Продолжение, начало в 1-ой части.
«Манапы – это типичные трутни. Надо манапу деньги – облагает киргизов в свою пользу, надо коня – отбирает, понравилась чужая жена – отнимает. Надо сеять, пахать, косить, молотить – берёт с кибитки по работнику. А не дать, не идти на работу нельзя. У манапов есть верное средство пригнуть непокорного, заставить его дать, что угодно. Средство это – уездные съезды, состоящие, главным образом, из манапов. Съезды эти будто обнаруживают воров и дурных людей и имеют право присудить и в тюрьму, и на поселение, и на каторгу. На этом праве построено порабощение целого киргизского народа». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 46, л. 21].

В «Семиреченских ведомостях» довольно часто печатались приказы губернатора области об отстранении от должности местных волостных управителей за поборы, взяточничество и самоуправное «отобрание» скота. В Пишпекском уезде за различные нарушения были уволены от должностей киргизского управления в 1906 г. 37 должностных лиц, в 1907 – 20 и за первое полугодие 1908 года – 22 человека. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 153, л. 161].

Например, приказом губернатора от 22.05.1899 г. управитель Ново-Сукулукской волости Дикамбай Джангарачев за незаконные поборы был устранён от занимаемой должности. [(160), №43 от 28.05.1899 г.]. Но, пользуясь своим положением и являясь родоправителями, эти отстранённые старшины на следующих выборах снова выдвигали свои кандидатуры. Губернатор области вынужден был издать циркуляр от 21.03.1891 г. «О заведении книг для записи лиц, подвергшихся смещению с должности туземного управления»:

«Часто происходит назначение на должности волостных управителей и судей таких лиц, которые лишены права занимать какую-либо административную должность в туземном управлении, что подрывает престиж и авторитет, как суда, так и власти. Вследствие этого, прошу завести книги, извлекши для них сведения по делам за последнее десятилетие». [(160), №12 от 23.03.1891 г.]. То есть, таких нарушений было столько много, что для их регистрации заводился специальный учётный журнал. Волостные управители собирали чигым через своих пособников.

Поэтому, если против волостного управителя и возбуждали дело, то привлечь его можно было только в суд биев, который зависел от этого же волостного. Губернатор Семиреченской области, сообщая о поборах манапов, писал генерал-губернатору, что «несмотря на очевидный вред, приносимый деяниями манапов», против них трудно «возбудить преследование судебным порядком», потому что влияние, какое они имеют на население, «несомненно, будет иметь сокрытие всяких улик их эксплуататорской деятельности». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 13, д. 587, л. 105].

«Семиреченские ведомости», характеризуя положение в киргизском обществе, писали: «Манапы, захватом в свои руки всех судебных и административных должностей, создали полную экономическую и политическую зависимость киргизских масс, пользуются этим и эксплуатируют их во всех отношениях: то обложением в свою пользу особым денежным оброком (чигин и джурчилик), то сдачею в аренду пахотных земель крестьянам, дунганам и другим лицам, лишая при этом киргиз-земледельцев источника их жизненных средств». [(160), №27 от 01.04.1908 г.].

Настоятель Иссык-кульского монастыря И. С. Шимановский в обзоре восстания писал: «По моему убеждению, начавшееся среди киргиз волнение ещё задолго до поднятия вопроса культуры маковых плантаций и призыва их для несения военных работ, объясняется тремя причинами. Отчасти войной России с Турцией, ненормальными условиями их экономического положениями и особенно социальным устройством их быта». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 45, л. 68].

И далее он уточняет: «Главными причинами киргизского волнения было, по моему убеждению, ненормальное состояние социального строя их жизни. Управляемые старшинами и биями, они страдали от произвола народных руководителей. Мне передавали, что киргизы иногда в частных разговорах высказывали пожелание об изменении им условий административного среди них управления». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 45, л. 69].

Отставной генерал-майор Я. И. Корольков, служивший в Туркестане, а после выхода в отставку проживавший в городе Пржевальске и известный своими краеведческими исследованиями Семиречья, в ноябре 1916 г. писал, что «виновных в происшедших беспорядках, кроме влиявших из-за границы, следует искать лишь среди почётных киргизов, среди главарей». Заведующий Семиреченским жандармским отделением ротмистр В. Ф. Железняков в своём докладе о восстании одной из его причин называл «зло манапства», засилье манапской части, социальную структуру киргизского общества. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 482].

То есть, рядовые кочевники-бедняки были объектом насилия и грабежа в большей степени со стороны своих баев и манапов. Вновь назначенный начальник Загорного участка в рапорте о настроении киргизов после восстания отмечал, что «слышится среди некоторых раскаяние в содеянном и во всём винят своих манапов». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 24]. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области сообщал:

«С возникновением войны вопрос усложнился. Всякого рода пожертвования – деньгами, юртами, попонами – ударили киргизов с материальной стороны. … Манапы (кстати сказать, этот вредный элемент имеет среди киргизов … огромное влияние) собрали, вероятно, больше, чем вдвое». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 63]. Присвоение денег волостными старшинами (расчёт за поставки вёлся через волостных управителей) подтверждает и Г. Ф. Стефанович в своём докладе о восстании:

«Киргизы жаловались, что ими представлены были, по требованию начальства, юрты, войлоки, пайпаки (тёплые чулки), давали лошадей, но денег они или совсем не получали, или, если получали, то далеко несоответственно со стоимостью поставленных вещей, а также вопреки ценам, заявленным властями».  [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 2]. Волостные управители деньги за поставки попросту присваивали себе.

Широкий размах взяточничество и вымогательства получили при выполнении нарядов на тыловые работы, когда за взятку освобождали от набора, в результате, тяжесть призыва ложилась исключительно на бедняков. В отданном А. Н. Куропаткиным по этому поводу приказе от 19 сентября отмечался целый ряд случаев вымогательств, доходивших до арестов отдельных призываемых, не желавших подносить требуемую сумму, которой можно было бы откупиться от наряда. [(44), стр. 75]. Начальник Туркестанского охранного отделения 10.07.1916 г. доносил губернатору Сырдарьинской области:

«По полученным в Отделении сведениям, среди туземного населения замечается сильное возбуждение вследствие распространения слуха, что состоятельным и интеллигентным туземцам будет предоставлена возможность сделать денежный взнос взамен личной явки по набору в команды для окопных работ. В чайхане и т. п. заведениях туземцы говорят, что если не будут взяты на работу богачи, то менее состоятельный класс населения склонен к учинению крупных беспорядков и расправе самосудом с богачами». [(43), стр. 29-30].

Это же подтверждал и полицмейстер города Верного в рапорте от 8 августа 1916 г. губернатору области: «Все приготовления, вооружение и оказанное сопротивление происходят на почве злостных и корыстных целей туземной администрации, заключающихся в том, что при составлении списков лиц, подлежащих привлечению на работу в армию, волостные управители всю тягость этого набора переложили на бедное население, а для сокрытия своих преступных деяний пропагандируют к восстанию, якобы для защиты бедного населения». [ЦГИА КазССР, ф. Семиреченское областное правление, отдел 1, стол 2, д. 16927, л. 29. (31), стр. 335].

