Продолжение, начало в 1-ой части.

«Результатом такого положения является то, что целый ряд удобно проходимых пунктов по границе Семиречья с Китаем совершенно не защищены и открыты для беспрепятственного ввоза контрабанды». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 221об]. Граница действительно была, можно сказать, открыта для контрабанды. 14 стражников на Иссык-Кульском участке и 30 стражников в Нарынском участке охраняли разъездами границу с Китаем на расстоянии в 800 вёрст. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 184, л. 23].

Дополнительно охрану границы несли и казаки, но этого было недостаточно. Например, Джаркентский участок китайской границы охранял казачий полк из шести сотен. Сотня насчитывала 127 человек, дислоцировалась она повзводно (27 человек) вдоль границы, образуя цепь постов. Расстояние между постами доходило до 50-и вёрст. Постоянной охраны не было, для проверки границы и разведки местности с постов высылались конные наряды. Главным товаром контрабанды из Китая в Семиречье был не столько упоминавшийся чай, а гашиш, местное название «анаша».

Обратно, из Семиречья в Китай, также контрабандой вывозился опий, что было гораздо выгоднее, чем контрабанда гашиша. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.]. Промышляли контрабандой наркотиков, главным образом таранчи (уйгуры – Б. М.) и дунгане. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.]. Как возникла культура опиумного мака в Семиречье? В 1865 г. в Синьцзяне восстали мусульмане Восточного Туркестана. Они свергли китайскую власть и провозгласили собственные государства. Сильной и действенной власти во вновь образованных государствах не было.

В крае установились анархия и беспорядок. Прервались торговые связи с Кульджой и Кашгаром. Более того, группы восставших стали переходить границу и заниматься грабежами уже на русской территории. Тогда русские войска в 1871 г. занимают Кульджинский край, и жители этой провинции получили возможность переселяться в пределы России. Особенно массовым было переселение в 1881 г., когда русские войска уходили из Кульджинского края.

Несмотря на широкое распространение опия в Китае, в соседнем с Семиреченской областью Западном Китае выращивание и ввоз опия из внутренних районов Поднебесной были запрещены. В результате цены на опиум здесь были в два раза выше, чем в других частях Китая. Поэтому выходцы из Китая в 70-х годов XIX в. стали выращивать опиум в соседнем Джаркентском уезде Семиреченской области и контрабандным путём переправлять его в Синьцзян.

Это явилось причиной принятия специальной статьи Правил сухопутной торговли, приложенных к Петербургскому договору 1881 г., по которому Россия брала на себя обязательства не допускать посевов опийного мака в приграничной с Китаем полосе и ввоза опия в Китай. Несмотря на этот поверхностный запрет (указанная приграничная полоса чётко определена не была, и закона, запрещавшего посев мака и производство опия в Семиреченской области, тоже не было) мак продолжали выращивать.

Впоследствии в своей объяснительной записке по этому поводу губернатор Семиреченской области М. А. Фольбаум писал, что поскольку нет закона, явно запрещающего производство опиума в области, а его производство является весьма выгодной отраслью сельского хозяйства для некоторой части населения, то нелегальные опийные плантации существовали и будут существовать. Он с сожалением признавал:

«Выделка опиума является злом, но злом неизбежным, так как это очень выгодно для производителей. Администрация находится в положении трудно разрешимой проблемы: или дать молчаливое согласие на потребление опиума, что уже практиковалось в ряде уездов, или же разрешить его вывоз в Китай, чтобы удалить из наших пределов вредный товар. Другими словами, следует, закрыв глаза, допускать отравление опиумом нашего собственного населения, или же конкурировать с англичанами на почве отравления наших, пока тайных а в скором времени открытых врагов – китайцев». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 3799, л. 12-16].

В конце письма губернатор предлагал узаконить вывоз опия в Китай. Это, так сказать, благородная цель. Но был ещё и криминальный посыл. Администрация время от времени запрещала выращивание мака. Но, несмотря на запреты, дунгане и уйгуры продолжали сеять мак, давая взятки местной администрации, которая закрывала глаза на это правонарушение или запреты отменяла, пользуясь отсутствием закона, запрещавшего посев опийного мака на территории Семиреченской области.

Производство опия приносило такой доход, что этим кормились не только его производители и скупщики, но всё уездное и даже кое-кто из областного начальства. Вслед за выращиванием начинается и употребление опиума в Семиречье. Первое сообщение об употреблении опиума жителями районов, прилегающих к Чугучаку и Кульдже, относится к 1877 г. Циркуляром губернатора Семиреченской области от 24.05.1877 г. запрещалось употребление и ввоз опиума в область. [(160), №21 от 28.05.1877 г.].

В 1881 г. по Петербургскому договору Кульджинский край был возвращён Китаю. Вместе с выводом русских войск из Кульджинского края в Семиречье переселились около 70-и тысяч дунган и уйгуров, не желающих жить под китайским владычеством. Факт для раздумий тем, кто говорит о колониальном гнёте России. Кроме Джаркентского уезда, переселенцы из Кульджи стали выращивать опийный мак сначала в районе сёл Токмак, Караконуз и Александровское Пишпекского уезда. Затем посевы мака распространились и в Пржевальский уезд, имеющий более благоприятные условия для его возделывания.

Первоначально против выращивания мака боролись экономическими мерами, повышенными налогами. Распоряжением Туркестанского генерал-губернатора от 20.02.1881 г. налог на возделывание опиумного мака в Семиреченской области был установлен в размере 35 рублей с десятины. [(160), №13 от 28.03.1881 г.]. Боясь распространения курения опия, русская администрация переходит к административным запретам на выращивание мака и производство опия.

В 1883 г. распоряжением генерал-губернатора устанавливалось, что «возделывание мака, с целью предупреждения выделки опиума, воспретить всему населению части Кульджинского района, остающегося за Россией, а также дунганам, поселившимся в Иссык-Кульском уезде, не распространяя этого воспрещения на крестьянские селения». [(160), №1 от 01.01.1883 г.]. Обнаруженные посевы стали уничтожать. Запрет не распространялся на русских крестьян потому, что они высевали незначительное количество простого мака для кулинарных изделий.

Но постепенно выращиванием мака для получения опиума начинают заниматься и русские, и киргизы. В результате, 14 апреля 1904 г. издаётся приказ губернатора области уже без разделения по национальностям: «До сведения моего дошло, что в пределах Семиреченской области разводятся значительные маковые плантации для выделки опиума, который затем вывозится в китайские пределы. Предлагаю уездным начальникам принять меры к запрещению добывать опиум и вывозить его за границу, что запрещается ст. 15 Правил сухопутной торговли с Китаем, приложенных к трактату, заключённому с Китайским правительством 12 февраля 1881 г.». [(160), №32 от 20.04.1904 г.].

Первоначально вывоз опиума из Семиречья в Китай был незначительным из-за его массового производства самими китайцами. В 1906 г. в Китае была объявлена десятилетняя программа борьбы с курением опиума. По императорскому указу под страхом смертной казни запрещалось выращивание мака, производство, транспортировка и торговля опиума. В результате революции 1911 г. в Китае была свергнута Цинская династия. Новое правительство, начиная с 1912 г., от декларативных заявлений перешло к жёсткой борьбе с наркоманией и наркодельцами, что заметно повысило спрос на семиреченский опиум, контрабандный ввоз которого в Китай резко возрос.

