мак дунгане, сарты, киргизы и русские. Иначе сказать все нации сеют. Некоторые, говорят, не брали сохи или плуга в руки от колыбели своей и обеспечены своим положением, а теперь сеют мак». Техник Илийской изыскательской партии В. С. Кытманов, прибыв на лечение минеральными водами в Джетыогуз, писал своему начальнику 1-го августа 1916 г.:

«По уезду производится сбор опиума. Мака насеяно прорва. Платят до 5-и рублей в день. Сборщик опиума получает больше, чем техник изысканий на р. Или». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 106]. В Чуйской долине центрами выращивания опийного мака были дунганские сёла Александровка и Каракунуз (район Токмака). Неслучайно, что манапом Шабдановым при переходе китайской границы после подавления восстания часть взятки была дана опиумом. Расплачивался опиумом не только Шабданов. Как рассказывали беженцы, правитель Кульджи получил от баев и манапов «в подарки лошадей, скот и много опиума».

В Семиречье контрабандой наркотиков занимались, главным образом, таранчи (уйгуры – Б. М.) и дунгане. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.]. С китайской стороны к контрабанде опиума были причастны и сами власти. В воспоминаниях о пребывании в Синьцзяне этнограф И. А. Чеканинский описывает случай: «В Курэ по распоряжению Джень-шоу-ши (помощник Илийского военного губернатора) казнили китайского офицера, не поделившего с губернатором привезённую из России контрабандным путём большую партию опия». [ЦГА КырР, ф. 954, оп. 1, д. 9, л. 75].

В связи с этим фактом Чеканинский отмечал: «Ввоз опия в Китай воспрещён под угрозой смертной казни, тем не менее в Китае, и в частности в Кульджинском крае, существует немало нелегальных опийных организаций по доставке опия из России (Джаркентский и Пржевальский уезды) контрабандным путём. Главными пайщиками этих организаций, в большинстве случаев, состоят знатные купцы, чиновники и сановники. Приведённый мной случай – один из многочисленных штрихов мести высшего сановника, кровно обиженного при дележе опия». [ЦГА КырР, ф. 954, оп. 1, л. 76].

Как писал наблюдатель того времени, «так как у нас пограничный надзор ничтожно мал, а китайский продажен, то контрабанда опиума процветает». Но всё же в результате принятых охранных мер незаконно скупленный и приготовленный к отправке опиум нередко выслеживался и конфисковывался как на месте, так и на границе. Конфискованные партии опиума иногда измерялись пудами. Конфискуемых на китайской границе наркотиков было настолько много, что Департамент таможенных сборов в 1908 г. разрешил не сжигать анашу и другие наркотики, а продавать их за границу для переработки на лекарства. [«Ферганские обл. вед.» №171 от 10.08.1908 г.].

В сентябре 1915 г. Начальник края на основе Положения об усиленной охране края издаёт постановление, запрещающее курение, изготовление, приобретение, хранение и сбыт гашиша. За нарушение устанавливался штраф до 3000 рублей или арест до 3-х месяцев. [(160), №80 от 06.10.1915 г.]. В «Семиреченских ведомостях» за 1916 г. часты сообщения о репрессивных мерах в отношении лиц, связанных с опиумом, в том числе и против граждан Китая. Так, постановлением губернатора в мае 1916 г. за хранение «анаши» и опиума был оштрафован «временно проживающий в селении Беловодском сарт Ишамбай Маувлянкулов», а в июне – в селе Александровском Беловодского участка кашгарский сарт Амахун Маметов.

Постановлением Пишпекского уездного начальника от 23.07.1916 г. в селе Александровском Беловодского участка были арестованы за хранение опиума китайско-подданный Нурали Лифулин и верненский мещанин Джуджуза Чичизов в количестве: у первого 13 фунтов 22 золотника (5,424 кг.), у второго – три четверти фунта. Другим постановлением уездного начальника №98 от 25.071916 г. четверо дунган села Николаевского Пишпекского уезда за несдачу опиума в казну были заключены в тюрьму до распоряжения губернатора.

Следующим постановлением Пишпекского уездного начальника №101 от 01.08.1916 г. против китайско-подданных Янь Дзянь Чина и других (всего четыре человека) было возбуждено уголовное дело за скупку и хранение опиума в селе Николаевском (Караконуз) Пишпекского уезда. [ЦГА КырР, ф. И-6, оп. 2, д. 2, л. 28-30]. Усиление борьбы с контрабандой опиума в связи с введением государственной монополи на его торговлю, конечно, не устраивало китайских контрабандистов опиума.

В Туркестане, и особенно в Семиречье, на отхожих заработках работало много выходцев из Кульджи и Кашгара, «кашгарлыков», как их называло местное население. Чаще всего они трудились на земляных работах (рытьё арыков, строительство дорог и домов) и имели репутацию хороших работников. Но они, привлечённые не только заработками, но и «опиумным делом», были головной болью для пограничников и таможенников, так как многие из них занимались контрабандой.

Переводчик Пржевальского уездного управления, губернский секретарь Тулембай Дюсебаев сообщал следствию: «Относительно опиумного дела могу доложить следующее. В окрестностях города Пржевальска и в волостях (уезда) китайско-подданных дунган и китайцев, прибывших из Китая, было около 12000 человек. Аксакал над китайско-подданными сартами Мантяр Юнусбаев докладывал несколько раз мне и полковнику Иванову о том, что китайцы и китайско-подданные дунгане скупают у киргизов за высокие цены опиумные посевы.

«Управители Кенсуйской, Курментинской, Бирназарской, Тюпской и Тургенской волостей также докладывали о том же и просили распоряжения о выдворении (китайско-подданных). Я … докладывал полковнику Иванову о том, что если не будут выдворены из уезда китайцы и китайско-подданные дунгане, то весь киргизский и дунганский опиум перейдет к ним, так как они подняли цену за 1,5 фунта до 60 рублей». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л.150-151]. Эти выходцы из Китая и спровоцированные ими местные дунгане были заинтересованы в восстании, так как в нестабильной обстановке легче можно было осуществить контрабанду.