А. Н. Куропаткин, прибыв в край, ознакомившись с положением дел на месте и получив около 4-х тысяч прошений и жалоб на волостных управителей, сельских старшин и пятидесятников [(318), ср. 161], подчёркивал: «Туземные власти заслонили население от (русской) администрации и приобрели огромную силу. Они по проявленному ими произволу, как бы, вернули времена до завоевания края русскими». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 6]. Комиссар Временного правительства по Семиреченской области О. А. Шкапский в июне 1917 г. докладывал:

«Манапы сыграли и самую крупную роль в прошлогоднем мятеже. … Призыв на тыловые работы и неумелость объяснения этого со стороны местной администрации – переполнили чашу терпения и вызвали мятеж. Нужно удивляться тому, что и русская администрация, и чины переселенческого ведомства не понимали сего значения манапства, вреда его для развития гражданственности и самоуправления и всеми своими действиями только давали козыри в руки манапов». [РГИА, ф. 1291, оп. 84, 1917 г., д. 57].

Оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский о Туркестанской области писал: «Трудно определить, можно ли ожидать от мусульманского населения области скорого выхода из того состояния, далеко не дикого, но неправильно развитого (отсталого – Б. М.), при котором всякое преуспеяние добывается только отчасти, путём дорого стоящим и не проникающим в плоть и душу народа». «Преуспеяние» народа не было «проникающим» из-за грабежа и сопротивления манапов, не желающих терять власть и приобретённое поборами богатство.

В результате, протест в киргизском обществе созрел. Но протест разразился в трагическом направлении. Один из руководителей восстания, Канат Абукин в показаниях следствию говорил: «Основой восстания я считаю нежелание киргизов идти в рабочие, а также невежество и темноту». [ЦГА РКыр, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 36об]. Пользуясь «темнотой» зависимых масс, манапам удалось отвести удар от себя, совместно с духовенством и иностранными силами направить его в другое русло – против власти, против русских. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области отмечал:

«Масса доверилась и присоединилась к своим вожакам, соблазнилась на выдачу ей благ, отнятых у русских, а больше всего из-за страха перед силой и влиянием манапов». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64-64об]. А менталитет родового общества и существующие в нём порядки затушёвывали эту причину восстания. Заключительной виной манапов был увод восставших в недоброжелательный Китай и в поздний осенний период, когда перевалы становятся непроходимыми. Полковник В. П. Колосовский, командированный в Нарын для устранения последствий восстания, докладывал губернатору области, что бежали в Китай не только «гонимые страхом наказания», но и «увлекаемые манапами».

Войсковой старшина П. В. Бычков, командовавший рейдом в китайские пределы для освобождения русских пленных и ареста бежавших главарей восстания, в своём рапорте писал: «Встречая в базарные дни наших киргизов в Уч-Турфане, приходится удивляться их бедности. … На вопрос наш, кто они, беглецы обычно отвечают, что китайско-подданные чирики, но многих из них опознавали наши проводники. Такие опознанные сетуют на мнапов и винят их в своих бедствиях». [Истархив КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 16920, л. 208].

Подтверждением того, что причиной восстания были существование феодального, патриархально-родового строя и произвол манапов служит и следующий факт. В 1927 г., после Октябрьской революции и 10-и лет существования Советской власти Наркомюст Киргизской АССР, отмечая, что остатки феодализма и патриархального быта в киргизском обществе ещё не изжиты, разработал, а Киргизский обком ВКП(б) утвердил проект поправок к 9-ой главе УК РСФСР о бытовых преступлениях.

Этот проект, кроме других статей, предусматривал поправки к следующим статьям: Статья 236. «Чабыш», то есть организованное столкновение родов или племён при большом количестве участников с целью мести за убийство или оскорбление рода, племени, главы рода, или для удовлетворения их «намыса» (чести), или из-за групповой вражды карается в отношении организаторов или руководителей лишением свободы на срок до 1 года".

Статья 238. «Чигим», то есть обложение населения, помимо государственных, всякого рода бытовыми налогами и сборами («чигим», джурт чилик», на поминки, той и др.) карается лишением свободы не менее 3-х лет с последующей высылкой с территории Киргизской АССР". («Советская Киргизия» №37 от 01.03.1927). Показательная живучесть и патриархального строя и власти манапов.

Участие манапов и местной буржуазии в восстании.

В Семиречье создаётся впечатление, как бы, общенародного восстания: в нём участвуют как бедняцкая масса киргизского народа, так и манапы, готовившие и взявшие руководство восстанием. Султан Мухамедгали Таукин – правитель Западной части Области оренбургских казахов в своих «Соображениях об улучшении быта киргизов» (казахов – Б. М.) в письме Министру внутренних дел писал:

«Киргизы вполне понимают могущество России и свою перед нею ничтожность, но не в силах, по неразвитости, сочувствовать вводимому между ними русскому образу жизни, но это свойственно полудикому племени. С распространением же образования, при употреблении в управлении кротких мер, киргизский народ в будущем благословит Россию» («Исторический архив», 2017 г. №1, стр. 203). Султан здесь лукавит, сомнительная «неразвитость» не была причиной противостояния манапов «русскому образу жизни».

Оппозиционность байства к царизму объяснялась его стремлением к монопольной эксплуатации своих соплеменников. В связи с присоединением Туркестана к России изменились и ограничились права и возможности во владении землёй феодальной верхушки и духовенства, а в связи с переселением сюда крестьян и проникновением финансово-промышленного капитала рушились феодально-патриархальные отношения, создавались новые экономические формации, к которым манапы, в силу своей консервативности, перестраивались с трудом.

Изъятие земель для переселенцев, несмотря на привилегии, предоставляемые родовой верхушке, ущемляло и её интересы, сужало её эксплуататорскую базу. Отчасти оппозиционность вызывалась и тем, что при новой власти манапы были, кое в чём, ограничены. Например, по новым законам на них могли пожаловаться, что для них, иногда, имело плохие последствия. При победном же исходе они, как победители, получили бы неограниченную власть. Кроме экономических причин, более дальновидные манапы выступали против набора и по другой причине.

Господствуя почти неограниченно над киргизской тёмной массой, манапы усматривали в призыве киргизов на работы угрозу своему безответному и неограниченному господству над ними. Главари сознавали, что их власть держится благодаря невежеству и темноте киргизов, которые помимо гор и своего аула ничего не видели. С призывом же на работы у той же самой массы неизбежно, как результат знакомства с другой жизнью, тесного общения с русским населением, могли зародиться хотя бы элементарные представления о праве, что в дальнейшем принесло бы и конец господству манапов.

Вот почему почти во всех волостях руководителями восстания были манапы и волостные старшины [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 5], которые, учитывая их вчерашние заявления верности царю, казалось бы должны были быть безупречными исполнителями воли начальства и проводниками среди киргизов решений русской власти.

При объяснении причин межнациональной розни часто можно прочитать, что феодальным кругам удалось захватить руководство восстанием. Ничего не надо им было захватывать. В условиях отсталого родового строя трудовые массы были в полном подчинении байской верхушки. Осмонолы Турегельдинов, киргиз села Токтинского Тлеубердинской волости Беловодского участка сообщал следствию: «Нас, бедняков, никогда ни о чём не спрашивают. Все дела решают главари и не всегда даже объявляют нам свои решения». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 46об].

