Продолжение, начало в 1-ой части.
125-ая статья Степного положения предусматривала возделанную и обрабатываемую землю зимовок передавать по наследству, пока земля обрабатывается. И напоследок, я бы сказал, наиболее яркий пример выдачи компенсаций кочевникам за изымаемые земли. Несколько лет стоял вопрос о полном обеспечении Семиреченского казачьего войска землёй согласно принятому закону. Произошло восстание 1916 г.

После подавления восстания в Верном под председательством генерал-губернатора А. Н. Куропаткина состоялось совещание, которое постановило, что волости, которые, кроме выступления против законной власти, ещё и нападали на русские сёла, выселить в Нарынский район. Используя момент, что казахи тоже участвовали в восстании, было принято решение и по казачьему землепользованию. Казачьим станицам прирезку земель, недостающих до нормы, определённой законом от 3-го июля 1914 г., осуществить из казахских земель, непосредственно примыкающих к наделам казачьих станиц.

За изымаемые у казахов зимовки, клеверники, сады и другое недвижимое имущество указывалось «справедливо» (так сказано в решении) вознаградить казахов из выделенных для этой цели 947.310 рублей. «При этом киргизы (казахи – Б. М.) могут оставаться на этих землях, поступающих в прирезку казакам, в течение пяти лет, начиная с 1-го января следующего за окончанием войны года без уплаты казакам какого-либо вознаграждения» за пользование этой землёй. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 48, л. 8].

Утверждающие о грабеже киргизских земель вчитайтесь и вдумайтесь в строки этого решения. Второй год идёт война, ресурсы страны на пределе, но всё же правительство выделяет около миллиона рублей на компенсацию за изымаемые земли. Подданные государства с оружием в руках выступили против законной власти, причём в то время, когда страна находится на военном положении.

Власти наказывают бунтовщиков изъятием земель, но наказывают «справедливо», с выплатой компенсации, хотя, по аналогии с декабристами и поляками, напрашивается ссылка на каторгу в Сибирь. Первая мировая война закончилась 11 ноября 1918 г. Если бы не Октябрьская революция, казахи, согласно принятому решению, пользовались бы этой землёй до 31 декабря 1923 г. Господа, в своих заявлениях давайте опираться на факты, а не на вымыслы.

Заключительное освещение земельного вопроса.

Подведём итог земельному вопросу с повторением ранее приведённых цифр и фактов. Из всей площади Семиреченской области 98% принадлежали кочевникам, и всего 2% занимало оседлое население, включая не только русских крестьян, казаков и горожан, но и дунган и уйгуров, которые тоже занимались земледелием. Переселенческое управление, изымая государственные земли, находящиеся в бесплатном и бессрочном пользовании кочевников, оставляло им в Пишпекском уезде от 40-а до 82-х десятин земли на каждого юртовладельца.

В то время как норма обеспечения оседлых жителей – 10 десятин на мужскую душу, в среднем, 30 десятин на крестьянское хозяйство. А после столыпинских реформ, в связи с наплывом переселенцев, норма в Семиреченской области для переселенцев была уменьшена до 4-6,5 десятин на мужскую душу. Но для киргизов, переходящих на оседлость, чтобы не подрывать их доверия к переходу на оседлость, надел оставался прежним – 10 десятин на душу.

Но так как в киргизском патриархальном обществе существовало общественное пользование землёй, то манапы, пользуясь своей властью и экономическим влиянием в общине, захватывали эти общественные земли в свою собственность, массово сдавали их в аренду и даже продавали, присваивая выручку себе. В итоге, простой кочевник оставался без земли не в результате её изъятия Переселенческим управлением, которое выделяло ему 40 и более десятин земли, а в результате захвата этих выделенных земель манапами в свою собственность и распоряжавшимися ими по своему усмотрению.

Заведующий Семиреченским переселенческим районом С. Н. Велецкий писал, что имея в пользовании огромное количество земли, можно подумать, что «каждая киргизская семья вполне обеспечена и пользуется полным благосостоянием. Однако на практике выходит другое. Благоденствуют лишь богатые киргизы, а рядовой киргиз влачит едва сносное существование. Дело в том, что, имея в руках средства и власть, богачи-аксакалы безнаказанно берут себе все лучшие места пастбищ и сенокосных угодий». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 6].

Понятно, что такое существование патриархально-феодальных отношений во владении землёй внутри киргизской общины в новых, изменившихся условиях не могло оставаться прежним и послужило одной из причин восстания в 1916 г. Все эти факторы при описании землепользования у киргизов многими исследователями не учитываются, и нехватку земель для основной массы рядовых кочевников объясняют не захватом общественных земель манапами, а изъятием части земель в переселенческий фонд, перекладывая причину с больной головы на здоровую.

В мае  1909  г. у Председателя Государственной думы Н. А. Хомякова и Председателя земельной комиссии М. В. Родзянко была "киргизская делегация" (так в источнике, скорее всего, это казахская).  Депутаты беспокоились не об изъятии у кочевников земель для переселенцев, а ходатайствовали о скорейшем рассмотрении закона о землеустройстве кочевников, так как внутренняя «неопределённость земельных отношений у киргизов вызывает крайнее неудобство и ведёт к обезземеливанию киргизского населения». (Семиреченские ведомости, неоф. часть №38 от 12.05.1909 г.).

Суть просьбы в Государственную думу говорит о том, что образованные представители коренного населения понимали, что причиной обезземеливания кочевников было не изъятие излишков земель для переселенцев, а существование в кочевом обществе патриархально-феодальных отношений, в том числе и в землепользовании, когда землёй распоряжались манапы в своих интересах. Поэтому депутаты и просили о наведении справедливого порядка в землепользовании у кочевников, о разработке закона о землеустройстве.         

Повторяюсь ещё раз, что главная причина и беда обезземеливания простых кочевников были в том, что манапы общественные земли захватывали в своё пользование. В результате таких захватов кризис в землепользовании в киргизском обществе создался ещё до начала массового переселения сюда русских крестьян. Подтверждением тому служит возникшее широкое стремление кочевников к оседлости, чтобы выйти из-под власти манапов. В Пишпекском уезде, например, киргизы Толкановской волости подали прошение о переходе на оседлость в 1897 г. В сложившейся ситуации получалось, что землю под переселенческие участки фактически изымали у манапов.

Они, ущемлённые в своих привилегиях новым порядком, ограбив рядовых кочевников, виновниками их бедственного положения называли новую власть и русского крестьянина: вот он на виду, на нашей земле. Причиной сложившегося положения с нехваткой земель было не только массовое переселение крестьян в Туркестан, непродуманная переселенческая политика властей, неудовлетворительная работа переселенческих комиссий, самоуправство местных властей, но и нерациональное использование земель, применение отсталых технологий в землепользовании киргизами, а главное, результатом захвата манапами общественных земель. О несогласованных действиях администрации и Переселенческого управления я уже говорил.

Обратим внимание на самоличное распоряжение манапами общественными землями. Примечательно, что заявления со стороны волостных администраций о нехватке земель пошли после создания Переселенческого управления. То есть, когда власть стала более строго вести учёт земли, находящейся в пользовании кочевников, и ограничивать манапов в распоряжении землёй. В результате этого манапы лишались солидных доходов от сдачи общественных земель в аренду.  

