Продолжение, начало в 1-ой части.
В приказе №220 от 23 августа 1916 г. о порядке призыва первым пунктом говорилось: «При установлении очереди отправления рабочих из разных местностей края будут приняты во внимание их хозяйственные интересы». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 3, д. 33, л. 14]. В партиях, отправляемых на тыловые работы, находились муллы, переводчики и даже мясник для убоя скота по мусульманскому ритуалу. (Семиреченская жизнь №26 от 02.08.1916 г.). В г. Сызрани Самарской губернии все призванные на тыловые работы проходили санитарную обработку, и им делались предохранительные прививки. [(160), неоф. часть, от 05.11.1916 г. №249].

После опубликования указа о призыве инородцев на тыловые работы в правительство посыпались запросы от губернаторов с просьбой об отсрочке и освобождении от призыва ряда категорий инородцев. Туркестанский генерал-губернатор обосновывал отсрочку уборкой хлопка, Астраханский – рыбным промыслом, Иркутский – добычей золота и похожие обоснования из других губерний. Такие просьбы можно объяснить попытками губернаторов облегчить себе выполнение указа.

Но все губернаторы, без исключения, просили отсрочки призыва для уборки урожая, беспокоясь не оставить в зиму инородцев без продовольствия. Просителями об освобождении от призыва отдельных категорий инородцев выступали не только губернаторы, но и ведомства. Управление по сооружению железных дорог просило не призывать инородцев, работающих на строительстве железных дорог по заказу Военного министерства.

Военно-промышленный комитет ходатайствовал об освобождении инородцев работающих на оборонных предприятиях. Понятно, что такие просьбы были вызваны ведомственными интересами. Но вот Главное военно-санитарное управление по инициативе Астраханского губернатора удовлетворило просьбу об освобождении от призыва киргизских фельдшеров и санитаров «с целью охранения народного здравия и своевременного предупреждения распространения в Киргизской степи эпидемий чумы и других заразных заболеваний». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916-б, л. 125-126].

Известно, что местные, киргизские волостные власти при составлении списков призываемых творили беззаконие, включая в списки людей, не подлежащих призыву. Военно-санитарное управление обязывало военно-санитарных инспекторов, чтобы инородцы, выявленные при освидетельствовании на сборных пунктах нетрудоспособными вследствие инвалидности и хронических заболеваний, подлежали освобождению от призыва и передавались в распоряжение гражданских властей для возвращения по месту жительства. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1921, л. 104].

Заместитель Министра внутренних дел также дал указание, что «больные инородцы принимаются и оставляются на местах до излечения». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1920, л. 307]. Не просто освобождаются от набора, а направляются на лечение. Министерство народного просвещения выступило с ходатайством об освобождении от призыва не только киргизских учителей, но и киргизских учащихся «в интересах просвещения окраинного населения». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916-б, л.215]. Управление воинской повинностью ответило, что Министерством внутренних дел губернаторам предоставлено право освобождать некоторых инородцев от призыва по занимаемой должности, роду занятий и образованию.

«Отдавая это распоряжение, Министерство внутренних дел имело в виду, в том числе, и учителей-инородцев, а также учащихся средних и высших учебных заведений». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916-б, л. 237]. То есть и эта просьба была удовлетворена. Время призыва на тыловые работы указом было назначено неудачно – в разгар сельскохозяйственных работ. Когда это выяснилось, то, чтобы обеспечить сбор урожая, призыв был отложен до 15 сентября.

По организации призыва инородцев на тыловые работы созывается Межведомственное совещание. Среди тем, обсуждавшихся на Межведомственном совещании, был вопрос об одежде призываемых. Процедура решения вопроса об одежде призываемых инородцев служит показательным примером против голословных утверждений о геноциде. Призыв ранней осенью. По сообщениям ряда губернаторов, в том числе и А. Н. Куропаткина, который информировал, что «ввиду местных климатических условий, оседлое население не имеет тёплой одежды для работ в зимнее время в России».

Принимая во внимание сообщения губернаторов и командующих войсками округов, Главное интендантское управление Военного министерства 29 августа (хотя до зимы ещё было далеко) выступило с предложением: «Принимая во внимание, что среди призываемых инородцев масса бедноты, которая, кроме одного халата на голом теле, не имеет другой одежды, необходимо таких инородцев одеть. … Во избежание волнений и превратных среди них толков, что их забирают в армию, одевать в неформенную, произвольного образца одежду.

«В виду трудности для Военного ведомства заготовить одежду туземного образца и по неимению её на рынке», разрешить уездным воинским начальникам покупать одежду «для не имеющих таковой». Для этого выделялся соответствующий кредит. [РГИА, ф. 1276, оп 12, д. 1186, л. 2]. Расход на выдачу пособий и покупку одежды предлагался, в среднем, 32 руб. 50 коп. на одного призываемого. [Там же, л. 3].

Два министерства, Финансов и Государственного контроля, выступили против такой меры, мотивируя свой отказ тем, что предлагаемое пособие инородцам было бы несправедливо по отношению русским рабочим, привлекаемых к работам в тылу армии и не получающих такого пособия. Военный совет отклонил это возражение, мотивируя необходимостью «прийти на помощь инородцам и в целях попечительного отношения к призываемым». [Там же, л. 5]. 2-го октября 1916 г. было утверждено предложение Главного интендантского управления о выделении пособий бедным призываемым. [Там же, л. 9].

О каком геноциде может идти речь, если Управление воинской повинности ходатайствует перед Главным штабом о «разрешении провоза по железной дороге вне очереди грузов с пищевыми продуктами, одеждой и медикаментами для находящихся на тыловых работах» инородцев». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1922, л. 5]. Мобилизационный отдел Генерального штаба требовал снабжать начальников эшелонов инородческих партий, возвращаемых домой с тыловых работ, «авансами на довольствие инородцев». [Там же, л. 73].

Национальные историки называют А. Н. Куропаткина «палачом восстания». Но дипломат С. В. Чиркин, оценивая службу Куропаткина в Туркестане, писал: «Он уделял много времени и заботы туземцам, и приходилось даже слышать мнение, что А. Н. Куропаткин благоволит туркменам, сартам и киргизам в ущерб русскому населению». Другое межведомственное совещание при Генштабе решило, что «коль при призыве в войска коренному населению Империи не даётся освобождение по семейному или имущественному положению, то не следует освобождать от реквизиции, являющихся единственными сыновьями или работниками в хозяйствах».

Однако А. Н. Куропаткин, имеющий особые полномочия по осуществлению призыва, оставил эту льготу для Туркестанского края. Также А. Н. Куропаткин обратился в Генштаб с предложением выдавать денежный задаток беднейшим призывникам-инородцам для расходов на сборы и обеспечения их остающихся семей. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916-б, л. 187]. Просьба была отклонена, но сама постановка вопроса говорит не о стремлении уничтожить киргизов, а хоть как-то облегчить положение призываемых и их семей.

В заключение о необычном исключении. Для инородцев, добровольно поступивших на воинскую службу, была особая льгота. «За … находящегося на службе  …  в воинских частях туземца освобождаются (от призыва на тыловые работы) по три его ближайших родственника из числа братьев, сыновей и племянников по мужской линии». (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917 г., д. 24, л. 19об). Для русского населения даже невозможно представить такую льготу.