Газета «Семиреченская жизнь» писала: «В среде каракиргизского населения сильно развито манапство. Слово манапа для каждого родового каракиргиза составляет закон». В условиях отсталого родового строя трудовые массы были в полном подчинении байской верхушки. «Туркестанский курьер» (№214 за 1909 г.) в статье «Наблюдения и выводы» добавляет: «Все дела в степи до сих пор вершатся главенствующими лицами волости при участии их единомышленников». В 1883 г. в объяснительной записке к обсуждению проекта управления Семиреченской областью в разделе «Управление туземцев» сообщалось:

«В кочевом населении волостной управитель, избираемый всегда из влиятельных родовичей, часто пользуется такой дозой влияния, какой не имеют уездные начальники. Последние через несколько лет покидают свою должность, волостной же всегда остаётся, если же и заменяется, то своим близким родственником». Не изменилось такое положение и в начале XX века, спустя 30 лет после сказанного. На должностях волостных управителей сменяли друг друга представители одной «партии» или даже родственники.

Например, в Сарыбагишевской волости сменяли друг друга братья Шабдановы – Исаметдин, Кемел и Аман (в других источниках Ананула). А в 1913-1915 гг. управляли даже одновременно: Кемел был волостным старшиной, а Аман – его заместителем. В Абаильдинской волости Пишпекского уезда должность волостного старшины последовательно занимали Канат Абукин, Карыпбай и Джапар Канатовы, в Атекинской – Исмаил, Султан и Ибрагим Долбаевы, в Шамсинской – Мамбеталы и Закир Мураталины, в Сукулукской – Чолпонкул Тыналин и его сын Асанкул Чолпонкулов.

В одном из документов Туркфронта, относящемуся уже к 1920 г., сообщается: «Темнота и невежество мусульманских масс дают возможность манапам и баям до сих пор сохранять своё могущество. Насколько велико влияние баев, указывает, хотя бы, такой факт, что когда в Беловодске был организован митинг для мусульман, и в заключение предлагалась резолюция по докладу, то при голосовании ни один мусульманин руки не поднял. Когда же один из баев поднял руку, сказав «якши», вся остальная масса в знак солидарности тоже подняла руки». («Вопросы истории», 1947, №10, стр. 96). И это было в 1920 г., чего же вы хотите в 1916 г.

Отдельные баи и манапы, обращаясь с просьбой о присылке войск, понимали, что вспыхнувший пожар недовольства может обрушиться и на них. Но когда его предотвратить не удалось, то они, в целях сохранения своего положения и влияния среди своих соплеменников, решили сложившуюся ситуацию использовать в своих целях. Плохо приспособившиеся к новым капиталистическим формам они возглавили восстание, чтобы, во-первых, отвести возмущение народных масс от себя и, во-вторых, руками и жизнями недовольных масс, по возможности, устранить конкурента – русскую власть, и стать безраздельными властителями.

Они возлагали свои надежды на возврат к старым феодальным отношениям, с созданием отдельного исламского государства под протекторатом Турции. Эту особенность в своём обозрении подметил журнал «Вестник Европы» ещё в 1869 г. По поводу волнений в Оренбургском крае он писал, что часть обитателей степи «отнеслась к новому положению неприязненно» из-за «подстрекательства со стороны мулл и в особенности высших классов киргизского населения.

«Киргизы «белой кости» – султаны и родоправители, – сознавая, что введение нового положения ослабит их деспотическую власть и безграничное значение в среде народа, не остались без влияния на возбуждение умов. Мы привели это объяснение … потому, что в нём высказывается не только причина происшедших беспорядков, но и самый дух наших преобразований в Средней Азии». Обратите внимание, что это было отмечено ещё в 1869 г.

Если основная масса населения Туркестана, бедняки и середняки города и кишлака, в большинстве, поддерживали или участвовали в восстании, то у состоятельной части такой однородности не было. Туземная буржуазия (торгово-промышленные и финансовые круги) занимала двойственное положение. Присоединение к России оживило её деятельность. Вместе с тем конкуренция русского капитала и политика правительства ограничивали её желания и развитие. Местная буржуазия оказалась, как бы, между двух огней.

В силу двойственности своего положения она ведёт и двойственную политику. Перед властью она показывает свою преданность, сетует о трудностях выполнения указа, ходатайствует о его смягчении, говорит о своём бессилии воздействовать на массы. Среди народа же буржуазия агитирует за отказ от выполнения указа, потому что из-за призыва теряла своих работников, должников, клиентов. Но в восстании, а тем более в руководстве, не участвовала.

Являясь более образованной, лучше понимая сложившуюся обстановку, стоящая ближе к русским и здраво оценивая мощь государства, она отлично понимала опасность открытого сопротивления власти в военное время, что противодействие не удастся, что неотвратимо последуют суровые ответные меры, и что в событиях можно пострадать своим карманом и положением. 7-го августа 1916 г. в Оренбурге по инициативе и под председательством лидера казахской интеллигенции А. Букейханова состоялось совещание делегатов Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областей.

Делегаты утверждали, что «корень всех недоразумений и трений» в связи с призывом на тыловые работы заключается «в неподготовленности населения и чрезвычайной поспешности, местами – в грубости и злоупотреблениях властей». Не выступая против призыва на тыловые работы, совещание ходатайствовало перед министрами внутренних дел и военным о поверхностных мерах по предотвращению эскалации конфликта. После объявления указа о призыве по предложению национальной интеллигенции были созданы и ею возглавлялись комитеты по содействию набору тыловых рабочих.

В Семиречье М. Тынышпаев (инженер путей сообщения, кандидат в Государственную думу от инородцев Семиреченской области, впоследствии один из лидеров партии «Алаш») после приёма 10 августа у Куропаткина обратился к пишпекским киргизам с призывом успокоиться и подчиниться указу. Но пламя восстания уже разгорелось, и призыв не подействовал на восставших. Часть мусульманской буржуазии Туркестана, избегая этого лавирования, определённо выступала за исполнение указа и против восстания.

Переводчик Семиреченского областного управления И. Джайнаков в своих показаниях сообщал, что «между киргизскими интеллигентами есть рознь». [ЦГИА КазССР, ф. Прокурор Верненского окружного суда, д. 2140б, л. 47. (31), стр. 342]. Сартовские торговцы города Пишпека в телеграмме генерал-губернатору края от 14 августа 1916 г. писали: «Чувством полного негодования мы, иногородние сарты города Пишпека, проникнуты к подлым, опозорившим нас перед лицом Белого царя выступлением некоторых злонамеренных наших братьев по вере.

«В эту самую тяжелую для нас минуту, которая пятном обозначится на странице книги культурного развития Туркестана под скипетром Русского монарха, мы, Ваше Превосходительство, как милости, просим позволить нам стать в ряды того отряда, который призывает теперь к обузданию шаек последователей грязных инициаторов. Дабы здесь, на окраине Туркестанского края, и мы могли простереть карающую руку на голову не заслуживающих никакой милости за свои преступные выступления». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 46].

