Продолжение, начало в 1-ой части.

Это предложение Степного генерал-губернатора было учтено Правительством. Согласно Положению Совета министров от 24.08.1910 г., киргизы, перешедшие к оседлому быту, освобождались на пять лет от казённых платежей и земских денежных сборов, а в последующие пять лет облагались упомянутыми сборами в половинном размере. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 18].  

Данное постановление Совета министров не только показывает заниженные налоги кочевого населения по сравнению с оседлым, но и опровергает утверждения о колониальном гнёте, а тем более о геноциде. Третий фактор. Переход на оседлость менял главный кочевой способ экономической деятельности на земледельческий, а в скотоводстве обеспечивал внедрение передовых, интенсивных технологий, что повышало эффективность производства, давало большую отдачу с занимаемых земель.

Четвёртый фактор – властям оседлое население легче контролировать, чем кочевое. В 1906 г. Ферганский губернатор В. И. Покотило подчёркивал, что «пока туземец прикреплён к земле и занимается на собственном участке земли, он является благонадёжным элементом порядка и государственности». И последние два фактора – местные причины. Первая. Власти знали и понимали, что население приграничной с Китаем территории, какой являлась Семиреченская область, при кочевом образе жизни чувствовало себя мало связанным с местом проживания.

Поэтому в случае какого-либо притеснения или изменений условий жизни, например засуха, киргизы, и особенно казахи, откочёвывали в китайские пределы, что неоднократно и происходило. Оседлость, наоборот, привязывала бывшего кочевника к месту проживания. Вторая. Для властей в Семиречье были, как уже говорилось, проблемой многочисленные частные сделки на аренду земли, заключаемые по взаимному согласию, но без разрешения властей и без официального оформления. Манапы сдавали в аренду общественные земли киргизов, а оплату за аренду присваивая себе, что вело к обезземеливанию простых кочевников.

И для Переселенческого управления такие арендаторы, уже построившие свои хуторские хозяйства, создавали проблемы при образовании переселенческих участков. Семиреченский губернатор в 1911 г., докладывая генерал-губернатору о незаконных арендных сделках, писал: «Дело само собой улучшится, когда киргизы осядут и каждый получат свой надел в собственность» и «арендаторы будут договариваться уже не с волостями и не с манапами, а с отдельными киргизами-собственниками». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 970, л. 21].

Как видим, освобождение дополнительных земельных площадей для переселенцев и приближение налогов, взимаемых с кочевников, к налогам оседлого населения были главными причинами привлечения кочевников к оседлости. В соответствии с правительственной инструкцией в марте 1910 г. губернатор Семиреченской области издаёт приказ, в котором призывал кочевников к оседлости и разъяснялись условия и льготы при переходе к оседлому образу жизни. [(160), №21 от 12.03.1910 г].

А что же сами киргизы? Хотели или нет переходить на оседлость и заниматься земледелием? В отчёте «О ревизии переселенческого дела в Семиреченской области в 1907 г.» помощник Туркестанского генерал-губернатора генерал-лейтенант К. А. Кондратович сообщал: «Первые просьбы, которые были заявлены мне при въезде в (Семиреченскую) область, в с. Карабалта и в последующих пунктах, вплоть до Пишпека, касались, главным образом земли.

«Одни (переселенцы) просили об отводе или добавке земли; другие (киргизы) или жаловались на отобрание от них земель для устройства новых русских поселений, или просили об устройстве их земельном отношении наравне с крестьянами. … Настоятельно просят об организации из них оседлых поселений». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 484, л. 1]. Переход к оседлости был не только желанием и указанием сверху. Стихийно он уже начался в киргизском обществе. Большинство киргизов поняли, что в изменившихся реалиях жизни их благополучие возможно «только в переходе на оседлость и теперь в области усматривается расширение запашек, укрепление постоянных зимних жилищ, уход за насиженными местами, чтобы отстоять их от возможности изъятия». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 2]. 

Переход кочевников на оседлость был двух видов. Первый – это когда в создаваемый переселенческий участок входили зимовки или пахотные земли кочевников, то их владельцам предоставлялось право и возможность получить надел и поселиться во вновь образуемых селениях. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 15).Труднее и хуже было желающим прейти на оседлость, находящимся в общине, потому что манапы не только препятствовали, но и преследовали таких. Первопроходцами в переходе на оседлость были киргизы Толкановской волости Пишпекского уезда.

Притеснения манапов и волостных должностных лиц принудили 94-х юртовладельцев ходатайствовать об исключении их из состава кочевого населения и переводе на оседлое положение с правами сельских обывателей, с образованием оседлого поселения в Алаарчинском урочище и возложением на них одинаковых с крестьянами общественных и земских повинностей, в том числе и воинской. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 914, л. 2].

В 1897 г. В Толкановской волости проходили волостные выборы. Как часто бывало, эти выборы население волости разделили на две враждебные партии Во главе одной из них стоял Абдрахман Байтыков, влиятельный киргиз из рода Каная, который от имени 94-х юртовладельцев возглавил ходатайство об образовании оседлого поселения. Администрация области приняла это прошение.                           

Но, пока шло его рассмотрение, А. Байтыков, помирившись со своими родственниками, а вместе с ним 61 юртовладелец отказались от перехода на оседлость. Остальные 33 юртовладельца продолжали настаивать на удовлетворении их ходатайства. В 1900 г. постановлением Областного правления эти киргизы были исключены из Толкановской волости и образовали поселение Таш-Тюбе по крестьянскому положению, и им был отведён земельный надел. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1438, л. 192об).

Но сопротивление манапов и отсутствие законодательной базы по этому вопросу затянули переход на оседлость до 1908 г., когда окончательно было оформлено и утверждено Начальником края киргизское поселение Таш-Тюбе из 33-х юртовладельцев. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 914, л. 2об-6]. Но единого мнения по вопросу перехода на оседлость в киргизском обществе не было.

По данным начальника Переселенческого управления С. Н. Велецкого, «богачи, имея в своём распоряжении большие выпаса и многочисленные табуны скота не хотят и слышать об оседлости, а более 50% бедняков склонны к переходу на оседлость, но об этом, опасаясь богачей, не говорят гласно». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 8]. Похожую оценку сложившемуся положению в своём отчёте давал и ревизующий Туркестанский край сенатор К. К. Пален:

«Что касается букары, то она втайне сочувствует колонизационной деятельности, видя в ней освобождение от крепостной зависимости (от манапов – Б. М.). Можно с уверенностью сказать, что в киргизских массах уже созрело сознание выгод оседлого хозяйства, и что всякая попытка правительства закрепить за каждым киргизом хотя бы незначительный клочок земли встретило бы самую энергичную поддержку».

Как видим, беднота стремилась к оседлости, так как таким путём она освобождались от поборов манапов и, главное, для неё – это то, что при оседлом положении в пользовании землёй они не зависели от манапов. К тому же, развитие товарно-денежных отношений в киргизском обществе вело к ослаблению родовых связей, что также способствовало переходу на оседлость. 20 ноября 1909 г. в Верном был созван 1-ый Семиреченский сельскохозяйственный съезд «для выяснения нужд и для выработки мер к поднятию местного сельского хозяйства».

Уполномоченные представители коренного населения всех уездов области единогласно высказались о необходимости перехода кочевников «к прочному оседлому хозяйству на определённом земельном наделе на равных с русским населением условиях». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 306об]. Одобрение было высказано с единственной оговоркой, чтобы земли, не пригодные для сельскохозяйственного использования, «пустыни и горы оставить в общем пользовании для пастбищ скота, как это было до настоящего времени». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 309об].