Все эти перечисленные просьбы о помощи, льготах, отсрочках призываемым инородцам и решения по ним не укладываются в выдуманные некоторыми историками и политиками планы уничтожения киргизского народа. В связи с упоминанием о А. Н. Куропаткине, которого некоторые исследователи называют «душителем восстания», есть интересный факт. В донесении от 26 октября 1916 г. Министру юстиции прокурор Ташкентской судебной палаты сообщал, что А. Н. Куропаткиным «к туземным депутациям и обществам высказывается неизменная благожелательность.

«Эшелоны туземных рабочих отправляются с крайнею заботливостью, провожаемые или самим Куропаткиным, или, по его приказанию, его помощником. Приговоры военных судов по делам об отдельных эпизодах восстания, и без того недостаточно суровые, при конфирмации смягчаются до замены смертной казни арестом на два месяца, с зачётом в срок наказания времени, проведённого под стражей до суда. Целый ряд таких дел разрешён в административном порядке с ограничением наказания нахождением виновных под стражей во время следствия». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1020, л. 82].

Далее прокурор сообщал, что «эти приёмы осуждаются всеми классами русского населения Туркестана, причём это осуждение выражается, иногда, в резких формах, не соответствующих престижу власти генерал-губернатора». В подтверждение своих слов прокурор приводит примеры «ранее не замечавшейся повышенной раздражительности русских, в том числе офицеров и нижних чинов, против туземцев. Причём при столкновениях с туземцами произносятся (угрожающие) выражения «я тебе не Куропаткин». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1020, л. 82-83]. Яркое доказательство справедливого отношения к отправляемым на тыловые работы и при определении наказаний за участие в восстании.

По организации призыва инородцев на тыловые работы созывается Межведомственное совещание. На основании решений этого совещания, Куропаткин издаёт приказ от 23 августа 1916 г., по которому призванным на тыловые работы при казённом питании производилась оплата в размере одного рубля в день, начиная со времени посадки в отправляемый поезд, и они обеспечивались питанием за счёт казны из расчёта 50 коп. в день на человека. 

Эта норма денежного довольствия призываемых на тыловые работы была подтверждена «Положением о реквизированных инородцах», утверждённого приказом Начальника штаба Верховного Главнокомандующего от 29 сентября 1916 г., пункт 10 которого гласил: «Денежное довольствие реквизированным инородцам уплачивается в размере одного рубля за каждый рабочий день, не считая казённого пищевого довольствия. Плата эта может быть увеличена или уменьшена в зависимости от усердия рабочих.

«Денежное довольствие выдаётся за время нахождения рабочего в пути, считая со дня посадки в поезд (или на пароход), а равным образом за все рабочие дни, если прогул произошёл не по вине и желанию рабочего». Господа, утверждающие о геноциде, не подскажите ли хоть один пункт из перечисленных условий для жертв действительно фашистского геноцида, отправляемых на работы в Германию и в концентрационные лагеря.

А читателей прошу обратить внимание, что призванным на тыловые работы простой не по их вине оплачивался полностью, не в пример ныне существующему Трудовому кодексу. А вот что устанавливали «Правила внутреннего распорядка и содержания рабочих инородческих партий», утверждённые тем же приказом. «Пункт 1. На каждую партию из инородцев назначается духовное лицо. П. 3. В пути и на местах работ рабочим должно быть предоставлено отправление их религиозных требований.

«П. 4. Рабочим предоставляется право на отпуск на основаниях, установленных для нижних чинов действующей армии. П. 5. Лечение заболевших рабочих, равно как и отправление на родину негодных для работ по болезни, будет производиться за казённый счёт. П. 8. В случае выработки сверх уроков (нормы), может выдаваться дополнительное вознаграждение. В случаях же невыполнения уроков надлежит понижать подённую плату с тем, однако, чтобы на руки рабочий, за вычетом стоимости одежды и обуви, получал не менее 50-и коп. за каждый рабочий день.

«П. 10. Для установления сношения с родиной должны быть заготовлены администрацией открытые письма (конверты) с печатным адресом местности, откуда рабочий взят. Такие письма могут быть посылаемы рабочими бесплатно, если они будут работать в местностях, входящих в состав театра войны. С родины письма могут посылаться таким же порядком». [Штаб Верховного Главнокомандующего (1914-1917). Приказы Начальника штаба Верховного Главнокомандующего за 1916 г. Ч. 2. СПб. 1916]. Такая озабоченность о призываемых не вяжется с существованием плана на истребление киргизов.

30 сентября 1916 г. Совет министров принял специальное постановление, по которому отвод помещений для размещения инородцев, призванных на тыловые работы, на сборных пунктах, в пути от сборных до распределительных пунктов и на распределительных пунктах должно производиться наравне с воинскими нижними чинами, то есть без всякой дискриминации, за исключением одного ограничения: «инородцы расквартировываются сосредоточенно, не прибегая к размещению поодиночке по обывателям». [РГИА, ф. 1276, оп. 20, д. 119, л. 130-130об].

Только треть призванных инородцев были направлены на работы в прифронтовой зоне. Не в окопы на передовую под обстрелы для уничтожения, а именно на работы в тылу. Остальные две трети работали во внутренних районах страны. Из призванных на тыловые работы по разрешению Правительства в Туркестане для работ по строительству железных дорог и на оборонных предприятиях, в том числе на строительстве ирригационных систем в Чуйской долине, было оставлено свыше 10.000 человек. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 8].

На просьбы об отсрочке призыва для уборки урожая, поступавшие после 15-го сентября, Военное министерство отвечало, что «ходатайства эти могут быть вполне удовлетворены путём призыва этих инородцев в последнюю очередь, с условием», чтобы плановый набор был бы обеспечен. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1917, л. 13]. В исследованиях, касающихся использования киргизов на тыловых работах, делается упор на то, что они использовались как грубая рабочая сила на тяжёлых работах.

Во-первых, такова уж была квалификация призванных, среди них не было слесарей, токарей, а тем более врачей. Во-вторых, кто-то же выполнял эти тяжёлые работы до призыва инородцев, почему инородцев нельзя использовать взамен. А если не устраивали эти тяжёлые работы, то призванным инородцам взамен призыва на тыловые работы, разрешалось добровольно поступить на военную службу в войска. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 311, л. 39].

Но, главное, не говорится и не обращается внимания на то, что государство стремилось создать призванным надлежащие условия труда, обеспечивало пропитание, бесплатную медицинская помощь, жалованье, предоставлялось освобождение от работ вследствие болезни. Им разрешались свидания с родственниками и, в исключительных случаях, предоставлялся кратковременный отпуск, по правилам, как и для нижних чинов армии. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1921, л.105 и 261].

Для связи с родными призванные обеспечивались конвертами, по желанию с заполненным адресом местности, откуда рабочий призван. Письма пересылались бесплатно. (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917 г., д 24, л. 18). Так как две трети призываемых инородцев работали в тылу, то четвёртый пункт «Правил о порядке использования инородцев, привлекаемых по реквизиции для работ внутри Империи на государственную оборону», утверждённых Генеральным штабом, гласил:

«Местные органы ведомств обязаны следить за тем, чтобы обращение с рабочими-инородцами … было заботливое, во внимание к незнакомому этих рабочих с русским языком и местными условиями, а также чтобы были приняты, в мере возможности, во внимание их бытовые особенности». [ЦГА КырР, ф. И-54, оп. 1, д. 89, л. 44 об]. Поэтому в местах приёма призванных инородцев также относились к ним с пониманием.