В начале XX в. возникло и стало заметным после революции 1905-1907 гг. прогрессивное движение в исламе – джадидизм. Название движения произошло от арабского «усул-и-джидад» – «новый метод». Имелся в виду новый метод обучения. Джадиды, являясь представителями просветительского движения тюркских народов России, искали пути прогресса исламского общества в просвещении, в светском образовании. Они стали открывать, так называемые, «новометодные школы», в которых при сохранении преподавания на родном языке традиционных мусульманских дисциплин, изучались физика, химия, литература и европейские языки.

Помимо просвещения джадиды стремились к модернизации всей жизни мусульман. Однако один из лидеров джадидов Файзулла Ходжаев в 1920 г. признавал, что они не были революционерами «большевистского» типа и «представляли из себя не политическую партию, а просто кучку фрондирующих, затронутых европейской культурой мелких буржуа». (Туркестанский Г. Кто такие были джадиды. Ташкент. 1926, с. 17).

Во время восстания джадиды пытались контактировать с властями. По инициативе лидеров джадидов Мустафы Чокаева и Убайдуллы Ходжаева была создана комиссия Государственной думы по изучению положения и восстания в Туркестане, устраивались верноподданнические манифестации. Для помощи уже призванным на тыловые работы по инициативе джадидов были организованы, так называемые, «туземные комитеты», которые содействовали набору и отправке рабочих. Газета джадидов «Аль-Ислах» в сентябре 1916 г. писала:

«Защищать дорогую родину есть дело обязательное для всего населения, как русского, так и мусульманского». Из-за этого традиционалисты (кадимисты) считали их предателями и пособниками власти. В тоже время, сами консерваторы, понимая, к чему может привести противоборство с царской властью, не поддерживали восстание, обосновывая это тем, что царь является «наместником Аллаха на земле». Главный редактор журнала кадимистов «Ислах» Абдулла Саех поддержал царский указ и осудил восстание.

Подстрекательская роль мусульманского духовенства.

Подстрекательную роль в восстании сыграло и мусульманское духовенство. Начиная с присоединения Средней Азии, русские войска, а затем и власти столкнулись не столько с отпором государственных структур (войска и правители) и местных феодалов, сколько с сопротивлением духовенства и религиозных братств. Чиновник особых поручений МВД в 1911 г. докладывал, что завоевание Туркестана русскими мусульманское духовенство всегда признавало «печальным событием». (РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 458, л. 144 об).    

Отношение к исламу в Туркестане со стороны русской власти не было однозначным. Ислам не запрещался и даже не преследовался, но ограничения для него были. Первый Туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман не проявлял активного вмешательства в дела вероисповедания, ограничившись устранением должности верховного судьи кази-каляна, передав его функции представителям русской власти.

Для управления делами татарских, башкирских и кавказских мусульман были созданы муфтияты, которые находились в ведении МВД. Кауфман так же рассматривал вопрос о создании муфтията в Туркестане, но потом оставил эту идею. Попытки его преемников, М. Г. Черняева и С. М. Духовского, создать для Туркестана духовное управление мусульман, из-за разногласий между МВД и Военным министерством, высшими властями были заблокированы.

Эти разногласия привели к тому, что вплоть до 1917 г. в Туркестане сохранялось автономное положение мусульманского духовенства. Ташкентское 1892 г. и Андижанское 1898 г. восстания, где явно прослеживалось участие мусульманского духовенства, заставили задуматься об отсутствии контроля над деятельностью мусульманского духовенства в Туркестане. После андижанских событий была создана комиссия для разработки проекта по созданию органа управления мусульманским духовенством в Туркестане. 

После издания царского указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» представители мусульман также обращались в правительство с проектами образования муфтията в Туркестане. Были проведены совещания: в 1911 г. по преобразованию управлением Туркестанским краем, на котором рассматривался и мусульманский вопрос, и в 1914 г. по мусульманским делам при МВД. Но из-за упомянутых разногласий между министерствами и из-за боязни распространения панисламизма муфтият в Туркестане так и не был создан.

В результате, в Туркестане мусульманское духовенство в текущей деятельности, практически, не зависело от русской администрации. Но ограничениям подвергалось. Так, под предлогом эпидемий в Аравии царские власти не раз запрещали паломничество в Мекку, которое приносило немалые доходы духовенству. Но главное, Положением об управлении Туркестанским краем 1886 г. духовенство лишалось части вакуфных земель.

Вакуф – по мусульманскому праву земля и недвижимое имущество, переданное государством или отдельными лицами на религиозные цели. Согласно учению ислама, грешник мог искупить свои грехи, подарив часть или всё своё имущество в пользу бедных. В вакуф обращалось любое имущество, но главным образом земли. Способ образования и использования вакуфа постепенно менялся.

Сначала духовенство установило право на оформление и выдачу свидетельства вакуфа, а затем и право на его использование. Имущество стало жертвоваться лишь мечетям и медресе. Таким образом вакуфные земли превращались в землевладение мусульманского духовенства, подобно церковному землевладению в России. Вакуф был неотчуждаемым имуществом, изъятым из гражданского оборота, и являлся основным источником доходов культовых учреждений.

В среднеазиатских ханствах в этом статусе находилось около половины обрабатываемых земель. После присоединения Туркестана к России как землевладение, так и землепользование подверглись существенным изменениям. Законом от 17 ноября 1886 г. было предписано представить документы, подтверждающие права на вакуфные земли. 

Так, в Ошском уезде из 287 вакуфов с документами, оформленными ханской властью, было только 60, остальные существовали без документов. (Изв. АН Кирг. ССР. 1955, вып. 1, стр. 150).  Т. е., эти владения были скрыты от налогообложения. Кроме того имелись подложные или утратившие силу документы, которые были признаны недействующими, а остальные передавались на рассмотрение Земельно-податной комиссии.

В результате, духовенство лишилось многих земель, а оставшиеся в его распоряжении были обложены поземельной податью и другими налогами, от которых прежде освобождалось, что сильно ударило по духовенству материально и, соответственно, ослабило его общественно-политические позиции. Духовенство, пользовавшееся при ханской власти большими правами, привилегиями, преимуществами и влиявшее на гражданское управление, было уравнено в правах со всем остальным населением.

В переписке о выделении Семиреченской обл. из Туркестанского генерал-губернаторства Начальник Главного штаба сообщал в МВД, что недовольство мусульманского населения русской властью «старательно поддерживают … мусульманские лица не только из религиозного фанатизма, но и вследствие крупных материальных утрат, понесённых при русском правлении». (РГИА, ф. 1284, оп. 185, 1909 г., д. 2, л. 100об).   

Но так как новая русская власть после присоединения не затронула ни структуры, ни обычаев местного ислама, то позиции и влияние, как официальных служителей ислама, так и неофициальных - сохранились. «Влияние (исламского) духовенства на население было очень сильным. В любое время в своих интересах оно могло возбудить массы на определённые выступления». (Алимова Д. А. и др. Ислам в Центральной Азии и его особенности в XVI-XIX вв. // Историческое пространство. 2011 г., стр. 162).