В поселенном бланке села Беловодского староста сообщает: «С киргизами жили мирно. … Стеснение от киргиз начали испытывать по мере введения мер с началом землеустройства». [РГИА, ф. 391, оп. 8, д. 6, л. 1]. Подчёркиваю ещё раз: проблемы с землёй начали возникать после «введения мер с началом землеустройства». В рапорте о восстании и. д. губернатора Семиреченской области А. И. Алексеев отметил следующее явление:

«Пока самовольцы устраивались в области на свой страх и риск при помощи своеобразных сделок за крупные деньги с самими киргизами, последние не только не противились подобной самобытной колонизации, но даже поощряли её, находя это для себя выгодным. Новосёлы платили им немалые деньги, а сверх того к услугам киргизов был недорогой хлеб. Но когда в 1906 году явилась надобность правительству вмешаться в судьбу семиреченской колонизации, вопрос круто изменился». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 33, л. 1].

То есть, когда власть попыталась распределение земли и сдачу её в аренду полностью взять под свой контроль, то стало проявляться недовольство изъятием участков для переселенцев, пошли жалобы на нехватку земли. В отчёте о состоянии Семиреченской области за 1913 г. губернатор, описывая состояние переселенческого дела в области, отмечал: «Неустроенных переселенцев проживающих в области к январю 1914 г. насчитывалось 4300 семей. Главная их часть (3000 семей) проживала в Пишпекском подрайоне, где не было свободных долей.

«Между тем, переселенцы настаивали на устройстве их именно на тех местах, где они проживали, т. е. на заарендованных ими у киргизов землях». [РГИА, ф. 1276, оп. 12, д. 34, л. 286]. Получается, что неустроенными переселенцы считались только юридически, а фактически уже пахали на земле, только получили её не от Переселенческого управления, а заплатив деньги манапам. Это ещё раз подтверждает, что земля у кочевников была, но распоряжались ею манапы, лишая простых кочевников.

Подведём итог освещения земельного вопроса – главной причины восстания. Возможно, изложение этого вопроса излишне пространно. Но я не хочу делать голословных утверждений, а стараюсь обосновать свою позицию. При оставлении каждому юртовладельцу от 40-а до 80-и десятин земли некорректно говорить про обезземеливание киргизов из-за переселения крестьян. Главной причиной обезземеливания кочевников было то, что, пользуясь патриархально-родовым строем и своим всевластием, земли, выделенные в общественное пользование, манапы присваивали себе, массово сдавали в аренду и даже продавали, оставляя букару без земли.

Прикрывая свой грабёж, безземелье простых кочевников манапы объясняли, а вслед за ними многие современные исследователи и сейчас объясняют тем, что киргизские земли изымали для русских переселенцев. Со стороны кочевников причинами нехватки земель были также примитивное ведение хозяйства и нерациональное использование предоставленных земель. В связи с землеустройством киргизов интересно согласие Министерства государственных имуществ на выделение земли Шабдану Джантаеву (в справке он ошибочно назван «Джалетовым из Семиреченской области»).

На просьбы крестьян и дунган о прирезке им земли Министерство, как правило, отвечало, что «на государстве не лежит обязанность непременно наделять казённой землёй всех нуждающихся в земле, и что для расширения хозяйства у населения имеются ещё и другие способы, как-то аренда и покупка». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 22об]. С манапами и султанами подход был иной, пример тому выделение земли Шабдану. В отзыве по этому факту Министерство земледелия сообщало:

«Потомки киргиз-султанов неоднократно возбуждали перед Министерством ходатайства об отводе им наделов по повышенной норме. В отношении таких ходатайств Министерство придерживается следующего взгляда. Хотя ни поземельно-устроительный закон, ни Инструкция 9 июня 1909 г. не делает различия в порядке наделения киргиз-султанов и киргиз-простолюдинов, тем не менее, в некоторых случаях отвод повышенных наделов султанам и их потомкам желателен, так как лица эти пользуются большим влиянием среди киргизов, и, в случае благожелательного отношения к ним Правительства, они могут направить это влияние на пользу переселенческому делу.

«Исходя из этих соображений было испрошено через Совет министров Высочайшее соизволение … на отвод войсковому старшине милиции султану Джалетову участка земли в 400 десятин в Семиреченской области». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 23-23об]. Показательно, что когда дело касалось экономического вопроса – выделение земли, то власти руководствовались совсем другими критериями. В первую очередь обращалось внимание не столько на заслуги перед государством (а они у Шабдана Джантаева действительно были), а на политическую сторону вопроса – его влияние среди киргизов, которое можно направить в свою пользу.

Вторая причина восстания – увеличение налогов.

Хотя и второстепенной, но одной из причин присоединения Средней Азии, как и любой другой территории, было стремление увеличить поступления в казну путём увеличения районов налогового обложения. Следует отметить, что налоги, установленные Российским правительством после присоединения Киргизии, были в 2-2,5 раза меньше, чем при Кокандском ханстве. Поэтому первые десятилетия  Туркестанский край был убыточным для российской казны и прибыль стал давать только с 1906 г.

Но к хорошему привыкают быстро. К тому же налоги постепенно росли, и такова уж природа человека, что всякое ухудшение существующего положения вызывает его недовольство. А для подтверждения заявлений о колониальном грабеже был создан миф о налоговом гнёте, что после присоединения к России «сразу же стал давить тяжёлый налоговый пресс». (Изв. Кирг. филиала АН СССР. 1947, вып. 7, стр. 11).

При добровольном присоединении, в том числе и Северной Киргизии, кочевники на три года освобождались от податей, и ещё три года платили их в половинном размере. С образованием в 1867 г. Туркестанской области в разных её местностях применялась и разные системы податного обложения. Так, кочевники южной части Семипалатинской области (эта часть области тогда входила в Туркестанскую область), Сергиопольский и Копальский округа платили ясачный сбор (ясак – натуральный налог, в данном случае скотом).

Кочевники Алатавского округа Семиреченской области первоначально, из опасения, что они откочуют в Китай, были освобождены от всяких казённых сборов, исполняя лишь гужевую повинность. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 454, л. 3]. И только в 1865 г. для них был установлен кибиточный сбор в размере 1 руб. 50 коп. и 20 коп. на образование общественного капитала. Напомню, что Алатавский округ (Заилийский край) был занят русскими  войсками после разгрома кокандцев в 1854 г. Обложение податями иссык-кульских киргизов было введено только в 1867 г., после окончательного разграничения с Китаем и образованием Семиреченской области. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 245, л. 51об. РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 454, л. 3об].

То есть, племя бугу, приняв российское подданство в 1855 г., платить налоги стало с 1867 г. Первоначально кибиточная подать взималась в размере 1 руб. 50 коп. с хозяйства (один баран по тем временам). Положением об управлении Семиреченской и Сырдарьинской областями 1867 г. кибиточная подать была установлена в 2 руб. 75 коп. При введении указанного положения Туркестанский генерал-губернатор установил ещё и земский сбор 25 коп. Земский сбор постепенно увеличивался и в 1882 г. составлял 1 руб. 75 коп. Также в 1882 г. подать была установлена по 4 руб. с юрты.

Кроме того с юрты взимался 1 руб. на содержание киргизской администрации (жалование волостному управителю, аульным старшинам, рассыльным, мулле и оспопрививателю). С учётом натуральных повинностей – содержание дорог, предоставление юрт, вьючных верблюдов и скота на питание проходящих воинских команд и других повинностей – общая сумма сборов в 1882 г. составляла 8 руб. с юрты. (Обзор Семиреченской области за 1882 и 1883 гг. Верный. 1884, стр. 31-32).