Это обстоятельство и является объяснением участия пржевальских дунган в восстании против империи, которая в своё время приняла их. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 50, лл. 33-34]. Вице-губернатор Семиреченской области, посланный в конце сентября в Пржевальск для расследования причин восстания и положения в Пржевальском уезде, докладывал Фольбауму: «Выступление дунган было особенно неожиданным, так как казалось, что именно этим выходцам из Китая жилось особенно привольно под покровительством русской власти. Все они достигли значительного материального благосостояния, вели крупную торговлю, имели постоянное общение с русскими.

«Потому их вероломное избиение крестьян села Мариинского, спасавшихся от нападения киргизов и бежавших из своего села в Пржевальск, вызвало особое возмущение русского населения, которое, в свою очередь напало на дунган, проживающих в городе, и стало их убивать, не разбирая, принимали ли они участие в мятеже или нет. Участие дунган в мятеже является несколько непонятным, что поневоле приходится остановиться на тех обстоятельствах, которые даёт народная молва этому выступлению.

«По мнению местных жителей, дунгане не сочувствовали киргизскому мятежу и рассчитывали быть вполне лояльными, но пришлый элемент, состоящий из китайско-подданных дунган, в большом числе живших среди наших дунган и прибывших сюда ради обработки маковых плантаций и для выделки опия, якобы, заставили местных дунган чуть ли ни под грозой смерти, примкнуть к мятежникам». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 34, л. 25об].

Верненское жандармское управление перед восстанием сообщало, что «китайцы и китайскоподданные дунгане настаивают устроить бунт», чтобы воспользоваться этим для вывоза опиума. [(295), стр. 73]. Сообщая об обстановке в области, Фольбаум докладывал: «Сейчас положение опаснее всего там, где были постоянные прочные связи с Кульджой через наших дунган и таранчей (уйгуров – Б. М.), а именно в Пржевальском, Пишпекском и Джаркентском уездах. Огромное опиумное дело в этих трёх уездах, особенно в Пржевальском, обеспечило наплыв кульджинских кашгарских выходцев». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 46, л. 103].

«Семиреченские ведомости» (№187 от 21.08.1916 г.) писали: «Там, где соседние Кульджа и Кашгар имеют связи с нашими туземцами, удалось установить вдобавок ещё и влияние на настроение наших туземцев со стороны внешних тёмных сил. Особенно это заметно в уездах, где крупное опиумное дело, заведённое в нынешнем году, привлекло в изобилии китайцев. В частности сильнейшие волнения разыгрались в Пржевальском и Пишпекском уездах, где центр опиумного дела, и сюда в текущем году привлечено много «жёлтых» на Чуйские оросительные работы и на Семиреченскую железную дорогу. Здесь же обнаружено присутствие китайских агитаторов».

Чиновник охранного отделения Юнгмейстер, докладывая о восстании в Пржевальском уезде, отмечал, что восставшие поддерживались китайскими опиумщиками, которые были весьма недовольны русскими, препятствовавшими вывозу опиума в Китай». [(31), стр. 398]. И. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев в отчёте о восстании также отмечал:

«Фактически установлено, что наиболее организованный мятеж вспыхнул там, где широкая агитация успела рельефнее проявиться, т. е. там, где кульджинские и кашгарские выходцы имели более тесные сношения (с местным населением – Б. М.): на Каркаринской ярмарке (Джаркентский уезд – Б. М), в городе Пржевальске и в торговом местечке Токмаке. В отчётном году … обширная культура мака для добывания опиума, внезапно возникшая в Пишпекском, Пржевальском и Джаркентском уездах, привлекла тысячи кульджинских выходцев». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 8об].

Житель Пржевальска К. А. Иванов сообщал: «Один знакомый дунганин говорил мне, что готовится что-то неладное. Призывной возраст бежит кто в Китай, а кто в горы, а китайцы, дунгане и китайские подданные настаивают устроить бунт. Им желательно воспользоваться этим, чтобы увезти опий». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 50]. То есть, в подстрекательствах к беспорядкам приложили руку и наркодельцы. А для дунган и уйгуров мероприятия властей в области производства и поставок опиума, преследовавших их за несдачу опиума государству, были даже одной из важных причин восстания.

Но здесь следует подчеркнуть, что участие в восстании приняли пржевальские дунгане; чуйские дунгане, наоборот, выступили в поддержку правительственных войск. Так как основным производителем опиума был Пржевальский уезд, то это подтверждает «опиумную» причину восстания в Семиречье. В тоже время, следует обратить внимание на то, что беспорядки в ряде районов Туркестана произошли уже в начале июля.

В июле в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сырдарьинской – 20 и в Фергане – 86, в Семиречье же выступления начались только в конце первой декады августа. В связи с этим есть предположение, что это связано со сроками сбора урожая опия. Надо было собрать выращенный урожай и переправить его в Китай, что было выгодным и семиреченским производителям опиума, и китайским наркодельцам.

Особенность восстания киргизов.

Туркестанский генерал-губернатор И. В. Самсонов в отчёте о состоянии Туркестанского края в 1909 г. называет особенность волнений киргизов политической, но я считаю её просто местной особенностью. Н. Кыдырмышев в статье «Восстание кыргызов в 1916 г.» (stormann.blogpost.com/2007/07/1916.html) говорит о «более полувековой лояльности к России» киргизов. Получается, что за 50 лет не было ни одного противоправительственного выступления киргизов, но это не соответствует действительности.

И далее: «Северная Киргизия подверглась основательной чистке царскими войсками, несмотря на то, что сохраняла лояльность правительству». А здесь уже, видимо, желая изобразить киргизов невинно пострадавшими, автор противоречит самому себе: рассказывает о восстании киргизов и тут же говорит об их лояльности. А вот генерал-губернатор края говорит о совершенно противоположном: «Ещё более важными я считаю и соображения политические. Нельзя отрицать общей законопослушности туземного населения.