Что было в андижанских событиях и произошло в 1916 г.  Ещё ранее, в 1912 г., в Департамент полиции из Семиреченской обл. сообщали о брожении мусульман под влиянием панисламизма: "Политическими руководителями мусульман, кроме мусульманских чиновников, учителей и других интеллигентных лиц, являются также и муллы, раздувающие недовольство населения мероприятиями правительства". (РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 470, л. 238). 

Начальник Туркестанского управления земледелия, характеризуя восстание, подчёркивал, что действия туземцев носили характер враждебности всему русскому, подогретой фанатизмом своего мусульманского духовенства. [РГИА, ф. 426, оп. 3, л. 2]. Особенно влиятельным в регионе было религиозное братство Накшбандия. Члены ордена были светскими людьми, они, в отличие от других орденов, контактировали с властями, принимали участие в управлении страной и экономикой. Почти все лидеры антироссийских

Например, вождём восстания 1871 г. в долине Чирчик был шейх Ходжа-ишан (ишан – региональный руководитель братства). Руководителем восстания киргизов в 1873-1876 гг. против кокандского хана, переросшее потом и против русских властей, был представитель мусульманского духовенства Исхак Мулла Хасан-оглы (Пулат-бек). Главой Андижанского восстания 1898 г. был ишан Мухаммед Али. В сопроводительной записке к проекту «Положения об управлении Туркестанским краем» говорилось, что большинство населения Туркестана исповедует ислам.

«Одна часть этого населения прониклась духом этого учения, сложило жизнь свою в общий тип мусульманской жизни и существует на основании правоотношений, указанных шариатом (религиозное право – Б. М.). Другая, большая часть, уклоняясь от обрядности по особым условиям быта, официально исповедует ислам, но в действительности чуждая ему и не имеет никаких определённых религиозных верований. К первой группе принадлежат сарты и таджики, ко второй – киргизы или, лучше сказать, кочевники».

Характеризуя в этом отношении киргизов, Чокан Валиханов говорил, что «даже казахи мусульманнее киргизов». Но Министр внутренних дел в письме Туркестанскому генерал-губернатору от 24.11.1912 г. отмечал, что «муллы являются не только толкователями религиозных сомнений, но и политическими руководителями». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 9об]. Драгоман Российского консульства в Кашгаре Г. Ф. Стефанович, работая с беженцами в Китае, также отмечал, что духовные лица у киргизов «пользуются большим влиянием и авторитетом». [(44), стр. 85].

Подтверждением этому может служить внутренний военный заем 1916 г. Первоначально мусульмане не проявляли активности в приобретении облигаций займа. Отчасти это объяснялось религиозным запретом у мусульман к отдаче денег в рост под проценты. Власти обратились к духовным лидерам, которые откликнулись на просьбу властей. После разъяснения богословов, что содержащееся в шариате воспрещение не может быть применяемо к займам, совершаемым общиной или государством.

По их толкованию в таких случаях проценты являются только справедливым возмещением убытков, понесённым лицом, предоставившим общине своё имущество во временное пользование, и не является воспрещением взимать проценты. [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 617, л. 10об]. Была опубликована разрешительная фетва бухарского кази-каляна (верховного религиозного судьи), который имел авторитет не только в Туркестане, и положение изменилось. После революций в Персии и Турции и особенно после вступления в войну Османской империи исламский фактор во внутренней жизни страны обострился.

Управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора на запрос Департамента духовных дел об отношении мусульман к войне 28 августа 1914 г. сообщал, что «после объявления войны в большинстве городов края мусульманским населением совершены торжественные богослужения о даровании победы русской армии с выражением верноподданнических чувств Государю Императору. Коренным населением края был организован сбор пожертвований на нужды воинов и на помощь семьям призванных на военную службу". [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 73-73об].

Причём, подчёркивалось, что размер таких пожертвований в некоторых местах достигает значительных сумм, а в Семиреченской области приняты приговоры киргизских аульных обществ о бесплатной уборке полей призванных на фронт. Особо отмечалось, что «устройство мусульманами патриотических манифестаций … не наблюдалось, за исключением в г. Верном одного случая патриотической манифестации» с участием мусульман. [Там же, л. 73об].

Если муфтии Казани и Оренбурга обратились к верующим с призывом о поддержке Правительства в начавшейся войне, то управляющий канцелярией Туркестанского генерал-губернатора, сообщая о лояльности туземного населения края, отмечал, что «не было констатировано случаев, которые указывали бы на появление со стороны мулл активной деятельности к распространению и укреплению в населении … понимания обязанностей, лежащих на всех верноподданных, без различия религии и национальности». [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 74].

С началом войны в Туркестане участились посещения разного рода хаджей и проповедников. (Ходжа – мусульманин, совершивший «хадж» – паломничество в Мекку, имеющий уважение среди верующих). В октябре 1914 г. посол в Константинополе представил в МВД воззвание турецких панисламистов к мусульманам всего мира, в том числе и к российским, в котором они призывали мусульман «немедленно объявить повсюду священную войну неверным». [РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 603, л. 131].

В фонде Туркестанского охранного отделения [ЦГА РУз, ф. И-461, оп. 1, д. 1788, л. 1-3] есть распространявшаяся летом 1916 г. среди мусульман Туркестана перепечатка из газеты «Хавер», издававшейся в Константинополе и содержащая лживые утверждения о притеснении мусульман в России. Кроме этих выдуманных и несправедливых обвинений в статье содержался гнусный перечень измышлений против России и русских, самым мягким из которых было, что «русские являются врагами цивилизации и мирной жизни».

Заканчивалась статья призывом к противоборству русским, что мусульмане обязаны «доказать свое право на существование в этом мире, должны отказаться от личных земных благ и пожертвовать для означенной цели и положением, и жизнью». Мусульманское духовенство, воодушевлённое обещаниями турецких агентов восстановлением своего социального статуса в случае начала «священной войны» и её победы, было агитатором восстания и сыграло в нём активную роль.

Как выяснилось в ряде судебных разбирательств, агитация среди мусульман велась с участием некоторых представителей мусульманского духовенства. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 6]. В Центральном архиве фотодокументов Киргизии есть фотография начала XX в. мечети Шабдана Джантаева. На ней надпись по-киргизски (латиницей) и по-русски: «Мечеть Шабданова, где было решено начать восстание». Помощник Начальника Туркестанского охранного отделения в рапорте, отмечая настроения в туземном обществе, писал:

«Ишаны и муллы держат себя весьма подозрительно и, по имеющимся агентурным сведениям, агитируют среди населения о неисполнении распоряжения о призыве в рабочие команды. Если бы они возвысили голос и обратились к общей массе населения с разъяснениями и указаниями на текст Корана о повиновению сему распоряжению, то, безусловно, всё обошлось бы спокойно». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., д. 1132, л. 146].