Опиум становится главным товаром контрабанды из Семиречья в Китай. Вопреки запретам площади посевов опийного мака росли, особенно в Пржевальском уезде из-за близости к границе. Кроме дунган и уйгуров посевами мака стали заниматься все, в том числе киргизы и русские. В 10-х годах XX в. в местной печати стали появляться тревожные статьи о распространении курения опиума и «анаши» не только среди дунган и таранчей, но и среди киргизов и русских. Вносились предложения о полном запрете посевов мака на основе Гаагской конвенции 1912 г. по борьбе с употреблением опиума, которую подписала и Россия.

В 1912 г. губернатор Семиреченской области, отмечая, что опиум сбывают не только в Китай, но и частично в области, ходатайствовал перед начальником края об установлении в законодательном порядке ограничения посевов мака и конфискации его плантаций при обнаружении на головках мака характерных спиральных надрезов, выполняемых при сборе опиума. Однако, несмотря на ограничения и запреты, мак продолжали выращивать нелегально. Добытый в Семиречье опий, в основном, вывозился в Китай и часто конфисковывался на границе.

Семиреченский опий из-за примитивной обработки был низкого качества, поэтому конфискованный продукт не использовался, а сжигался, причём в довольно больших количествах. С началом Первой мировой войны Турция прекратила поставки опиума в Россию, а Германия – морфия. Для удовлетворения возросших в с вязи с войной потребностей медицины в обезболивающих средствах, правительство было вынуждено отменить запрет на посевы опиумного мака. В Семиречье для заготовки опиума был направлен уполномоченный Санитарной части принц Ольденбург-Вальнев и с ним десять студентов-химиков для исследований.

Департамент земледелия даже рекомендовал посевы мака в Туркестане, введя государственную монополию на закупку опиума-сырца. Причём, если раньше китайцы скупали опиум по 4-5 рублей за фунт, то в казённом приёмном пункте опиум стали принимать по 11-15 рублей за фунт. Чтобы конкурировать с казной, китайцы-скупщики подняли цену до 40-45 рублей за джин (2,5 фунта). [(295), стр. 73]. То есть, 16-18 руб. за фунт.

По данным 1923 г. в Семиречье десятина пшеницы давала 25 руб. дохода, а десятина мака – 400 рублей. Генерал Я. И. Корольков в своих показаниях о причинах восстания в Пржевальском уезде отмечал: «Появилась возможность сеять мак для добычи опия. Выгода этой операции смутила очень многих киргизов. Многие работники-киргизы покинули своих нанимателей с тем, чтобы принять участие в добыче опия. Цены на рабочие руки возросли. Несмотря, однако, на это, здешняя химическая лаборатория, принимавшая от населения опий, осаждалась массой людей, приносивших его.

«Большинство в толпе сдававших опий принадлежало киргизам, затем по числу представителей шли дунгане, а потом уже – русские». [(324), стр. 92]. Старший специалист Департамента Министерства земледелия Э. И. Свирловский, направленный в 1916 г. с инспекцией в Семиреченскую область, выделил здесь три опийных центра. Первый в Пишпекском уезде в селе Александровка Беловодской волости и в окрестностях Токмака. Наибольшая площадь посевов мака в Токмакском участке находилась в дунганском селении Караконуз.

Второй центр по сбору опиума находился в Джаркентском уезде, где посевы опийного мака были разбросаны по всему уезду, что затрудняло воспрепятствование вывоза его в Китай, граница с которым непосредственно примыкала к опийным районам. В 1916 г. в Туркестане под маком было занято 8500 десятин, из них в Пишпекском уезде – 200, в Джаркентском – 500 дес. Самым крупным центром Семиречья по производству опия был Пржевальский уезд. Здесь ежегодно маком засевалось 5.000 десятин. [(233), 1917 г., №4-5, стр. 256].

Э. И. Свирловский описывал, что улица возле приёмного пункта была «запружена собравшимися для сдачи опиума туземцами и их лошадьми». Но так как китайские скупщики давали до 50 руб. за джин, то большая часть урожая утаивалась производителями и попадала в руки скупщиков и контрабандно вывозилась в Китай. Весной 1916 г. «Семиреченские ведомости» опубликовали заметку из Пржевальского уезда:

Можно ожидать, что цены на рабочие руки возрастут очень высоко. Причина – посев мака в уезде для съёма с него опиума в казну для лекарственных целей. На посев мака у многих глаза и зубы разгорелись. Большие барыши будут. Сеют мак дунгане, сарты, киргизы и русские. Иначе сказать все нации сеют. Некоторые, говорят, не брали сохи или плуга в руки от колыбели своей и обеспечены своим положением, а теперь сеют мак». Техник Илийской изыскательской партии В. С. Кытманов, прибыв на лечение минеральными водами в Джетыогуз, писал своему начальнику 1-го августа 1916 г.:

«По уезду производится сбор опиума. Мака насеяно прорва. Платят до 5-и рублей в день. Сборщик опиума получает больше, чем техник изысканий на р. Или». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 106]. В Чуйской долине центрами выращивания опийного мака были дунганские сёла Александровка и Каракунуз (район Токмака). Неслучайно, что манапом Шабдановым при переходе китайской границы после подавления восстания часть взятки была дана опиумом. Расплачивался опиумом не только Шабданов. Как рассказывали беженцы, правитель Кульджи получил от баев и манапов «в подарки лошадей, скот и много опиума».

В Семиречье контрабандой наркотиков занимались, главным образом, таранчи (уйгуры – Б. М.) и дунгане. [(160), неофиц. часть, №74 от 14.09.1907 г.]. С китайской стороны к контрабанде опиума были причастны и сами власти. В воспоминаниях о пребывании в Синьцзяне этнограф И. А. Чеканинский описывает случай: «В Курэ по распоряжению Джень-шоу-ши (помощник Илийского военного губернатора) казнили китайского офицера, не поделившего с губернатором привезённую из России контрабандным путём большую партию опия». [ЦГА КырР, ф. 954, оп. 1, д. 9, л. 75].

В связи с этим фактом И. А. Чеканинский отмечал: «Ввоз опия в Китай воспрещён под угрозой смертной казни, тем не менее в Китае, и в частности в Кульджинском крае, существует немало нелегальных опийных организаций по доставке опия из России (Джаркентский и Пржевальский уезды) контрабандным путём. Главными пайщиками этих организаций, в большинстве случаев, состоят знатные купцы, чиновники и сановники. Приведённый мной случай – один из многочисленных штрихов мести высшего сановника, кровно обиженного при дележе опия». [ЦГА КырР, ф. 954, оп. 1, л. 76].

Как писал наблюдатель того времени, «так как у нас пограничный надзор ничтожно мал, а китайский продажен, то контрабанда опиума процветает». Но всё же в результате принятых охранных мер незаконно скупленный и приготовленный к отправке опиум нередко выслеживался и конфисковывался как на месте, так и на границе. Конфискованные партии опиума иногда измерялись пудами. Конфискуемых на китайской границе наркотиков было настолько много, что Департамент таможенных сборов в 1908 г. разрешил не сжигать анашу и другие наркотики, а продавать их за границу для переработки на лекарства. [«Ферганские обл. вед.» №171 от 10.08.1908 г.].

В сентябре 1915 г. Начальник края на основе Положения об усиленной охране края издаёт постановление, запрещающее курение, изготовление, приобретение, хранение и сбыт гашиша. За нарушение устанавливался штраф до 3000 рублей или арест до 3-х месяцев. [(160), №80 от 06.10.1915 г.]. В «Семиреченских ведомостях» за 1916 г. часты сообщения о репрессивных мерах в отношении лиц, связанных с опиумом, в том числе и против граждан Китая. Так, постановлением губернатора в мае 1916 г. за хранение «анаши» и опиума был оштрафован «временно проживающий в селении Беловодском сарт Ишамбай Маувлянкулов», а в июне – в селе Александровском Беловодского участка кашгарский сарт Амахун Маметов.