«Но и не следует упускать из виду, что история среднеазиатских ханств, а также опыт русского управления Туркестаном указывают на киргизов, как на элемент наиболее беспокойный среди туземного населения. Киргизы-кочевники, отличаясь храбростью и отвагой по условиям своего быта, с наибольшей лёгкостью из всех племён, населяющих Туркестанский край, легко переходят от мирной жизни к предприятиям, носящим или просто разбойнический характер, или при благоприятных условиях принимающим политическую окраску.

"Наибольшее число участников майских беспорядков 1898 г. в Ферганской области дало именно киргизское население. Киргизы довольно сильно реагировали на противоправительственную агитацию при первом и втором созыве Государственной Думы, избрав представителей, примкнувших к оппозиционным группам. В Семиреченской области среди инородцев были попытки к организации особых собраний мусульман, собирались тайные сходки для обсуждения политических и религиозных вопросов.

«Вообще, по законопослушности и надёжности киргизы значительно уступают сартам, а ведущиеся ныне в Семиречье землеотводные для переселенцев работы, затрагивающие интересы киргизов и изменяющие, вызывают среди них недовольство, которое выражается в переселении киргизов в китайские пределы. За последнее время было уже несколько случаев кровавых столкновений киргизов с русскими переселенцами. Поэтому Семиреченскую область, с её значительным киргизским населением нельзя считать краем, спокойствие которого обеспечено.

«Обстоятельство это должно проходить красной нитью во всех мероприятиях на месте и приниматься во внимание при обсуждении и решении в высших правительственных инстанциях всяких вопросов, относящихся к устройству края». (Семиреченской области – Б. М.). [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 8, л. 40]. Уверен, читатель уже заметил по предыдущему описанию событий, что в некоторых вопросах я не согласен ни с советскими историками, ни с постсоветскими, национальными авторами. Встретятся разногласия и в дальнейшем повествовании.

В данном случае одно из них. Государством всегда и везде недовольны, потому что это налоги и обязанности, это некоторые ограничения, это власть, а иногда и самоуправство чиновников. Вспомним пушкинские строки из «Бориса Годунова»: «Живая власть всегда для черни ненавистна». Но в 1916 г. киргизы поступили, как бы сказать, неблагодарно. Если некоторые области Туркестана были действительно завоёваны, для других – характеристика присоединения неоднозначна, то присоединение Северной Киргизии всеми историками оценивается единогласно – добровольное вхождение в состав России.

Находясь под гнётом Коканда, испытывая угрозу со стороны Китая, сталкиваясь с соседями казахами, потрясаемые внутренними междуусобицами, киргизы неоднократно, в течение десятков лет просили покровительства России. Все обращения с просьбой принять их в подданство России исходили от правящих представителей после обсуждения на съездах и курултаях, то есть речь идет об осознанном волеизъявлении.

К сожалению, восстание 1916 г. показало, что иногда такие заявители смотрели на Россию, как на силу, которая должна была спасти, помочь и защитить в трудный момент, а после исполнения этой миссии устраниться, не мешая властвовать новоявленным феодалам, наверное, до следующей необходимости спасти и защитить. Дав клятву верности, получив российское подданство, а вместе с ним налоги в два раза меньшие, чем в Кокандском ханстве, и возможность прогрессивного развития, киргизы через 50 лет восстали.

Да, были вопросы во время присоединения, потом накопились ещё и новые проблемы. Но решать их силой, как выразился генерал-губернатор И. В. Самсонов, «разбойничьими методами», тем более с кровью и жизнями против русских крестьян, исконными виновниками этих проблем не являвшимися, – не стоило. Поэтому в причинах восстания киргизов была и особенность. Особенностью было то, что трактовать указ от 25 июня относительно киргизов причинной восстания – не совсем точно. Добровольно приняв подданство России, северные киргизы обязались исполнять волю «Ак-Паши – Белого царя».

Манап племени сарыбагиш Джантай Карабеков, «с усердием желая поступить под покровительство России», в послании от 29 августа 1850 г. генерал-губернатору Западной Сибири П. Д. Горчакову писал: «Мы никогда не согласны нарушить данную перед Кораном клятву. Тем более постыден был бы этот поступок, что мы сами искали покровительства для приобретения спокойствия, которое по завершении замысла мы должны будем потерять безвозвратно. Надеемся, что за одно только требуемое с нашей стороны спокойствие нам дадут помощь в нужном случае и сохранят нас от неприятелей». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 30-31]. Киргизы получили от России помощь в развитии и защиту от внешних врагов.  

В другом письме русским властям Джантай добавлял: «Будьте уверены, что наши обещания, наши клятвы никогда не нарушатся, и Вы не встретите от нас сопротивления, даже и мысли об этом. Какие бы ни были обязанности, если они возложатся на нас, постараемся выполнить по возможности». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 28]. Но клятвы были нарушены, и возложенная обязанность (призыв на тыловые работы) добровольно не была выполнена. В прошении о принятии в российское подданство бугинские манапы в сентябре 1853 г. писали генерал–губернатору Западной Сибири Г. Х. Гасфорду:

«Мы окружены с четырёх сторон укреплениями, городами, и цветущими торговлей областями, находимся в беспрестанном страхе. И день, и ночь опасаемся с какой либо стороны нападения. … Находясь между этими крайностями, мы совсем потеряли голову. Если бы Ваше Высокопревосходительство, оказавши свои милости, не соблагоизволит приказать в некоторых местах по реке Чу, например на урочище Кимен, или в других местах, выстроить укрепления». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 45-48].

При вступлении в подданство Российской империи в 1855 г. доверенные от манапов, биев, родоначальников и старейшин племени бугу клялись на Коране и заверяли, что «род бугу … Великому Государю Императору Самодержцу Всероссийскому хочет верным, добрым, послушным и вечно подданным быть и никуда (без) Его Императорского Величества соизволения в чужестранную службу не вступать. Так же с неприятелями Его Императорского Величества вредительской откровенности не иметь. …

«Против подданных Его Императорского Величества не поступать и все Его Императорскому Величеству принадлежащие права, узаконенные и впредь узаконяемые … оберегать и оборонять, и в том живота своего не щадить. Стараться споспешествовать (способствовать – Б. М.) всему, что Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может». [АВПРИ, главный архив, 1-7, оп. 6, 1844 г., д. 1, л. 67-68].