Об этом говорят телеграммы, полученные Лесным управлением при разнарядке инородцев, призванных на лесозаготовки. Из Костромской губернии сообщали: «Из-за отсутствия помещений и плотников для сооружения новых казарм вынуждены отказаться от рабочих-инородцев». Из Томской губернии: «Невозможно использование инородцев вследствие затруднительности обмундирования и питания».

Вот что сообщал арык-аксакал г. Андижана Рустам Ташмаметов, сопровождавший партию рабочих на тыловые работы: «Не доезжая до Оренбурга, на станции Ак-Булак поезд был остановлен только ради исполнения нами религиозного обряда, для совершения торжественного моления по случаю праздника «Курбан». Такое внимание и уважение начальства к нашей религии произвело на рабочих весьма радостное впечатление. … В Сызрани эшелон имел 7-идневный отдых.

«Рабочие ходили по городу и любовались его достопримечательностями. На всех станциях и во время движения поезда нас кормили мусульманской пищей. … 14-го поезд прибыл на станцию Дивенская (Псковская губ. – Б. М.), место работ наших рабочих. Для каждых 150 человек отведено отдельное тёплое помещение, для богослужения отведено место в мечети. … Работы, по сравнению у нас на месте, гораздо легче, так как здесь определено, сколько часов в день они должны работать, а не весь день.

«Для пищи даётся в натуре бык или баран, мясники сами режут и готовят пищу по мусульманскому обычаю. … Сообщая обзор моей поездки … предваряю туземцев, чтобы они не верили всяким нелепым слухам, распространяемым злонамеренными лицами».  (Семиреченская жизнь №99 от 29.11.1916 г.). Похоже, что некоторые «злонамеренные лица» и сейчас распространяют «всякие нелепые слухи», в том числе и о геноциде киргизского народа. Надеюсь, что отсутствие геноцида киргизов в мирное время и во время призыва на тыловые работы осветил вполне доказательно, то перейду к восстанию.

Имея печальный факт кровавого подавления первых стихийных выступлений после убийства полковника П. И. Рукина, помощник начальника Туркестанского края М. Р. Ерофеев 10.07.1916 г. разослал телеграмму, в том числе и в Верный, где восстание ещё не началось: «Ввиду случаев употребления огнестрельного оружия против безоружных масс туземцев предлагаю разъяснить войскам, что этим оружием следует пользоваться в высшей степени осмотрительно и (применять) только при явно враждебных выступлениях с нарушением (обстоятельств), указанных в статье 30 с примечанием и в статье 31 Правил призыва войск для содействия гражданским властям.

«Офицерам и нижним чинам войск гарнизона твердо знать правила призыва и порядок употребления оружия, а начальникам гарнизонов проверять эти знания. Губернаторам тоже преподать низшей администрации». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 20076, л. 1]. 24.07.1916 г. Ерофеев даёт повторное указание: «Предостерегаю от неумеренного пользования войсками, часто происходящего лишь в силу кажущейся преувеличенно опасности от безоружной или едва вооруженной толпы. [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 20076, л. 104-104об].

Хотя в Семиречье восстание ещё не началось, но в крае оно уже шло. И вот в этой обстановке 18 июля губернатор Семиреченской области рассылает всем уездным начальникам циркуляр: «Генерал-губернатор приказал: ввиду праздника Байрама рекомендуется с осторожностью действовать против мусульманских толп, разбираясь в их целях и настроении. М. А. Фольбаум». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 20076, л. 44]. Не укладывается в политику геноцида и указания начальника края Куропаткина губернатору Семиреченской области М. А. Фольбауму. В телеграмме от 11.08.1916 г. он требовал не допускать «излишних и потому вредных жестокостей». [ЦГА РУз, ф. 1, оп, 31, д. 1138а, л. 99].

По тактике подавления восстания А. Н. Куропаткин даёт М. А. Фольбауму следующие указания: «…7) При действиях (воинских) отрядов, истребляя сопротивляющихся и нападающих, не допускайте излишних жестокостей относительно тех, кто не сопротивляется. 8) Под страхом расстрела, не допускайте грабежа войсками или русским населением». [(175), стр. 47]. После убийства арестованных повстанцев в Беловодском А. Н. Куропаткин 17-го августа телеграфирует М. А. Фольбауму:

«Вы доносите 16 августа, что русское население Беловодского участка вышло из повиновения пристава и озлобленно уничтожает киргизов. Предлагаю выходящих из повиновения русских судить тем же порядком, с такою же строгостью, как и вышедших из повиновения туземцев. Сообщите это приказание во все уезды и всем войсковым начальникам». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1128, л. 219].

Обратите внимание на дату телеграммы А. Н. Куропаткина – 17 августа. Преступление свершилось 13 августа, 14-го донесли уездному начальнику. Начальник уезда сообщил губернатору области 15-го, 16-го доложили А. Н. Куропаткину. Указание последовало 17-го, то есть немедленно. Комендант Пишпекского уезда Писаржевский разослал во все русские волости это указание А. Н. Куропаткина с дополнением:

«Поставляя об изложенном в известность всё русское население, считаю нужным предупредить, что военным и военно-полевым судам предаются лица, не исполняющие постановления власти и учиняющие насилия и грабежи над мирным населением в какой бы мелкой форме это не проявлялось. Во избежание тяжкого наказания военного суда, прошу всё русское население воздержаться от всяких насилий и особенно удерживать юную молодёжь». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 35, л. 6об]. Через несколько дней А. Н. Куропаткин даёт дополнительное указание М. А. Фольбауму по борьбе с восставшими:

«Прошу всех уездных начальников, начальников отрядов и всех офицеров о необходимости самоотверженной деятельности против бунтующего вооруженного киргизского населения, о необходимости самого строгого наказания зачинщиков, главных виновников и всех поднявших на русских оружие. В тоже время предлагаю принять самые строгие меры, чтобы не бунтующее мирное население охранялось всеми мерами и скот у такого населения не отбирался. Расследуйте случаи отбытия скота у населения … и если найдете, что такие действия составляли грабеж скота у мирного населения, немедленно предайте виновных Военному суду.

«Разорение цветущих русских селений большое горе для Туркестанского края и всей России, но и разорение киргизского населения не в интересах русского правительства». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 29об-30]. А теперь читатель пусть сам сравнит приказ гитлеровского командования, проводившего геноцид русского народа, и распоряжения русской власти относительно киргизов во время восстания. Ведь только 19 августа, после многочисленных погромов, власти призвали русское население к отпору. Циркуляр начальника Пишпекского уезда от 19.08.1916 г. гласил:

«Всем волостным и сельским старостам Пишпекского уезда. В настоящее время выяснилось, что те русские селения и посёлки, жители которых не оставляли селений, а, вооружившись, кто чем мог, отстаивали свои жилища от нападений киргизов, остались, в большинстве, целыми. Селения же, оставленные жителями на произвол судьбы, были разграблены и разрушены киргизами. Предлагаю всем обществам, без крайней к тому нужды, не покидать своих сёл, а вооружив, чем можно, мужчин и женщин, до подхода войск отстаивать своё добро. Полковник Путинцев». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 35, л. 6об].