Обращение к губернатору области с желательными условиями при переходе на оседлость от Пишпекского уезда подписали киргизы Ахмед Худайбергенов Темирбулатовской волости и Курманалы Кошаев Шамсинской волости. [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 308об]. Кочевники, переходящие к оседлому быту, разделялись на две группы. 1) Кочевники, уже частично занимающиеся земледелием. В этом случае при переходе на оседлость обрабатываемые ими земли закреплялись за ними в собственность на тех же условиях, что для оседлого сельского населения.

2) Кочевники, выразившие желание перейти на оседлость на одинаковых с русскими переселенцами условиях. Перешедшим на оседлость утверждение в собственность их земель допускалось через 10 лет со дня наделения их этими землями. Такое ограничение вводилось «для воспрепятствования кочевникам спекулировать отводимыми им землями» – продолжали вести кочевой образ жизни, а полученную землю сдавали в аренду. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 31].

Стремление к оседлости подтверждалось подачей многочисленных прошений о переходе на оседлость. В 1906 г. в Переселенческое управление поступило прошение от киргизов Сукулукской волости о переводе их на оседлое положение. В 1907 г. Пишпекском уезде с ходатайством о переходе на оседлость обратились 4222 юртовладельца. (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 870, л. 107). Всего в 1906-1907 гг. от киргизского населения 12-и волостей Пишпекского уезда поступило свыше 80-и прошений от 5000 юртовладельцев о переводе их на оседлое положение. [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 953, л. 22]. В 1910 г. в Семиреченское переселенческое управление поступило прошений о переходе на оседлость, представляющих 25 тысяч юртовладельцев. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 828, л. 32].

Оседала, в первую очередь, беднейшая часть населения. Переход к оседлости расшатывал патриархально родовой быт и ослаблял зависимость простых кочевников от баев и манапов. Канат Абукин, один из руководителей восстания, в своих показаниях следствию отмечал: «В начале перехода на оседлость противниками были богатые люди, которым переход невыгоден, а беднота была бы рада перейти. Таким образом, тормоз был со стороны богачей, без которых приговора волости получить нельзя». [Борьба классов, 1932, №7-8].

Манапы, лишаясь эксплуатируемой бедноты и части общественных земель, которые они сдавали в аренду, препятствовали переходу желающим перейти на оседлость всеми способами от примитивных избиений и требований немедленного возврата долга до сфабрикованных привлечений к народному суду. Заведующий Семиреченским переселенческим районом писал:

«Манапы и султаны, поняв ту опасность, которая им грозит в том случае когда ходатайства (о переводе на оседлость – Б. М) получат практическое осуществление, начали прилагать старания к тому, чтобы ликвидировать и подавить среди киргизских масс начавшееся ненавистное им движение (к оседлости). Как и в прежнее время,  (они стали) прибегать к народному суду». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 105об).

В противодействии движению к оседлости манапы активно использовали зависимый от них народный суд, который на основе «обычного» права был мощным средством в руках феодально-байской верхушки в деле удержания трудового населения в повиновении Исследователь Туркестана Ю. Д. Южаков в работе «О земских начальниках в Туркестане» (Ташкент, 1894 г.) писал о «повальной продажности судей народных и, вследствие этого, на кривду в народных судах». (л. 8).

Наиболее распространённым способом преследования желающих перейти на оседлость было привлечение их в народный суд биев, где к желающим перейти на оседлость предъявлялись фиктивные обвинения, по которым они получали наказания вплоть до тюремного заключения.  В результате многие из просителей подавали заявления об исключении их из желающих перейти на оседлость.

Показательный случай преследования манапами желающих  перейти на оседлость произошёл в 1902 г., когда среди киргизов распространился слух о возможности для них причислиться к казачьему сословию. 150 юрт Толкановской волости выбрали двух доверенных Кадырова и Таштанова, которые и подали прошение с желанием своих доверителей причислиться в казачье сословие. Это зачисление обещало киргизам закрепление за ними по 30 десятин земли на мужскую душу и полную отмену зависимости от манапов.

Тогда манапы через зависимый от них бийский суд привлекли Кадырова и Таштанова к бийскому суду по обвинению в фиктивной краже. Суд приговорил Кадырова и Таштанова к тюремному заключению на один год и к штрафу по 6 лошадей с каждого. Приговор был немедленно приведён в исполнение. Кадыров и Таштанов были разорены, а движение киргизов к переходу в казаки прекратилось. ((РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 1438, л. 193об).   

Доказательством зависимости бийского суда от манапов наглядно служили многочисленные просьбы киргизов о разборе их дел между собой русскими чиновниками или российским судом, так как в беспристрастие своего бийского суда они не верили. (РГИА, ф. 1291, оп. 82 1891 г., д. 6а, л. 4). Во вступлении к «Положению об управлении в степных областях» отмечалось: «Местные власти действуют самовольно и до такой степени запугали народ, что иногда распоряжения Областного правления о разборе дел приостанавливались самими киргизами-просителями, дабы не навлечь на себя гнев правителя и аульных начальников». (РГИА, ф. 1291, оп. 82 1891 г., д. 6а, л. 3а).

Об этом свидетельствовали многочисленные факты. Корреспондент газеты «Турмуш» (№431 от 13.03.1916 г., г. Уфа) писал: «Киргизские бии и манапы … противодействуют прикреплению киргизов к земле. Зная, что в случае прикрепления киргизов к земле уменьшаются их собственные доходы, они всячески стараются, чтобы сторонники прикрепления (хуторизации) не имели успеха, пишут на них доносы и сажают их в тюрьму». Заведующий Семиреченским переселенческим районом, излагая историю перехода киргизов на оседлость в Пишпекском уезде, сообщал:

«Стремление к земельному и административному обособлению киргизов-земледельцев возбудило преследование против них со стороны киргизских манапов, захвативших в волостях в свои руки административную власть и, главное, народный суд. На волостных и чрезвычайных съездах народных судей (биев) почти все руководители движения в пользу оседлого устройства по ложным искам были присуждены к большим штрафам и тюремному заключению до 1,5 лет». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 883, л. 306].

Статистик Семиреченской переселенческой партии в 1908 г. сообщал, что желание киргизов Сукулукской волости перейти в оседлое состояние вызвано «желанием обеспечить свои земельные интересы при переходе земель переселенцам, а затем освободиться от гнёта народного суда и манапов, самовольно облагающих кочевников особым налогом, достигающим размера до 10 руб. с кибитки в свою пользу. В случае отказа от уплаты сбора против неплательщика возбуждается какое-либо обвинение у народного судьи, который и решает дело в угоду манапов». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 393, л. 1].

Начальник Пишпекского переселенческого отделения, сообщая о заявлениях, поступивших в 1906 г. от 300-от киргизов, желающих перейти к оседлой жизни, добавлял: «Это число возросло бы во много раз, если бы не боязнь преследования со стороны богатых и влиятельных лиц, которым существующая земельная неурядица очень выгодна». [РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 899, л. 122об]. Подробно эту несправедливость описал С. Н. Велецкий.