Постановлением Пишпекского уездного начальника от 23.07.1916 г. в селе Александровском Беловодского участка были арестованы за хранение опиума китайско-подданный Нурали Лифулин и верненский мещанин Джуджуза Чичизов в количестве: у первого 13 фунтов 22 золотника (5,424 кг.), у второго – три четверти фунта. Другим постановлением уездного начальника №98 от 25.071916 г. четверо дунган села Николаевского Пишпекского уезда за несдачу опиума в казну были заключены в тюрьму до распоряжения губернатора.

Следующим постановлением Пишпекского уездного начальника №101 от 01.08.1916 г. против китайско-подданных Янь Дзянь Чина и других (всего четыре человека) было возбуждено уголовное дело за скупку и хранение опиума в селе Николаевском (Караконуз) Пишпекского уезда. [ЦГА КырР, ф. И-6, оп. 2, д. 2, л. 28-30]. Усиление борьбы с контрабандой опиума в связи с введением государственной монополи на его торговлю, конечно, не устраивало китайских контрабандистов опиума.

В Туркестане, и особенно в Семиречье, на отхожих заработках работало много выходцев из Кульджи и Кашгара, «кашгарлыков», как их называло местное население. Чаще всего они трудились на земляных работах (рытьё арыков, строительство дорог и домов) и имели репутацию хороших работников. Но они, привлечённые не только заработками, но и «опиумным делом», были головной болью для пограничников и таможенников, так как многие из них занимались контрабандой.

Переводчик Пржевальского уездного управления, губернский секретарь Тулембай Дюсебаев сообщал следствию: «Относительно опиумного дела могу доложить следующее. В окрестностях города Пржевальска и в волостях (уезда) китайско-подданных дунган и китайцев, прибывших из Китая, было около 12000 человек. Аксакал над китайско-подданными сартами Мантяр Юнусбаев докладывал несколько раз мне и полковнику Иванову о том, что китайцы и китайско-подданные дунгане скупают у киргизов за высокие цены опиумные посевы.

«Управители Кенсуйской, Курментинской, Бирназарской, Тюпской и Тургенской волостей также докладывали о том же и просили распоряжения о выдворении (китайско-подданных). Я … докладывал полковнику Иванову о том, что если не будут выдворены из уезда китайцы и китайско-подданные дунгане, то весь киргизский и дунганский опиум перейдет к ним, так как они подняли цену за 1,5 фунта до 60 рублей». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л.150-151]. Эти выходцы из Китая и спровоцированные ими местные дунгане были заинтересованы в восстании, так как в нестабильной обстановке легче можно было осуществить контрабанду.

Это обстоятельство и является объяснением участия пржевальских дунган в восстании против империи, которая в своё время приняла их. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 50, лл. 33-34]. Вице-губернатор Семиреченской области, посланный в конце сентября в Пржевальск для расследования причин восстания и положения в Пржевальском уезде, докладывал М. А. Фольбауму: «Выступление дунган было особенно неожиданным, так как казалось, что именно этим выходцам из Китая жилось особенно привольно под покровительством русской власти. Все они достигли значительного материального благосостояния, вели крупную торговлю, имели постоянное общение с русскими.

«Потому их вероломное избиение крестьян села Мариинского, спасавшихся от нападения киргизов и бежавших из своего села в Пржевальск, вызвало особое возмущение русского населения, которое, в свою очередь напало на дунган, проживающих в городе, и стало их убивать, не разбирая, принимали ли они участие в мятеже или нет. Участие дунган в мятеже является несколько непонятным, что поневоле приходится остановиться на тех обстоятельствах, которые даёт народная молва этому выступлению.

«По мнению местных жителей, дунгане не сочувствовали киргизскому мятежу и рассчитывали быть вполне лояльными, но пришлый элемент, состоящий из китайско-подданных дунган, в большом числе живших среди наших дунган и прибывших сюда ради обработки маковых плантаций и для выделки опия, якобы, заставили местных дунган чуть ли ни под грозой смерти, примкнуть к мятежникам». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 34, л. 25об].

Верненское жандармское управление перед восстанием сообщало, что «китайцы и китайскоподданные дунгане настаивают устроить бунт», чтобы воспользоваться этим для вывоза опиума. [(295), стр. 73]. Сообщая об обстановке в области, М. А. Фольбаум докладывал: «Сейчас положение опаснее всего там, где были постоянные прочные связи с Кульджой через наших дунган и таранчей (уйгуров – Б. М.), а именно в Пржевальском, Пишпекском и Джаркентском уездах. Огромное опиумное дело в этих трёх уездах, особенно в Пржевальском, обеспечило наплыв кульджинских кашгарских выходцев». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 46, л. 103].

«Семиреченские ведомости» (№187 от 21.08.1916 г.) писали: «Там, где соседние Кульджа и Кашгар имеют связи с нашими туземцами, удалось установить вдобавок ещё и влияние на настроение наших туземцев со стороны внешних тёмных сил. Особенно это заметно в уездах, где крупное опиумное дело, заведённое в нынешнем году, привлекло в изобилии китайцев. В частности сильнейшие волнения разыгрались в Пржевальском и Пишпекском уездах, где центр опиумного дела, и сюда в текущем году привлечено много «жёлтых» на Чуйские оросительные работы и на Семиреченскую железную дорогу. Здесь же обнаружено присутствие китайских агитаторов».

Чиновник охранного отделения Г. А. Юнгмейстер, докладывая о восстании в Пржевальском уезде, отмечал, что восставшие поддерживались китайскими опиумщиками, которые были весьма недовольны русскими, препятствовавшими вывозу опиума в Китай». [(31), стр. 398]. И. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев в отчёте о восстании также отмечал:

«Фактически установлено, что наиболее организованный мятеж вспыхнул там, где широкая агитация успела рельефнее проявиться, т. е. там, где кульджинские и кашгарские выходцы имели более тесные сношения (с местным населением – Б. М.): на Каркаринской ярмарке (Джаркентский уезд – Б. М), в городе Пржевальске и в торговом местечке Токмаке. В отчётном году … обширная культура мака для добывания опиума, внезапно возникшая в Пишпекском, Пржевальском и Джаркентском уездах, привлекла тысячи кульджинских выходцев». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 8об].

Житель Пржевальска К. А. Иванов сообщал: «Один знакомый дунганин говорил мне, что готовится что-то неладное. Призывной возраст бежит кто в Китай, а кто в горы, а китайцы, дунгане и китайские подданные настаивают устроить бунт. Им желательно воспользоваться этим, чтобы увезти опий». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 50]. То есть, в подстрекательствах к беспорядкам приложили руку и наркодельцы. А для дунган и уйгуров мероприятия властей в области производства и поставок опиума, преследовавших их за несдачу опиума государству, были даже одной из важных причин восстания.

Но здесь следует подчеркнуть, что участие в восстании приняли пржевальские дунгане; чуйские дунгане, наоборот, выступили в поддержку правительственных войск. Так как основным производителем опиума был Пржевальский уезд, то это подтверждает «опиумную» причину восстания в Семиречье. В тоже время, следует обратить внимание на то, что беспорядки в ряде районов Туркестана произошли уже в начале июля.