В 1908 г. общественный сбор на жалование киргизской администрации составлял уже 3 руб. 20 коп. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 902, л. 29]. Кроме того, были введены новые сборы, например, 8 коп. с кибитки на образование общественного капитала (Записка о состоянии Семиреченской области в 1908 году. Верный. 1909, стр. 20), на народное образование, на содержание оросительных сооружений и др. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 933, л. 39об].

Кочевники платили налог следующим образом. Один раз в три года определяли число юрт, подлежащих обложению. По окончании переучёта хозяйств и скота и выборов местных властей на новое трёхлетие определялась величина подати с волости. Внутри волости раскладку податей и повинностей по аулам производилась «по благосостоянию». Раскладка податей между хозяйствами в аулах, также осуществлялась «по благосостоянию». Для «неспособных к платежу подати» она понижалась. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 245, л. 3-4].

Согласно Положению об управлении краем, налог с отдельного хозяйства мог быть снижен в зависимости от его благосостояния или затрудняющих обстоятельств, при сохранении общей суммы налога, взимаемого с аула или волости, то есть, с перераспределением подати на богатых владельцев. Полного освобождения не было, но при налоге с юрты в 4 руб. уменьшение допускалось до 30 коп. Обращаю внимание: «в зависимости от благосостояния конкретного юртовладельца». Для бедняка налог мог быть снижен до символической платы в 30 коп. Вот он «колониальный гнёт»!  

При сборе податей карательные меры, например, продажа имущества неплательщика, запрещались. Недоимка возмещалась другими членами аула. Но манапы, пользуясь правилом исчисления общей суммы налога с волости, старались не платить даже положенный налог. Ещё в 1871 г. губернатор Семиреченской области Г. А. Колпаковский разослал уездным начальникам циркуляр от 14.12.1871 г. о соблюдении правил раскладки кибиточной подати:

«До моего сведения дошло, что кибиточная подать в одном из уездов области собирается с киргизов не по соразмерности состояния каждого хозяина кибитки, как это требуется статьёй 269 Положения об управлении в Семиреченской и Сырдарьинской областях, а поровну, как с богатого, так и с бедного, отчего со стороны последних возникают справедливые жалобы. …

«Прошу гг. уездных начальников разъяснить волостным управителям, аульным старшинам и сходам волостных и аульных выборных обязанности их по раскладке кибиточной подати, и наблюдать, чтобы правила относительно таковой раскладки … в точности были выполняемы, и чтобы бедные киргизы не только не были вынуждаемы платить подать наравне с богатыми, но, в случае крайней бедности, и вовсе освобождались от участия во взносе таковой, согласно статьи 269 Положения». (Публикации по Семиреченской области от 18.12.1871 г. №51).

Манапы, используя свою власть, занижали численность скота у себя и завышали у простых кочевников. Так, в жалобе от 18 марта 1895 г. бедняков Джинакузовской волости сообщалось, что  старшина их аила «скрыл у богатых скот, а у бедняков показал много скота, поэтому многие бедняки будут платить подати наравне с богатыми». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 2, д. 3477, л. 5]. Зная об этих махинациях, губернатор Семиреченской  области циркуляром от 04.06.1891 г. обязывал уездных и участковых начальников лично участвовать «в раскладке подати по благосостоянию».[(160), №23 от 08.06.1891 г.].

С учётом всех повинностей общая сумма сбора с кибитки в начале XX в. составляла 9 рублей. [(160), неоф. часть, №131 от 05.12.1910 г.]. С началом войны подати увеличились. Совет министров 04.11.1914 г. постановил повысить кибиточную подать с кочевых инородцев Семиреченской обл. на 1915 г. до 8 руб. с кибитки. (Семиреченские ведомости, неоф. часть, №297 от 07.12.1914 г.). Наряду с увеличившимися существующими налогами, вводится новый, дополнительный налог с неотбывающих воинскую повинность. У кочевников он был 1 руб. 84 коп. с юрты [(172), стр. 134]. В результате, в 1915 г. общая сумма налогов составила 13 руб. с хозяйства.

Разъяснение по поводу налога с неотбывающих воинскую повинность. Во-первых, налог вводился на всех лиц, освобождённых от воинской повинности, но пригодных к воинской службе, а не только с кочевников. Сопоставление его величины с оседлого населения и с кочевников я приведу далее. Во-вторых, налог с инородцев, неотбывающих воинскую повинность не был чем-то новым и неожиданным.

Впервые вопрос об установлении денежного сбора с кочевников, неотбывающих воинскую повинность, поднимался Степным генерал-губернатором в 1879 г. а Туркестанским генерал-губернатором в 1880 г. В 1883 г. губернатор Семиреченской области высказался за введение особого сбора взамен отбывания воинской повинности с киргизов призывного возраста в размере 150-и руб. с рассрочкой его взимания в течение 15-и лет. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 245, л. 43-43об].

Отступление по поводу налогов. Всё, как говорится, познаётся в сравнении. Почти во всех работах о восстании, при указании его причин, говорилось о налоговом гнёте у кочевого населения, но, почему-то, нигде не сообщалось о налогах с русских крестьян. Но, когда нашёл эти данные, то ленинская формулировка о Российской империи, как о тюрьме народов, утверждения национальных историков о колониальном гнёте оказались фикцией, и понял, почему национальные историки умалчивают о величине налогов с крестьян. Русские крестьяне платили податей в три раза больше, чем кочевники-инородцы, да плюс ещё несли воинскую повинность.

В Семиречье крестьяне платили оброчную подать, (у горожан налог на недвижимость), земский сбор, обязательные и необязательные сборы, идущие на оплату общественных и частных повинностей и выполняли натуральные повинности. Оброк с крестьян устанавливался в зависимости от количества земли, находящейся в пользовании сельского общества, и её доходности. Для Семиреченской области он был 30 коп. с десятины. [РГИА, ф. 1152, оп. 13, д. 140, л. 60; РГИА, ф. 1276, оп. 3, д. 247, л. 3].

По области это была средняя величина, которая корректировалась по уездам и даже по сёлам в зависимости от почвенных условий, обеспечения водой и возможностей дополнительного заработка для населения. Для Пишпекского уезда налог на землю был установлен в размере 37 коп. с десятины. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 245, л. 25об]. Подчёркиваю, кочевникам государственные земли были отданы в бесплатное пользование, а русские крестьяне за пользование казёнными землями были обязаны платить оброк. Это ещё один штрих «колониального гнёта» кочевников.

Земский сбор с оседлого населения в 1907 г. был повышен с 33% до 40% от оброчной подати. [РГИА, ф.1396, оп. 1, д. 245, л. 20]. К обязательным сборам относились: сбор на содержание должностных лиц местного управления (волостные и сельские старосты) и на сельских должностных лиц (писарь, мирабы). К необязательным сборам, взыскиваемых с оседлого сельского населения и устанавливаемых приговорами сельских сходов, являются сбор на народное образование (содержание начальных училищ, квартира учителя и её отопление), содержание общественных производителей для скота и др.

Иногда, по решению сельского схода, взамен натуральных повинностей делались сборы для оплаты наёмных работников, выполняющих эти повинности. В общем с оседлого сельского населения области государственные и общественные сборы составляли с ревизской души 8 руб. 96 коп. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 245, л. 28]. Напоминаю, что с кочевников налоги брались с юрты, а оседлого населения с ревизской мужской души.