Управление земледелия по Туркестанскому краю отмечало, что «действия туземцев носили характер враждебности всему русскому, подогретые фанатизмом своего мусульманского духовенства». По донесению Токмакского пристава, манапы Султан Долбаев, Мукуш Шабданов и их сородич Белек Салтанов «с помощью мулл убеждали киргизов повести священную войну против русских». [(184), стр. 103]. На сходе восставших Атекинской и Сарыбагишевской волостей почётный мулла Умар уговаривал киргизов не подчиняться указу, а свой призыв к восстанию закончил словами:

«Не бойтесь умирать здесь, эта смерть есть священная, таких людей ожидает рай». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 12об]. В нападении на село Гоголевка Пржевальского уезда одним из лидеров восставших был мулла Тонской волости Сабар, который приказывал убивать русских мужчин, а женщин и детей брать в плен. (Восстание 1916 г. в Азиатской России: неизвестное об известном. Сост. Т. В. Котюкова. М. 2017, стр. 215). Писарь Улахолской волости Пржевальского уезда В. Терентьев, побывавший в плену у повстанцев, рассказывал:

«Главные руководители (восставших) сарты, всего их четыре, сарты эти придают всему религиозную окраску и самому восстанию религиозный характер». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 9об]. (В Киргизии было много мулл из татар и узбеков). Российский консул в Кашгаре сообщал в МИД: «Киргизы были смущаемы мусульманскими агитаторами, введшими их в заблуждение относительно действительных условий призыва». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1205, л. 1]. В этой агитации священнослужители шли даже на нарушение догматов религии. Начальник Туркестанского охранного отделения сообщал:

«В селе Токмак Пишпекского узда имам означенного селения, когда к нему обратился один из волостных управителей за советом, что делать с убитыми киргизами, так как их без намаза хоронить нельзя, разрешил погребальный намаз совершать над живыми, отправляющимися воевать против русских. И сам совершал таковой несколько раз над партиями киргиз в количестве более 300 человек». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1138-а, л. 160]. Это нарушение ритуала совершалось для поднятия боевого духа повстанцев перед очередным наступлением на Токмак.

Уже вскоре после возникновения (считается в 610 г.) произошёл раскол ислама на суннитов и шиитов. Основой разногласия была политическая борьба, кому из последователей пророка Мухаммеда должна принадлежать власть в халифате. Одним из различий между суннитами и шиитами является отношение к власти. Шииты считают, что правоверные могут свергать недостойного правителя.

Сунниты, наоборот, проповедуют, что «власть идёт от Аллаха, что один день смуты и безвластия хуже, чем сто лет деспотизма». Мусульмане Средней Азии, в том числе и Киргизии, являясь суннитами, поддавшись подстрекательствам духовенства, нарушили этот постулат – выступили против существующей власти. К сожалению, предостережение постулата оправдалось: восстание привело к разрухе и страданиям на несколько лет.

Восстание массовое, но не всенародное.

В результате указанных причин восстания, все они вместе придали выступлениям в Семиречье, по сравнению с другими районами Туркестана (кроме Тургайской области Казахстана), более массовый характер. В Семиречье в восстании участвовало более 100 тысяч человек [(179), стр. 4]. Да, массовый, но не общенародный характер, как утверждают некоторые исследователи, преувеличивая участие в восстании всего киргизского населения.

Например, по утверждению Усенбаева К. У.: «Восстание отличалось широкими масштабами и небывалым размахом. ... Что касается Киргизии, то трудно назвать аил или кыштак, жители которого в той или иной степени не принимали бы участия в данном выступлении». [(22), стр. 255]. Ещё дальше пошёл член Комиссариата по национальным делам Туркестанской Советской Республики Г. Абдурашитов. В докладе 7-му съезду Советов Туркестанской Советской Республики он сообщал: «Киргизский народ восстал. … Восстали все от старца до младенца». (Гражданская война в России и мусульмане. Сб. док. и мат. Составитель С. М. Исхаков. М. 2014. Стр. 303).

Однако, как свидетельствуют факты и архивные документы, среди мусульман не было единства в отношении к восстанию. Пржевальские дунгане приняли участие в восстании, а чуйские выступили на стороне правительства. Начальник Пржевальского уезда сообщал: «Сарты, ничем не проявившие своего сочувствия к восстанию». [(43), стр. 40]. Иногородние сарты Пишпека обратились к начальнику края с просьбой разрешить им создать отряд для борьбы с восставшими. [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 46]. 

Уполномоченные татарской общины г. Андижана в просьбе в Совет министров о снятии для них запрета на продажу железнодорожных билетов писали: «В беспорядках татары участия не принимают и принимать не могут, так как мы испокон веков с радостью привыкли в рядах армии рука об руку с русскими отдавать жизнь обожаемому Царю и родине». (РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 171).

Не было единства и в киргизском обществе, не то, что аил или кыштак, но были целые волости, которые в восстании участия не принимали, а другие даже выступили на стороне правительства. Ещё до восстания было несколько мнений относительно призыва на тыловые работы. Начальник Туркестанского охранного отделения М. Н. Волков 24 июля сообщал о положении в Семиречье: «Получаются сведения о начинающейся вражде между согласными и несогласными дать рабочих». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 303].

Восстание было одним из вариантов ответных и протестных действий населения, призываемого на тыловые работы. Но среди киргизов были и просвещённые, и просто мудрые люди, которые говорили о бесперспективности восстания, о военной мощи государства. Киргизский акын Нурмолдо Наркулу уулу (1838-1920) предостерегал своих соплеменников от восстания: «Алкандай аз элсин, / Каласын дароо жок болуп». – «Мы, всего лишь горстка народа, / можем разом исчезнуть».

В Пржевальском уезде, например, часть манапов предлагала начальнику уезда арестовать в каждом ауле по одному-два влиятельных лица, выступающих за восстание. Сторонники такой меры уверяли, что тогда киргизы не поднимут восстание, опасаясь за жизнь заложников. («Крестьянская газета» №105 от 17.06.1926 г.). Такие предложения говорили уже не о различии в подходах реагирования на указ, а о расколе среди манапской верхушки.

Староста аила Чининского Тлеубердинской волости Беловодского участка сообщал, что, узнав о наборе, «30 юртовладельцев были согласны выставить рабочих, а остальные 65 заявили, что они воспротивятся набору». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 1, л. 23]. Губернатор области 9-го августа 1916 г. писал Военному министру: «Бесспорно известно, что много благомыслящих киргизов против мятежа, но они бессильны». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64]. Были бессильны против манапов, рвущихся к своим целям.

Поэтому другие предлагали поднять вопрос перед властями о замене призыва особым, дополнительным военным налогом. Почётные лица Тынаевской волости на своём собрании 1-го августа решили выбирать рабочих по семейным спискам и просить руководство Васильевской партии принять этих рабочих к себе на работу. С этой просьбой в Васильевскую партию были посланы представители, которым объяснили, что этот вопрос решается вышестоящим начальством. [Там же, д. 49, л. 28].

Третьи предлагали откочевать в Китай. По сообщению М. А. Фольбаума, в начале июля из Нарынского участка готовился массовый уход киргизов в Китай, были приняты меры к воспрепятствованию этого. (РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 59). В своих показаниях следствию Канат Абукин сообщал, что «киргизы, не желающие идти по призыву на работы, думали откочевать в Китай. Почётные лица Пржевальского уезда Кыдыр и Батыркан прислали Мокушу Шабданову письмо» с предложением «ухода в Китай, где места уже высмотрены и облюбованы». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 934, л. 22].