В июле в Самаркандской области произошло 25 выступлений, в Сырдарьинской – 20 и в Фергане – 86, в Семиречье же выступления начались только в конце первой декады августа. В связи с этим есть предположение, что это связано со сроками сбора урожая опия. Надо было собрать выращенный урожай и переправить его в Китай, что было выгодным и семиреченским производителям опиума, и китайским наркодельцам.

Особенность восстания киргизов.

Туркестанский генерал-губернатор И. В. Самсонов в отчёте о состоянии Туркестанского края в 1909 г. называет особенность волнений киргизов политической, но я считаю её просто местной особенностью. Н. Кыдырмышев в статье «Восстание кыргызов в 1916 г.» (stormann.blogpost.com/2007/07/1916.html) говорит о «более полувековой лояльности к России» киргизов. Получается, что за 50 лет не было ни одного противоправительственного выступления киргизов, но это не соответствует действительности.

И далее: «Северная Киргизия подверглась основательной чистке царскими войсками, несмотря на то, что сохраняла лояльность правительству». А здесь уже, видимо, желая изобразить киргизов невинно пострадавшими, автор противоречит самому себе: рассказывает о восстании киргизов и тут же говорит об их лояльности. А вот генерал-губернатор края говорит о совершенно противоположном: «Ещё более важными я считаю и соображения политические. Нельзя отрицать общей законопослушности туземного населения.

«Но и не следует упускать из виду, что история среднеазиатских ханств, а также опыт русского управления Туркестаном указывают на киргизов, как на элемент наиболее беспокойный среди туземного населения. Киргизы-кочевники, отличаясь храбростью и отвагой по условиям своего быта, с наибольшей лёгкостью из всех племён, населяющих Туркестанский край, легко переходят от мирной жизни к предприятиям, носящим или просто разбойнический характер, или при благоприятных условиях принимающим политическую окраску.

"Наибольшее число участников майских беспорядков 1898 г. в Ферганской области дало именно киргизское население. Киргизы довольно сильно реагировали на противоправительственную агитацию при первом и втором созыве Государственной Думы, избрав представителей, примкнувших к оппозиционным группам. В Семиреченской области среди инородцев были попытки к организации особых собраний мусульман, собирались тайные сходки для обсуждения политических и религиозных вопросов.

«Вообще, по законопослушности и надёжности киргизы значительно уступают сартам, а ведущиеся ныне в Семиречье землеотводные для переселенцев работы, затрагивающие интересы киргизов и изменяющие, вызывают среди них недовольство, которое выражается в переселении киргизов в китайские пределы. За последнее время было уже несколько случаев кровавых столкновений киргизов с русскими переселенцами. Поэтому Семиреченскую область, с её значительным киргизским населением нельзя считать краем, спокойствие которого обеспечено.

«Обстоятельство это должно проходить красной нитью во всех мероприятиях на месте и приниматься во внимание при обсуждении и решении в высших правительственных инстанциях всяких вопросов, относящихся к устройству края». (Семиреченской области – Б. М.). [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 8, л. 40]. Уверен, читатель уже заметил по предыдущему описанию событий, что в некоторых вопросах я не согласен ни с советскими историками, ни с постсоветскими, национальными авторами. Встретятся разногласия и в дальнейшем повествовании.

В данном случае одно из них. Государством всегда и везде недовольны, потому что это налоги и обязанности, это некоторые ограничения, это власть, а нередко и самоуправство чиновников. Вспомним пушкинские строки из «Бориса Годунова»: «Живая власть всегда для черни ненавистна». Но в 1916 г. киргизы поступили, как бы сказать, неблагодарно. Если некоторые области Туркестана были действительно завоёваны, для других – характеристика присоединения неоднозначна, то присоединение Северной Киргизии всеми историками оценивается единогласно – добровольное вхождение в состав России.

Находясь под гнётом Коканда, испытывая угрозу со стороны Китая, сталкиваясь с соседями казахами, потрясаемые внутренними междуусобицами, киргизы неоднократно, в течение десятков лет просили покровительства России. Все обращения с просьбой принять их в подданство России исходили от правящих представителей после обсуждения на съездах и курултаях, то есть речь идет об осознанном волеизъявлении.

К сожалению, восстание 1916 г. показало, что иногда такие заявители смотрели на Россию, как на силу, которая должна была спасти, помочь и защитить в трудный момент, а после исполнения этой миссии устраниться, не мешая властвовать новоявленным феодалам, наверное, до следующей необходимости спасти и защитить. Дав клятву верности, получив российское подданство, а вместе с ним налоги в два раза меньшие, чем в Кокандском ханстве, и возможность прогрессивного развития, киргизы через 50 лет восстали.

Да, были вопросы во время присоединения, потом накопились ещё и новые проблемы. Но решать их силой, как выразился генерал-губернатор И. В. Самсонов, «разбойничьими методами», тем более с кровью и жизнями против русских крестьян, исконными виновниками этих проблем не являвшимися, – не стоило. Поэтому в причинах восстания киргизов была и особенность. Особенностью было то, что трактовать указ от 25 июня относительно киргизов причинной восстания – не совсем точно. Добровольно приняв подданство России, северные киргизы обязались исполнять волю «Ак-Паши – Белого царя».

Манап племени сарыбагиш Джантай Карабеков, «с усердием желая поступить под покровительство России», в послании от 29 августа 1850 г. генерал-губернатору Западной Сибири П. Д. Горчакову писал: «Мы никогда не согласны нарушить данную перед Кораном клятву. Тем более постыден был бы этот поступок, что мы сами искали покровительства для приобретения спокойствия, которое по завершении замысла мы должны будем потерять безвозвратно. Надеемся, что за одно только требуемое с нашей стороны спокойствие нам дадут помощь в нужном случае и сохранят нас от неприятелей». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 30-31]. Киргизы получили от России помощь в развитии и защиту от внешних врагов.  

В другом письме русским властям Джантай добавлял: «Будьте уверены, что наши обещания, наши клятвы никогда не нарушатся, и Вы не встретите от нас сопротивления, даже и мысли об этом. Какие бы ни были обязанности, если они возложатся на нас, постараемся выполнить по возможности». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 28]. Но клятвы были нарушены, и возложенная обязанность (призыв на тыловые работы) добровольно не была выполнена. В прошении о принятии в российское подданство бугинские манапы в сентябре 1853 г. писали генерал–губернатору Западной Сибири Г. Х. Гасфорду:

«Мы окружены с четырёх сторон укреплениями, городами, и цветущими торговлей областями, находимся в беспрестанном страхе. И день, и ночь опасаемся с какой либо стороны нападения. … Находясь между этими крайностями, мы совсем потеряли голову. Если бы Ваше Высокопревосходительство, оказавши свои милости, не соблагоизволит приказать в некоторых местах по реке Чу, например на урочище Кимен, или в других местах, выстроить укрепления». [АВПРИ, ф. 1-7, оп. 6, д. 1, л. 45-48].

При вступлении в подданство Российской империи в 1855 г. доверенные от манапов, биев, родоначальников и старейшин племени бугу клялись на Коране и заверяли, что «род бугу … Великому Государю Императору Самодержцу Всероссийскому хочет верным, добрым, послушным и вечно подданным быть и никуда (без) Его Императорского Величества соизволения в чужестранную службу не вступать. Так же с неприятелями Его Императорского Величества вредительской откровенности не иметь. …

«Против подданных Его Императорского Величества не поступать и все Его Императорскому Величеству принадлежащие права, узаконенные и впредь узаконяемые … оберегать и оборонять, и в том живота своего не щадить. Стараться споспешествовать (способствовать – Б. М.) всему, что Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может». [АВПРИ, главный архив, 1-7, оп. 6, 1844 г., д. 1, л. 67-68].