Кроме уплаты налогов, и кочевники, и оседлое население обязаны были исполнять натуральные повинности: содержание дорог, борьбу с вредителями сельского хозяйства, поставку лошадей и юрт для командированных по делам службы чиновников вне почтовых трактов, снабжение за установленную плату проходящих воинских команд продовольствием, юртами, топливом и перевозочными средствами с лошадьми или вьючными верблюдами. [Записка о состоянии Семиреченской обл. в 1908 г. Верный . 1909 г., стр. 20-21. РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 933, л. 37об].

Общая сумма всех сборов с ревизской души оседлого населения составляла 10-12 руб. [(306), стр. 38]. А если в семье отец и три сына, что в то время не было редкостью, то налоги с крестьянского хозяйства составляли свыше 40 руб. Поданным ревизии К. К. Палена1908-1909 гг. в Туркестане на одного человека в год приходилось всех налогов в среднем у кочевого населения 1руб. 61 коп., у оседлого населения – 2 руб. 44 коп. (Абашин С. Н. и др. Центральная Азия в составе Российской империи. М. 2008, стр. 141). И опять опровержение «колониального гнёта».

Старожил села Д. Д. Акименко, из многодетной мужской семьи, в своих воспоминаниях писал: «Донимали подати. Ежегодно отец платил по 30 рублей, когда пшеница стоила 25-30 коп. пуд». В Пишпекском уезде в 1902-1904 гг. на каждое самостоятельное крестьянское хозяйство в среднем приходилось 26 руб. 60 коп. налоговых платежей. [РГИА, ф. 1152, оп. 13, д. 140, л. 28]. Конкретный пример.

В увольнительном свидетельстве крестьянина Анисима Туранина, переселяющегося в г. Пишпек из Акмолинской области (Казахстан), сообщалось, что за просителем числится налогов за 1905-ый г.: оброчной подати 16 руб. 20 коп., земского сбора 6 руб. 84 коп., волостного сбора 7 руб. 45 коп. и сельского сбора 3 руб. 6 коп. [РГИА, ф. 391, оп. 2, д. 184, л. 393]. Всего 33 руб. 55 коп. С «колонизатора» 33 руб. 55 коп., а с угнетаемого кочевника – 9 руб. Ещё одно опровержение мифа о колониальном гнёте и доказательство того, что русские крестьяне платили налог в несколько раз больше, чем кочевники.

Так как кочевников переводили на оседлость на одинаковых условиях с крестьянами, то для них налоги при переходе на оседлое ведение хозяйства, по сравнению с прежним, кочевым способом возрастали в 3-4 раза. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 313]. Чтобы не дискредитировать «успешное проведение добровольного оседлого устройства» кочевников и облегчить им этот переход, была принята дополнительная льгота.

Совет министров 9-го июня 1909 г. принял постановление, по которому кочевники, добровольно перешедшие на оседлость, освобождались от казённых платежей и земских сборов на пять лет, в последующий затем пятилетний срок облагались упомянутыми сборами в половинном размере. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 313об]. Впоследствии эти пятилетние сроки были уменьшены до трёх лет.(РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1438, л. 192).

Кроме того, хотя кочевники и переходили на оседлое положение на условиях одинаковых с крестьянами, но с дополнительным исключением: они по прежнему освобождались от воинской повинности. Согласно разъяснению, данному МВД Главноуправляющему землеустройством, киргизы, как инородцы, на основании Устава о воинской повинности при переходе в оседлое состояние освобождались от воинской повинности «независимо от того, ведут они кочевой или оседлый образ жизни». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 178].

Инородцы, принявшие православную веру, также пожизненно освобождались от воинской повинности и дополнительно пользовались пятилетней льготой от податей. (РГИА, ф. 1291, оп. 82 1891 г., д. 6а, л. 100об). С началом войны был введён новый, военный налог на лиц, освобождённых или имеющих отсрочку от воинской повинности, но пригодных к воинской службе. Опять же в работах о восстании о введении этого налога говорится только о применении его относительно кочевников.

Из-за этого умолчания создаётся впечатление, что этот налог брали только с киргизов. Нет, налог с неотбывающих воинскую повинность касался всех, не находящихся на действительной военной службе, но пригодных к ней, в том числе и русских. Налог для оседлых граждан устанавливался 6 руб. в год в течение 4-х лет (срок срочной службы в то время) при доходе не выше 1000 руб. в год, и до 200 руб. при годовом доходе свыше 20000 руб. (Особые журналы Совета Министров Российской империи за 1915 г. М. 2008. Стр. 168).

Для заявляющих о колониальной эксплуатации ещё раз сравнение налогов с киргиза-кочевника и с оседлого землепашца: военный налог с юрты (в среднем 3 мужских души) 1 руб. 84 коп. и 6 руб. с каждого русского мужика, освобождённого от воинской повинности по какой-либо причине. С началом военных действий появились различные дополнительные сборы и повинности на нужды войны: реквизиция лошадей, поставка для нужд армии продовольствия по твёрдым ценам, транспортная повинность для подвозки к станциям железных дорог различных грузов, призыв киргизов для работ в хозяйствах мобилизованных на фронт казаков и крестьян.

И опять умолчание, исследователи восстания пишут только о повинностях, касающихся киргизов. Хотя в этом отношении (дополнительные сборы и поставки) киргизы не были исключением. Но исследователи восстания почему-то пишут «киргизы», а не «население области». Новые повинности, ввелись и для русских, причём, дополнительно к их воинской обязанности. Так, постановлением губернатора области от 28.01.1917 г. крестьянин села Новотроицкое (Сукулук) за отказ поставить подводы для перевозки призванных рабочих-инородцев был оштрафован на 50 руб. [(160), №10 от 03.02.1917 г.].

К сожалению, я не встретил показателей о поставках по Семиреченской области, но вот что сообщал «Полтавский вестник» от 20.03.1916 г.: «На днях состоялось совещание представителей уездных Земских управ Полтавской губернии по вопросу о распределении 75000 голов рогатого скота, подлежащих поставке в армию, по уездам Полтавской губернии и категориям скота, пропорционально числу волов, коров и молодого скота в уездах и городах».

Обратите внимание на два факта. Первое, поставки скота распространялись и на жителей городов. Второе, в отрывке речь идёт о поставках рогатого скота, а, ведь, были ещё обязанности по поставкам лошадей, фуража и продовольствия. Но главное, повторяюсь, – русские поставляли не только фураж и продовольствие, но и провожали своих мужей и сыновей, и не на тыловые работы, а на фронт.

Поборы манапов.

Заведующий Переселенческим делом в Семиреченской области, сообщая о нарушениях в землепользовании киргизов,  докладывал: «Благодаря тому, что земельные изъятия в некоторых случаях были произведены неправильно и с игнорированием интересов киргизов, и благодаря особенному, подчёркиваю, таких случаев, создаётся впечатление, что главной причиной киргизского мятежа было недовольство киргизов земельными изъятиями". [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 34. л. 45 об].

Это же в записке генерал-губернатору о восстании отмечал и М. Тынышпаев, общественный деятель, депутат второй Государственной думы. Сообщая о многочисленных поборах, связанных с выборами местных властей, он констатировал: «Порой даже земельные притеснения бледнеют перед дрязгами выборов и партийности». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 128].