Если и находился смельчак, открыто заявляющий о желании перейти на оседлость, то «его обвинят, чаще всего, в конокрадстве, находятся лжесвидетели , и он бессилен доказать свою невиновность. Суд производит бий, который и обвиняет будущего «крестьянина». Поле этого ему предлагают два выхода: или идти в тюрьму, или отказаться от землеустройства. Конечно, он выбирает последнее, и дело прекращается». [РГИА, ф. 391, оп. 6, д. 62, л. 9]. Каким был народный суд биев рассказали в своей жалобе губернатору киргизы Иссыгатинской волости, желавшие перейти на оседлость:

В киргизском народном суде бедняк никогда не может найти защиты своих интересов, добыть себе правосудие, ибо все бии или их ставленники все дела решают по указанию манапов. Постановления делаются с нарушением справедливости и правосудия. Решения съезда (биев) окончательны, для исков налагают какую угодно сумму, сажают в тюрьму до полутора лет, (а решения биев) не подлежат апелляции. Приведение в исполнение постановлений съезда не может быть никем ни приостановлено, ни отменено». [(327), стр. 356. ЦГИА КазССР, ф.44, оп. 2, д. 961, л. 107].

Показательно в этом отношении прошение ревизующему Туркестанский край графу К. К. Палену от доверенных 412-и юртовладельцев Булекпаевской волости: «Осмеливаемся доложить Вашему Сиятельству, что в 1907 г. доверители наши возбудили ходатайство о причислении их в оседлое состояние для того, чтобы избавиться от притеснений нашего волостного управителя Исмаила Сулейманова. На такое ходатайство наш волостной управитель Сулейманов, разозлившись на наших доверителей, начал их притеснять: отбирать у них скот, при встрече с ними постоянно избивал.

«Наконец, управитель Сулейманов наложил на каждого кибитковладельца нашей волости по два рубля налога в свою пользу (государственный налог в это время был 4 рубля с юрты – Б. М.). Этого оказалось мало Сулейманову, который приступил в единогласии с 10-ью народными судьями и с 20 июля по 1-ое августа сего года открыл волостной съезд. Народные судьи нашей волости по распоряжению Сулейманова начали составлять заочные разные решения на наших доверителей.

«Не терпя притеснений, доверители наши выбрали нас доверенными и, выдав нам доверенности, поручили нам подавать прошения начальству с донесением действий нашего волостного управителя Сулейманова, прося привлечь его к законной ответственности за незаконные действия. Сентябрь, 29 дня, 1908 г., гор. Пишпек». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 45, л. 65]. Другие примеры самоуправства манапов. Киргизы Сарыбагишевской и Атекинской волостей, желающие перейти на оседлость писали:

«Манапы, чтобы не допустить к оседлости, стали притеснять желающих, отбирать скот, наносить побои и наложили на них большие суммы подати и другие сборы, а на некоторых постановили заочное решение по вымышленным искам». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 3, д. 3455, л. 4]. В другом прошении К. К. Палену доверители от 900 кибиток Сарыбагишевской волости просили не только образовать оседлое селение «на крестьянском положении», но и освободить их «от народного суда, а все дела, которые могут возникнуть между нами и киргизами других волостей были бы рассмотрены в русских общих судах».

Вызвано было это тем, что «киргизы соседних волостей по наущению манапа Шабдана Джантаева вчинили к нам в народном суде массу исков, и, как нам известно, намерены делать это и в будущем, при сознании ложности своих исков». [РГИА, ф. 1396, оп. 1, д. 263, л. 159]. Похожие преследования были и в Сусамырской волости, где доверенные от желающих перейти на оседлость жаловались на притеснения управителя волости Мурзабекова и других манапов, которые «отобрали 22 лошади, наносят побои, приказывают отказаться от оседлости». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 8642, л. 33].

42 юртовладельца Багишевской волости  в прошении от 08.11.1910 г. к губернатору области о защите от произвола манапов, преследующих киргизов, переходящих к оседлости, писали: «В настоящее время главари кочевников во главе с известным манапом Чолпонкулом Тыналиевым, которого слушается род солту, к какому принадлежим и мы, предложили нам отказаться от перехода к оседлости. В противном случае грозят нас наказать немилосердно на открывшимся в гор. Пишпеке чрезвычайном съезде народных судей уезда. Отказаться от перехода к оседлости мы не желаем, но угрозы манапов боимся и думаем, что она будет приведена к исполнению, если не будет защиты со стороны начальства». [ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 8651, л. 161].

В июле 1911 г. 900 юртовладельцев Джумгальской волости, желающих перейти на оседлость, обратились к губернатору области: «Киргизы Джумгальской волости более девятисот кибиток уже три года ходатайствуют (о переходе) в оседлое население. В настоящее время производитель Мазуренко отводит границы для оседлости. Между тем, 15 июля (состоится) чрезвычайный съезд народных судей пяти Загорных волостей, где манапы желают сместить разными ложными исками вышеупомянутых 900 кибитковладельцев». [(327), стр. 346].

Кроме перечисленных волостей, в 1907-1914 гг. из Пишпекского уезда подали жалобы на манапов, преследовавших желающих перейти на оседлость, 705 юртовладельцев Сусамырской волости [(327), стр. 241]; 255 юртовладельцев Атекинской волости [(327), стр. 390]. 65 юртовладельцев Узынгырской волости [(327), стр. 287] и 42 юртовладельца Багишевской волости  [(327),  стр. 296]. В августе 1909 г. доверенный 579-и юртовладельцев Сукулукской волости У. Аширов губернатору области подал прошение по поводу насилия манапов против киргизов, желающих перейти на оседлость, в котором описал следующее.

Влиятельный манап Чолпонкул Тыналиев и его сын, волостной управитель Суеркул Чолпонкулов «восстали против ухода из-под своего влияния» желающих перейти на оседлость и прибегли к верной помощи зависимого от них народного суда биев, через посредство которых желающих перейти на оседлость за вымышленные нарушения стали приговаривать к различным наказаниям, вплоть до тюремного заключения. Бийскими судами к 438-и лицам были предъявлены вымышленные иски. С них было присуждено к взысканию 168 баранов, 354 головы крупного рогатого скота, 860 пудов хлеба и деньгами 13978 руб.

Сверх этого было взыскано вознаграждение биям 1445 руб. и 35 голов скота. Кроме этих незаконных мер манапы от имени волостного общества составили фиктивный приговор о высылке активиста Джантая Кенесарина. [(327), стр. 164-167. ЦГИА КазССР, ф. 44, оп. 2, д. 6981, л. 5]. Подобным образом поступил и другой влиятельный манап Пишпекского уезда Шабдан Джантаев. В ноябре 1909 г. 277 юртовладельцев Сарыбагишевской волости, выделившиеся в самостоятельную волость, чтобы избежать грабительских поборов Шабдана, обратились к губернатору области с жалобой:

«На открывшийся в гор. Пишпеке чрезвычайный съезд (судей), по инициативе войскового старшины Шабдана Джантаева, вызваны в качестве обвиняемых 277 человек и назначено к взысканию с них: лошадей – 778,  верблюдов – 57, баранов – 36, кошм – 30 штук, 19 женщин и деньгами 1255 руб. С того времени, как доверители наши, изнемогая от тяжёлых налогов, возбудили ходатайство о разделе нашей волости и открыто сказали Джантаеву, что они больше платить таких налогов не будут, то он стал вымогать их своим влиянием через посредство других, преданных и родственных ему волостей: Каракечинской, Кочкорской, Булекпаевской, Тынаевской, Узынгырской и Шамсинской, откуда, по зову Шабдана, явились на нас целые партии обвинителей и свидетелей». [(327), стр. 176].