Оппоненты могут возразить, что это было давно и сказано при других условиях. Но вот свежий пример. В письме из Пишпека от 26.12.1906 г. Председателю Совета министров о земельном устройстве киргизов подчёркивалось, что «киргизы, добровольно подчиняясь (подчинившись) русскому Правительству, по настоящее время остаются истыми верноподданными Его Императорского Величества Государя Императора». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 481, л. 2].

В своих прошениях о принятии в подданство России киргизы руководствовались «восстановлением спокойствия» в своих землях. Но когда внешние угрозы были устранены, и на киргизской земле Россией было установлено спокойствие прекращением межродовых распрей, ликвидацией Кокандского ханства и надёжной защитой от Китая, киргизы сами же это спокойствие нарушили, подняв восстание. Нарушены были и прежние клятвы на Коране: киргизы не подчинились указу царя о призыве на тыловые работы и напали на его «верных подданных» – русских.

Что это было: ложная клятва на, невыполнение завета предков или нарушение договора, подписанного при добровольном принятии подданства. Пусть это скажут национальные историки. Я считаю это нарушением родоправителями клятвы и присяги на верность, невыполнением взятых на себя обязательств, нарушением заключённого договора. Наверное, прав был член комиссии по обследованию кочевых инородцев Астраханской губернии Ю. А. Бюлер, когда писал:

«Присяга верности кочевых азиатских племён в глазах их самих не заключает в себе ничего святого. Она для них лёгкое средство для достижения предполагаемых выгод, и нарушать её при первом удобном случае им ничего не стоит». Давая такие клятвы во время принятия подданства, Боромбай и Джантай вполне могли и ошибаться, не предусмотреть грядущих последствий вхождения в состав Российской империи. Но вот что писала в 1885 г. губернатору Ферганской области «царица Алая» – Курбанджан-датка:

«Если вдруг его (Российского государства – Б. М.) не признаем, изменим государству, тогда, я считаю, на нас ляжет несмываемый позор. … В это мирное время я заявляю: весь мой народ, я сама и мои родные никогда не выступим против вас. От нас никакой неприятности не будет. Если мой народ сделает плохо и станет изменником, тогда накажу виновного самой тяжкой мерой, буду вечно мучиться до конца дней своих». [(300), стр. 56]. Это говорила опытная и мудрая женщина, уже прожившая под русской властью десять лет.

Давая такую клятву и наказ, бывшая видная деятельница Кокандского ханства, имела возможность сравнивать, как было при кокандском правлении, и как стало при русской власти. Прямые потомки знаменитой Курбанджан-датки исполняли её наказ. Во время Андижанского восстания 1898 г. её племянник Карабек Хасанов своим предупреждением Ошского уездного начальника о готовящемся восстании спас город Ош от погрома восставшими. [РГИА, ф. 391, оп. 2, д. 184, л. 171].

А в 1916 г. правители киргизского общества, не знаю, забыли или пренебрегли наказом Курбанджан-датки. В 1865 г. вышла в свет работа В. В. Радлова «Образцы народной литературы северных тюркских племён», одна из глав которой называется «Наречия дикокаменных киргизов». В тексте эпоса «Манас», записанного В. В. Радловым в 1860-х гг. из уст киргизских сказителей племён солто, сарыбагиш и бугу, говорилось: «Белый царь выше Алатовских гор, и Манас будет слушать советы его, тогда никто не сможет угрожать киргизам».

В другом месте есть эпизод, в котором повествуется о том, как Манас после удачной охоты, проводив своих джигитов с добычей домой, сам отправляется на запад для переговоров с «Белым царём». После установления дружественных отношений Манас обещает русскому царю: «Ак падыша элине типти озюм тийишпейм». – «Подданных Белого царя трогать не буду». Даже если это импровизация отдельного исполнителя эпоса, она отражает состояние общественного сознания того времени, наказ потомкам.

Но с устранением кокандского ига с помощью России эти клятвенные обещания забылись. Да, была льгота инородцам по несению воинской повинности. Но если создавшиеся трудные условия войны вынудили правительство лишить ранее предоставляемой льготы по отбыванию воинской повинности, то неисполнение царского указа – это нарушение межгосударственного договора, почему генерал-губернатор А .В. Самсонов и называл волнения киргизов фактором политическим.

Восстание 1916 г. - это нарушение киргизами ранее данной клятвы, принятых обязательств и неисполнение, особенно в условиях военного времени, законов государства, в которое сами же стремились. Тем более что призыв проводился на более льготных условиях, чем, например, по сравнению с русским населением страны: призываемых инородцев отправляли не на фронт, а на тыловые работы. Отто фон Бисмарк, первый канцлер Германской империи (1871-1890) говорил: «Освобождённые народы не благодарны, а требовательны». (Отто фон Бисмарк. Воспоминания Железного канцлера. М. 2023, стр. 458). В подтверждение своего вывода он приводил в пример Грецию, Болгарию и Румынию, освобождённых Россией от турецкого ига. Неужели и восстание 1916 г. является подтверждением заявления О. Бисмарка?

О стихийности восстания.

Восстание часто называют стихийным. Хотя централизованного руководства восстанием не было, но некоторые признаки подготовки и организованности были. Об этом говорят описанные ранее тайные совещания манапов Пишпекского уезда. Заведующий Семиреченским розыскным пунктом В. Ф. Железняков сообщал губернатору, что киргизы Пишпекского уезда и нескольких волостей Верненского уезда собирались у волостного управителя Николаевской дунганской волости Булара Могуева, где обсуждали призыв на тыловые работы, «чтобы не давать людей в солдаты, а собираться и пойти к Булару, который будет командовать киргизским войском». [ЦГА РКаз, ф. Прокурора Верненского окружного суда, д. 21040б, л. 100].

Если на предыдущих совещаниях шла речь, как относиться к указу, к набору рабочих,то здесь же уже совместно встречаются представители киргизских и казахских волостей, упоминается о, громко сказано, «киргизском войске», то есть о вооружённых отрядах. В донесении не указана дата этого собрания, а Булар Могуев впоследствии выступил против восставших, о чём с похвалой отмечал Фольбаум. Киргиз Шамсинской волости Б. Бегалиев сообщал следствию:

«В июле месяце 1916 г. почётный киргиз Шамсинской волости Максым-Ходжа, разослав своих джигитов, собрал на совещание в ущелье Кегеты почётных киргизов и много букары. На этом совещании старшина 7-го аула Калчи Токчулуков прочитал полученную Максым-Ходжой от Исенгуловской и других волостей Пржевальского уезда бумагу, в которой говорилось, что пржевальские киргизы к восстанию уже готовы, ружья и пики у них заготовлены. … По результатам совещания Максым-Ходжа составил ответ, в котором говорилось, что шамсинские киргизы охотно присоединятся к восстанию и необходимое оружие себе изготовят.