Исследователь В. С. Воронков писал: «Во власти манапов находится весь народ, который носит название «букара», что в переводе на русский означает «это чернь». Манапы распоряжаются собственностью своей букары вполне свободно. Сарыбагишский манап Ш. (Шабдан – Б. М.) всегда должен кому-нибудь лошадь. Это обязательство он исполняет, но очень просто. Чтобы вернуть лошадь, он приказывает первому встречному киргизу из племени сарыбагиш слезть с лошади и отдать её просящему.

«За уплатой долга одному тотчас возникает новое обязательство перед другим, которое удовлетворяется точно таким же способом. Но кроме того, что манапы постоянно обирают букару по мелочам, они облагают её и постоянным налогом деньгами или зерном». [(160), №16 от 22.02.1908 г.]. Даже если простолюдин зарабатывал что-то на стороне, то он должен был часть этого заработка отдать манапу в виде оброка.

В случае неуплаты этой дани, непокорный манапом, за неповиновение, привлекался в киргизский народный суд по выдуманному обвинению. В киргизском народном суде бедняк никогда не мог рассчитывать на правосудие и найти защиту своих прав, так как судьи, будучи также из манапов, или их ставленников, все дела решали в пользу манапов. В результате ответчику, как правило, приходилось отдать больше того, что требовал манап, так как в этом случае он должен был заплатить ещё и судебные издержки бию – народному судье. [(160), неоф. часть, №27 от 01.04.1908 г.].

Таким же поборам бедняки подвергались и со стороны киргизской администрации. Губернатор области, отмечая, что «должностные лица смотрят на должности, как на доходные статьи», сообщал: «Русская администрация всеми силами стремится к искоренению всякого рода поборов с народа, производимых должностными лицами туземной администрации в свою пользу. За это уже немалое число волостных управителей и биев по суду сосланы на житьё в Сибирь. Но до сего времени поборы продолжают существовать, хотя и в меньших размерах против прошлых лет.

«Редкий волостной управитель безукоризненно прослуживает своё трёхлетие, на которое он избирается. В большинстве случаев, он обвиняется в поборах или притеснениях, за что и устраняется от должности с преданием суду». (РГИА, ф. 1263, оп. 2, д. 4935, л. 1029). А. Н. Куропаткин, перечисляя главные причины восстания по категориям населения (узбеки, туркмены, киргизы), относительно киргизов называл недовольство «самоуправством и поборами своих волостных управителей и народных судов биев». (РГИА, ф. 1284, оп. 194, 1917 г., д. 24, л. 7об).  

Меня удивляет позиция национальных исследователей. Многочисленные факты, из многих архивных документов, источников, воспоминаний, из исследований разных авторов говорят о том, что поборы своих манапов с простых кочевников в несколько раз превышали государственные налоги. Но всё равно в первую очередь громко заявляют о русском колониализме, о гнёте царизма, и только потом шёпотом, мимоходом говорят о гнёте и грабеже своими феодалами.

Подборку фактов по этому вопросу начну с доклада о восстании драгомана Российского консульства в Кашагаре Г. Ф. Стефановича: «Сбор кибиточной подати и других повинностей, производилась волостными (старшинами), которые брали с подчинённых им киргизов в два-три раза больше того, что с них требовалось». [АВПРИ, ф. Консульство в Кашгаре, оп. 630, д. 28, л. 3].

С киргизов своей местной администрацией, кроме государственной подати – «падишал-салык», собирались ещё и всевозможные незаконные сборы на разные административные нужды и в пользу волостной верхушки, так называемый, «чигын». Чигын включал две постоянные составляющие («тютюн-салык» – сбор с юрты и «джан-салык» – подушный сбор) плюс поборы по всевозможным поводам. 

Чиновник особых поручений сообщал, что паломник на хадж в Мекку затрачивает, в среднем, 2000 руб. (РГИА, ф. 821, оп. 133, д. 458, л. 90об). Мокуш Шабданов за свой хадж собрал с подвластной волости 12 тысяч рублей. [(160), неоф. часть, №22 от 14.03.1908 г.]. Видите ли, он в Мекке молился и за своих соплеменников, поэтому извольте оплатить его хадж.

Уполномоченные 65-и юртовладельцев Узынгырской волости Пишпекского уезда в прошении к губернатору от 20.09.1910 г. писали: «Наш волостной управитель Чолпонбай Медеу и старшина нашего аула Курумся Тлейбаев всё время делают на нас налоги, как видимо, произвольные, так как в получении денег не дают никаких квитанций. Налоги эти чем дальше, тем становятся больше и, наконец, стали положительно не по силам». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 8650, л. 12-13].

В жалобе от 27 октября 1913 г. жителей Саяковской волости говорилось: «Имея ничтожное количество скота, обложены уплатой податей от 24 до 48 рублей от каждой кибитки, тогда как собрать у нас всех весь наличный скот, то и тогда не хватит для уплаты. Богачи же, имеющие по 1000 и более баранов, при переписи свой скот скрывали и записали в посемейные списки самое малое количество, а на бедных записали то, чего они не имеют». [ЦГА РКаз, ф. И-44, оп. 2, д. 11418, л. 2]. Вот где зарыта собака колониального гнёта: 9 рублей государству, а 39 своему манапу, итого 48 рублей. Так что, строго говоря, данный раздел очерка и вторую причину восстания надо назвать: «Увеличение поборов манапами».

Вот ещё одна из жалоб властям на поборы старшин: «Его Высокоблагородию Пишпекскому уездному начальнику от киргиза Кукрековской волости (Зачуйский участок Пишпекского уезда) Джумата Бурабаева прошение. Старшина аула № 6 Тлеуберды Мырашев, в течении трех лет пребывания его на должности аульного старшины, безгранично пользуясь и злоупотребляя своей властью, требует с меня непосильные подати, кроме оброчной подати, земского сбора и на общественные расходы, по 15 руб. денег (по пятнадцать рублей) за каждую юрту непредвидимых расходов, из которых добрую половину оставляет в свой собственный доход». [ЦГА РКаз, ф. 44, оп. 1, д. 20087].

Чигыном покрывались расходы на съезды, на служебные поездки местной администрации и встречу начальства и другие местные расходы, которые признавались необходимыми главой аула или волости. Не забывали манапы и про свой карман. Начальник Верненского уезда в 1908 г. докладывал губернатору.: «Например, уплачено адвокату за написание прошения и ведения какого-либо дела 600руб, а взыскивается с населения волости никак не менее 3000 руб.». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 393, л. 26об].

Волостные и аульные чигыны, как уже говорилось, превышали цифру всех государственных податей и налогов в несколько раз. В 1915 г. в Атекинской и Сарыбагишевской волостях с каждой юрты взималось дополнительных поборов не менее 21 руб. [(318), стр. 17]. А в приводимой выше Саяковской волости – 39 руб. Сообщали о поборах не только сами обираемые киргизы, но и русские, видевшие этот грабёж со стороны.

Статистик Семиреченской переселенческой партии в 1908 г. сообщал, что одной из причин стремления киргизов Сукулукской волости перейти в оседлое состояние вызвано «желанием освободиться от гнёта народного суда и манапов, самовольно облагающих кочевников особым налогом в свою пользу, достигающим размера до 10 руб. с кибитки. В случае отказа от уплаты сбора против неплательщика возбуждается какое-либо обвинение у народного судьи, который и решает дело в угоду манапов». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 393, л. 1].