Поставленной целью перед администрацией и войсками было подавление восстания, а не истребление киргизов. Об отсутствии политики уничтожения киргизского народа говорит и следующий факт. Семиреченские казачьи полки находились ближе к району восстания и на второстепенных фронтах – на Закавказском фронте и в Персии. Однако и А. Н. Куропаткин, и Военное министерство понимало, что прибытие семиреченских казаков домой после убийств, погромов и бед, сотворённых восставшими, будет иметь непредсказуемые последствия.

Поэтому для подавления восстания были направлены с главного, Западного фронта 7-ой Оренбургский и 9-ый Сибирский казачьи полки. Преследование восставших после поражения под Токмаком имело целью не истребление отступающих, а освобождение пленных и возвращение награбленного. Опровергают геноцид и факты после подавления восстания. Если после начала погромов русских сёл восставшими были изданы ужесточающие приказы, то после подавления восстания Начальник края отменяет эти приказы и отдаёт губернатору новое распоряжение:

«… 3. Создание полевых судов по инициативе войсковых начальников немедленно прекратить, как деморализующее население и войска. … 5. Ввиду резкого изменения, происшедшего в численном составе киргизского населения, первоначальный наряд рабочих на тыловые работы мною отменён и взамен сделано распоряжение о наряде по одному рабочему от 3-х кибиток. Общее число рабочих от Пржевальского и Пишпекского уездов при этом уменьшается.

«6. Сообщить агентам всех ведомств, что в настоящее время военные действия в Семиреченской области закончены. Потому все эксцессы, невольно допускаемые в период подавления мятежа, не могут быть больше терпимыми и будут преследоваться с уголовной ответственностью от кого бы они ни исходили». [(324), стр. 113]. 16 февраля 1917 г. по войскам Туркестанского округа был издан приказ об увольнении в отпуск на срок до 2-х месяцев солдат, призванных из сёл Семиреченской области, пострадавших во время восстания.

От всех увольняемых брали обещание «не вносить смуты и не мстить киргизам за их прошлогодние обиды во избежание новых кровопролитий» и предупреждали, что «нарушившие это обещание будут лишены дальнейшего отпуска и строго наказаны». [РГВИА, ф. 1396, оп. 2, д. 2071, л. 15]. Участники восстания привлекались к ответственности по статьям 100 и 262-269 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных». Да, статья 100 предусматривала смертную казнь.

Но основная масса участников восстания была осуждена по статьям 262-269, устанавливавшим широкие пределы наказаний в зависимости от различных, сопровождавших восстание обстоятельств. Статья 269 допускала даже освобождение от наказания тех участников восстания, которые совершили незначительные проступки и на воззвание властей явились с покаянием. По делам о восстании в Туркестане были привлечены свыше трёх тысяч человек, осуждены – 872 человека, то есть трое из четырёх арестованных судами были оправданы.

Уже только две эти цифры говорят об отношении правосудия к восставшим. К смертной казни приговорили 347 человек. Уточнение, чтобы не было разночтений. Министру юстиции А. Н. Куропаткин сообщал, что на 30.01.1917 г. им утверждена казнь 32-ум осуждённым. [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1068, л. 23]. Впоследствии в докладе царю А. Н. Куропаткин писал: «Считая, что главными виновниками являются главари и туземцы, непосредственное участие которых в убийстве русских людей доказано, я признал возможным смягчить наказание для тёмной массы виновных. В конечном итоге казнено было 51 человек». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 11об].

Из 347-и смертных приговоров, вынесенных судами, А. Н. Куропаткин утвердил только 51. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 11об]. Эту цифру – 51 утверждённых смертных приговоров – заявляющие о геноциде «скромно» умалчивают, называя только первую. После подавления восстания русские власти призывали беженцев вернуться назад. В. П. Колосовский из Нарына докладывал губернатору, что им были командированы в Китай заслуженные старики с поучением призвать беженцев на свои места к мирным занятиям. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 32, л. 2об].

В октябре 1916 г. А. Н. Куропаткин дал указание М. А. Фольбауму: «Ввиду приближения зимы, которая затруднит переход через пограничные горы, желательно не задерживать киргизов в китайских пределах». [ЦГИА УзССР, ф. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, 11-с., д. 1136, л. 29]. Отношение правительства к бежавшим в Китай характеризует телеграмма от 17-го сентября 1916 г. Советника Министерства иностранных дел, в которой он сообщал посланнику в Пекине и консулам в Кашгаре, Кульдже, Чугучаке и Шара-Сумэ:

«Китайские власти, когда мы обращаемся к ним с требованием выселять бегущих в Китай наших инородцев, ставят условием, чтобы им была предоставлена свобода применять силу. По опыту следует предвидеть, что в таких случаях китайские войска будут действовать неразумно и недобросовестно, имея в виду не помощь нам, а ограбление стад наших инородцев. Поэтому, предпочтительно, не предоставляя китайцам просимой свободы, выждать естественного хода событий, при котором бежавшие инородцы неизбежно захотят вернуться в русские пределы. Нам нужно, чтобы они возвратились не ограбленные, а со стадами». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 263].

Как видим, русское правительство было против применения силы китайцами в отношении беженцев. Более того, в телеграмме «Главному комиссару Ташкентского края» от 2-го апреля 1917 г. из Кульджи от киргизов, решивших вернуться на родину, говорилось: «Русский консул всегда входил в наше положение, всегда помогал и помогает, заступался за нас перед русскими и китайскими властями". [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1186, л. 7].

А. Н. Куропаткин, изображаемый национальными историками, как главный душитель восстания, в телеграммах от 14 октября Военному министру и Российскому консулу в Кульдже просит их оказать воздействие на китайских властей для возвращения казахов и киргизов, ушедших в Китай после восстания. При этом он подчёркивает, что «употребление при этом китайцами оружия крайне нежелательно». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-а, л. 585].

В 1948 г. была принята международная Конвенция о геноциде и о наказании за него. К пяти пунктам Конвенции, определяющим геноцид, статья 357 Уголовного кодекса Российской Федерации о геноциде добавляет ещё один – «переселение либо иного создания жизненных условий, рассчитанных на физическое уничтожение членов этой группы». [Вопросы истории, 2022 г., №11(3). с. 155]. Под этот пункт кое-кто пытается подвести намечавшееся переселение в Нарынский район некоторых киргизских волостей.

Заявляющие о геноциде киргизского народа в доказательство приводят решение совещания, состоявшегося 16.10.1916 г. в г. Верном под председательством А. Н. Куропаткина, о выселении «бунтовавших» киргизов из района озера Иссык-Куль Пржевальского уезда, частей Пишпекского и Джаркентского уездов в Нарынский район и даже ставят знак равенства с переселением американских индейцев а резервации. Жестокое решение? Безусловно! Но, во-первых, существует юридическое правило: за намерения не судят, судят за совершённые действия.