В результате таких расхождений киргизское общество, по участию в восстании, распалось на следующие прослойки: активные сторонники и участники восстания; принявшие участие в восстании, но потом отошедшие от него; участвующие в восстании по принуждению и под угрозами; нейтральные, не участвовавшие в восстании, и, наконец, противники восстания, вставшие на сторону русских и действующей власти.

К первой категории, активные участники восстания, относились Атекинская и Сарыбагишевская волости Пишпекского уезда и волости Иссык-Кульской котловины Пржевальского уезда. Об этой категории в литературе о восстании сказано много, поэтому я о ней говорить не буду.

Вторая категория – это принявшие участие в восстании, но потом прекратившие сопротивление. Одни из них, например, в Беловодском участке, были подавлены принятыми решительными мерами. Они после первых же выступлений убедились в силе существующей власти и в бесперспективности сопротивления. Другие, обманутые и вовлечённые в восстание, увидев не борьбу с властями, а погромы русских селений, своих соседей, поняв несправедливость и бесперспективность восстания и преступные цели манапства, прекращали участие в восстании.

Так, почётные киргизы Сулейман из Байсеитовской волости, Муса Утегенов и Найзибек Тулин Нурмамбетовской волости, участвовавшие в осаде Токмака, пытались уйти в горы, но были перехвачены в пути по указанию Каната. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 12]. Помощник генерал-губернатора Ерофеев 7-го сентября докладывал Военному министру: «В районе Сусамыра среди сгруппировавшихся там мятежных шаек замечаются признаки раскола, выражающиеся в появлении перебежчиков из числа влиятельных киргизов». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4546, ч. 1, л. 309].

Третья категория – участвовавшие в восстании по принуждению. Часть повстанцев, принявших участие в восстании, «доверились и присоединились к своим вожакам, соблазнившись обещанием на выдачу ей благ, отнятых у русских, а больше всего из-за страха перед силой и влиянием манапов». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64]. Врио губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев отмечал:

«Главари сарыбагишей, для обеспечения успеха своего выступления, разослали послания и гонцов во все каракиргизские волости Пржевальского и Пишпекского уездов. Значительные группы этих гонцов не только вели агитацию, но и применяли меры энергичного воздействия на колеблющихся и трусливых». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 69, л. 52.].

«К счастью, не всё население бунтующих волостей было враждебно настроено. Среди них не было согласия. Активный элемент часто силою принуждал колеблющихся примыкать к восстанию». [Там же, л. 55]. Житель Токмака Касым Юнусов сообщал: «Некоторые киргизы находятся среди бунтовщиков против своей воли. Так я слышал, что Сулейман, почетное лицо Байсеитовской волости, Муса Утегенов и Найзабек Тулин Нурмамбетовской волости пытались бежать из лагеря киргизов, но были перехвачены на пути по распоряжению Каната». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 25об.].

Это подтверждал и токмакский торговец Ульмесбай Фальзыбаев, скупавший кожи на джайлоо в Тынаевской волости: «Точно не помню, какого числа в урочище Котурчак прибыла вооружённая группа сарыбагишевских и атекинских киргизов и предложила тынаевцам присоединиться к восстанию и ограбить Токмак. Брат волостного управителя Осмоналы ответил, что они дадут определенный ответ после возвращения управителя Тынаевской волости Дюра Саурамбаева.

"Сарыбагишевские и атекинские киргизы стали угрожать, что если тынаевцы не присоединяться к восстанию, то они ограбят их. После угрозы … тынаевцы присоединились к угрожавшим». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 20]. Сотрудник охранного отделения (жандармерия – Б. М.) Г. А. Юнгмейстер, направленный в Пржевальский уезд, докладывал: «Треть киргизов была принуждена так или иначе принять участие в мятеже из опасения быть перебитыми своими же сородичами».

Примеров участия в восстании по принуждению немало. Калдыбай Сарбаев, киргиз селения Токтинского Тлеубердинскойй волости Беловодского участка сообщал: «Киргизы Рыскул, Толеген, Эгемберды и другие киргизы заставили меня ехать с ними» (для осады Белогорки – Б. М.). [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 58]. Киргизы Иссыгатинской волости, разграбившие заимку пишпекского мещанина Бочкарёва, сами сознались ему в грабеже, объяснив, что сделали это по принуждению, и возвратили взятый у него скот: 351-го барана и 11 голов рогатого скота. [Там же, д. 49, л. 39].

Управляющий Нарынской таможенной заставы Доценко в своём дневнике 19 сентября писал: «Многие киргизы, из вернувшихся к своим зимовкам, вынуждены были, как они сами о том заявляли коменданту, стать в ряды восставших, так как «манапы» и «почетные лица» били и гнали их палками в общую толпу против русских». [ЦГА КырР, ф. И-46, оп. 1, д. 435, л. 72-85 об]. Киргиз Нурмамбетовской волости Темирбек Мадияров рассказывал следствию:

«Волна (собраний по поводу набора на работы) охватила все волости и особенно деятельное участие принял почётный киргиз Абаильдинской волости Канат, который стал возмущать все волости Загорного участка. Многие не хотели принимать участия в восстании и тогда Канат стал угрожать, что перебьёт всех на месте, кто не пойдёт воевать с русскими».  [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 11об-12. ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 58]. И это были не пустые угрозы. Переводчик Пишпекского уездного правления Найзабек Тулин, находившийся в плену у Каната Абукина, в показаниях следствию рассказал:

«Канат с киргизами обращался очень грубо, заставлял идти против русского войска, кто не слушался, того наказывал своим судом. Канат Абукин говорил, что он избран ханом, и кто его слушаться не будет, тому голову снимет. Говорили, что Канат Абукин одному киргизу Темирбулатовской волости срубил голову за то, что он не пошёл против русских. После чего киргизы Темирбулатовской волости ушли в горы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 22, л. 40об].

Примечателен в этом отношении, принуждение к восстанию, рассказ инженера Пугаченко, захваченного в плен восставшими на станции Самсы. По его словам, напавшие в своих действиях проявляли нерешительность. «Так, нанося удары пиками, они старались не нанести смертельных ударов». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1136, л. 69]. По словам Каната Абукина, при осаде Токмака некоторые восставшие шли в бой неохотно и их «приходилось подгонять сзади нагайками». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 35об].

Четвёртая категория – нейтральные, не участвовавшие в восстании. Упоминавшийся сотрудник охранного отделения Г. А. Юнгмейстер докладывал: ««Должен сказать, что далеко не все киргизы принимали участие в восстании. … Примерно треть киргизов совершенно не участвовала (в восстании), и если ушли в горы, то лишь из опасения быть уничтоженными русскими отрядами».

Не только отдельные лица, но и целые волости не принимали участия в восстании. Помощник начальника Пишпекского уезда Ф. Г. Рымшевич, оценивая поведение волостей во время восстания, отмечал, что активно приняли участие в восстании волости Токмакского участка, но и среди них Николаевская (дунганская) и Карабулакская (казахская) не участвовали в восстании.