Житель Пржевальска К. И. Иванов сообщал: «От многих киргизов я слышал, что негодовали на манапов за чигимы: где нужно один рубль, они собирают пять». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 8, л. 12]. Сообщая о поборах манапов с киргизского населения, заведующий переселенческим делом в Семиреченской области В. А. Гончаревский писал: «Манапы (кстати сказать, этот вредный элемент имеет среди киргизов огромное влияние) собирали более чем вдвое». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 31, л. 29]. Корреспондент «Русского Туркестана» в заметке из Пишпекского уезда писал:

«Жизнь киргизских обществ полна бесправия, произвола манапов, непомерных поборов, самовольно налагаемых киргизскими властями и манапами без всяких приговоров обществ. Киргизская букара (беднота, простонародье) деморализована, не знает, что делать, как избавиться от своих «попечителей» манапов. То плати «чигым» по 4 р. с юрты, то «насю» по 2 р. с юрты, то на помин манапа по 7 р. с юрты. Ведь так и подати трудно будет заплатить. Мы не сгущаем красок. Живя среди киргизов, мы понимаем, на что обречены киргизы при существующем произволе манапов». («Русский Туркестан» №6 за 1900 г.).

Русская администрация знала об этих поборах.  А. Н. Куропаткин в своём дневнике, описывая поездку по краю после восстания, отмечал: «Многие старики говорили, что их грабят свои же туземные власти. Нельзя жить. Просят защиты». [(186), стр. 53]. Знали об этом не только на местах, но и в верхах. Начальник Управления земледелия и государственных имуществ в Туркестане в 1912-1915 гг. А. А. Татищев констатировал: «Фактическое всевластие волостной администрации, несомненно, облагавшей жителей волости незаконными поборами».

4-го июля 1894 г. губернатор Семиреченской области издал циркуляр, в котором подчёркивал, что «выжимаемые из (киргизского) населения должностными лицами поборы, известные под именем чигына, суть поборы незаконные и потому не подлежащие взысканию». Он также обращал внимание администрации на суммы «чигына, доходящего в иных волостях до баснословных размеров». Со временем эти поборы не прекращались, а даже увеличивались. Губернатор области в 1908 г. в отчёте о сборе налогов с кочевого населения отмечал:

«Почти во всех кочевых волостях существуют ещё негласные сборы, известные в степи под названием «шыгын». Сборы эти устанавливаются с превышением, конечно, власти пользующимися влиянием волостными управителями». [(327, стр. 115]. Но контроль над этими поборами, в силу состояния киргизского общества, осуществлять было трудно. Чигын устанавливался собранием манапов победившей на выборах партии, а собирался он аульными старшинами, как правило, во время уплаты подати населением.

Получив подать, старшина требовал и чигын, угрожая, в случае отказа, не сделать запись об уплате и взыскать подать вновь. Против отказывающихся платить чигын через подставных лиц возбуждались ложные иски в народный суд. Суд, зависимый от манапов, присуждал штраф, превышающий чигын, иногда, в несколько раз. Поэтому жалующиеся властям зачастую потом отказывались от своих жалоб, объясняя это оговором или партийной борьбой, что и случилось с приведённой выше жалобой Джумаша Бурабаева из Кукрековской волости.

Следующий документ для цитирования очень длинный, но он ярко обрисовывает состояние киргизского общества и вину манапов в восстании, поэтому я приведу его почти полностью. Это рапорт начальника Атбашинского участка Пржевальского уезда ротмистра Иванова от 29 октября 1906 г. губернатору области: «Имею честь донести Вашему Превосходительству о поборах и злоупотреблениях манапов Чоринской волости. В названной волости все беспорядки производятся родовыми представителями – манапами, без милосердия обирающими народ.

«Мелкие манапы, группируясь около главных родовых представителей, образовали в волости две партии, враждующие между собой за преобладание. Платежных средств населения не хватает на удовлетворение хищных аппетитов всех многочисленных манапов. Поэтому партийные стремления каждой группы заключаются в том, чтобы получить преобладание в волости, приобрести всю её администрацию и весь народный суд из своей партии и при помощи, главным образом, последнего, без помехи обирать темный народ, держа его под постоянной угрозой полного разорения при помощи продажного байского суда.

«На прошедших выборах получила преобладание партия Касымбека Багатаева, и в предстоящее трехлетие, как он сам, так и приверженные ему манапы, могут, не прибегая к открытой силе и явным грабежам, обирать народ при помощи народного суда и не принимать, конечно, в долю своих противников – манапов из партии Чородбая Джаныбекова, Мураталы Качибекова и других. Последние, не желая расстаться со своею долею в обирании народа, пускаются на крайние средства и все-таки рвут с него, сколько смогут, прибегая для этого к застращиванию его открытой силой, явными грабежами и прочим.

«Сориентировавшись в местном законодательстве, давшем киргизскому населению самоуправление и народный суд, манапы составили строгую организацию, вставшую между народной жизнью и русским делом. Обративши местное законодательство целиком в свою пользу, обращая народный суд и туземную администрацию на служение своим корыстным интересам, манапы фактически продолжают держать народ в таком же рабстве, в каком он находился у них и до покорения края.

«Пока этим организациям хищников-манапов не будет нанесен решительный удар, все начинания русского дела в области культуры останутся мертвой буквой. Как на пример безрезультативности многих начинаний, имеющих целью благо народное, сошлюсь на следующее явление. Правительство, идя навстречу нуждам населения, установило податное обложение пропорционально благосостоянию каждого кибитковладельца. Через каждые три года особая комиссия из Податного инспектора и Уездного начальника затрачивает массу труда на определение благосостояния населения.

«Между тем население уплачивает своим манапам чигымы, превышающие иногда в несколько раз Государственную подать, причем плательщиками чигымов являются именно те кибитковладельцы, которые платят по своей бедности минимум подати. Так, иногда, уплачивающий какие-нибудь 30 коп. государству, платит манапам в чигымы 15-20 рублей. Явление беспощадных поборов, производимых манапами с населения на покрытие своих партийных расходов по подкупам на выборах, ведению кляузных дел, уплате кунов (штрафов) по убийствам во время производимых беспорядков, подкупу свидетелей, найму подсудимых, принимающих на себя их преступления, чисто личных расходов на свое содержание, обнаружено мною не только в Чоринской волости, но, почти, во всех волостях участка и остальной части уезда.

«Не могу не высказать еще раз моего глубокого убеждения в необходимости начать серьезную борьбу со стороны правительства с этим величайшим злом в лице хищников-манапов, которые помимо поборов, являются руководителями всех беспорядков, тормозят сборы податей и вообще останавливают течение служебного дела, встав непроницаемой стеной между темным народом и Правительством и сделав своею игрушкою признанную Правительством власть туземной администрации». [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 13, д. 587, л. 106].