По ряду причин переселение не состоялось. Постановлением Временного правительства от 10.04.1917 г. решение о переселении было отменено, а вопрос об устройстве в земельном отношении киргизов Пржевальского, Пишпекского и Джаркентского уездов Семиреченской области решили «передать для улаживания на место, где он мог бы обсуждён с представителями местных организаций, в том числе киргизов». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 88]. Во-вторых. Нельзя говорить, что изъятие земель в 1916 г. было предпринято именно против киргизов.

А. Н. Куропаткин в своём докладе царю о восстании в Туркестане писал: «Необходимо, чтобы туземное население твёрдо усвоило, что пролитая русская кровь карается не только казнью непосредственных виновников, но и отобранием земель у туземцев, оказавшихся недостойными владеть ею. … Этот принцип, твёрдо проводимый в жизнь при каждой вспышке туземного населения, имевшей в результате пролитие русской крови, должен заставить благоразумную часть населения удерживать неблагоразумную часть от попыток бороться против русской власти силою оружия». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 11об].

По этому принципу после Андижанского восстания 1898 г. у местного населения было изъято 286 десятин земли и наложен штраф в 300 тысяч рублей. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 11-11об]. После восстания 1916 г. кроме Пишпекского и Пржевальского уездов были предназначены к конфискации 2000 десятин земли в Джизакском уезде Самаркандской области и в Джаркентском уезде. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4548, л. 12]. Вторая составляющая наказания – штраф – из-за бедственного положения киргизов в 1916 г. к ним применена не была.

В-третьих. Конечно, переселение всей волости в хотя и обитаемые, но худшие места – жестокая мера. Но, как отмечал А. Н. Куропаткин, «бунтовщики покинули, значительной частью с семьями скотом и имуществом, земли в этих уездах, отведённых им для кочевий. (Они) частью укрылись в Нарынском горном, … пустынном от русского населения (участке), значительной же части скрылись в пределы Китая. Весь Пржевальский уезд … был очищен самим киргизским населением». ((РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917 г., д. 24, л. 12).

«Очищен самим киргизским населением» потому, что киргизов во время ухода в Китай призывали оставаться на своих местах и даже иногда препятствовали их уходу. Пример с киргизами, уходивших по северному берегу Иссык-Куля. То есть, фактически было не выселение, а запрет на возвращение в места прежнего проживания.  Сторонники версии геноцида делают упор на карательную меру выселения киргизов с земель, «политых русской кровью», и не обращают внимания на предупредительную охранительную меры этого решения. 

О ней ясно говорил А. Н. Куропаткин в своём докладе царю: "Озлобление русских поселенцев, понёсших тяжёлые жертвы лично или потерявших членов семей, или видевших следы чрезвычайных зверств киргизского населения, очень велико. Приходится принимать строгие меры, чтобы охранить безоружных киргизов, уже изъявивших покорность или даже не принимавших в восстании появляющихся среди русских поселенцев.

"Были случаи, что киргизов, не имеющих охраны, безжалостно убивали уже после их усмирения. При такой обстановке возвращение киргизов, изъявивших покорность, в места их прежнего жительства совместно и вперемежку с русскими совершенно невозможно». [Там же, л. 12].  

Да, после подавления восстания киргизские волости, виновные в нападении на русские селения, предполагалось переселить в Нарын и Прибалхашье, но, опять-таки, не для уничтожения, а в наказание за содеянное. Кроме того, как уже говорилось, переселение было мерой, способствующей установлению спокойствия в области и прекращению убийств киргизов. Опять же не геноцид, а охранение киргизского населения в сложившихся обстоятельствах.

Учитывая наличие в Нарынском районе пахотных земель, сенокосных угодий, летних и зимних пастбищ, и то, что там уже проживало свыше 13-и тысяч хозяйств, что-то не похоже на резервации американских индейцев. Да, условия Нарынского края более суровые, чем на Иссык-Куле, в Чуйской и Кеминской долинах, но, в связи с этим, и земельный надел выделялся в два раза больший, чем в указанных местностях.

Кроме киргизов здесь жили и русские переселенцы. Нарынский переселенческий подрайон (южная часть Пишпекского и юго-западная Пржевальского уездов) первоначально был запроектирован в земельный запас Семиреченского казачьего войска. Казачьему войску земли в прибалхашских песках и в пустыне Бетпак-дала не отмежовывали. Земельный запас выделили в низовьях р. Чу, в долине Текеса и в Нарынском участке. И только потом, после длительного сопротивления Войскового правления, Чуйский и Нарынский участки были переданы Переселенческому управлению.

В Нарынском участке  в 1907 г. было зарегистрировано 150 душ переселенцев, в 1908 г. поселились ещё 20 семей. В 1909 г. планировалось поселить уже 5300 душ. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 38об). Заведующий Нарынским переселенческим подрайоном в 1908 г. сообщал, что поступили прошения от крестьян Донской обл. о водворении их на участок Тогуз-Торау. Также прибывшие ходоки из Воронежской и Курской губерний, осмотрев названный участок также нашли  его пригодным для заселения. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 856, л. 9-9об).

Учитывая отдалённость Нарынского подрайона, планировалось «улучшение уже существующих путей сообщения и проложение новых, как в районе запроектированных участков, так и по направлению в Фергану, на Сусамыр и на Джумгал». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 37об), а также устройство фельдшерского пункта в этом районе. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 86). Но главное, свершившаяся революция не дала исполнить это намерение.

Уезжая из Верного после совещания, А. Н. Куропаткин призвал русское население возобновить добрососедские отношения с киргизами, прекратить распри и заняться мирным трудом, и отметил, что огульному обвинению туземной массы нет оснований, но главари понесут заслуженную кару. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4521, л. 66]. В адрес царского правительства сказано много упреков в связи с подавлением восстания, но, когда восстание было подавлено, оно действовало по библейской заповеди о блудном сыне, не стремясь к излишним жестокостям и ограждая бывших повстанцев от незаконных преследований.

Несмотря на восстание, после его подавления властями принимались решения, предпринимались действия, чтобы, хоть как-то, облегчить положение инородцев. Заведующий переселенческим делом в Семиреченской области В. А. Гончаревский 17 ноября 1916 г. ходатайствовал о переводе пострадавших киргизов, не участвовавших в восстании, в категорию беженцев и установления беженского пайка на общем основании с российскими беженцами, выбывшими из мест занятых неприятелем.

Он отправляет в Министерство земледелия телеграмму следующего содержания: «Пострадавших от мятежа киргизов необходимо перевести на положение беженцев и установления пайка на общем основании до нового урожая. Всего около 18000 душ, прошу ассигновать соответствующую сумму». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 67]. Ответа из Министерства не последовало, но само отношение к киргизам, не участвовавших в восстании, противоречит утверждениям о геноциде.

В декабре 1916 г. в Ташкенте была создана особая Инспекция для призванных на тыловые работы туземцев. Председателем этой Инспекции был назначен татарин, генерал С. Г. Еникеев. В перечне обязанностей созданной Инспекции было «наблюдение за нуждами рабочих, находящихся на окопных и иных, относящихся к военным действиям, работах; снабжение рабочих одеждой и продовольствием; наблюдение за удовлетворением их бытовых и религиозных нужд». [(160), неоф. часть, №5 от 06.01.1917 г.].