Оппоненты могут возразить, что это было давно и сказано при других условиях. Но вот свежий пример. В письме из Пишпека от 26.12.1906 г. Председателю Совета министров о земельном устройстве киргизов подчёркивалось, что «киргизы, добровольно подчиняясь (подчинившись) русскому Правительству, по настоящее время остаются истыми верноподданными Его Императорского Величества Государя Императора». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 481, л. 2].

В своих прошениях о принятии в подданство России киргизы руководствовались «восстановлением спокойствия» в своих землях. Но когда внешние угрозы были устранены, и на киргизской земле Россией было установлено спокойствие прекращением межродовых распрей, ликвидацией Кокандского ханства и надёжной защитой от Китая, киргизы сами же это спокойствие нарушили, подняв восстание. Нарушены были и прежние клятвы на Коране: киргизы не подчинились указу царя о призыве на тыловые работы и напали на его «верных подданных» – русских.

Что это было: ложная клятва на, невыполнение завета предков или нарушение договора, подписанного при добровольном принятии подданства. Пусть это скажут национальные историки. Я считаю это нарушением родоправителями клятвы и присяги на верность, невыполнением взятых на себя обязательств, нарушением заключённого договора. Наверное, прав был член комиссии по обследованию кочевых инородцев Астраханской губернии Ю. А. Бюлер, когда писал:

«Присяга верности кочевых азиатских племён в глазах их самих не заключает в себе ничего святого. Она для них лёгкое средство для достижения предполагаемых выгод, и нарушать её при первом удобном случае им ничего не стоит». Давая такие клятвы во время принятия подданства, Боромбай и Джантай вполне могли и ошибаться, не предусмотреть грядущих последствий вхождения в состав Российской империи. Но вот что писала в 1885 г. губернатору Ферганской области «царица Алая» – Курбанджан-датка:

«Если вдруг его (Российского государства – Б. М.) не признаем, изменим государству, тогда, я считаю, на нас ляжет несмываемый позор. … В это мирное время я заявляю: весь мой народ, я сама и мои родные никогда не выступим против вас. От нас никакой неприятности не будет. Если мой народ сделает плохо и станет изменником, тогда накажу виновного самой тяжкой мерой, буду вечно мучиться до конца дней своих». [(300), стр. 56]. Это говорила опытная и мудрая женщина, уже прожившая под русской властью десять лет.

Бывшая видная деятельница Кокандского ханства, имеющая возможность сравнивать, как было при кокандском правлении, и как стало при русской власти. Прямые потомки знаменитой Курбанджан-датки исполняли её наказ. Во время Андижанского восстания 1898 г. её племянник Карабек Хасанов своим предупреждением Ошского уездного начальника о готовящемся восстании спас город Ош от погрома восставшими. [РГИА, ф. 391, оп. 2, д. 184, л. 171].

А в 1916 г. правители киргизского общества, не знаю, забыли или пренебрегли наказом Курбанджан-датки. В 1865 г. вышла в свет работа В. В. Радлова «Образцы народной литературы северных тюркских племён», одна из глав которой называется «Наречия дикокаменных киргизов». В тексте эпоса «Манас», записанного В. В. Радловым в 1860-х гг. из уст киргизских сказителей племён солто, сарыбагиш и бугу, говорилось: «Белый царь выше Алатовских гор, и Манас будет слушать советы его, тогда никто не сможет угрожать киргизам».

В другом месте есть эпизод, в котором повествуется о том, как Манас после удачной охоты, проводив своих джигитов с добычей домой, сам отправляется на запад для переговоров с «Белым царём». После установления дружественных отношений Манас обещает русскому царю: «Ак падыша элине типти озюм тийишпейм». – «Подданных Белого царя трогать не буду». Даже если это импровизация отдельного исполнителя эпоса, она отражает состояние общественного сознания того времени, наказ потомкам.

Но с устранением кокандского ига с помощью России эти клятвенные обещания забылись. Да, была льгота инородцам по несению воинской повинности. Но если создавшиеся трудные условия войны вынудили правительство лишить ранее предоставляемой льготы по отбыванию воинской повинности, то неисполнение царского указа – это нарушение межгосударственного договора, почему генерал-губернатор Самсонов и называл волнения киргизов фактором политическим.

Восстание 1916 г. - это нарушение киргизами ранее данной клятвы, принятых обязательств и неисполнение, особенно в условиях военного времени, законов государства, в которое сами же стремились. Тем более что призыв проводился на более льготных условиях, чем, например, по сравнению с русским населением страны: призываемых инородцев отправляли не на фронт, а на тыловые работы. Отто фон Бисмарк, первый канцлер Германской империи (1871-1890) говорил: «Освобождённые народы не благодарны, а требовательны». (Отто фон Бисмарк. Воспоминания Железного канцлера. М. 2023, стр. 458). В подтверждение своего вывода он приводил в пример Грецию, Болгарию и Румынию, освобождённых Россией от турецкого ига. Неужели и восстание 1916 г. является подтверждением заявления Бисмарка?

Неверие властей сообщениям о готовящемся восстании.

В 1910-1912 гг. Генеральным штабом и Советом государственной обороны были разработаны мобилизационные и оперативные планы на случай возможных осложнений на границах империи, в том числе и для Туркестана при конфликте с «англо-афганцами». При этом план возможной войны с афганцами и поддерживающими их англичанами не рассматривал вопросов безопасности российской власти в Туркестане и возможных восстаний местного населения в поддержку противников.