Уместно задаться вопросом: кто же толкнул кочевника на крайность, на восстание: русская власть, снижающая государственные подати с малоимущих до 30 копеек, или манапы обирающие его по 15-20 рублей? Государственная администрация, из-за особенностей закона о местном самоуправлении кочевников, была ограничена в борьбе с этим злом – поборами манапов. После получения приведённого рапорта начальника Атбашинского участка губернатор области докладывая начальнику края «о вредной деятельности манапов Чоринской волости … и … о поборах, чинимых ими с населения», объяснял:

«Несмотря на очевидный вред, приносимый населению деяниями манапов, я затрудняюсь возбудить против них, как частных лиц, преследование судебным порядком». Поэтому он предлагал «единственным средством для ослабления эксплуатации манапами населения и умиротворения волости необходимо признать высылку административным порядком главарей с ближайшими их родственниками и сообщниками из уезда на срок до 5 лет». [ЦГА РУз. ф. И-1, оп. 13, д. 587, л. 105-105об]. Как уже говорилось, с началом войны были введены новые налоги и дополнительные поставки, что принесли новые тяготы для населения. Но, как гласит пословица, кому война – беда, а кому – мать родна.

Государством оплата за реквизиции и поставки производилась не непосредственно с поставщикам, а передавалась в волостное управление. Этим тоже воспользовались волостные управители, присваивая эти деньги себе. Подтверждает это и М. Тынышпаев: «Деньги, ассигнованные на оплату реквизиций, до владельцев большей частью не доходили. Требовали, чтобы киргизы ставили юрты и приготовляли скот для проходящих команд. Требования исполнялись, деньги же, отпущенные для расплаты с киргизами, в большинстве случаев до них не доходили». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 46, л. 134]. В докладной губернатора о восстании говорилось:

«Киргизы указывали на факты того, что ими по требованию начальства были представлены юрты, войлоки, пайпаки (тёплые чулки), давались лошади, но денег они совсем не получали, а если и получали, то вопреки ценам, заявленных властями» [(43), стр. 110]. Кроме сборов по решению власти, были ещё призывы к пожертвованиям различным благотворительным организациям, которые проходили по всей империи. Так, с началом войны Российское общество Красного креста обратилось к гражданам России с призывом к сбору пожертвований для армии деньгами, личными вещами и продуктами питания.

Вслед за Красным крестом Всероссийский земский союз также обратился к населению Империи с воззванием тоже к сбору пожертвований в пользу армии. Киргизы приняли активное участие в сборе пожертвований, тем более, что проводились они под лозунгом, что киргизы не несут воинской повинности. Но чаще такие акции были проявлением инициативы низовой администрации, которая выдавала это за желание народа и решала таким образом две свои задачи – зарабатывала благосклонность, медали, почет у русской администрации и одновременно обогащалась.

Возможным это было потому, что все эти сборы проводились по указанию администрации, без решений (приговоров) местных собраний. Этим пользовались волостные и аульные старшины, собирая с подчинённых им киргизов гораздо более того, чем требовалось, разницу оставляя себе. Собирали, якобы, на военные нужды деньги, продовольствие и прочее, но по назначению передавали «далеко не всё, от 1/3, а иногда лишь 1/10». [Фёдоров Е. Очерки национально-освободительного движения. Ташкент. 1925, стр. 51]. Заведующий Пржевальским оброчным подрайоном, говоря о причинах восстания, подчёркивал, что с началом войны положение простых членов киргизских общин ухудшилось:

«Всякого рода пожертвования – деньгами, юртами, попонами – ударили киргизов с материальной стороны. … Манапы (кстати сказать, этот вредный элемент среди киргиз Пржевальского уезда) собрали, вероятно, больше, чем вдвое». [РГИА, ф. 396, оп. 7, д. 764, л. 63]. То, что свои же манапы, пользуясь военными поставками, драли с кочевника ещё одну шкуру, то в этом, конечно, есть доля вины государства, которое не защищало своих граждан (киргизы ведь тоже платили налоги), но никак не русского переселенца, подвергшегося разгрому.

Заведующий Семиреченским переселенческим районом С. Н. Велецкий, говоря о гнёте манапов, сообщал, что в 1907 г. в Сарыбагишевской волости разные, так называемые, «тёмные» сборы достигали 18 рублей с кибитки. [(312), стр. 14]. Ещё большую цифру приводят «Семиреченские ведомости»: «Констатировано полное бесправие киргизов, придавленных произволом манапов, партийной враждою и пресловутым «народным судом». Экономическую жизнь киргизов подрывают всевозможные «чигыны и джурчулуки». Размеры этих поборов простираются от 10-и до 30-и рублей в год с кибитки, помимо податей и земских сборов». [(160), неоф. часть, №102 от 19.12.1908 г.].

Сравните сами: 9 рублей государственных податей и 30 рублей поборов в карманы манапов. Ю. Абдрахманов, Председатель СНК КиргАССР, в газете «Советская Киргизия» от 04.08.1931 г. в статье «Предвестник Октября. К 15-илетию восстания киргиз в 1916 г.» писал: «Размер «чыгыма» был в десятки раз больше, чем размер официальных государственных налогов». Прочитав это впервые, я подумал, что это штамп статей советского периода. Но ознакомившись с рапортом начальника Атбашинского участка, в котором он, говоря о поборах манапов, уточняет положение с налогами.

Волость должна была сдать подати в соответствии с количеством кибиток в ней. Внутри волости подати раскладывались с учётом платёжноспособности аулов, а в аулах – с учётом материального положения кибитковладельца. На аульном сходе, в присутствии уездного начальника и податного инспектора определялись члены общины неспособные к платежу подати по каким-либо причинам, составлялся приговор аульного схода, и они освобождались от уплаты налога. [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 459].

Но общая сумма подати с аула и волости оставалась прежней, она перекладывалась на остальных членов общества. Прообраз прогрессивного налога. При получении льготы подать с бедняка могла быть снижена до 30 коп., а манапские поборы доходили до 15-20-и руб., и от «чигима» малоимущие члены общины манапами не освобождались. Оказывается, утверждение Ю. Абдрахманова о превышении манапских поборов в десятки раз против государственных податей в отношении к малоимущим верно.

Некоторые манапы поступали следующим образом. Используя затруднения плательщиков при уплате налога, они причитающиеся с волости налоги аккуратно, в срок уплачивали сами, а потом взыскивали с неплательщиков повышенные суммы. Напрашивается вопрос, от чего страдало киргизское население: от царского гнёта или от своих манапов? Поэтому, если уж говорить о двойном гнёте, то на первое место надо ставить гнёт своих манапов, а потом уже – царский. Некоторые из исследователей, говоря о налоговом гнёте со стороны государства, для придания весомости своего утверждения, включают в него и общемировые, общепринятые сборы.

Вот один из примеров: «Существовали ещё государственный промысловый налог, акцизный сбор и таможенная пошлина. С населения взимались гербовый сбор и пошлина за переход имущества от одного лица к другому». Помилуйте, это же общегосударственные сборы, которые взимались одинаково как с русских, так и с других национальностей; как с жителей центра, так и окраин. Откуда здесь колониальный гнёт?

Противодействие манапов переходу кочевников на оседлость.

Наряду с земельной и налоговой причинами восстания следует сказать и о переходе кочевников на оседлый образ жизни, что освобождало их от зависимости от манапов и решало их землеустройство (они обеспечивались землёй наравне с крестьянами), тем самым сглаживая земельный вопрос – главную причину восстания. Но манапы, теряя при этом своё влияние и эксплуатируемых, были против перехода своих соплеменников к новой жизни, к новой формации – к оседлости. Этим манапы совершали ещё одно преступление против своего народа.