Драгоман Российского консульства в Кашагаре Г. Ф. Стефанович, обсуждая условия и меры для возвращения беженцев из Китая, писал: «Принимая во внимание бедственное положение киргизов, нужно иметь в виду, что при возвращении в пределы России только незначительная часть из них сможет переехать самостоятельно, остальная же масса нуждается в помощи. Им нужно будет оказать поддержку, если не перевозочными средствами, так как они смогут дойти и пешком, то снабжением их провизией, запасов которой у них нет и средств на приобретение тоже никаких не имеется.

«По возвращению в Россию они (беженцы) должны служить предметом особых забот администрации по предоставлению им места жительства и самих жилищ, так как юрты и даже простые принадлежности у них совершенно отсутствуют. Трудно допустить, чтобы русское население, ограбленное и обиженное ими (восставшими киргизами – Б. М.), продолжало мирное с ними сожительство. Наоборот, необходимо будет принимать меры к защите киргизов со стороны питающего к ним злобу русского населения, и, таким образом, иметь наготове усиленные отряды полиции и даже регулярные войска.

«Нужно будет заботиться о снабжении этих киргизов провизией и необходимой одеждой и обувью, так как они совершенно обносились за своё долгое скитание. Появившиеся среди них эпидемии тифа и цинги должны служить предметом особых забот по принятию санитарных мероприятий». [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 11]. То есть, ставился вопрос не об уничтожении, а о помощи и защите бывших повстанцев.

Получив эту информацию, А. Н. Куропаткин 28.01.1917 г. обращается к Военному министру с запросом о выделении из фонда по набору рабочих 50-и тысяч рублей для оказания помощи беженцам в Китае. [РГВИА ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 1]. Начальник Генштаба Н. П. Михневич считая, что «оказание помощи бежавшим киргизам представляется безусловно желательным с общегосударственной точки зрения; такое отношение к названным инородцам способствовало бы возвращению их в пределы Империи и общему успокоению в области», поддержал запрос А. Н. Куропаткина. [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 18].

Запрос был одобрен и на Военном совете. Но бюрократическая машина заскрипела. Военный министр, не имея полномочий на такое использование средств, обратился в Совет Министров с просьбой о выделении 50000 рублей на оказание помощи киргизам, бежавшим в Китай, несмотря на то, что «речь идёт о помощи инородцам, уклонившимся от выполнения лежащей на них обязанности». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 34]. В январе 1917 г. в Нарыне и Атбашах на 50 тысяч рублей, выделенных центром, был создан хлебный запас для прибывающих беженцев. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 42, л. 23].

Не было признаков геноцида и со стороны сменившего царизм Временного правительства, которое 11 марта 1917 г. отменило призыв инородцев. 13-го марта Министр юстиции дал указание Туркестанскому генерал-губернатору остановить исполнение всех смертных приговоров, вынесенных военными судами. [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 1068, л. 22]. 7-го марта была объявлена частичная, а 14 марта – полная амнистия инородцам, участвовавших в восстании.

И только после поднявшихся протестов и возмущений по этому поводу, 18 марта была объявлена всеобщая амнистия, в том числе и гражданам русской национальности, совершивших преступления во время восстания и грабежи и убийства после подавления восстания. [РГВИА, ф. 400. оп. 1. д. 4543. л. 123]. 16 марта Военный министр дал разрешение А. Н. Куропаткину на использование из военного фонда 50-и тысяч рублей «на продовольственную помощь киргизам, бежавшим из Семиреченской области в китайские владения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 37]. Председатель Туркестанского комитета помощи пострадавшим от восстания 23 апреля телеграфировал в Петроград:

«Возвращающиеся из Китая киргизы нуждаются в безотлагательной помощи. Среди них на почве голода развивается значительная смертность. На отпущенные по ходатайству А. Н. Куропаткина 156 тысяч рублей образован хлебный запас. Однако в Нарыне и Атбашах этой помощи недостаточно для удовлетворения острой нужды. Туркестанский комитет считает необходимым оказать дополнительную немедленную помощь возвращающимся из Китая киргизам, на что просит спешно ассигновать ещё сто тысяч рублей». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 42, л. 23]. 24-го апреля было принято постановление о возвращении призванных инородцев домой.

Примечательный факт. Первоначально, 24 апреля, было принято постановление о возвращении только инородцев Туркестана. А уже потом, 5-го мая, Временное правительство постановило «возвратить на родину всех инородцев, реквизированных на основании указа от 25 июня 1916 г. для работ на фронте и на оборону». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4543, л. 134]. Пункт 5-ый резолюции по киргизскому вопросу Съезда советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Семиреченской области (ещё не большевистского), состоявшийся в июне 1917 г., гласил:

«Так как у киргизского населения в настоящее время наблюдается голод, необходимо немедленно отпустить хлеб и устроить питательные пункты. Ввиду того, что среди киргизского населения наблюдаются заболевания тифом и другими болезнями, следует создать санитарные отряды». [(160), неоф. часть, №136 от 21.06.1917 г.]. 26 апреля Военное министерство выделило ещё 100 тысяч руб. «на продовольственную помощь киргизам, бежавшим из Семиреченской области в пограничные китайские владения». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 46].

Конкретные дела по этому вопросу подтверждает удостоверение, выданное советнику Семиреченского областного правления Пескову: «Дано настоящее удостоверение Комиссии по оказанию помощи ушедшим в Китай во время мятежа 1916 г. русско-подданным киргизам и уведенным ими пленным, состоящей из граждан Григория Васильевича Пескова, прапорщика Абызова и (киргиза Пржевальского уезда) Кашимбека Тюменбаева, отправляющейся в Китай, в том, что ей разрешено провезти за границу 20 тыс. рублей, что подписью удостоверяю. Член Туркестанского комитета Временного правительства». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, том 4, д. 5202, л. 3].

На съезде представителей переселенческих посёлков Пишпекского уезда, проходившего 22-24 июля 1917 г., на предложение отдать русским переселенцам земли, брошенные киргизами во время восстания 1916 г., заведующий Пишпекским переселенческим подрайоном заявил: «По постановлению Временного правительства все земли – помещичьи, монастырские, общественные и другие – до решения Учредительного собрания считаются неприкосновенной собственностью тех лиц и обществ, кому они принадлежат сейчас.

«Поэтому этого нельзя допустить и в отношении земель, находящихся в пользовании киргизов, хотя бы и покинутых ими. Такие земли можно занять только на арендном основании, с разрешения Киргизского комитета». [РГИА, ф. 432, оп. 1, д. 5, л. 20]. Был и такой комитет, причём после восстания, что само по себе уже опровергает утверждение о геноциде.

30 сентября Временное правительство распорядилось о выделении Туркестанскому комитету 11 млн. 150 тысяч руб. для оказания помощи русскому и туземному населению Семиреченской области, пострадавшему «от киргизских волнений в 1916 г.». Из этих средств указывалось: «Выдать возвращающимся из китайских пределов семиреченским киргизам безвозвратное пособие по сто рублей на кибитку». [РГВИА, ф. 400, оп. 1, д. 4639, л. 176].