В плане не было указаний на стратегию и тактику ведения военных действий в случае обострения ситуации внутри Туркестана, хотя было хорошо известно, что местные элиты, особенно бухарские, воспринимали российскую власть, как колониальную. Это свидетельствует о том, что разработанный оперативный план исходил из неверных представлений прочности российской власти в крае, и что она легко справится с любыми возможными внутренними осложнениями. Туркестанский генерал-губернатор в 1913 г. писал начальнику Генштаба:

«Семиреченские киргизы, в 800-тысячную массу коих вкраплено уже 200 тысяч русских крестьян и казаков, отлично сознают своё бессилие и едва ли рискнут на какие бы то ни было выступления, сопряжённые с крупным воздействием и с потерей права на землю». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 13]. Но даже на местах были противоречивые оценки положения в крае. Губернатор Семиреченской области Фольбаум в связи с войной Турции на Балканах в 1912-1913 гг. писал:

«При ежемесячных донесениях в департамент полиции о настроении населения мне не раз приходилось косвенно касаться этого же вопроса. С полицейской точки зрения создавшееся положение не опасно, и если явятся эксцессы, то их нетрудно будет подавить». [(239), стр. 30]. Даже начальник Туркестанского охранного отделения докладывал в Департамент полиции, что в конце июня «никаких признаков … возникновения крупных беспорядков … не замечалось. … Среди туземного населения края агентурой отмечались единичные случаи выражения неудовольствия русской властью». [ГАРФ, ф. 97, оп.4, д. 78, л. 129].  

Управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора на запрос Департамента духовных дел об отношении мусульман к войне сообщал, что после объявления войны с Турцией «признаков враждебного отношения туземного населения, а также открытого проявления симпатии к Турции … в крае не наблюдалось». И приводил пример, что туземное население г. Верного обратилось к областному начальству с выражением «чувства неизменной преданности и покорности Белому Царю, заверив, что мусульмане не позволят себе нарушить долг верноподданных». [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 74об-75].

Убаюканное такими заверениями, руководство области не верило сообщениям о подготовке к восстанию. Александр Шавров (книготорговец, бывший штабс-капитан) впоследствии сообщал, что он ещё «до мятежа составил на имя губернатора Фольбаума доклад, подписанный … несколькими лицами, в котором (были) приведены соображения о возможности мятежа и мерах предупреждения его, в частности, об организации комитета с участием сельских хозяев. Смысл ответа Фольбаума на это ходатайство – не ваше дело». [(160), неоф. часть, №153 от 12.07.1917].

В донесении от 02.07.1914 г. Начальнику края Фольбаум, описывая недостатки в землеустройстве кочевников и их недовольство этим, опять утверждал, что «положение не опасно, бунта или восстания не будет, а если явятся эксцессы, то их нетрудно подавить». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1849, л. 15]. Начальник изысканий в Джумгальской долине 18 июля 1916 г. просил о присылке воинской команды для обеспечения безопасности технического персонала и охраны казенного имущества в связи с волнениями среди туземного населения. На что от губернатора Сырдарьинской области (управление работ находилось в Ташкенте) получил ответ:

«По поступающим данным о настроении населения никакой опасности не предвидится». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 9]. Пишпекский уездный начальник 3-го августа, за четыре дня до начала восстания в уезде докладывал: «Уведомляю Ваше Высокоблагородие, что среди населения вверенного мне уезда, русского и мусульманского, никаких слухов, возмущающих общественное спокойствие и вызывающих общественное внимание, а также происшествий, возбуждающих толки и волнения, в течение июля месяца не было. Вр. исп. дела уездного Начальника подполковник Рымшевич».

Своей оценки положения в области – «бунта или восстания не будет» – Фольбаум придерживался вплоть до начала восстания. Но помощник генерал-губернатора Кондратович высказался более тревожно: «Мы сидим в Семиречье на бочке пороха из-за действий переселенческого ведомства». [(239), стр. 39].

Да и в рапортах Туркестанского охранного отделения сообщалось о том, что идёт агитация и распространение воззваний в пользу Турции. Утверждалось, что мусульманское население нельзя считать благонадёжным, несмотря на то, что оно высказывает свою лояльность властям. Учитывая такую обстановку, МВД при подготовке указа о призыве инородцев на тыловые работы 5-го июня 1916 г. обратилось со специальным запросом к Туркестанскому генерал-губернатору:

«Можно ли считать по состоянию полицейской и военной силы подавление могущих возникнуть .беспорядков или волнений обеспеченным». (Большевик Казахстана. 1936, №5, стр. 49). Надо признать, что профессиональный уровень полицейских чиновников в Туркестане оставлял желать лучшего, и поэтому большого доверия к агентурным данным не было, тем более, что с мест поступала противоречивая информация. С одной стороны, говорилось о деятельности вражеских агентов, о росте протурецких настроений с другой, сообщалось о стабильности ситуации.

Вновь назначенный в январе 1916 г. начальник Туркестанского охранного отделения полковник Волков признавал, что о действительном настроении населения охранное отделение осведомлено весьма поверхностно. Поэтому генерал-губернатор и руководство края считало, что донесения с мест о дестабилизации обстановки не соответствуют действительности. Соответствующее настроение было и у властей на местах.

Заведующий полицейской частью Загорного участка Пишпекского уезда Н. М. Меньшиков, впоследствии убитый восставшими, на запрос Управления изысканий по устройству водохранилища в верховьях р. Сырдарья об усилении охраны изыскателей в связи с поступившими сведениями о волнениях 26 июля отвечал: «Никаких слухов, носящихся среди киргизов по поводу призыва их на работы, до меня не доходило, работы идут спокойно. … Если среди киргизов и носятся какие-нибудь слухи, то это просто ерунда, и придавать им значения не надо, конечно, если донесутся слухи более справедливые, то будут немедленно приняты меры». [РГИА, ф. 426, оп. 3, д. 205, л. 62].

Восстание в Пишпекском уезде началось 8-го августа, а 6-го августа Фольбаум докладывал А. Н. Куропаткину: «В Токмаке сарты лично мне изъявили готовность исполнить наряд. Что касается киргизских волостей, то до 4-го августа из всех уездов были ежедневные донесения уездных начальников и начальников гарнизонов, что настроение везде спокойное, за исключением нескольких волостей Лепсинского, Джаркентского уездов и Нарынского участка, где замечено было стремление киргизов идти в Китай». [ЦГВИА, ф. Штаб Туркестанского военного округа, оп. 4, д. 35, л. 121].