Исследователь В. С. Воронков особо подчёркивал, что переход кочевников на оседлость, «создало бы такой строй, при котором … осевший киргиз был бы обеспечен в своих правах на землю и мог бы вести своё хозяйство, не будучи зависимым ни от манапства, ни от султанов, ни от каких-нибудь других общественных классов, созданных условиями киргизской жизни». [(160), неоф. часть, №14 от 15.02.1908 г].

В докладной записке к совещанию в феврале 1908 г. о порядке колонизации Семиреченской области говорилось: «В настоящий момент главная масса киргизских земель сосредотачиваются в руках богачей-манапов, и для них действительно невыгодно, как образование переселенческих участков, так и вообще урегулирование земельных отношений внутри киргизской общины». [РГИА, ф. 391, оп 3, д. 870, л. 14]. Главное управление землеустройства в письме в Совет министров от 13.05.1908 г. также отмечало:

«Оставляемая при образовании переселенческих участков в пользовании каждой группы (кочевников) площадь земли фактически находится во владении зажиточных киргизов, которые ведут примитивное скотоводство и часто сдают в аренду земли общего пользования, между тем, как для 70-80% киргизского населения, находящегося у них чуть ли не в крепостной зависимости по экономическому состоянию, недоступно занятие скотоводством. Таким образом, многочисленный класс, так называемых, джатаков или букары в большинстве живёт исключительно продажей своего труда (наймом в пастухи, батраки и т. п.) и не извлекает из простора киргизских земель никаких выгод».

В таких условиях «киргизская беднота прекрасно сознаёт, что возможность беспрепятственного распоряжения хотя бы небольшим земельным участком гораздо лучше оградит их интересы, чем теоретическое и неосуществимое для них право на сотни десятин в общественных угодьях». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 3об-4]. После инспекционной поездки в 1910 г. в Семиреченскую область генерал-губернатор А. В. Самсонов докладывал царю о своих разъяснениях киргизскому населению:

«Справедливое отношение к киргизам выражается и в том, что каждому киргизу предоставляется добровольный выбор или получить 40 десятин для кочевья, или быть устроенным также, как и русские переселенцы с равным душевым наделом". [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 90, л. 50-51]. В последующей телеграмме оговорка «каждому киргизу» была исправлена и разъяснено, что «кочевникам будет оставлено, согласно выработанных норм, сорок десятин на отдельное кочевое хозяйство». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 90, л. 57].

Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе «О киргизском землеустройстве в Семиреченской области» писал: «С экономической точки зрения землеустройство важно потому, что только оно может поднять экономическое состояние киргизов и увеличить доходы казны». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 2б]. Переход кочевников на оседлость позволял сгладить земельный вопрос, как для кочевников, так и для Переселенческого управления.

Поэтому Правительство было сторонником перехода кочевников на оседлое ведение своего хозяйства, всячески пропагандировало и поддерживало это направление хозяйственной деятельности. Издаётся ряд правительственных инструкций о порядке и льготах для кочевников, переходящих на оседлость. Из земель, перешедших в Переселенческий фонд, часть предназначалась именно для кочевников, переходящих на оседлость. Так, на 1914 г. в Семиреченской области было запроектировано 130 тысяч десятин для кочевников, желающих перейти на оседлость. (Семиреченские ведомости, неофиц. часть, №216 от 12.10.1913 г.).

Причиной того, что власти призывали и способствовали к переходу киргизов на оседлость, были шесть факторов. Первый – освобождение земель в переселенческий фонд. Кочевникам в Семиреченской области выделялось от 40 до 82 десятин на юрту, в зависимости от естественных и почвенных условий, от наличия водоснабжения. В предгорной зоне Пишпекского уезда норма обеспечения киргизского кочевого хозяйства была 40 десятин. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 486, л. 10].

Инструкция от 09.06.1904 г. «О поземельном устройстве населения Туркестанского края» гласила, что кочевникам, пожелавшим получить оседлое земельное устройство, отвод надельных участков производится на одинаковых основаниях с русскими переселенцами. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 12]. Поэтому при переходе на оседлость кочевники обеспечивались землёй, как и русские крестьяне, по 10 десятин на мужскую душу. Что особенно важно. В связи с массовым наплывом в результате проведения столыпинских реформ переселенцы после длительного ожидания устройства в отдельных случаях соглашались на сокращение нормы земельного надела до 6-и и даже до 4-х десятин на душу.

Но для киргизов, переходящих на оседлость, норма 10 десятин на душу оставалась неизменной. По данным статистического отдела Переселенческого управления за 1910 г. средний состав киргизской семьи составлял 5,1 душ обоего пола, из которых 2.75 мужского и 2,35 женского пола. (Семиреченские ведомости №67 от 20.08.1910 г.). Значит, при переходе на оседлость на одно киргизское хозяйство выделялось 30 десятин. Остальная земля переходила в переселенческий фонд.

Туркестанский генерал-губернатор А. В. Самсонов (командовал краем в 1909-1914 гг.) обращал особое внимание Управляющих переселенческими районами на то, что «для наиболее целесообразной и правильной постановки колонизационного дела в крае надлежит, параллельно с образованием переселенческих участков, вести в самом широком масштабе и землеустройство туземцев, так как получаемые при этом излишки могут всецело обращены под устройство русских переселенцев». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1638, л. 4].

Так, в 1910 г. землеустройство переводом на оседлость 1188 юрт Восточно-Сукулукской волости дало в распоряжение Переселенческого управления  земельные излишки общей площадью 10700 десятин удобной земли, а с остатками волостного пастбища около 13800 дес. [Семиреченские ведомости, неоф.часть, №141 от 18.12.1910 г. РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 97, л. 2]. В отчёте за 1912 г. губернатор области отмечал, что «при отводе киргизам постоянных оседлых наделов оказалось возможным пополнить запасы переселенческого фонда 117.010 десятинами». [РГИА, ф. 1284, оп. 194, д. 41, л. 5].

То, что Правительство было сторонником перехода кочевников на оседлость и всячески пропагандировало этот процесс, косвенно опровергает заявления про отсутствие земли у киргизов, так как переход кочевников на оседлость по крестьянской норме позволял получить ещё дополнительные площади в Переселенческий фонд из земель, находящихся в пользовании киргизов.

Второй фактор – переход на оседлость приближал меньшие налоги с кочевников к налогам с оседлого населения. Заведующий переселенческим делом в Семиречье при обосновании необходимости перевода кочевников на оседлость одной из причин называл увеличение налоговых поступлений: «Попутно с этим может быть образовано большое количество государственных оброчных статей». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 3.].

По данным Переселенческого управления переход кочевников к оседлости и замена подати с юрты на оброчную увеличивали налоговые сборы вдвое. [Там же, оп. 3, д. 426, л. 154]. Ещё большую разность налогов называл генерал-губернатор Степного края Е. О. Шмидт: «При землеустройстве киргизов необходимо иметь в виду ещё одно, не последней важности обстоятельство. С переходом кочевников в оседлое положение связывается их перемена в податном обложении, которое при этом должно повыситься в четыре раза.

"Между тем киргизское хозяйство не в состоянии будет сделать быстрый переход от прежней системы экстенсивного использования земель к более совершенным формам, и новое обложение на первых порах может оказаться для него непосильным. Поэтому представляется справедливым в течение пяти лет после перехода в оседлость сохранить для киргизов обложение в размере уплачиваемой кибиточной подати, а во втором пятилетии – довести обложение до полного размера оброчной подати». [РГИА, ф. 1276, оп. 17, д. 132, л. 405].
Продолжение в 6-ой части.