В Туркестане после установления власти Временного правительства, был создан Киргизский комитет во главе с Найзабеком Тулиным, который 12 ноября 1917 г. сообщал прокурору: «Резня, грабежи, самоуправство со стороны крестьян и солдат на киргизов усилились. Одиннадцатого ноября ночью в Узунгирской волости (Пишпекский уезд – Б. М.) в десяти верстах от города убиты 25 киргизов. Киргизский комитет просит принять самые энергичные меры, к прекращению убийств и оградить киргизов от всяких насилий». [ЦГА КырР, ф. И-28, оп. 2, д. 15, л. 4].

Власти не замалчивали и, тем более, не поощряли такие преступления, а реагировали и принимали меры по подобным преступлениям. Так, комиссар Временного правительства Абдыкерим Сыдыков 24 ноября докладывал, что «по делу об убийстве 25 киргизов двое преступников задержаны, розыск остальных производится». [ЦГА КырР, ф. И-28, оп. 2, д. 15, л. 7]. В заключение приведу выдержку из дневника А. Н. Куропаткина. Уже после восстания начальник края писал:

«Уверен, что киргизов можно призвать к новой жизни. Нужно дать им просвет в их безотрадном ныне положении. Надо создать из них полезную для России группу населения. Не надо для этого обезземеливать их и тянуть насильно к переходу к оседлой жизни. Как кочевники и как коневоды они будут более полезны России, чем как плохие земледельцы. С введением и у них воинской повинности они дадут прекрасный материал для укомплектования нашей конницы и обозных частей». [(186), стр. 65].

Как видим, планы о перспективе участия киргизов в жизни страны, а не об их геноциде. Все эти просьбы губернаторов и ведомств, мероприятия, постановления и решения, принятые властями по ним, говорят не о геноциде киргизского народа, а как раз об обратном. Об обратном говорят и действия восставших, как раз-то имеющих признаки геноцида. Убивали людей, поджигали сёла и отдельные заимки, громили церкви, нападали на изыскателей и строителей Семиреченской железной дороги и Чуйской оросительной системы по национальному признаку, потому что они русские.

Но так как эти действия не имели заранее запланированного, организованного и строго целенаправленного характера, то я, не в пример обвинителям русского народа, не называю это геноцидом. Это элементарный дикий грабёж по национальному признаку. В приводимой ранее жалобе в комиссию, проверяющую в 1908-1910 гг. Туркестанский край, русский заявитель из Пишпекского уезда в первую очередь сообщил о притеснении киргизов своими манапами, потом уже о положении русских переселенцев. Закончив говорить о бедах русских переселенцев, автор прошения снова возвращается к киргизам:

«И всё это (проблемы переселенцев – Б. М.) ничего, пустое в сравнении со значением съездов киргизов (суд биев – Б. М.). Разберите значение съездов. Уничтожить их надо, или, что самое главное, обезвредить, лишить того злого права, которое служит только к порабощению простого народа в руки подлецов-манапов, которым место в каторге. Они гнетут и развращают народ. Великого блага ждёт киргизский народ от уничтожения рабства, а как это сделать, Вы, может, дознаете». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 46, л. 21.].

Простой русский человек начинает и заканчивает свою жалобу беспокойством о киргизах, а вы, господа-политики заявляете о геноциде. И на более высоком уровне говорили то же самое. Например, епископ Туркестанский Неофит отмечал: «В разговорах с горожанами, с казаками-станишниками, с крестьянами то и дело слышишь о киргизах: без них мудрено держать почтовую станцию и нельзя заниматься хозяйством. Иногда хвалят их, иногда бранят, но всегда признают нужду в их работе, в их помощи, короче, в их сожительстве». [РГИА, ф. 796, оп. 442, д. 1163, л. 11].

Современник тех событий в сентябре месяце, когда восстание ещё не было полностью подавлено, писал в «Семиреченские ведомости»: «Если мы хоть немного покопаемся в своих воспоминаниях, то кроме радушного приёма во всякое время дня и ночи, оказываемого киргизами нам русским, мы ничего не вспомним. Мы вспомним, что если остановимся у совершенно неизвестного и даже небогатого киргиза, то он спросит нас, желаем ли мы барашка (бесплатно, конечно). Мы вспомним, что если остановимся у знакомого киргиза, то он зарежет барашка без нашего согласия.

«Мы вспомним, что как гости мы пользовались у киргизов самым, хотя и своеобразным, вниманием. Да мало ли чего мы вспомним, но одного мы никак не вспомним – невнимательного или равнодушного отношения киргиза-хозяина к нам. Где же корень настоящей передряги? Ответ один: кто-то, какие-то провокаторы научили киргиз не верить русским и толкнули их на бунт. И кто бы ни были эти провокаторы, местные или приезжие из Китая, вина их беспредельна». [(160), неоф. часть, №196 от 01.09.1916 г.].

Оказывается, такие провокаторы, утверждающие о геноциде киргизского народа, есть и сегодня, и вина их по-прежнему «беспредельна». На международной конференции, посвящённой 100-летию восстания, польскому историку Мариушу Маршевскому, ранее жившего в Киргизии и выступившего с докладом «Страсти геноцида и колониализма – политизация дискурса (обсуждения – Б. М.) восстания 1916 г.», повторно был задан вопрос, так был ли, по его мнению, геноцид? Докладчик однозначно ответил: «Нет».

«Это была крестьянская война за земли. Это был этнический и религиозный конфликт. Столкнулись два разных общества, которые до этого развивались каждое по-своему. Я считаю, что российская администрация не старалась уничтожить, истребить кыргызов, но она старалась наказать восставших. Нет и элементов эксплуатации, унижения, характерных для колонизации»,– уточнил М. Маршевский. Так что, господа, обвиняющие Россию в геноциде киргизского народа, смотрите документы того времени, объективно анализируйте действия царского и Временного правительств, а не прислушивайтесь к заявлениям современных политиканов.

Исследовательница Туркестана и восстания 1916 г., кандидат исторических наук, научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Т. В. Котюкова в работе «Восстание 1916 г. в Туркестане: ошибка власти или историческая закономерность», говоря про заявления о геноциде, пишет: «Всё чаще складывается ощущение, что историки «нашего времени» зачастую освободились не только и не столько от «партийно-идеологических оков», сколько от профессионализма, здравого смысла и от нравственно-этических норм».

В этой кампании с геноцидом киргизского народа огорчают не только подобные заявления, но и то, что ни видные и авторитетные киргизские учёные, ни представители власти не выступили с осуждением подобных заявлений. Президент Польши А. Дуда в декабре 2016 г., отвечая в интервью еженедельнику «Gazeta Polska» на вопрос об отношениях с Украиной, о квалификации Волынской трагедии 1940-х гг., сказал, что «каждому народу, который хочет строить свое государство, нужны герои. … Но фигуры этих героев не должны служить причиной для антагонизма двух соседних народов».

Если я кого-то не убедил, не голословными рассуждениями, а приведёнными документами и фактами, в отсутствии геноцида киргизского народа со стороны России, а поговорить кому-то о геноциде очень хочется, то советую обратить внимание на межплеменные распри киргизов в середине XIX в. По сути это был самогеноцид киргизов, потому что опасность исходила не столько от иноземного нашествия, сколько от взаимной вражды. Враждовали не только с соседними казахами, но больше между собой.