В перечне уездов М. А. Фольбаум отдельно отметил Пишпекский уезд: «Имею сведения от 4-го августа, что в Пишпекском уезде явилась новая причина волнений, ибо население вдруг осталось недовольно порядком выбора рабочих по приговорам, хочет просить жеребьёвки». [Там же, с. 122]. Но опять же не с опасениями восстания, а как незначительные недовольства, связанные с порядком выбора рабочих. Русское же население на местах замечало изменение обстановки. 

Крестьянин из Токмака Иваненко Григорий Кондратович рассказывал: «Некоторые предвестники киргизского восстания обозначились довольно рано. Ещё в начале июля было замечено, что многие киргизские семьи уезжают из Токмака. Многие рабочие побросали работу у крестьян и ушли. Приблизительно за неделю до восстания базар в Токмаке стал малолюдным. Приезжавшие киргизы держались как-то настороженно и, как будто, что-то высматривали. Когда мне в качестве стражника по сбору опиума приходилось ездить по Каракунузским и Карабулакским участкам, я обратил внимание, что многие аулы ушли». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 13об].

Заведующий переселением в Пишпекском подрайоне добавлял: «Слухи о замышляемых киргизами беспорядках с целью нападения на русские посёлки проникали ещё в первых числах августа. Однако никто в справедливость этих слухов верить не хотел, поэтому все крестьяне до самого начала беспорядков оставались в своих посёлках совершенно спокойными, вполне уверенные, что киргизы на выступление против правительства не отважатся». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 56]. Кроме местных слухов, в Семиречье неофициально поступали известия об уже начавшихся волнениях в центре Туркестана.

Начальник Туркестанского почтово-телеграфного округа циркулярной телеграммой 18.07.1916 г. сообщал: «По донесениями некоторых уездных начальников чины почтового и других ведомств начинают обмениваться тревожными телеграммами, без всякого к тому основания, чем крайне волнуют население. Предлагаю всех виновных за распространение неосновательных тревожных слухов привлекать к ответственности». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 20076, л. 35].

Но администрация, несмотря на поступающие сведения об угрозах русскому населению, о готовящемся восстании не предполагала такого варианта развития событий. Об этом говорит факт отправки накануне восстания из Верного в Пржевальск транспорта с оружием, практически, без охраны. Другим подтверждающим фактом, что областное руководство не верило в возможность восстания, является то, что в Пишпеке, в связи с начавшимся восстанием, «застряли» отдыхавшие на Исыкатинских водах дочь губернатора области Фольбаума и жена с дочерью Верненского уездного начальника, которые были отправлены из Пишпека только 17 августа. [ГАРФ, ф. 1807, оп. 1, д. 296, л. 67об].

Областное руководство не верило даже донесениям официальных органов. Заведующий розыскным пунктом в Семиреченской области (жандармское отделение) ротмистр В. Ф. Железняков докладывал: «Должен сознаться, что моя агентура в киргизской среде была слаба. . . . Но всё же уже 15-го июля я выяснил, что киргизы вооружаются, куют пики и заготавливают оружие, предполагая разрушить телеграф. … 16 июля я донёс Губернатору:

«Киргизы волостей Верненского уезда, сговорились, в случае призыва их, напасть на русские селения и почтовые станции Самсы, Таргап и выселок Бургунь, а также уничтожить телеграф в районе этих станций». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 482об]. Всего же, как сообщал Железняков, «по подготовке мятежа мною (было) составлено 47 агентурных записок». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933а, л. 489об]. Но, например, Верненский прокурор в своём представлении в Ташкентскую судебную палату утверждал, что «возможность нападений туземцев Семиреченской области на русское население представляется почти невероятной». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1019, л. 93].

Однако, русские жители, кроме собственных наблюдений о тревожной обстановке, получали предупреждения от знакомых киргизов, что «скоро будет резня». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 2, л. 41]. Так, токмакского крестьянина Фёдора Журавлёва знакомый киргиз ещё до начала восстания предупредил, чтобы «он остерегался, так как киргизы собираются бунтовать и перерезать русских» Журавлёв об этом донёс властям, но заявлению не поверили. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 14].

О подобном факте сообщал и Карташов Ефрем Родионович из Токмака: «О восстании ходили слухи и на базаре. Один торговец однажды пригрозил двум крестьянам, что киргизы будут резать русских. Об этом факте было заявлено в полицию, но факт остался нерасследованным». [Там же, л. 18об]. О назревающих волнениях докладывали даже представители киргизской администрации. Руководитель восстания в Шамсинской волости Мамбеталы Мураталин сообщал следствию:

«Некоторые из волостных управителей посылали в Токмак приставу и в Пишпек уездному начальнику сообщения о волнениях среди киргизов, однако начальство на это не реагировало». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 27]. Всё же, учитывая военное положение, власти старались пресекать эти «панические» слухи. Выносятся постановления о заключении под стражу на несколько суток лиц, «распространяющих ложные слухи».

Так, за несколько дней до восстания в Токмакское волостное правление явился киргиз Шамсинской волости Бектурсун Бесалаев (в другом документе Бегалин) и сообщил старшине о предстоящем восстании. Старшина не поверил этому и не стал докладывать приставу. На следующий день Бесалаев снова пришёл к старшине и, узнав, что приставу не сообщили о его донесении, стал ещё усиленнее просить, чтобы доложили приставу о его сообщении.

Старшина доложил приставу Байгулову, тот допросил информатора и для проверки полученных сведений выехал в Кегеты. Общим наблюдением ничего особенного не было обнаружено, а манапы подготовку к восстанию отрицали и заявили, что Бесалаев кляузник, клеветник и вор. Пристав поверил манапам, арестовал Бесалаева и 8-го августа утром отправил его в пишпекскую тюрьму, а в 12 часов токмакчане узнали о начавшемся восстании. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 42].