Прошу читателей обратить внимание на то, что с ответчиков по суду биев взыскивается «19 женщин». И это в начале 20 века! Напоминание исследователям, характеризующим восстание, как освободительное. Манапы, вставшие во главе восстания, хотели не освобождения для народа, а освобождения для себя от опеки русской власти, возвращения к прежним временам, когда они были неограниченными владыками, ко временам Ормон-хана, когда в качестве подарка или откупа преподносились рабы и девушки. 65 юртовладельцев Узынгырской волости прошением от 20.09.1910 г. просили губернатора области о защите от манапов, препятствующих оседанию:

«Мы желаем принять оседлую жизнь на общем положении крестьян, … ввиду чего мы переносим со всех сторон разные тяжёлые угнетения и разорения, … не только от должностных своих лиц, которые совершенно разоряют нас незаконным и поборами, но и от влиятельных почётных лиц, от которых не имеем покоя ни днём, ни ночью от их грабежей, … подают совершенно ложные иски, чем предполагают приостановить наше перечисление. Во всяком случае, наше желание не приостановят. Для того, чтобы довершить свою цель и не вводить в заблуждение начальство, мы все готовы принять православную веру». [ЦГИА КазССР ф. 44, оп. 2, д. 8650, л. 12-13].

Как видим, в стремлении уйти от непосильного гнёта манапов беднота была готова изменить не только вековой кочевой образ жизни и полностью перейти под власть российских законов, но и даже сменить веру. Но не все были такими стойкими в своём желании перейти на оседлость. Многие под натиском несправедливых преследований, чтобы не быть разорёнными, отказывались от перехода на оседлость. Поэтому в перечне прошений о переходе на оседлость в журнале общего присутствия Семиреченской области много отметок, что заявители впоследствии отказались от своих прошений.

Зная об этих нарушениях и преступлениях бийских судов, Переселенческое управление выступало за ограничение круга дел, подсудных народному суду, ограничив его только бытовыми спорами. Предлагало «в деле защиты жизни и имущества просителей» о переводе на оседлость  «выработать меры для ограждения интересов части киргизского населения, возбудившего ходатайство … о переводе на оседлое положение». (РГИА, ф. 391, оп. 3, д. 848, л. 105об).

Кроме того, прошения об оседлости вскрывают не только притеснения манапов при желании кочевников перейти на оседлость, но и их бесправное положение вообще, беспредел волостной верхушки, что и явилось одной из причин восстания. В результате такого сопротивления манапов переходу кочевников на оседлость М. А. Фольбаум в донесении от 02.07.1914 г. генерал-губернатору отмечал: «Вопрос (о переходе кочевников на оседлость – Б. М) стоит почти на мёртвой точке, так как работы по оседлому землеустройству киргизов с 1910 по 1914 гг.. включительно коснулись лишь немногих волостей и при том только в двух (Верненском и Пишпекском) уездах». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1849, л. 14].

Во время инспекционной поездки в 1910 г. Семиреченскую область генерал-губернатор А. В. Самсонов предостерегал манапов «от вредного противодействия начинающемуся среди киргизского народа движению к переходу на оседлое положение, при чём высказывал, что не остановится ни перед какими мерами, чтобы уничтожить это противодействие, в том числе и перед уничтожением киргизского суда, являющегося у влиятельных киргизов орудие против оседлости, чтобы держать в руках остальную массу». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 90, л. 84об].

К сожалению, это предупреждение оказалось простой острасткой и не было исполнено русской властью. Несмотря на противодействие манапов, простые кочевники всё же стремились выйти из-под зависимости манапов. В 1911 г. оседлое устройство получили в Семиреченском переселенческом районе получили 4500 кочевников мужского пола, причём, Восточно-Сукулукская волость Пишпекского уезда переведена на оседлый надел в полном составе. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1638, л. 4-4об].

В 1912 г. в Семиреченском переселенческом районе на 23-х переселенческих участка были оседло устроены 1191-о киргизское семейство. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1638, л. 9]. Чтобы бы избежать искажений политики Правительства при переводе кочевников на оседлый образ жизни, считаю нужным рассказать об одном казусе, связанном с переходом кочевников на оседлость. При обсуждении этого вопроса Синод высказал пожелание, чтобы киргизы при переходе к оседлости поселялись не в отдельные кишлаки, а вместе с русскими переселенцами.

В определении Синода от 5 апреля 1912 г. высказывалась «желательность совместного поселения киргизов с русскими, как в целях распространения и укрепления православия среди иноверцев, так и в виду возможности этим путём достигнуть скорейшего приобщения туземного населения к русской государственности и русской культуре». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1663, л. 3]. В то же время, Синодом же при этом делалась оговорка, «чтобы при поселении с русскими число киргизов-магометан не превосходило половины православного населения данной местности, дабы православные при решении всех вопросов, касающихся данного общества, могли иметь преимущество пред иноверцами». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 1663, л. 1-1об].

Главное управление землеустройства и земледелия, так же полагая, что «совместное поселение киргизов с русскими поможет достигнуть скорейшего приобщения туземного населения Туркестана к русской государственности и русской культуре», согласилось с таким подходом и разослало рекомендательный циркуляр, который некоторые кочевники поняли, как обязательное условие. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 2095, л. 103]. Понятно, что они восприняли такой подход, как притеснение их традиций, обычаев и вероисповедания, и даже обратились с жалобой в Государственную думу.

Третья причина восстания – взяточничество властей.

Третья причина восстания – повсеместное, как со стороны русской, и особенно со стороны местной администрации взяточничество, поборы и вымогательство чиновников. Мировой судья 3-го участка Пржевальского уезда В. Н. Руновский в показаниях следствию указывал: «К причинам бунта киргизов я отношу малоземелье и систематическое взяточничество местной администрации начиная от джигита и кончая уездным начальником, на что мне неоднократно жаловались киргизы». [ЦГА КырР, ф. 34, оп. 2, д. 5, л. 48]. Описание взяточничества начну с русской администрации.

Прокурор Ташкентской судебной палаты в своём донесении от 26 октября 1916 г. Министру юстиции одной из причин восстания назвал военную форму управления Туркестанским краем. «Неспособность к делу управления чинов военной администрации, формируемой из строевых офицеров, лишённых всякого административного опыта, необходимых знаний и, в большинстве случаев, не представляющих себе ни задач русской власти на местной окраине, ни способов к достижению этих задач». Военная форма управления усугублялась ещё, как уже говорилось, и общеизвестной чертой русского чиновничества – взяточничеством.

Среди чиновников русской администрации были не только достойные, но и выдающиеся личности, как, например, Г. А. Колпаковский, но надо признать, что, несмотря на надбавки к окладу за службу в этом крае, добровольно служить в Туркестан, в эту далёкую захолустную окраину честных и порядочных чиновников ехало очень мало. Показательный факт, в постановлении о постройке здания для Копальского окружного приказа разрешалось употребить для этого 7 тыс. руб. из суммы, накопившейся от недокомплекта гражданских чиновников Киргизской степи. [РГИА, ф. 1265, оп. 6, д. 27].

Поэтому в качественном отношении в аппаратах власти туркестанской окраины, в основном, сидела не лучшая часть русского чиновничества, для которой местное население было источником наживы. Не случайно, А. Н. Куропаткин, вступив в должность и ознакомившись с подчинённым ему аппаратом, в своём дневнике из всех губернаторов Туркестана только одному – М. А. Фольбауму – дал положительную характеристику. В этой общероссийской действительности для местного, туземного населения положение отягчалось полнейшим бесправием в условиях феодально-байских порядков.