В этой вражде вырезались целые аулы, потому что средневековый закон мести требовал, чтобы от соперничающего рода никто не должен остаться в живых. Враждовали не только из-за понятного стремления обладать дополнительными пастбищами, но и из-за того, чей род главнее, почётнее, и даже из-за проигрыша в ордо (игра в кости). Убивали друг друга только потому, что ты выходец из другого племени. Попытки Ормона объединить племена и роды Северной Киргизии в одно ханство не увенчались успехом.

Тогда правители племён, начиная с бугу, обратились к северному соседу, к России за покровительством. Принятие российского подданства остановило самоистребление киргизской нации, вражду между племенами, начиная с вражды между чуйскими и иссык-кульскими киргизами. Возможно, излишне объёмным получился раздел, но слишком уж одиозное и не обоснованное обвинение в геноциде выдвинуто против России, много сделавшей доброго для Киргизстана.

Жестокости повстанцев во время восстания.

Трудная для меня тема. Располагая документами, описать можно, но, зная дружелюбие и гостеприимство киргизов, объяснить очень трудно. В справочной книжке за 1910 г. для переселенцев, направляющихся в Семиречье, сообщалось: «Киргизы – народ мирный, гостеприимный, услужливый. С переселенцами у них устанавливаются добрососедские отношения». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1472, л. 59).

В четвёртой причине восстания я рассказывал о решении киргизов Толкановской волости весной 1916 г. безвозмездно помочь хозяйствам мобилизованных вспахать и засеять десятки десятин пашни. И вдруг, всего через несколько месяцев совершенно противоположное: погромы и убийства. Епископ туркестанский Иннокентий в послании по поводу восстания говорил: «Это уродливое явление …, вернее было бы назвать его безумием, ибо для него нет ни оснований, ни разумной цели». [(160), неоф. часть, №187 от 21.09.1916 г.]. Объяснить можно только провокацией и подстрекательством со стороны и психологией толпы.

Внутренние гражданские войны всегда отличались повышенными ожесточением. Большинство нацинальных историков, описывающих восстание, отмечают жестокости со стороны воинских отрядов и озлобленных пострадавших, но очень редко кто из них упоминает о том, что жестокие действия против русских были начаты именно восставшими, причём с их стороны жестокости были более одиозные. Уже в первых двух описаниях нападений на село Орловку и на станцию Джиль-Арык приводятся факты необоснованных убийств повстанцами мирных русских людей.

Это не случайность и не исключения, произошедшие только в этих сёлах. Таких фактов множество, в дальнейшем повествовании о них будет рассказано. По русской пословице, кто старое помянет тому глаз вон, вполне ожидаем ответный упрёк, что я, наоборот, заостряю внимание на жестокости восставших, что не стоит ворошить прошлое. Во-первых, это устранение замалчивания некоторых сторон и фактов восстания и восстановление исторических событий. Во-вторых, оглянемся немного назад. В годы Советской власти эта взаимная обида постепенно сглаживалась.

Но с распадом Союза, с отделением Киргизии от России недобросовестные историки и политики начали раскачивать лодку претензий к России. Не ограничиваясь обвинениями в несуществующем колониальном гнёте, ввели новые обвинения и требования: в геноциде киргизского народа и компенсации ущерба, понесённого во время восстания. О геноциде я уже говорил, сейчас коротко о компенсации. Да, во время восстания киргизы понесли больший урон, чем русские. Но, во-первых, в этом большая часть вины самих киргизов.

Во-вторых, неуместно говорить о компенсации после поступления многомиллионной помощи от Временного правительства, после получения республикой в течение 70-и лет солидных дотаций из Центра на восстановление народного хозяйства в первые годы Советской власти и развитие в последующие годы, после прощёных долгов России уже в годы независимости. Усенбаев К., пытаясь сгладить преступления восставших, утверждает:

«Официальные документы царских чиновников тенденциозно освещают события. … В этих документах … преувеличивается жестокость повстанцев, особенно по отношению к русским». [(22), стр. 14]. Документы не дают возможности отрицать и скрывать необузданную жестокость повстанцев, поэтому автор выражает не обоснованное сомнение в их объективности и правдивости. Говорить о необъективности можно по поводу отдельного документа, но заявлять о предвзятости всех официальных источников – это перегиб. В архивах хранятся не только документы, изобличающие жестокости повстанцев и составленные чиновниками, ответственными за положение в области, но и мелкими, посторонними чиновниками, никакой ответственности за происшедшие события не несущие.

К тому же в данном повествовании приводятся не только документы архивов, но и факты, рассказы жертв, показания свидетелей, и выводы других исследователей. Восстание 1916 г., по сравнению с другими гражданскими войнами, отличается особыми жестокостями со стороны восставших. Во всяком случае, в описаниях других гражданских войн я не встречал сообщений об изнасилованиях малолетних, как это было во время восстания 1916 г., о чём далее будут приведены свидетельства и документы.

А жестокости со стороны русских по отношению к киргизам были? Да, были, при и после подавления восстания, но не столь многочисленные и не столь изуверские. Нет сведений об изнасиловании киргизских девушек, а тем более малолетних киргизских девочек русскими солдатами, и нет сведений об истязаниях взятых в плен повстанцев. Во первых, жестокости против киргизов – это были ответные действия, а, во-вторых, не такие массовые и жестокие, как со стороны восставших, и, в-третьих, они пресекались властями, чего не наблюдалось со стороны руководителей восстания.

Совершались преступления демобилизованными солдатами и казаками, вернувшимся с фронта к своим разграбленным хозяйствам. Казачий полк прибыл в Пишпек 17-го сентября, когда восстание уже, в основном, закончилось. Подавлено оно было армейскими частями, прибывшими в Токмак из Ташкента 22 августа. Нет ни одного приказа царя, Министров, военного и внутренних дел, Начальника края и губернатора области об истреблении, уничтожении киргизов. Самая строгая формулировка – «примерно наказать» по закону. В «Полевом уголовном положении для действующей армии» (русской армии – Б. М.) в главе 7 «О разбое, грабеже и насилии» говорится:

«Параграф 61. Грабёж лиц, домов, селений и вообще собственности наказывается смертью. Параграф 62. Поджог домов, истребление лесов и жатв и убийство жителей наказывается смертью. Параграф 63. Когда которое-либо из сих преступлений учинено целою командой, начальники команды наказываются смертью. Параграф 65. Нападение с оружием на безоружного жителя, его жену или детей наказывается смертью. Параграф 66. Насилие над женщиною, какого бы состояния она ни была, наказывается смертью» (Взято из «Приказы по 2-ой армии». СПб. 1829. Приказ №223 от 27.03.1829 г.).

Совершенно противоположное по отношению к русскому населению массово творили восставшие. И в жестокостях бывают различия. Можно излишне строго судом приговорить человека к смертной казни, а можно самоуправно, изуверски лишить его жизни. Так вот, сообщений о судах восставших во время восстания, пусть даже над кулаками-эксплуататорами и тиранами-администраторами, пусть даже по законам шариата, я не встречал. Восставшие убивали мирных жителей и пленных самоуправно.
Продолжение в 17-ой части.