«Ответ был вручен исенгуловским киргизам, которые уехали обратно. Копии этого ответа Максым-Ходжа разослал Тынаевской, Сарыбагишевской, Атекинской, Байсеитовской и Нурмамбетовской волостям». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 8]. По сведениям, поступивших из разных источников, заготовкой оружия занимались во всех волостях Токмакского участка, загорных волостях Пишпекского уезда и Атбашинского участка. [(31), стр. 729]. Тот же Бегалиев добавлял:

«По распоряжению Максым-Ходжи в Кегетинском ущелье кузнец Мамут Чоткарин стал изготовлять наконечники (для) пик, древко же каждый должен был сделать для себя сам. Изготовление оружия велось тайно в необитаемой щели Кол. Пики, по мере их изготовления раздавались, так что склада оружия не было». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 11]. Крестьянин села Орловки Семён Оноприенко так же показывал следователю:

«В полутора верстах от моей мельницы была кузница киргиза Джумалы Кунаева, на которой я бывал и видел, что он делал, копья, ножи, кинжалы, исправлял ружья, отливал картечь и выкатывал в чугунах дробь. До объявления призыва Джумалы делал всё это в небольшом количестве, но после оглашения набора делал в очень большом количестве». [Там же, д. 25, л. 35]. В первых числах августа киргизы Атекинской волости начали усиленно собираться к перекочёвке: готовили потники под седло для лошадей, увязывали в тюки своё имущество. На вопросы крестьян, что это значит, они ничего не отвечали. [Там же, д. 49, л. 6].

Крестьянка Л. И. Юхтина при бегстве из сла Быстрорецкого в окрестностях Карабулака была взята в плен восставшими. Она рассказывала: «Киргизы отобрали у меня 8 рублей и отвезли в Красную Речку. По дороге они расспрашивали, не разбили ли немцы русских, как идёт война с турками, сколько войск в Токмаке и как они вооружены? В Красной Речке я видела, как обучали бойцов. Некоторые команды произносились по-русски. Всего за дальностью расстояния я расслышать не смогла.

«На месте мне сообщили, что у них в плену ещё 10 русских женщин, и что их всех будут держать до окончания войны с русскими. Киргизы говорили, что они ведут именно войну с русскими, и что обязательно возьмут Токмак и после победы будут жить очень богато». [Там же, д. 49, л. 44-45]. Начальник Семиреченского отделения жандармского Управления Ташкентской дороги А. М. Косоротов 11-го августа докладывал начальнику Туркестанского охранного отделения М. Н. Волкову:

«Скопища киргизов находятся на Курдае, в Боомском и Иссыгатинском ущельях и на Сусамыре, каждое численностью от 10-и до 20-и тысяч. Сегодня появились скопища в предгорье против Беловодского. … По достоверным сведениям все названные скопища ждут сигнала о начале общих и согласованных действий. Нет сомнения, что всё организовано и руководится умелыми людьми и настолько предусмотрительными, что даже дорога на Сусамырском перевале исправлена самими киргизами для того, чтобы сусамырское скопище могло свободно и скоро двинуться на Пишпек и окрестные сёла. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, ч. 1, д. 4546, л. 261].

Дружное, совместное начало осады Токмака несколькими волостями подтверждает сообщение А. М. Косоротова об «общих и согласованных действиях». Поэтому, учитывая отмеченные факты, строго стихийным восстание назвать нельзя, а, скорее, плохо подготовленным и слабо организованным.

Начало восстания в Семиречье.

Первое столкновение в Семиречье произошло 24 июля. Как уже говорилось, после объявления призыва некоторые аилы из приграничных волостей пытались откочевать в Китай. 24 июля казахи Барлинской и Эмельской волостей, пытавшиеся прорваться в Китай, напали на Тахтинский таможенный пост на китайской границе и на село Пограничное в Алакульской долине. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 49]. 3-го августа произошло открытое выступление в Верненском уезде, в урочище Ассы, расположенном на вьючном пути через горы из Верного в Пржевальск.

Выступили призванные на тыловые работы казахи Кызылбурговской волости. [Там же, л. 49]. Поводом к выступлению послужил приезд в волость помощника начальника Верненского уезда А. И. Хлыновского и волостных чинов Кызылбурговской волости для составления призывных списков. При столкновении был убит один солдат и трое ранено. А. И. Хлыновский, вместе с бывшими в этом аиле членами переписной партии Переселенческого управления и с 9-ью солдатами отступил в село Михайловское.

Четвёртого августа, после получения известия о беспорядках, из Верного была послана Зайсанская сотня Семиреченского казачьего войска под командованием прапорщика С. Е. Бойко, и, как говорит официальное донесение, «Кызылбурговская волость была примерно и строго наказана». 6-го августа группы восставших появились в 75-и верстах к западу от Верного. Один из этих отрядов напал на выехавшего в Батпаевскую волость для составления призывных списков Отарского участкового пристава.

Приставу с конвоем удалось отбить нападение и уйти в село Казанское-Богородское. [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 40, л. 6]. С этого момента восстание распространилось в соседних волостях до Курдая в районы станций Самсы, Таргап и Отар и русских селений. Утром 7-го августа, собравшись огромными массами и вооружившись палками, ружьями и шашками, повстанцы напали на предгорные сёла, расположенные южнее почтового тракта, – Сергиевское, Вильямовское, Пригорное и Кастекское. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 55; ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 68].

В результате этих нападений у русского населения был угнан скот, бывший на выпасах, потравлены и частью сожжены хлеба, разгромлены заимки, мельницы и пасеки. Все крестьяне, бывшие на работах в поле, были изранены и ограблены, некоторые уведены в плен, несколько человек убиты. Почтовые станции были разграблены, лошади, принадлежавшие почтосодержателям, угнаны, телеграфная линия испорчена. (Впоследствии связь между Ташкентом и Верным поддерживалась через Омск и Самару.)

Для восстановления связи из Пишпека были посланы телеграфный техник Никитин с 10-ью солдатами. [ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1887, л. 82]. Все они, вместе с проезжавшими, были осаждены восставшими на станции Самсы. Всего, в результате этих погромов, пострадало 42 крестьянина, из которых семеро были убиты и 35 человек уведены в плен, в том числе на станции Отар из проезжавших. Пленённые были ограблены и после издевательств отпущены. В Сергеевке были подожжены два дома. Во всех этих посёлках были угоны скота. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 55].

В район беспорядков из Верного был послан отряд под командованием подъесаула И. В. Бакуревича в составе сотни казаков, роты солдат и дружинников. Прибывшим отрядом восставшие были разгромлены и отступили к Балхашу и в низовья Чу. А. Н. Куропаткин 11 августа сообщал в МИД: «Беспорядки, подавленные ныне в областях с оседлым населением, перекинулись в Семиреченскую область, захватив обширный район. Телеграфное сообщение между Ташкентом и Верным прервано, несколько станций разрушено, русскому населению Семиреченской области угрожает серьёзная опасность». [АВПРИ, ф. Среднеазиатский стол, оп. 486, д. 247, л. 28].

Как уже говорилось, 2-го августа М. А. Фольбаум разослал циркуляр о создании дружин из «благонадёжных» русских крестьян. Учитывая начавшиеся волнения в области, он даёт дополнительное указание: «Ввиду обстоятельств данного времени предписываю: во все русские селения (кроме станиц, где приказания получают из войскового правления) выдать берданки с 30-ью патронами на каждую самым благонадёжным и притом желающим крестьянам не свыше одного ружья на 8-12 дворов.

Вооружённых таким образом крестьян свести в дружины, выбрать в каждом селении начальника дружины из их же среды, знакомого с военной службой». [ЦГИА КазССР, ф. Семиреченское областное правление, оп. 1, д. 1904, л. 140. (31), стр. 663]. Если в первом циркуляре Фольбаума имелись оговорки, требующие «осмотрительности, дабы не вселять ненужной тревоги», то в новом распоряжении, в связи с начавшимися волнениями в области, указывалось формировать дружины в русских селениях уже без оговорок.