У местных жителей выработался соответствующий взгляд на способности чиновников: если какой-либо управитель после своего назначения не богател, то его считали малоприспособленным к жизни. Всё это подрывало авторитет русской власти. Министр внутренних дел в 1912 г. отмечал: «Авторитет русской власти, прежде столь обязательный, теперь уже не сдерживает киргизов». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 10]. Это подтверждал и Туркестанский генерал-губернатор в 1913 г.

В письме Начальнику Генштаба он сообщал, что «упадок доверия и уважения к администрации несомненно имеется» и приводил этому подтверждающие факты. В июне 1912 г. в Пржевальском уезде во время выборов было неповиновение киргизов. По области «в 1909 г. таких эпизодов было три. В более же ранние времена их бывало ещё больше, причём были примеры поранения чинов администрации и даже уездного начальника». [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 929, л. 13].

У киргизских правителей, кроме и ранее существовавших поборов и подношений, добавился ещё один – использование в своей политической и предвыборной борьбе, так называемого, «чигына», о котором уже говорилось ранее. Народы присоединённых национальных окраин находились на более низких исторических стадиях развития, на стадии родо-племенного общества. Управлять ими теми же методами, что и русских губерниях, было невозможно. Поэтому такие окраины управлялись на основе специальных положений.

До присоединения к России у киргизов существовал феодально-родовой строй. Родами управляли местные феодалы – манапы. После присоединения вводится местное выборное самоуправление. Но этот, казалось бы, прогрессивный принцип, имел отрицательные последствия. Выбранными, по понятным причинам, оказывались те же манапы. Но если раньше манап управлял родом, можно сказать, наследственно, то теперь волостные управители избирались по системе выборщиков. Используя должностное положение, чины туземной администрации извлекали значительные материальные выгоды.

Поэтому с каждым годом выборы в местное самоуправление становились всё более ожесточёнными. Выборщики и родовая верхушка стали делиться на группировки – «партии», ведущих острую межродовую борьбу. Начались махинации с количеством и подкупом выборщиков. Волостной управитель Атекинской волости Пишпекского уезда Далбай Шаралдаев «за допущенные им беспорядки при проверке списков киргизов его волости и выборах волостного управителя с народными судьями» был смещён с должности волостного управителя. [(160), №15 от 09.04.1894 г.].

Не всегда предвыборная борьба проходила в парламентских формах. Дело доходило до примитивных драк, иногда массовых. В представлении о сорванных выборах в Атбашинском участке в 1909 г. Верненский прокурор писал: «Тогда менее сильная партия решила сорвать выборы путём беспорядков – приём, нередко практикуемый киргизами». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 759, л. 37]. Пржевальский уездный начальник объяснял, что причиной этих раздоров являлись «пагубное влияние на народ властолюбивых манапов и главарей партий, интриги и подкупность выборщиков». 

Выборы в Таштюбинской, Саяковской, Тюпской, Курмектинской и Турайгырской волостях сопровождались «грандиозными побоищами», для усмирения которых приходилось вызывать казаков. Нередко такая «предвыборная борьба» заканчивалась трагически. 18 февраля 1906 г. в партийной драке был убит киргиз Толкановской волости Пишпекского уезда Кучук Сатылганов. [(160), №35 от 02.05.1906 г.].

В июне 1906 г. в Кукрековской волости Пишпекского уезда во время драки, происшедшей вследствие партийной вражды, убит Мустапа Тлевов. [(160), №54 от 07.07.1906 г.]. В октябре 1906 г. в Пишпекском уезде во время драки из-за партийной вражды киргизом Акымходжиным убит киргиз Текеп Мурзин». [(160), №84 от 20.10.1906 г.]. В урочище Тогузторау Пишпекского уезда были убиты киргизы Кадыркул Джакин и Телтай Баулбеков. Убийство произошло на почве партийных раздоров. (ГАРФ, ф. 102, оп. 117, д. 64, ч.10, л. 12об).

Были случаи, когда из-за таких раздоров отменялись выборы. Приказ губернатора области от 15.09.1900 года сообщал: «В прекращение дальнейших смут и неурядицы в Абаильдинской волости Пишпекского уезда, происходящих между населением под влиянием главарей двух враждебных партий из-за должности волостного управителя, на основании 70 статьи Степного положения назначаю волостным управителем в названной волости на трёхлетие 1901-1903 гг. киргиза Толкановской волости того же уезда Сарымсака Кызылакова». [(160), №75 от 19.09.1900 г.]. То есть, из-за раздоров был назначен человек со стороны.

Раздоры конкурирующих и даже враждующих партий доходили до того, что власти иногда даже были вынуждены разделять существующие волости. В 1893 г. в Пишпекском уезде «из-за беспорядков» Саяковская волость была разделена на две: Саяковскую и Чуринскую. [(160), №26 от 26.06.1893 г.]. Коль других репрессий не последовало, то понятно, что этими беспорядками были внутренние раздоры. И вот в такой жёсткой, грубой борьбе выбранный манап, чтобы вернуть свои расходы на подкупы и взятки предвыборной борьбы, собирает теперь уже с подвластной ему волости «чигын», с лихвой возмещая свои расходы. Тынышпаев М. заявлял Верненскому прокурору:

«Порой даже земельные отношения бледнеют перед дрязгами выборов и партийности. Теперь нигде ни одного выбора не бывает без громадных подкупов. Каждый раз перед выборами претендент клянётся, что если проведут его, то прекратятся бесконечные «тёмные» (так называются на киргизском я зыке) налоги, настанет мир и спокойствие в волости. Киргизы, увлечённые партийностью, забывают подумать о том, зачем такой благодетельный претендент раздаёт 5-30 и даже 40 тысяч рублей, когда всё его будущее жалование за трёхлетие не превосходит 900-1500 рублей. Претендент, прошедший в волостного или народные судьи, собирает в 5-20 раз больше затраченного капитала, и этот форменный грабёж происходит в настоящее время». [(43), стр. 138].

Причём большую часть «чигына» собирает с «партии», которая выступала против него, а сам «чигын» с каждым годом увеличивался, ложась тяжёлым бременем на простого кочевника. По словам простых киргизов он восстали потому, что «их стеснили землей, а потом, что берут в солдаты». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 7, л. 3], а также взяточничество властей. Так, киргизы Пржевальского уезда «главным виновником своего восстания считают уездного начальника Иванова, так как он слишком много брал с них взяток, раздел их всех, снял с них чуть ли не последнюю рубашку и требовал все новых и новых денег». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 1, л. 11об].

Не в оправдание В. А. Иванова, бравшего взятки через волостных управителей, следует сказать о манапах, которые  кроме «чигына» использовали любую возможность для поборов в свою пользу. Прикрываясь взяточничеством русского начальства, они солидную часть сборов и поборов присваивали себе. О размерах таких поборов не единожды сообщали должностные лица русской администрации.  

Губернатор области после обзорной поездки по южным уездам летом 1908 г. писал: «Не все волостные управители вносят полностью в казначейство собираемые деньги». [(160), №63 от 05.08.1908 г]. В докладной о восстании сообщалось: «Уплата кибиточной подати и других повинностей, как мирного времени, а также и вызванных войной, производилась волостными управителями, которые брали с подчинённых им киргизов в 2-3 раза больше того, что с них требовалось». [(43), стр. 110]. 