Обвинения в распространении панических слухов касались не только простых граждан. Заведующий Верненским жандармским отделением докладывал Департаменту полиции: «Уже 15 июля я выяснил, что киргизы вооружаются, куют пики и заготавливают оружие, предполагая разрушить телеграф. Мой доклад об этом областному Начальнику вызвал не только недоверие, но и насмешку и даже обвинение в умышленном преувеличении». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 482об]. (Речь шла о юго-западных волостях Верненского уезда.).

На съезде Семиреченского казачества, состоявшегося в апреле 1917 г., сообщалось, что подъесаул Бакуревич за 18 дней до начала восстания сообщал губернатору Фольбауму о готовящемся выступлении. Однако Фольбаум никаких дополнительных распоряжений по этому сообщению не сделал. После выступлений в Ферганской долине Начальник Туркестанского почтово-телеграфного округа сообщал:

«Из многих учреждений получают донесения о грозящей опасности (почтовым) учреждениям. Прошу Вашего распоряжения о назначении на каждое учреждение полицейской или военной охраны. Посему предлагаю усилить надзор, особенно ночью, за всеми почтовыми учреждениями уезда мерами полиции, донеся, требуется ли военная охрана». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 20076, л. 35]. На что помощник генерал-губернатора утверждал:

«Защита русских железнодорожных посёлков прочно обеспечена. Заканчиваю охрану всех посёлков коренных областей края, исключая пока лишь слишком отдалённые». Но в Чуйской долине и на Иссык-Куле не только отдалённые, но и сёла, расположенные на почтовом тракте, к обороне подготовлены не были, и местные власти не смогли обеспечить безопасность сёл, кроме Токмака. О чём свидетельствуют погромы сёл в восточной части Пишпекского уезда, а особенно на Иссык-Куле и в Загорном участке.

Причинами этих погромов были неверие властей в возможность восстания, запоздалые меры, предпринятые губернатором области, разбросанность сёл, разоружение населения, и ограниченное, в связи с войной, количество войск и мужского населения в области. Да и имеющиеся войска, казачьи сотни и караульные команды были задействованы патрулированием границы и путей сообщения, охраной лошадей и скота, поставленного населением для армии, конвоированием и охраной военнопленных.

О стихийности восстания.

Восстание часто называют стихийным. Хотя централизованного руководства восстанием не было, но некоторые признаки подготовки и организованности были. Об этом говорят описанные ранее тайные совещания манапов Пишпекского уезда. Заведующий Семиреченским розыскным пунктом В. Ф. Железняков сообщал губернатору, что киргизы Пишпекского уезда и нескольких волостей Верненского уезда собирались у волостного управителя Николаевской дунганской волости Булара Могуева, где обсуждали призыв на тыловые работы, «чтобы не давать людей в солдаты, а собираться и пойти к Булару, который будет командовать киргизским войском». [ЦГА РКаз, ф. Прокурора Верненского окружного суда, д. 21040б, л. 100].

Если на предыдущих совещаниях шла речь, как относиться к указу, к набору рабочих,то здесь же уже совместно встречаются представители киргизских и казахских волостей, упоминается о, громко сказано, «киргизском войске», то есть о вооружённых отрядах. В донесении не указана дата этого собрания, а Булар Могуев впоследствии выступил против восставших, о чём с похвалой отмечал Фольбаум. Киргиз Шамсинской волости Б. Бегалиев сообщал следствию:

«В июле месяце 1916 г. почётный киргиз Шамсинской волости Максым-Ходжа, разослав своих джигитов, собрал на совещание в ущелье Кегеты почётных киргизов и много букары. На этом совещании старшина 7-го аула Калчи Токчулуков прочитал полученную Максым-Ходжой от Исенгуловской и других волостей Пржевальского уезда бумагу, в которой говорилось, что пржевальские киргизы к восстанию уже готовы, ружья и пики у них заготовлены. … По результатам совещания Максым-Ходжа составил ответ, в котором говорилось, что шамсинские киргизы охотно присоединятся к восстанию и необходимое оружие себе изготовят.

«Ответ был вручен исенгуловским киргизам, которые уехали обратно. Копии этого ответа Максым-Ходжа разослал Тынаевской, Сарыбагишевской, Атекинской, Байсеитовской и Нурмамбетовской волостям». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 8]. По сведениям, поступивших из разных источников, заготовкой оружия занимались во всех волостях Токмакского участка, загорных волостях Пишпекского уезда и Атбашинского участка. [(31), стр. 729]. Тот же Бегалиев добавлял:

«По распоряжению Максым-Ходжи в Кегетинском ущелье кузнец Мамут Чоткарин стал изготовлять наконечники (для) пик, древко же каждый должен был сделать для себя сам. Изготовление оружия велось тайно в необитаемой щели Кол. Пики, по мере их изготовления раздавались, так что склада оружия не было». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 11]. Крестьянин села Орловки Семён Оноприенко так же показывал следователю:

«В полутора верстах от моей мельницы была кузница киргиза Джумалы Кунаева, на которой я бывал и видел, что он делал, копья, ножи, кинжалы, исправлял ружья, отливал картечь и выкатывал в чугунах дробь. До объявления призыва Джумалы делал всё это в небольшом количестве, но после оглашения набора делал в очень большом количестве». [Там же, д. 25, л. 35]. В первых числах августа киргизы Атекинской волости начали усиленно собираться к перекочёвке: готовили потники под седло для лошадей, увязывали в тюки своё имущество. На вопросы крестьян, что это значит, они ничего не отвечали. [Там же, д. 49, л. 6].

Крестьянка Л. И. Юхтина при бегстве из сла Быстрорецкого в окрестностях Карабулака была взята в плен восставшими. Она рассказывала: «Киргизы отобрали у меня 8 рублей и отвезли в Красную Речку. По дороге они расспрашивали, не разбили ли немцы русских, как идёт война с турками, сколько войск в Токмаке и как они вооружены? В Красной Речке я видела, как обучали бойцов. Некоторые команды произносились по-русски. Всего за дальностью расстояния я расслышать не смогла.