Для вооружения дружинников были использованы имеющиеся воинские запасы оружия и патронов, а также реквизированы охотничьи ружья в магазинах. С Краснореченского склада Управления по строительству оросительных систем Чуйской долины на вооружение населения и полиции было отпущено 3 пуда 15 фунтов пороха, предназначенного для взрывных работ. [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 11, л. 59]. Но из-за разоружения населения с началом войны этого было мало. М. А. Фольбаум телеграммой запросил присылки 2-х тысяч берданок для вооружения крестьян. [(175), стр. 43].

Начало восстания в Токмакском участке. Нападение на Орловку.

Восстание в Пишпекском уезде началось 8-го августа. Из 25-и волостей уезда волнения начались в Атекинской, Байсеитовской, Джанышевской, Нурмамбетовской, Сарыбагишевской и Тынаевской волостях Токмакского участка. Заведующий Пишпекским переселенческим подрайоном М. М. Романов о начале восстания в Токмакском участке сообщал: «Слухи о замышляемых киргизами беспорядках с целью нападения на русские посёлки в среду крестьян проникали с первых чисел августа.

«Однако, никто в справедливость этих слухов не верил, и потому все крестьяне до самого начала беспорядков оставались в своих посёлках совершенно спокойными, вполне уверенные, что киргизы на такое дерзкое выступление против русского Правительства не отважатся. Между тем, киргизы, тщательно скрывавшие свои замыслы под личиной мирных соседей, 8-го августа внезапно перешли к активным действиям, и весь Токмакский участок совершенно неожиданно оказался во власти мятежников.

«(Киргизы) группами по несколько сот человек напали на окрестные посёлки и занялись грабежом и истреблением крестьянского имущества. А так как крестьяне этих посёлков из-за призыва в войска почти всего мужского населения, защищаться от киргизских разбойников самостоятельно в своих посёлках не могли, то для отражения нападений им пришлось организовывать временные оборонительные пункты, собираясь для этого в селениях более благоприятные для самозащиты. После того, как крестьяне покидали свои посёлки, на последние тот час набрасывались киргизы грабили и разрушали всё, что там оставалось. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 56-57].

Как уже было сказано, жители мелких поселений уходили в крупные сёла, но в наиболее тяжелых условиях из посёлков Токмакского участка оказались отдалённые селения Орловское и Новороссийское., расположенные первое – под горами, в устье Талдыбулакского ущелья, а второе – в долине реки Большой Кемин, которые, будучи окружены большими массами восставших, вынуждены были с 8-го августа защищаться от них собственными силами. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 56об].

В Орловке, как и во всех сёлах, нападения начались с погромов заимок. Мельник из Орловки рассказал: «В понедельник 8-го августа на мою и соседнюю мельницы, расположенных в трёх верстах от Орловки, напали киргизы. Я с женой и сыном залезли на крышу амбара. Киргизы, вооружённые пиками и топорами с длинными ручками, пытались нас достать. Но мы были высоко и отбивались косами и вилами. Не достав нас, они угнали наших коров и лошадей в горы. Когда киргизы уехали, мы бежали в Орловку». [ЦГА КырР, ф. И-75, о. 1, д. 25, л. 34об].

Житель Орловки Зиновий Иванович Орленко добавляет: «В ночь с 7-го на 8-ое августа в село Быстрорецкое, где я служу волостным писарем, прискакал казак станицы Самсоновской с донесением к Токмакскому участковому приставу об угоне скота киргизами. С восходом солнца крестьянин Хомкин привёз в село убитую киргизами женщину, у которой были отрезаны щёки и руки. Увидев это, я немедленно поехал к себе в Орловское. Приехав в село, я сообщил старосте о событиях в Быстрорецком и поднял тревогу.

«За каких-нибудь полчаса жители посёлка собрались у меня во дворе, который окружён высоким дувалом. Только успели собраться, как в село ворвались 400-500 киргизов и начали грабить скот и лошадей. Был случай, когда крестьянин Сарафанов, увидев, что угоняют его корову, бросился, чтобы её отбить, но киргизы подстрелили его из ружья в живот. После грабежа скота киргизы начали грабить имущество. Пытались проникнуть и ко мне во двор.

«Ещё 7-го августа в степи у крестьян Гавриила Резникова и Ивана Волинова киргизы угнали лошадей, и они поехали к участковому приставу сообщить об этом. Часа в три дня 8-го августа Резников и Волинов возвращались обратно. Не доезжая саженей 150 до села, они были встречены киргизской толпой человек сто. На наших глазах толпа стала их избивать и колоть пиками. [Там же, л. 20]. Набрав награбленного, киргизы уехали в горы. Я и ещё несколько жителей направились к избитым.

«Волинов был уже мёртв, на нём было много ран от пик, а глаза выколоты. Резников был ещё жив, но весь избит и исколот, голова разрублена, нижняя губа разрезана. Обоих мы перенесли ко мне во двор. Резников прожил ещё часа два и скончался. Утром 9-го августа киргизы опять приехала, начали поджигать дома и снова нападали на нас. Оружия у нас было мало, один револьвер у отпускного фельдфебеля Василия Прокопина и семь ружей, из которых только два оказались исправными. [Там же, л. 21].

«Вечером, на второй день осады, когда киргизы ушли в горы, мы решили уходить в Белый Пикет, откуда видели пожары в нашей Орловке. Кроме Резникова и Волинова в степи убили Ивана Прасолова, 55-и лет. Из жителей села без вести пропали мельник с семьёй, который жил в ущелье, девушка Чубова и Настя Яценкова, которые были на мельнице». [Там же, л. 21об]. Крестьянин села Орловки Василий Позняков дополняет список жертв во время погромов.

«По его показаниям, кроме Волинова и Резникова были убиты старик Степан Поляков в степи, Матвей Сарафанов по дороге в село и двое стариков Однокопытовых, которые не ушли вместе со всеми и остались в селе. [Там же, л. 23]. Орловцам после двухдневной осады и нескольких схваток с киргизами удалось ночью с 10 на 11 августа выехать со своими семьями из своего посёлка и присоединиться к крестьянам селений Быстрорецкого и Белопикетского.

«В Орловке и в других селениях после того, как жители покидали свои посёлки, туда сразу врывались восставшие, подвергая сёла разграблению, погромам и поджогам. В Орловке после погрома, устроенного восставшими, осталось не более 10-и домов, пригодных к быстрому восстановлению для жилья, в которых были выбиты окна и двери. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 57]. Молитвенный дом и всё церковное имущество были сожжены. Во время последующих наездов восставших брошенное село Орловка было полностью сожжено. [(160), №193 от 26.08.1916 г.].

Нападение на станцию Джиль-Арык в Боомском ущелье.

8-го августа в Боомском ущелье восставшие напали на почтовую станцию Джиль-Арык (Джал-Арык, дореволюционное название Тайгак-Бекета) и прервали телеграфное сообщение между Токмаком и Рыбачьем. [(105), стр. 69]. Также у станции Джиль-Арык восставшие захватили 600 лошадей, перегоняемых из Пржевальска в Токмак. Солдаты, охранявшие табун, были взяты в плен. Некоторые из них сбежали из плена, но ограбленные и побитые, один из них с тяжкими побоями. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 67об].

Выехавший из Токмака на поиски повреждения линейный надсмотрщик Калюжный подвергся нападению восставших и с трудом прорвался обратно в Токмак, так и не восстановив повреждения. [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 1265, л. 127]. Возле станции Джиль-Арык располагался перевалочный пункт по вывозке леса, заготавливаемого в горах. Случайно сложилось так, что 8-го августа на перевалочном пункте собралось два обоза из 60-и пар быков и 35-и лошадей.