Сотрудник по особым поручениям Туркестанского охранного отделения Г. А. Юнгмейстер писал: «Незаконные сборы буквально режут киргизскую бедноту. Приезды начальства, от начальника уезда до последнего джигита, сопряжённые с приёмами и угощениями; поездки в город должностных лиц, которые не могут сделать там ни одного шага, чтобы не дать кому-нибудь, – всё это ложится, увеличиваясь против действительной стоимости в полтора-два раза, на карман букары. … Малейшая задержка в уплате, я уже не говорю о неповиновении, приводит к вмешательству джигитов, которые прямо-таки выколачивают плетьми требуемые взносы». [ЦГИА УзССР, ф. Туркестанское районное охранное отделение, оп. 1, д. 1788, л. 53-59. (31), стр. 396].

Ярким примером использования манапами для поборов любых поводов служит хадж манапа Шабданова в Мекку. Все свои расходы на хадж он возместил с народа, объясняя свой хадж общественным делом. По словам киргизов, этот сбор достиг 12-15 тысяч рублей. [(160), №22 от 14.03.1908 г.]. Показательно также и то, что в стремлении киргизов к оседлости главной побудительной причиной было засилье манапов.

Киргизы, жалуясь на угнетение и обирание их манапами, заявляли, что «единственным средством от всего этого является переход в крестьянство». При этом просители обязывались «наравне с русскими нести все денежные, натуральные и воинскую повинность». [(160), неоф. часть, № 174 от 14.08.1911 г.]. Если стремились в крестьянское сословие, то, значит, манапские поборы превышали более высокие налоги с крестьян и воинскую повинность вместе взятые.

Член Совета Министерства внутренних дел В. Г. Кондоиди в своём отчёте «О расследовании злоупотреблений и беспорядков в некоторых областях Туркестанского и Степного генерал-губернаторств» второй, из пяти причин восстания называл «злоупотребления волостных управителей и аульных старшин, воспользовавшихся реквизицией, чтобы с лихвой вернуть затраченные ими на предвыборную агитацию средства». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 12].

Кроме присвоения части реквизиционных сборов и взяток за освобождение от призыва на тыловые работы, волостные управители творили различные махинации. Волостной управитель Сукулукской волости в своём усердии перед начальством в списки призываемых внёс на 22 человека больше. Когда пристав Беловодского участка И. Грибановский сообщил Тыналиеву, что лишние призывники будут отпущены домой, Чолпонкул заявил родственникам, что сможет освободить их за 200 руб. Родственники, конечно, собрали требуемые суммы, и Чолпонкул получил 4400 руб. (Слово Кырызстана, №231 от 05.10 1991 г.).

Четвёртая причина восстания – война.

Четвёртая причина восстания – Первая мировая война и участие в ней России. С объявлением войны население империи, в том числе и киргизы, было настроено патриотично. Губернатор области в отчёте за 1914 г. отмечал: «Киргизское население к военным событиям, даже после получения известия о присоединении к врагам отечества Турции, отнеслось совершенно спокойно и с готовностью откликнулось на призыв внести свою лепту на военные надобности и на помощь семьям призванных в войска».

Семиреченские ведомости (неоф. часть, №180 от 12.08.1914 г.) в августе 1914 г. сообщали, что киргизы Пишпека и Токмака известили губернатора про торжественные моления в мечетях «о даровании русскому оружию победы над немцами, прося его всепреданнейше повергнуть к стопам Государя Императора одушевляющие их чувства любви и преданности» и пожертвовали в пользу раненых на войне 150 руб. В 1916 г. в ответе на запрос о восстании М. А. Фольбаум добавлял:

«В разгар войны добродушные, в сущности, и податливые на ласку киргизы единодушно разделили общий подъём населения и очень щедро жертвовали на нужды войны как материальными средствами в виде юрт и прочее, так и физическим трудом, облегчая в 1914 и 1915 гг. русскому населению уборку урожая». [ЦГА КырР, ф. И-75, д. 46, л. 103]. Так, киргизы Беловодского участка Пишпекского уезда в июне 1915 г. пожертвовали на нужды войны 168 руб. [(160), неоф. часть, №190 от 15.07.1915 г.].

Киргизы Загорных волостей Пишпекского уезда в ноябре 1915 г. на военные нужды собрали 1295 руб. [(160), неоф. часть, №315 от 15.12.1915 г.]. На нужды действующей армии в Пишпекском уезде было пожертвовано киргизским населением Восточно-Сукулукской волости 100 тулупов и 198 пар пайпаков (тёплая обувка); Багишевской волости – 57  тулупов и 491 пара пайпаков; Шамсинской волости – 24 тулупа и 101 пара пайпаков. Похожие пожертвования были и в других волостях. [(160), неоф. часть, №3 от 04.01.1915 г.].

Очень показательным является следующий факт. Попечительское общество Тынаевской волости в марте 1916 г. постановило оказать помощь в проведении весенних работ семьям мобилизованных, распределив нуждающихся на три категории. 1-ая – бедным четырём семьям выделить из киргизских земель, приобрести семян, вспахать и засеять 9 десятин. (По-видимому, это были ещё неустроенные переселенцы). 2-ая – более бедным восьми семьям выделить из киргизских земель 9 дес. и вспахать всего 15 дес. 3-ья – 15-и беднейшим семействам вспахать и засеять 28 дес. пашни. [(160), неоф. часть, №121 от 02.06.1916 г.].

Но затянувшаяся война, ухудшившееся экономическое положение изменили настрой общества и особенно мусульманского населения, вследствие войны против единоверной Турции. Врио губернатора А. И. Алексеев в отчёте о восстании писал: «Повторные наборы ратников и новобранцев, вывод войск из области породили среди киргизов мысль, что враги России очень сильны. К этому времени прибавилось известное «тыловое» утомление, ощутительное и у киргизов". [ЦГА РУз, ф. И-1, оп. 31, д. 1182, л. 8]. Хотя коренных жителей Средней Азии не призывали в армию, трудности военного положения тяжёлым бременем ложились и на них.

Вводились новые налоги и всевозможные «добровольные пожертвования» для армии, росла дороговизна. В исследованиях о восстании, как правило, говорится о поставках скота и имущества киргизами. Создаётся впечатление, что это было обязанностью, тяжёлой ношей только киргизского населения. Но и на русских, кроме призыва в армию, также лежали обязанности по уплате налогов и по поставкам. На заседании Семиреченского военно-промышленного комитета 22 сентября 1915 г. обсуждались цены на юрты, поставляемые для армии и стоившие ранее 90 руб., теперь на рынке оценивались в 200 руб.

По этому вопросу член комитета А. И. Черных. сделал заявление: «Киргизы не несут воинской повинности, они не обременены непосильными налогами, как мы, русские люди, кровь которых сейчас льётся рекой, а потому платить им (киргизам – Б. М.) такие цены за юрты нет оснований. Всё, что нужно для армии, должно быть реквизировано у них так же, как реквизировалось у русского населения осенью прошлого года: лошади, стоившие 400 руб., (оценивались) по 150-200 рублей». [(160), №259 от 09.10.1915 г.]. То есть, русские также подвергались реквизициям и так же по низким ценам за поставки. Если скот поставляли, в основном, киргизы, то поставки продовольствия, фуража, предоставление гужевого транспорта ложились, в основном, на русских, как земледельческую часть населения.