«На месте мне сообщили, что у них в плену ещё 10 русских женщин, и что их всех будут держать до окончания войны с русскими. Киргизы говорили, что они ведут именно войну с русскими, и что обязательно возьмут Токмак и после победы будут жить очень богато». [Там же, д. 49, л. 44-45]. Начальник Семиреченского отделения жандармского Управления Ташкентской дороги А. М. Косоротов 11-го августа докладывал начальнику Туркестанского охранного отделения М. Н. Волкову:

«Скопища киргизов находятся на Курдае, в Боомском и Иссыгатинском ущельях и на Сусамыре, каждое численностью от 10-и до 20-и тысяч. Сегодня появились скопища в предгорье против Беловодского. … По достоверным сведениям все названные скопища ждут сигнала о начале общих и согласованных действий. Нет сомнения, что всё организовано и руководится умелыми людьми и настолько предусмотрительными, что даже дорога на Сусамырском перевале исправлена самими киргизами для того, чтобы сусамырское скопище могло свободно и скоро двинуться на Пишпек и окрестные сёла. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, ч. 1, д. 4546, л. 261].

Дружное, совместное начало осады Токмака несколькими волостями подтверждает сообщение Косоротова об «общих и согласованных действиях». Поэтому, учитывая отмеченные факты, строго стихийным восстание назвать нельзя, а, скорее, плохо подготовленным и слабо организованным.

Начало восстания в Семиречье.

Первое столкновение в Семиречье произошло 24 июля. Как уже говорилось, после объявления призыва некоторые аилы из приграничных волостей пытались откочевать в Китай. 24 июля казахи Барлинской и Эмельской волостей, пытавшиеся прорваться в Китай, напали на Тахтинский таможенный пост на китайской границе и на село Пограничное в Алакульской долине. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 49]. 3-го августа произошло открытое выступление в Верненском уезде, в урочище Ассы, расположенном на вьючном пути через горы из Верного в Пржевальск.

Выступили призванные на тыловые работы казахи Кызылбурговской волости. [Там же, л. 49]. Поводом к выступлению послужил приезд в волость помощника начальника Верненского уезда Хлыновского и волостных чинов Кызылбурговской волости для составления призывных списков. При столкновении был убит один солдат и трое ранено. Хлыновский, вместе с бывшими в этом аиле членами переписной партии Переселенческого управления и с 9-ью солдатами отступил в село Михайловское.

Четвёртого августа, после получения известия о беспорядках, из Верного была послана Зайсанская сотня Семиреченского казачьего войска под командованием прапорщика Бойко, и, как говорит официальное донесение, «Кызылбурговская волость была примерно и строго наказана». 6-го августа группы восставших появились в 75-и верстах к западу от Верного. Один из этих отрядов напал на выехавшего в Батпаевскую волость для составления призывных списков Отарского участкового пристава.

Приставу с конвоем удалось отбить нападение и уйти в село Казанское-Богородское. [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 40, л. 6]. С этого момента восстание распространилось в соседних волостях до Курдая в районы станций Самсы, Таргап и Отар и русских селений. Утром 7-го августа, собравшись огромными массами и вооружившись палками, ружьями и шашками, повстанцы напали на предгорные сёла, расположенные южнее почтового тракта, – Сергиевское, Вильямовское, Пригорное и Кастекское. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 55; ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 68].

В результате этих нападений у русского населения был угнан скот, бывший на выпасах, потравлены и частью сожжены хлеба, разгромлены заимки, мельницы и пасеки. Все крестьяне, бывшие на работах в поле, были изранены и ограблены, некоторые уведены в плен, несколько человек убиты. Почтовые станции были разграблены, лошади, принадлежавшие почтосодержателям, угнаны, телеграфная линия испорчена. (Впоследствии связь между Ташкентом и Верным поддерживалась через Омск и Самару.)

Для восстановления связи из Пишпека были посланы телеграфный техник Никитин с 10-ью солдатами. [ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1887, л. 82]. Все они, вместе с проезжавшими, были осаждены восставшими на станции Самсы. Всего, в результате этих погромов, пострадало 42 крестьянина, из которых семеро были убиты и 35 человек уведены в плен, в том числе на станции Отар из проезжавших. Пленённые были ограблены и после издевательств отпущены. В Сергеевке были подожжены два дома. Во всех этих посёлках были угоны скота. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 55].

В район беспорядков из Верного был послан отряд под командованием подъесаула Бакуревича в составе сотни казаков, роты солдат и дружинников. Прибывшим отрядом восставшие были разгромлены и отступили к Балхашу и в низовья Чу. Куропаткин 11 августа сообщал в МИД: «Беспорядки, подавленные ныне в областях с оседлым населением, перекинулись в Семиреченскую область, захватив обширный район. Телеграфное сообщение между Ташкентом и Верным прервано, несколько станций разрушено, русскому населению Семиреченской области угрожает серьёзная опасность». [АВПРИ, ф. Среднеазиатский стол, оп. 486, д. 247, л. 28].

Как уже говорилось, 2-го августа Фольбаум разослал циркуляр о создании дружин из «благонадёжных» русских крестьян. Учитывая начавшиеся волнения в области, он даёт дополнительное указание: «Ввиду обстоятельств данного времени предписываю: во все русские селения (кроме станиц, где приказания получают из войскового правления) выдать берданки с 30-ью патронами на каждую самым благонадёжным и притом желающим крестьянам не свыше одного ружья на 8-12 дворов.

Вооружённых таким образом крестьян свести в дружины, выбрать в каждом селении начальника дружины из их же среды, знакомого с военной службой». [ЦГИА КазССР, ф. Семиреченское областное правление, оп. 1, д. 1904, л. 140. (31), стр. 663]. Если в первом циркуляре Фольбаума имелись оговорки, требующие «осмотрительности, дабы не вселять ненужной тревоги», то в новом распоряжении, в связи с начавшимися волнениями в области, указывалось формировать дружины в русских селениях уже без оговорок.
Продолжение в 10-ой части.