В ночь на 9-ое августа на передаточный пункт напали около 300 повстанцев, которые, прежде всего, забрали лошадей и угнали всех быков. Русские рабочие разбежались, спрятавшись в темноте, а киргизские рабочие, которых было большинство, перешли на сторону восставших. Повстанцы подожгли стога сена и клевера и склад овса. Отсюда пожар распространился на почтовую станцию, жилые помещения рабочих, конюшню, мастерские и склады, где сгорели всё имущество и инвентарь. Телеги и брички также были сожжены вместе с нагруженным на них лесом. [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 11, л. 119].

Поджоги хлебов, стогов сена, строений– характерная черта погромных действий восставших, с чем мы ещё не раз встретимся при описании действий повстанцев. В том числе и в данном случае: захвачены гужевой скот и телеги, приближается зима, забирай и вези к себе на зимовку сено и овёс. Сено, конечно, продукт объёмный, и возни с ним много, но овёс насыпай в курджуны и увози – всё равно поджигаем. В акте осмотра лесопильного завода в Кеминской долине, сожжённого повстанцами, отмечалось, что «на месте сгоревшего амбара значительная куча золы от сгоревшего ячменя и овса».

Бессмысленные погромы и поджоги, неподдающиеся логике действия восставших сравните с наставлением русской армии. В «Положении о продовольствии армии в походе», глава 1, отделение 2, параграф 35 сказано: «Сады, огороды, нескошенные луга, засеянные и с хлебом поля отнюдь не портить и лошадей в них не пускать». (Приказы по 2-ой армии. СПб. 1829, стр. 7). В отчёте партии Васильева сообщалось: «Работавшие около Джиль-Арыка техник и рабочие организации по орошению долины реки Чу на шести подводах, покинув работы, пытались проехать в станицу Самсоновскую.

«Но киргизы, окружив три последних повозки, убили 12 человек. В этом нападении геройской смертью погиб окончивший Петроградский политехникум старший техник И. Г. Назаров (по другим данным он был студентом Петербургского политехнического института – Б. М.) который был верхом на лошади и прорвался сквозь толпу киргиз вместе с первыми тремя повозками. Но, увидев, что последние три повозки окружены толпой киргиз, с винтовкой повернул обратно и бросился на выручку товарищей, где был смят и зверски убит киргизами». [ЦГА КирССР, ф. Коллекция «Восстание в Киргизии в 1916 г.», д. 42, л. 6. (31), стр. 369].

Нападения на Быстровку и курдайские сёла.

Также 8-го августа было совершено нападение на село Быстровку, расположенное у входа в Боомское ущелье. Быстрорецкий волостной старшина рассказывал: «В июле и начале августа ходили разные слухи о готовящемся киргизском восстании, но никто этим слухам серьезного значения не придавал. И даже когда киргизы стали массами откочёвывать в горы, мы думали, что они просто скрываются от набора. Утром 8-го августа с пашни приехали крестьяне Фомкины и израненная Ульяна Величкина и рассказали о нападении на них киргизов. Вот тогда люди поверили, что киргизы начали бунтовать». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 23, л. 1об].

Фомкин Герасим Романович сообщил, что на них в поле напали киргизы. Работавшего на соседнем поле Долгова Михаила вместе с сыновьями киргизы взяли в плен, а ему удалось убежать. Явившиеся через три дня сыновья Долгова сообщили, что «отца киргизы убили ударом гирей по голове, распороли живот, столкнули труп в яму и присыпали землёй». Подросткам предложили ехать в Китай, когда они отказались, их заперли в зимовке. Ночью волостной управляющий открыл их и посоветовал бежать. [Там же, л. 5]. В селе ударили в набат. Собравшиеся жители решили вооружаться, кто, чем может, и строить укрепления.

«Услышав набат, – сообщал настоятель местного храма Демидовский, – я поспешил к зданию волостного правления. Здесь я застал много народа, окружившего привезённую из гор порезанную киргизами местную крестьянку Величкину, которая была ещё в сознании и попросила меня исповедовать её и приобщить Святых Христовых Тайн, что мною и было сделано. В это время в село прибыло несколько солдат, сопровождавших казённых лошадей из Пржевальска. Трое солдат были легко ранены, а один тяжело. Они сообщили, что на них (в Боомском ущелье) напали киргизы, отбили и угнали лошадей в горы, а сами двигаются по направлению к посёлку.

«После этого, часа через два, стали видны выступавшие из гор большие толпы киргизов. Было решено оставить посёлок и двигаться к Белому Пикету, дабы соединиться с тамошними людьми и общими силами отразить нападение. Всё это произошло так неожиданно и произвело такую панику, что никто ничего из имущества не думал спасать, а каждый спасал свою жизнь. Я успел захватить из молитвенного дома два святых Антиминса, Святые Дары и ящик со святым Миром (все три – церковные принадлежности для богослужения – Б. М.), а церковное имущество было оставлено.

«На другой день (9-го августа) многие крестьяне поехали в село за продуктами. Я тоже поехал с ними забрать остальное церковное имущество, но нашёл молитвенный дом ограбленным: иконы, кресты, хоругви валялись на земле, престол и жертвенник опрокинуты, священнические облачения похищены, свечной шкаф разбит. Некоторые дома, в том числе и моя квартира, тоже разграблены». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, стр. 77]. Староста Быстровки Оберников Иван Григорьевич дополняет, что село было подожжено. «Пожаром были уничтожены многие дома. Остались только глиняные постройки». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 23, л. 3об].

Чтобы снова не возвращаться в к событиям в Быстровке и закончить сообщение Демидовского, забегу немного вперёд. «Через четыре дня к нам присоединились крестьяне села Орловки, которые бежали, пользуясь ночной темнотой, так как днём большие скопища киргизов окружили село, и невозможно было никому прорваться. Несколько крестьян там зверски убиты, и некоторые ранены. Скотину всю киргизы угнали в горы, а всё остальное имущество пограбили, дома сожгли, в числе которых сгорел и молитвенный дом со всем церковным имуществом.

«Накануне праздника Успения (15 августа – Б. М.) прибыли к нам беженцы из села Столыпино (Кочкорка) в сопровождении военных, по распоряжению которых все мы (т. е. быстрореченцы, орловцы, белопикетцы и столыпинцы) под вечер 15-го августа переправились с большой опасностью через реку Чу в село Михайловское. Здесь находимся и по настоящее время, за исключением столыпинцев, которые эвакуированы в Верненский уезд. После нашего отступления киргизы подожгли село Белый Пикет». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 2767, стр. 77].

Жители села Белый Пикет, узнав о нападениях восставших на русские поселения, оставили своё село и вместе с беженцами из соседних сёл ушли на почтовую станцию Старый Токмак, где разместились в большом караван-сарае, обнесённом двухметровым дувалом. В опустевшем селе повстанцы сожгли улицу, составляющую половину села, уничтожили молитвенный дом и расхитили всё, что жители не увезли с собой. От погромов уцелела только часть домов. [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 58].

Прожив в Старом Токмаке неделю, жители Белого Пикета перебрались в Карабулак, где пробыли до первых чисел сентября. Вернувшись после этого в своё село, крестьяне увидели его разгромленным, а 22 дома – сожжёнными. Подробности погрома села Белый Пикет сообщил староста села Нестор Диканов: «Дня за два до бунта среди жителей села стали ходить тревожные слухи, что киргизы хотят нас резать. Откуда взялись эти слухи и насколько они правдоподобны – никто не знал, но живущие на краю села стали ночевать в центре села.

Продолжение в 11-ой части.