В декабре 1916 г. из Верненского уезда сообщали: «В связи с введением военного положения были мобилизованы лошади и подводы для перевоза. По Верненскому уезду было реквизировано две с половиной тысячи лошадей и телег, что составило почти все наличное количество лошадей. В этой связи поднимался вопрос, распространяются ли льготы на переселенцев Семиреченской области по поставке лошадей в войска. «Если не будет прекращена реквизиция лошадей и подвод в селах, то нарушится хозяйственная жизнь селений, пахоты весной не будет, а с вывозом хлеба в Ташкент получится голодовка у нас». [ЦГА РКаз, ф. 19, оп. 1, д. 603, л. 589-590].

Такая обстановка в русских селениях была не только Верненского уезда, но и по всей области. Но, главное, православное население, кроме реквизиций, исполняло воинскую повинность: отправляло своих мужей и сыновей на войну. Часто встречаются утверждения, что всё русское население Туркестана было освобождено от воинской повинности. При этом они ссылаются на Устав о воинской повинности издания 1897 г. Но в связи с тем, что на территории Семиреченской области находилось Семиреченское казачье войско, то русское население этой области отбывало воинскую повинность.

Да, первые переселенцы, водворяемые во вновь создаваемые поселения (на пустом месте), называемых «выселками», освобождались от военной службы на 25 лет. Переселенцам, водворяемым в уже существующие поселения, эта льгота уменьшалась вдвое. С 1887 г. всё русское население Семиреченской, не имеющее льгот по отбыванию воинской повинности, а также причисленные к русским мещанским и сельским обществам инородцы привлекались к отбыванию воинской повинности. [РГИА, ф. 391, оп. 4, д. 933, л. 39об. Записка о состоянии Семиреченской обл. в 1908 г. Верный . 1909 г., стр. 20].

Так, первый рекрут из моего села Беловодского, основанного в 1866 г., был призван в 1891 г. Освобождение от воинской повинности получали только вновь прибывшие переселенцы. Впоследствии эта льгота, как и количество земли, выделяемой на одну мужскую душу, постепенно уменьшалась. По закону о переселении от 6-го июня 1904 г. переселяющиеся на земли азиатской России, в том числе и в Туркестан, освобождались от казённых повинностей на три года. (История СССР, 1960 г., №5, стр. 162).

В 1910 г. Межведомственная комиссия по пересмотру Устава о воинской повинности, приняв во внимание заключение Туркестанского генерал-губернатора и областных губернаторов края, эту льготу о воинской повинности отменила совсем и постановила привлекать всё русское население области к воинской повинности на общем основании. [Бахтурина А. Ю. Окраины Российской империи: государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны (1914-1917 гг.). М. 2004, стр. 303].

В 1910 г. в призывные списки по выполнению воинской повинности в Семиреченской обл. было внесено 1135 человек. Из них великороссов 886, магометан – 133, евреев – 1. (Семиреченские ведомости, неоф. часть, №169 от 09.08.1911 г.). Положение от 1869 г. о порядке производства реквизиций во время войны и в период мобилизации гласило:

«Ст. 138. В военное время и в период мобилизации всё необходимое для обеспечения потребностей армии может приобретаться реквизициями в пределах Империи. Ст. 139. Реквизиция есть принудительное приобретение от жителей средств, необходимых для удовлетворения потребностей армии, а равно обязательный наряд местных жителей для производства работ, вызываемых военными обстоятельствами. Ст. 139-1. Реквизиции устанавливаются платные и бесплатные. В пределах своей страны назначаются всегда платные реквизиции». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 1 и 2].

Согласно пункту 28 «Положения о реквизиции лошадей» по военно-конской повинности «за каждую реквизированную на сдаточном пункте лошадь производится владельцу оной вознаграждение за счёт Государственного казначейства в размере, установленном для лошадей, принимаемых по военно-конской повинности». [РГИА, ф. 1276, оп. 20, д. 121, л. 57об]. Безусловно, цены по реквизициям были более низкими по сравнению с существующими в это время рыночными ценами, но таковы были реалии военного времени.

Закупка скота для армии по «твёрдым ценам» ударило по всем владельцам скота: и киргизов, и русских. Недовольство этим мероприятием вылилось выступлениями и в русских посёлках. Заведующий водворением переселенцев в Копальском подрайоне писал по этому поводу: «Не признающие никаких законов и нежелающие ни с чем считаться солдатки в селениях обременяют сельские власти всякими раздорами, и терпеливым старостам зачастую приходится жертвовать своею бородою в пользу успокоения рассвирепевшей женщины». В селе Преображенском Пржевальского уезда солдатки устроили погром в волостном управлении. [(268), стр. 32].

А то, что киргизы за поставляемых скот, лошадей и другое имущество даже выделенную оплату получали не полностью, а иногда совсем ничего не получали – это вина своих волостных и аильных правителей, которые присваивали эти деньги себе. В соответствии с пунктом 10 «Положения о порядке проведения реквизиции», расчеты производились не с каждым отдельным поставщиком, а «по окончании платной реквизиции деньги по утверждённым тарифам и установленным ценам выдаются представителям населения», то есть старостам, волостным и аульным старшинам. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1956, л. 4].

Далее будет рассказано, что после начала призыва на тыловые работы была дана отсрочка до 15 сентября для уборки урожая. Межведомственное совещание, состоявшееся при Генштабе 22 августа, на запросы губернаторов отказало в ходатайствах о дальнейшем продлении отсрочки, обосновывая это тем, что «на фронте работает большое число рабочих из населения занятых армией районов, и притом несут эту повинность уже давно». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1920, л. 2]. То есть, тыловые работы не были чем-то новым, изобретённым для уничтожения инородческого населения. Это было перераспределение тягот тыловых работ с прифронтового населения на инородцев.

Восстание началось в конце второго года войны, когда уже явно начали проявляться ослабление экономического положения России и недовольство общества, в том числе и русского населения, политикой царизма. У «инородцев» постепенно крепла надежда: воспользовавшись сложившейся ситуацией, скинуть правление русской власти. Следствием Верненского окружного суда киргиз Каргалинской волости Игимбай обвинялся в провокационных разговорах, что «когда русские уйдут на войну, то киргизы отберут у них всю землю». [РГИА, ф. 1405, оп. 530, д. 886, л. 31].

Врио губернатора Ферганской области полковник П. П. Иванов сообщал в Главный штаб: «Война дала возможность вражеской пропаганде убедить туземцев в истощении России войной, недостаточности войск и оружия в крае и, таким образом, в благоприятности момента для безнаказанных выступлений». Участник восстания Ергабай Далдыбаев в своих воспоминаниях говорил: «Повстанцы знали о положении царской армии на фронтах. Говорили, что на войне уничтожено много войск, поэтому других отрядов в помощь карателям царская власть выслать не сможет». [(176), стр. 139].

В связи с призывом инородцев на тыловые работы возникли новые малообоснованные слухи: о крупных поражениях русских войск на фронте, о полном истощении русских сил. Призыв инородцев на тыловые работы был воспринят местным населением, как исчерпание у «ак-паши» для этих целей русских солдат, как его слабость. Призывая к восстанию, Канат Абукин убеждал киргизов, что «покорить край (киргизам) ничего не стоит, так как все русские войска на войне, а дома только женщины и дети, да старики». [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 15, л. 12об].