В Пишпекском участке часть волостей примкнула к восставшим, но на русские сёла не нападали, остальные волости остались мирными. Не было волнений в Пригородном участке Пишпекского уезда. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34. л. 16об]. Несмотря на угрозы восставших устроить погромы спокойных аулов, из 10-и волостей Загорного участка Пишпекского уезда не участвовали в восстании Сусамырская и Качкинская волости, три аула Каракачкинской волости и один аул Курмаходжинской волости. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 102].

Также в восстании не участвовала Джуван-Арыкская волость, в которую приехал со своими джигитами Канат Абукин и потребовал участия в восстании. Джуванарыкцы пообещали выступить, но после отъезда Каната откочевали дальше в горы. [Там же, д. 49, л. 12]. Обратите внимания, что от восстания отходили не рядовые участники, а «влиятельные киргизы». Управитель Тынаевской волости Дюр Саурамбаев подтверждает это: «Шамсинская волость помогала Канату не вся, приблизительно, только половина кибиток».

Некоторые из Загорных волостей не присоединились к восстанию, благодаря влиянию Мурзабека Диканбаева в Качкинской волости и Кудайбергена Раимбекова в Сусамырской волости. Эти старшины удержали киргизов от восстания». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 29об]. Кокумбай Чинин, почётный киргиз Джумгальской волости, поддерживал восстание потому, что состоял в родстве с Шабдановыми. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 49, л. 13]. Киргиз Барскаунской волости Пржевальского уезда Болетбай Мурзалиев сообщал:

«В бунте киргизов я участия не принимал. … Я со своим семейством уехал в горы, где всё время и жил, и ко мне пришло (ещё) человек 70, которые также не хотели бунтовать». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 6. л. 15]. В Беловодском участке волновались только Тлеубердинская, Джамансартовская, Бакинская, Карабалтинская и Мамохоновская волости. [[ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34, л. 14-15]. Но и в этих волостях некоторые аулы участие в восстании не принимали. [Там же, л. 17об].

Крестьяне Аулиеатинского уезда генерал-губернатору сообщали: «У нас киргизы подразделились на две партии: мирных и бунтующих». [ЦГА РКаз., ф. 146, оп. 1, д. 66, л. 84].И. Муратов, киргиз Барскаунской волости Пржевальского уезда, рассказывая об агитации к восстанию, сообщал: «В нашей волости не согласилось (с восстанием) до 300-от человек, в том числе я и мой отец, и когда начался бунт, то мы в числе 300-от человек ушли в горы и никакого участия в бунте не принимали». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 6, л. 36].

Манап Тургенской волости Пржевальского уезда Кадыр вместе со своим родом, «как установлено фактами, не выступал в массе активно». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 64]. Прокурор Ташкентского окружного суда сообщал: «Население района беспорядков Аулиеатинского уезда представляло собой две части. Одна часть – вооружённый стан мятежников, а вторая – укрывшееся от мятежников в горах и отдалённых песках мирное население». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1068, л. 4].    

И, наконец, пятая группа – это оставшиеся верными властям, помогавшие русским и даже защищавшие их. «Семиреченские ведомости» сообщали: «Началом мятежа (в Пржевальском уезде – Б. М.) послужил токмакский бунт, виновниками которого являются сыновья покойного Шабдана, сбившие с толку пржевальских манапов. Из последних многие охотно примкнули к мятежу, многие – под угрозой, но было немало и таких, которые до конца остались верные правительству». [(160), неоф. часть, №210 от 20.09.1916 г.].

Противники восстания были не только среди манапов, но и среди киргизской администрации. А. Н. Куропаткин в своём докладе царю особо отмечал, что «среди волостных старшин киргизских волостей оказалось несколько преданных правительству лиц, самоотверженно боровшихся со своими родичами и защищавших русские посёлки и почтовые станции». (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917 г., д. 24, л. 6об). Несогласие части киргизов с восстанием доказывается тем, что некоторые киргизы предупреждали русских о приготовлении к мятежу, и тем, что много русских, попавших в плен, было спасено, а в некоторых случаях и освобождено из плена киргизами». [(31), стр. 398].

В Токмаке «некоторые киргизы, не объясняя причин, предупреждали (знакомых) крестьян, чтобы они уходили с полей». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 27, л. 14]. Были такие факты и в Беловодском участке. Так, киргизы Макиш и Ахмет предупредили крестьянина села Беловодского К. С. Гайворонского, работавшего в поле, о начале восстания. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 18, л. 20об]. Ахмет Джаналин, киргиз Восточно-Сукулукской волости утром 10-го августа увидел, что «тюлековские киргизы группами проезжают в горы. У проезжавших киргизов в руках были палки и пики. …

«После этого мы (со старостой аула Асылбашевского – Б. М.) решили предупредить об опасности русских крестьян, работавших в поле, и известили (об этом Беловодского) пристава». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп.1, д. 18, л. 22об]. Сатай Дагуранбеков, киргиз Тлеубердинской волости, увидев трёх знакомых крестьян, направлявшихся из Белогорки к приставу с сообщением о волнениях киргизов, «начал им махать и кричать, чтобы (они) вернулись. Я опасался, чтобы киргизы какого худа крестьянам не сделали.

«Мужики остановились и хотели, видно, ехать назад, но их обступили и захватили киргизы. Мужиков заперли в амбар, а их 4-х лошадей увели. Вечером я пробрался к амбару, сбил замок и выпустил крестьян». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп.1, д. 18, л. 24]. [Там же, л. 24]. В село Покровку Токмакского участка в сопровождении жены русского лесного объездчика 9-го августа приехали несколько киргизов Шамсинской волости, заявили, что им угрожают сторонники восстания и попросили старосту принять их в село:

«Поставим свои юрты около Покровки и будем защищаться вместе. Вот донесение приставу, передайте ему, что мы готовы ехать за семьями, за народом и приведём их сюда». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 39об]. То есть, киргизы, не желающие участвовать в восстании, искали защиты в русском селе и даже были готовы сражаться с восставшими. В связи с нападениями на Токмак и Покровку дальнейшая судьба этого донесения неизвестна.

Пишпекский уездный начальник, докладывая губернатору обстановку в уезде, отмечал: что «Карабулакская волость доказала свою верность при охранении безопасности не только своей (волости), но и ближайших русских поселков». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5044, л. 114]. Казахи этой волости помогали осаждённым станицы Самсоновской и селения Михайловского. Как сообщал А. Н. Куропаткин, «киргизы Карабулакской волости остались верными и защищают селение Михайловское от бунтовщиков».

М. Р. Ерофеев уточнял: «Михайловка уцелела благодаря полной верности Карабулакской волости, киргизы которой окружили деревню и не пускали бунтовщиков». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5083, л. 1]. Поэтому, если все волости Токмакского участка, участвовавшие в восстании, предполагалось переселить в Нарын, то Карабулакская волость и 450 кибиток Тынаевской волости, не принимавшие участие в восстании, были оставлены на своих прежних местах кочевания.

Начальник гидротехнических изысканий в верховьях реки Сырдарьи И. Г. Александров сообщал, что бывший управитель Туркмен Сарыбеков и действующий управитель Сусамырской волости Кудайберген Раимбеков «зарекомендовали себя, как верные русскому правительству люди, и во время мятежа спасли от гибели некоторых техников Джумгальской партии». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 422, л. 84].
Продолжение в 13-ой части.