Положение в крае давало основание для таких заявлений. В телеграмме А. Н. Куропаткину М. А.Фольбаум, сообщая о положении в области, писал: «Сейчас в деревнях одни бабы, войск мало». Заведующий Семиреченским переселенческим районом в докладе Главному переселенческому управлению в декабре 1915 г. сообщал: «В Верненском уезде число призванных с 20 июля 1914 г. по 1-ое октября 1915 г. составляет 60% (призывного населения). Принимая в соображение, что призываются мужчины от 19-и до 42-х лет, можно сказать, что почти весь (мужской) деятельный элемент деревни отсутствует». [РГИА, ф. 391, оп. 5, д. 1786, л. 19].

Из Пишпекского уезда в 1915 г. было призвано ратников в апреле 1039 человек, в августе – 1685, в сентябре – 522, в октябре – 154 человека. [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1539, л. 18-29]. А впереди до начала восстания был ещё год войны, и были ещё призывы теперь уже ратников запаса 2-ой категории. Принимая во внимание, что призывались мужчины от 19-и до 42-х лет, то можно сказать, что из мужчин в сёлах были только дети и старики. 

Слова М. А. Фольбаума, что «в деревнях одни бабы» подтверждает и старшина Преображенской волости Пржевальского уезда Аркадий Селиверстович Тюринов. Он рассказывал, что «так как у нас мужиков было мало, то мы для устрашения киргизов переодели в мужские костюмы женщин, которые тоже выходили с нами за село» для отражения атак восставших. [ЦГА КырР, ф. И-75, оп. 1, д. 13, л. 10об]. Помощник Начальника Туркестанского почтово-телеграфного округа, сообщая руководству о разрушениях телеграфной связи в результате восстания, докладывал:

«Приступить к восстановлению телеграфного действия от станции Дмитриевской (между Пишпеком Токмаком – Б. М.) до Пржевальска и от Рыбачьего до Нарына нельзя даже в настоящее время вследствие того, что всё мужское население в Семиречье мобилизовано». [РГИА, ф. 1289, оп. 12, д. 834, л. 130]. Подтверждением отсутствия в сёлах деятельного мужского населения был возраст жертв мужского пола – до 20-и лет и старше 40-а. К тому же, русские посёлки были разбросаны, большей частью, посреди киргизских волостей и значительно удалены друг от друга и от крупных населённых центров.

В результате, ввиду ухода из Туркестана на фронт значительной части войск (в частности, 2-ой Семиреченский казачий полк был отправлен в Персию, где он обеспечивал оккупацию провинции Хорасан), разоружения русского населения, значительного уменьшения мужского населения русских сёл из-за призыва в армию, на первый взгляд, соотношение сил было в пользу восстания, и возможность победы казалась вполне достижимой. Докладывая генерал-губернатору о расположении войск в Семиречье, М. А. Фольбаум сообщал:

«В Пишпекском уезде четыре участка: Беловодский, Токмакский, Зачуйский и Загорный. Имеют четыре приставских конвоя и 50 конных пишпекской караульной команды» [(175), стр. 42]. Конвой пристава составлял обычно 10-12 стражников (милиционеров), следовательно, во всём Пишпекском уезде войск было около ста человек. В призывах к восстанию говорилось, что «русских солдат мало, и их можно камнями и палками уничтожить». Сомневающимся инициаторы восстания внушали, что из-за трудностей на фронте войска вряд ли вернутся, да и переброска их с Запада займёт много времени.

К весне 1916 г. в Туркестане находились около 200 тысяч военнопленных и около 70 тысяч беженцев с территорий, занятых немцами и австро-венграми. Решившиеся на восстание надеялись на поддержку военнопленных. 16 июля около лагеря сапёров близ Ташкента был задержан «местный туземец, предлагавший сербам (военнопленные из австрийской армии – Б. М.), жившим в этом лагере, принять участие в сартовском беспорядке, в котором, по его словам, должны принять участие пленные в Ташкенте и афганцы». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1916в, л. 413].

Появление беженцев из оккупированных районов было новым явлением для Туркестана, которого до этого внешние войны России касались косвенно. Эвакуация беженцев в Туркестан приводила к ухудшению продовольственной проблемы в крае. Кроме того, в связи с прибытием беженцев и принесённой ими информации о военных поражениях русской армии, среди азиатского населения стали распространяться дополнительные слухи о слабости России. Губернатор Самаркандской области Н. С. Лыкошин, анализируя причины восстания, отмечал:

«Направление в Туркестанский край беженцев в большом количестве и в ужасном состоянии. Это явление сильно уронило в глазах туземцев наш престиж, показав, что мы потерпели частично поражение и лишились значительной территории. Появление беженцев было принято туземцами чуть не за следствие победы германцев, а агитаторы этим воспользовались в своих интересах». [(44), стр. 28]. А. Н. Куропаткин в своём докладе Военному министру в январе 1917 г., перечисляя причины восстания, также указал на «неудачное направление в Туркестанский край беженцев».

Недовольные также надеялись на поддержку Турции и Германии; на выступление Персии и Афганистана. Управляющий политическим агентством в Бухаре Н. А. Шульга сообщал: «Агентурные сведения из разных источников настойчиво говорят об отправлении 7-го июля из Самарканда депутации в Афганистан с просьбой о помощи». [РГИА, ф. 1292, оп. 1, д. 1933-б, л. 243]. Начальник Туркестанского охранного отделения полковник М.Н. Волков сообщал о перехвате переписки ташкентских казиев с представителями афганского эмира в Бухаре. Ташкентские казии призывали эмира выступить против России. [Там же, л. 272].

И в заключение связанная с войной бытовая причина, но что сказывается в определённых обстоятельствах. Мещанин гор. Пржевальска Фазлутдин Забиров сообщал следствию: «Помимо недовольства набором в «солдаты» киргизы … киргизы жаловались на то, что во время призыва русских солдат по селениям и базарам киргизам (было) ездить нельзя, так как солдаты (призывники – Б. М.) отбирают у киргизов всё, что можно: покупки, плети, шапки и так далее, требуя с них за это выкуп себе на водку». (Семиречье. 1916 год. Сб. мат. и док. Алматы. 2008, стр. 68).

Пятая причина восстания – иностранная деятельность.

Восстание 1916 г. в Средней Азии, как уже говорилось, явились результатом стечения многих процессов, происходящих в Российской империи, но нельзя не учитывать и внешних факторов, которые не могли не оказывать своего воздействия на развитие событий. Ограничение причин восстания только границами Туркестана и Семиречья, без учёта международной обстановки и деятельности иностранных держав, не даёт объективной картины восстания и не указывает на все силы, которые стали его побудителями.

Британский министр иностранных дел Э. Грей накануне Первой мировой войны сказал: «Всех последствий подобной войны … совершенно нельзя предвидеть». (История дипломатии. М. 1963, т. 2, стр. 789). События, произошедшие в мире с началом войны, подтвердили это предвидение. Например, вспыхнули ряд конфликтов на территориях, где проживали мусульмане (мятежи в странах Северной Африки, в Ливане и Сирии в 1915-1916 гг., «восстание в пустыне» в Аравии в 1916 г.), которые были как бы, унаследованы от довоенного времени и на первый взгляд не имели отношения к борьбе коалиций Первой мировой войны.

Однако, с одной стороны, они были инициированы кем-нибудь из участников войны. Например, восстание против Османов в Аравии, где военным советником у восставших был английский разведчик полковник Лоуренс. С другой стороны, участники этих движений сами были вынуждены искать себе союзников среди держав, участвующих в войне, для получения оружия, боеприпасов и денег. (Восток, 2004, стр. 60). 
Продолжение в 7-ой части.